1 Инцест
Игорь Гудзь
Доктор долго листал медицинскую карточку, шуршал анализами, близоруко щурясь рассматривал графики исследований, что-то бурчал себе под нос. Наконец поднял глаза на сидевшую перед ним Марину:
-Что же! Показатели пока в норме, с учетом специфики заболевания, конечно! Анализы - как у нормальных, особых отклонений не наблюдаем, физически развит неплохо, а умственные способности, сами понимаете… скажем так, задерживаются. Сколько ему?
- Пятнадцать недавно было, - чуть слышно произнесла Марина.
- Ну вот, пятнадцать уже! Ничего! Не у Вас одной так! Живут и с этим люди, привыкают, приспосабливаются. Муж-то как, держится? Переживает тоже, наверное!
Марина медленно отвернула взгляд к окну. Помолчала.
- Муж… объелся груш. Как узнал, что у Витеньки … вот это всё. Так сразу и… объелся. Одна я с ним, с Витей. Поначалу мама помогала, да не выдержала она, померла два года как.
- Да-а! – нахмурился доктор, снял очки, не спеша протер их салфеткой и снова водрузил на место. – И как? Справляетесь?
- Куда денешься? Сын ведь, не чужой! Правда… даже говорить неудобно...
- Говорите всё как есть! Вы у врача на приеме!
Марина замолчала, собираясь с силами.
- Понимаете, доктор, с умом-то – задержка, как Вы сказали, а вот там… всё у него в порядке. Даже более чем! Я же его купаю до сих пор, вижу ...
Пришлось доктору ещё раз снять и протереть внезапно запотевшие очки.
- Понятно! Ну, это естественно, пятнадцать…самый возраст такой, природу не обманешь! И в чем это выражается у него?
- Всё, как и у всех в этом возрасте. Раньше просто интересовался. Подглядывал там в ванной, иногда потрогать пытался за грудь, ещё куда-то. А сейчас уже как бы и приставать начал. Ну, как мужчина, понимаете. Спим-то мы вместе...
- Спите вместе!? - подскочил со стула доктор. - Это уж никуда не годится! Разве можно так! Вы что…
- А как? «Хоромы» наши - комната 14 метров да кухонька 5,5. Стол, стульев пара, шкаф да кровать одна на двоих. Был бы нормальный - поговорили б, а так... разве объяснишь?
В кабинете повисло тягостное молчание. Мать ждала хоть какого-нибудь совета, а врачу и сказать было нечего.
- Вам к сексопатологу бы, – заикнулся доктор.
- Была я… у частного, – подняла на него глаза Марина. - Пять тысяч взял, а толку-то! Болтовня одна! Побеседуйте, говорит! Всё программы всякие втюхивал, за деньги, конечно. Половое воспитания и всё такое. Какое воспитание, если он не соображает ничего! А я как мать лучше всякой программы знаю, чего мальчику моему надо.
- И чего же?
- Женщину ему надо, вот что! Молодую, здоровую, опытную в делах этих! И без комплексов. Только где её взять, если он… вот такой у меня. Кто же захочет с таким?
Доктор откинулся на спинку кресла, долго смотрел в окно. Потом открыл лежавший рядом на стуле дипломат, достал свежий номер «МК», раскрыл предпоследнюю страницу.
- Вот что Вам надо! – ткнул он пальцем в вереницу объявлений.
- Что там? – перегнулась Марина через стол. – «Досуг», опять «Досуг», вот… «Массаж», «Приятный отдых», что это? Мне-то зачем… «досуг»? У меня дома уж такой досуг, что удавиться впору!
- А Вы позвоните! – ощерился доктор. – Там Вам всё и расскажут! Газетку заберите, пригодится как раз.
На том и расстались.
Неделя прошла в суматохе. Марина выкладывалась по полной, сил больше не оставалось ни что. Разговор тот с доктором как-то подзабылся в суете повседневных забот. Прибегала с работы вся взмыленная, выслушивала стоны и слезы сиделки, стирала, готовила на следующий день, кормила Витеньку с ложечки, купала его и укладывала и… сама валилась рядом без сил.
Однако в одну ночь спать не пришлось. Сын опять приставал всю ночь, да так, что еле отбилась. Кое-как упокоила мальчика. Досыпала на полу, от греха.
Вот тогда и вспомнилась газетка та, «МК» или как её там…
Утром, до работы, набрала номер одного из «Досугов», расположенных как раз в их районе.
- Спасибо, что позвонили! – проворковал приветливый женский голос с мягким южным акцентом.- Скажите, пожалуйста, как я могу к Вам обращаться?
- Марина!
- Доброе утро, Марина! Я - Анжела! Мы всегда рады оказать Вам услугу. Что бы Вы хотели? Отдохнуть, повеселиться? Есть мальчики интересные. Молодые, сильные, сексуальные и не без интеллекта, между прочим! Поговорить там... тоже могут.
- Нет! Мне… другое надо.
- А-а! Я поняла! Хотите подружку на вечер. Есть и такие! Вам как – молоденькую, или постарше, с опытом?
Марине стало душно и противно, подкатила тошнота. Она привстала, дотянулась до окна и распахнула настежь форточку. Облизнула пересохшие губы.
- Мне подружку, да. Только…для сына. Сын у меня, сам он стесняется!
В трубке некоторое время молчали.
- Ну… если мама просит, – несколько смущенно произнесла Анжела. – мы уж постараемся! Сыну как лучше, к нам в гости или у себя?
- Лучше у себя, – пробормотала Марина. – Только тесновато у нас.
- Ничего! Девушки у нас неприхотливые. Какое время назначим?
- Завтра, к пяти вечера. И это… сколько?
- Пять тысяч за час. Если продлевать… дальше дешевле будет!
- Парень у меня нестандартный. Справится девушка-то?
- Не беспокойтесь, сделаем всё как надо! Адрес и телефон пожалуйста. Оплата по прибытии!
- Ладно! Пишите…
Витенька сидел на кровати, и, казалось, с интересом прислушивался к их разговору. Но это именно казалось - понять он ничего не мог, хотя, очевидно, чувствовал, что речь идет о нем. В какой-то момент он начал медленно раскачиваться, потом все сильнее, из горла его вырвался страшный рев, переходящий в протяжный вой.
Марина тревожно оглянулась на него и поспешила закончить разговор.
Витя раскачивался все сильней, кровать заходила ходуном, шатаясь, как маятник. Не успела Марина подбежать, как сын перелетел через спинку кровати, рухнул на пол и забился в судорогах. Мать упала на него, прижимая всем телом, правой рукой схватила всегда лежащую наготове деревянную ложку и протиснула её сквозь трясущиеся в припадке зубы.
Прошло несколько минут. Витя ещё несколько раз дернулся и затих. Марина чуть вздохнула - на сей раз обошлось без последствий. По-лёгкому прошло, слава Богу!
Марина попыталась приподняться, но сын не отпускал, всё сильнее прижимая её к себе. Тело его началось опять двигаться, но это были уже не беспорядочные конвульсии, а ритмичные, нарочито ритмичные движения.
-Вставай, сынок! Вставай! Всё кончилось уже! Вставай, дорогой! Любимый мой! – нежно шептала она ему в ухо, стараясь потихоньку освободиться. Наконец ей удалось ослабить его объятия и чуть приподняться. Витя глухо завыл, лицо его исказило страшной гримасой.
Марина заглянула ему в глаза, и, может быть, в первый раз ей стало по-настоящему страшно. Это были глаза не его любимого Витеньки, но глаза зверя, обуреваемого диким желанием.
Она с трудом подняла сына с пола и уложила на кровать. Парень вроде бы немного успокоился, затих. Марина понимала, сердцем чуяла, что это ненадолго. Надо было что-то с этим делать. И она набрала давешний номер.
Пропустив, не слушая начальное воркование, Марина попросила, если это возможно прислать кого-то прямо сейчас.
- Вот так вот… приспичило? – удивилась даже Анжела. – Надо посмотреть! Так рано девушки отдыхают. Хотя… есть одна! Вы знаете, и зовут её тоже Марина. Ждите! Через полчаса будут! Но за срочность такую, сами понимаете, ещё тысчонку придется!
- Ладно!
Марине было уже все равно.
Действительно, ровно через полчаса раздался звонок в дверь. Притихший было Витенька резко встрепенулся, приподнялся на кровати и уставился мутным взглядом на входную дверь. Из горла его опять вырвался протяжный надрывный вой.
Марина открыла. На пороге возвышался огромный мужик, сзади топталась небольшого роста молодая женщина.
- По вызову! – прохрипел сутенер. – Расплатитесь сразу. Пять и ещё тыщу сверху!
Марина достала из кармана халата заранее приготовленные купюры и безропотно отдала.
Мужик аккуратно пересчитал.
- Время – час! Захотите продлить, Марина все расскажет! Часа-то хватит? – вдруг совсем по-родственному улыбнулся он. Прямо отец родной!
- Хватит! - отрезала Марина. И кинула девушке: - Заходи! Времени мало!
- Ой! А кто это у Вас там воет! – чуть отступила назад дама. – Я собак до смерти боюсь! Один раз нарвалась уже у одного тут!
- Не бойся! Нету здесь собак никаких! Люди только!
Дама вошла, Марина кивнула сутенеру и закрыла дверь на все замки. Она твердо решила помочь сыну, во что бы это ни встало!
Вторая Марина профессионально проскользнула в ванную и немного спустя явилась в коридоре обмотанная лишь одной тонкой коротенькой простыней.
- Я готова! Где наш сынок?
- Тапочки надень! – кивнула на шлепки Марина первая. – Он там в комнате. И поласковее с ним, не спеши, первый раз он, так-то! Да вообще с женщиной – первый раз!
- О-о! Девственник! Ни разу с такими не была! Меня-то ломали, а вот чтобы я сама… Интересно даже!
И прошмыгнула в комнату. Дверь захлопнулась.
Мать встала у порога и с замиранием сердца стала прислушиваться к доносящимся оттуда звукам. Рука её судорожно сжимала проклятую ложку.
Марина часто оставляла Витеньку с сиделкой, вроде бы тоже женщиной, и ни о чем таком не беспокоилась. Сейчас всё было по-другому. Что будет, как он себя поведет, как отреагирует? А эта женщина, она же не знает ничего, надо было предупредить! Как скажешь-то, ведь сразу откажется!
Пока все шло хорошо. Марина вторая что-то щебетала, Витю было неслышно. Потом всё стихло, послышался скрип их старой кровати, звуки становились всё сильнее, послышался хорошо знакомый Витенкин рев и… отчаянный женский визг пронзил все вокруг. Марина прямо как остолбенела, не смогла даже руки поднять, чтобы дверь открыть, стояла как парализованная.
Дверь сама распахнулась, оттуда выскочила дама, совсем голая, сзади за ней волочились обрывки простыни. Девушка, ни слова говоря, схватила одежду и в чем была, попыталась выбежать из квартиры.
Марина перегородила ей выход.
- Ты куда! Час не прошел ещё! Уплачено!
В глазах девушки стоял неподдельный ужас.
- Мамаша! Он же больной у Вас! Он меня укусил страшно, не так, как бывает, а... по-звериному! А потом… вон! – она повернулась спиной, на которой снизу вверх красовались несколько глубоких царапин. – Он…больной у Вас! На голову больной, совсем плохой! Ему лечиться надо, а Вы ему…девушку!
Она вся дрожала. В её работе всякое бывало, но чтобы так… Покопалась в сумочке и протянула Марине пару тысячных купюр.
– Вот, больше нету! Это заработок мой, остальное они забирают! Всё отдаю, до рубля! Только уйти дайте! У меня ребенок маленький!
Марина оттеснила её в кухню.
-У меня, как видишь, тоже маленький! Оденься пока и…сядь, не дрожи!
Достала из шкафчика небольшой штоф коньяка и рюмку.
- Выпей! Успокойся! Уж больно нежная оказалась. Ты на меня посмотри… всю жизнь вот так!
Девушка схватила рюмку, опрокинула внутрь и тут же сама налила ещё одну. Вторая ушла вслед за первой. Она медленно утерла губы рукой и уже слегка осоловело уставилась на Марину.
- Я, мамаша,всё понимаю… и сочувствую. Но что делать-то будем! Я к нему больше не пойду. Боюсь я! Загрызет! - глаза её наполнились слезами. - Ведь загрызет, как зверь, загрызет. Я знаю, как это… пришла тут к одному, а у него псина огромная. Как клиент-то застонал от страсти, пес, видать, что-то не то подумал и… кинулся. Типа спасать хозяина! Насилу вырвалась!
Подняла голову и посмотрела Марине в глаза.
- И я вот что Вам скажу, мама! Вы не обижайтесь. С сынком Вашим то же самое, он как тот пес, я извиняюсь, конечно. И глаза… страшные. Нечеловеческие…
Девушка немного успокоилась, закурила. Некоторое время они сидели молча, думая каждая о своем.
- Ладно! – чуть слышно произнесла Марина. – Сама виновата, надо было сказать. Так не согласилась бы ты!
- Страшно, мамаша, ей-богу страшно! Надо все же предупреждать. Проститутки тоже люди! И Вам с ним нельзя… Отдайте в клинику какую, пусть подлечат.
- Клинику! – усмехнулась Марина. – А ты бы своего, не дай Бог, отдала бы? Родной он, кровиночка, маленький ласковый был, тихонький такой, ляжет под бочок и молчит, и смотрит глазками своими. Мы ведь до годика и не знали ничего. А потом видим: не узнает никого, не откликается, ничем не интересуется, даже игрушками. Всё сидит или лежит и смотрит, смотрит куда-то. Муж не выдержал, ушел! А я вот осталась, хотя мне все говорили, и врачи…отдай, отдай… Да куда же я его от себя отдам? На опыты что ли медицинские!
Девушка снова наполнила рюмку и придвинула её Марине.
- Выпейте тоже, мамаша! Легче станет!
Марина мотнула головой и отодвинула рюмку.
- Нельзя мне! Спиться боюсь! С кем он тогда?
Девушка опустила голову, о чем-то глубоко задумалась. Потом несмело, исподлобья взглянула на Марину.
- Про инцест слыхали?
- Инцест… что-то там про царей, кровосмешение? - поморщилась Марина.
- Ну да! И тогда это было, и сейчас есть! Это когда, понимаешь… – перешла на «ты» девушка, - Дочь с отцом, брат с сестрой, сын с…
- Ты что! - вскочила Марина, опрокидывая стул. – Ты что говоришь, дура. Тварь, скотина, проститутка! Ты что несешь, на что намекаешь!?
Девушка встала, невозмутимо взглянула на часы.
- Сейчас Руслан вернется! Пора мне! Продлевать, как я понимаю, не будете. Деньги себе оставьте. Я с Вас не возьму! Не отработала!
Накинула куртку и уже на выходе бросила через плечо:
- Я, может, и дура, но… другого выхода у тебя нет! Пока!
И вышла вон. Дура такая… Идиотка прямо.
Двери захлопнулись, послышались приглушенные голоса, заскрипел старый лифт. Всё стихло. Марина вернулась в комнату и устало опустилась на кровать. Рядом сидел, чуть покачиваясь и подвывая, Витенька.
Марина придвинулась ближе и осторожно погладила его по голове.
- Натерпелся, сынок!? Вон оно как бывает! Ничего, ничего… прорвемся, прорвемся!
Витя поднял голову, губы его чуть дрожали, глаза лучились смирением. Совсем как тогда, когда он был крошкой. Марина обняла его, склонила голову и тихо заплакала.
Так и просидели они почти весь день, как будто прощались. С чем-то таким, что вот сейчас уйдет и уже никогда больше не вернется. Постепенно стемнело, комнату опутал мрак, загорелись окна напротив, послышался далекий детский крик. Марина встрепенулась, посмотрела на часы. Вечер уже… Пора и укладываться. День уж больно тяжелый выдался.
Купать Витю она как-то не решилась сегодня. Прилегла рядом и тихо запела:
- А-а-а-баюшки, а-а-а-заюшки, а-а-а-баюшки, а-а-а-заюшки…
Обычно Витя, намаявшись за день, быстро засыпал под эту незамысловатую колыбельную. Но сейчас он ворочался, вздыхал, стонал, сучил ногами, чуть слышно подвывая.
Марина приподнялась, посмотрела на него и наткнулась на всё тот же взгляд. Сын ждал… и она знала, чего.
Марина встала с кровати, прошла к шкафу, достала обернутую в белое иконку, оставшуюся от мамы, прижала её к груди и вышла в кухню.
Она никогда не была верующей и не знала толком ни одной молитвы. Поставила икону на холодильник, отошла чуть в сторону. Надо было хоть что-то произнести, но Марина не знала, что именно нужно… для такого дикого случая. Так и простояла молча минут десять.
Перекрестилась трижды, прошла в ванную, смыла с себя всё дневное, оделась в белую ночную рубашку и вошла к Витеньке. Он не спал, сидел на кровати и всё сильнее раскачивался. Марина уложила его и сама прилегла рядом.
Затаив дыхание она ждала…. И была уже готова ко всему.
Дверной звонок заставил её буквально выпрыгнуть из кровати. Накинув халат, она метнулась к дверям, прислонилась к косяку и смогла только спросить чуть слышно:
- Кто там…
- Это я… Марина.
2 Я всегда буду рядом
Марина Шатерова
Попрощались и ушли последние друзья и родственники. Уходя, сочувственно кивали, сжимая руку, просили держаться, обещали звонить и брали обещание делать то же самое, если что-либо понадобится. Дольше всех задержалась сестра, видя апатию молодой вдовы, решившая прибрать со стола и вымыть посуду.
Вероника, проводив гостей, устало села в кресло и не смогла отвести взгляда от небольшой фотографии в рамке с чёрной ленточкой в углу, с которой улыбался молодой светловолосый мужчина. Серые его глаза с прищуром контрастировали с загорелой кожей, а лёгкая щетина придавала мужественности лицу с чувственным ртом и тонким носом.
Она помнила тот день, когда была сделана эта фотография. То был пикник на озере с друзьями, спустя несколько месяцев после того, как они начали встречаться. Кадр сделан одним из друзей, когда Макс, так звали её любимого, улыбнулся на чью-то шутку и не видел, что его фотографируют, что запечатлело его внешность совершенно естественной, лишённой того позирования, которое обычно бывает перед камерой. А теперь эта рюмка воды, накрытая хлебом, свеча в стакане пшеницы, всё это вызывает какой-то внутренний протест, нежелание смириться и принять действительность, как она есть.
Отклонив предложение сестры остаться у неё на ночь, Вероника закрыла за ней входную дверь. Хотелось остаться одной, отдохнуть от суеты сороковин, побыть в тишине, просто вспоминая те последние дни, проведённые вместе с мужем.
Прошло всего два года с тех пор, как они с Максом поженились. Их считали очень красивой парой просто созданных друг для друга людей. Это было тем самым случаем, когда встретились две половинки одного целого. Бывает, что смотришь на таких людей, и щемит в груди от умиления, от счастья за них, от лёгкой зависти, несомненно, белой, и тоски о том, что, может быть, Судьба распорядится, и я буду так же счастлив, как и они. Кто же знал, кто мог тогда предположить, что всё так внезапно закончится, прервётся, рухнет в землю самолётом, не вышедшим из крутого виража.
В конце зимы Макс заболел. Казалось, что ничего серьёзного – просто грипп. Но, как и все мужчины, муж не любил ходить по врачам, к тому же на работе утвердили его архитектурный проект, что придало Максиму энтузиазма, и он всецело был поглощён его реализацией, перенося грипп «на ногах».
Шли последние дни марта, весна набирала свои обороты, согревая теплом, уже полностью очистив от снега чёрную землю. И в одно утро … Максим не проснулся. Приехавшая «скорая» констатировала смерть, морга в их небольшом городе не было, поэтому сразу же дело стало за похоронами.
Взяв фото мужа в руки, Вероника не смогла отвести взгляда от его счастливых глаз. Слёзы текли по щекам, но она не замечала этого. Все чувства как будто сошлись в одну точку, сосредоточенную на лице любимого человека. Просто не верится, что тебя нет. Как будто от меня самой оторвали какую-то часть, половину, и она ушла безвозвратно. Где же ты теперь? Как ты там один, без меня? Дни тянутся, как резиновые, как будто кто-то прокручивает фильм на медленной скорости. Ничего не хочется делать, всё даётся через силу, такое чувство, словно я иду по дну моря, с трудом пробиваясь сквозь толщу плотной солёной воды. И не вдохнуть, нет воздуха мне без тебя, мой Максим. Душевная боль и тоска так и рвутся из груди, длинной, тонкой, но прочной нитью тянутся через пространство, чтобы найти, дотянуться, соединиться с утерянным любимым человеком.
Майская ночь давно вступила в свои права. Непроглядная темень за окном жила присущими только ей звуками и запахами, больше пугала, чем манила к себе, заставляя острее чувствовать и ценить свет и уют небольшой городской квартиры. Как хорошо быть в это время суток дома, а не находиться где-то в пути. Стоя у приоткрытого окна, всматриваясь в темноту ночи, молодая вдова почувствовала облегчение. Словно вся её боль, тоска излились через край её души до последней капли. Откуда-то пришло чувство успокоения и ощущение, граничащее с убеждённостью, что всё у него ТАМ хорошо. Что-то как будто срезонировало «на том конце провода» с её мыслями и чувствами и она это ощутила.
Вероника включила бра, погасила верхний свет в комнате и начала готовиться ко сну. День был тяжёлый, хотелось как можно скорее забыться сном, оставив все тягостные мысли позади.
***
Недалеко от городской черты этого провинциального города находилось кладбище. Невысокий деревянный забор, выкрашенный голубой краской, обозначал его границы. Берёзовая роща рядом шелестела молодой светло-зелёной листвой, придавая этому печальному месту некую иррациональную красоту и романтичность, создавая ощущение покоя и созерцания.
Практически все могилы на этом кладбище имели памятники: дорогие и совсем простые, с овальными портретами в медальонах или выгравированными белым цветом на чёрном мраморе. Чувствуется во всём этом глубокая скорбь родных и их любовь к ушедшим родным людям. Все эти могилы давние, им не менее года, так как раньше памятник не ставят, ждут, пока осядет на могиле земля.
Кладбище… Тяжёлое место, но сколько разных чувств и мыслей рождает оно, когда смотришь на эти даты, высчитываешь, сколько лет прожил человек, всматриваешься в лица на фото, пытаешься представить, какой жизнью жил тот или иной усопший, был ли он счастлив, любим, были ли у него дети или прожил он свою жизнь в одиночестве.
Но одна могила на этом кладбище была совсем свежей. Об этом говорило огромное количество венков, а вместо памятника возвышался большой деревянный крест с именем и датами рождения и смерти покоившегося под ним. Две даты и такая маленькая чёрточка между ними, а на самом деле это целая жизнь с её трудностями и победами, радостями и печалями, любовью и страданиями. С портрета смотрел сероглазый улыбающийся мужчина с пухлыми губами и тонким носом, лёгкая щетина покрывала его молодое мужественное лицо. Красивая фотография запечатлела, наверное, один из многих счастливых моментов в жизни этого человека, отсюда и это не проходящее изумление оттого, насколько же порой несправедлива Судьба в принятии решений кому из нас сколько жить. Дата смерти … совсем недавно похоронили, буквально сегодня сороковой день ушёл в закат.
Сумерки сгущались, постепенно превращаясь в тёмную прохладную весеннюю ночь. Время перевалило за полночь, когда в непроглядной тьме над свежей могилой что-то засветилось, загорелось. Огненный шар выскочил из-под земли, на небольшой высоте полетел над её поверхностью. Бесшумно плывя по воздуху, шар тянул за собой хвост из мелких искорок, как от костра. Пролетая мимо деревянного забора, коснулся верхней части штакетника, но, как ни странно, не опалил его. В берёзовой роще уединялись с сорокаградусной двое местных забулдыг. Молча, в изумлении проводили они взглядом огненный шар с хвостом, похожий на комету, летящий в сторону города, но, списав это на глюки, продолжили своё нехитрое занятие.
Шар летел дальше, не быстро, слегка меняя траекторию и подпрыгивая, как будто на невидимых кочках. Подлетев к одному из девятиэтажных кирпичных домов, шар приблизился к приоткрытому окну на девятом этаже в углу дома и, полыхнув снопом искр, исчез.
***
Закончив все дела в ванной, Вероника вошла в комнату, чтобы наконец-таки отойти ко сну. Каким-то внутренним чутьём она ощутила, что в полумраке комнаты кто-то есть. Пришелец не издавал ни звука. А свет бра очень плохо освещал ту часть комнаты, что прилегала к окну. Вероника обернулась. Когда глаза привыкли к темноте, она разглядела стоящую возле приоткрытого окна фигуру мужчины. Она смотрела и не верила своим глазам … это был её Максим. Холодные мурашки забегали по её спине.
- Помню, что дверь закрывала изнутри. - пронеслось в голове у Вероники. – В двери никто не звонил. Откуда же он взялся?
Связка ключей мужа лежала на тумбочке в прихожей ещё с тех пор, когда Максим в последний раз пришёл с работы домой. Он всегда клал их на тумбочку, так как никогда точно не знал, какую одежду наденет на следующий день, а перекладывать вещи из кармана в карман он не любил.
Вероника всматривалась в фигуру, пытаялась осмыслить увиденное. Плод ли это измученного страданиями сознания, галлюцинации, вызванные недосыпом и тяжёлым днём сороковин, или нечто иное.
Максим был одет в ту же одежду, в которой его похоронили, лицо было немного бледным и уставшим, но смотрело с нежностью и любовью, как это всегда было раньше. Ещё несколько мгновений они смотрели друг на друга молча, неподвижно, как будто боясь нарушить зыбкость волшебства, вдруг это всё только сон, дымка, иллюзия. Если кто-то первым скажет слово, пошевелится, то всё исчезнет, растворится в нашей реальности.
Первым нарушил неподвижность Максим. Губы его дрогнули, растянулись в улыбке. Неспешно двинувшись с места, отойдя от окна, он подошёл к обомлевшей жене и обнял её.
- Я так скучал по тебе…
Вероника, уже поверившая было, что это зрительная галлюцинация, теперь пыталась оценить и проанализировать ощущения от других органов чувств. Она слышала его голос, такой же ласковый, как и раньше, только более тихий, с хрипотцой, чувствовала его объятия, они стали более крепкими. Это был всё тот же Максим, но с некоторыми изменениями, поправками, что-то в нём неуловимо изменилось. Кто же это? Её муж, которого она похоронила или какое-то неведомое существо. А этот запах, который исходил от него – запах сырости, мха и болотной тины.
Максим уложил её в постель. Навалившаяся усталость дня и пережитый стресс не давали сил сопротивляться. Вероника покорилась незнакомцу – кем бы он ни был, просто не было уже ни сил, ни желания разбираться. Максим лёг рядом и крепко обнял её, держал в объятиях, пока она не уснула.
***
Утром, открыв глаза, Вероника не обнаружила рядом странного визитёра. Все события вчерашней ночи показались ей кошмарным сном, такой щадящей игрой воображения, когда из подсознания извлекаются любимые образы, чтобы принести хоть какое-нибудь успокоение страдающей душе. Только подушка рядом осталась примятой, а наволочка хранила ещё этот странный сырой аромат.
Был выходной день. Позавтракав и выпив чашку ароматного кофе на кухне, которая теперь казалась невероятно большой для неё одной, Вероника решила сходить на кладбище, проведать мужа. Не зная, что именно она хочет там увидеть, какие собственные догадки и гипотезы подтвердить или опровергнуть, но было какое-то непреодолимое желание побыть рядом с почившим мужем, как-то разобраться в том, что же вчера произошло.
Сев в автобус, Вероника доехала до конечной остановки, вышла, осмотрелась. До кладбища надо было идти около полукилометра по песчаной дорожке от остановки до входных ворот. Путь пролегал мимо поля и берёзовой рощи. Тёплый весенний денёк. Как же здесь тихо и красиво сегодня, даже не верится, что тут находится последний приют тех, кого мы любим, это страшное место – кладбище.
Внезапно у Вероники закружилась голова, и она ощутила навалившуюся на неё усталость. Удивившись тому, как же можно было устать, едя в автобусе, Вероника села на скамейку на автобусной остановке. Немного отдохнув, продолжила свой путь в сторону кладбища. «Тихое пристанище» - витиеватые кованые буквы украшали арку над кладбищенскими воротами. От простых, казалось бы, слов болезненно ёкнуло сердце в груди, перехватило дыхание от нахлынувшей скорби. Усилием воли подавив эмоции, женщина глубоко вздохнула и вошла внутрь.
Могила Максима находилась в самой дальней части кладбища, возле самой ограды, с обратной стороны которой недалеко была берёзовая роща. Снова это головокружение и упадок сил. Вероника присела на лавочку рядом с могилой и долго смотрела на белые стволы берёзок, увенчанные такой нежной, светло-зелёной молодой листвой. Ветви деревьев слегка покачивались, доносилось пение птиц. Эта красота и неторопливость природы настолько завораживала, гипнотизировала что ли, что ничего не хотелось делать, не хотелось уходить, а только молча созерцать.
Немного отдохнув и придя в себя, Вероника подошла к могиле мужа. С фотографии смотрело то же улыбающееся счастливое лицо, что и с фото дома. Такие милые, родные черты… Смотрю на него и до сих пор не верится, что его больше нет. Чувство одиночества легло на хрупкие женские плечи, давя и сжимая их. Нет сил бороться, жить дальше. Без тебя всё не мило и теряет всякий смысл. Вся та любовь и нежность, что я отдавала тебе каждый день, теперь стала накапливаться и терзать меня изнутри, не находя выхода. Больно мне без тебя, больно. Стройная фигурка вдовы казалась сгорбленной под тяжестью переживаемой потери.
Взгляд Вероники упал на могильную землю рядом с крестом. Часть земли в форме круга была немного вдавлена, находилась немного ниже уровня всей остальной земли, как будто на это место поставили что-то круглое и тяжёлое. Осмотревшись, никаких других странных следов рядом с могилой Максима Вероника больше не обнаружила. Что же это могло значить? Решив, что расспросит об этом у других родственников, бывших на похоронах, женщина отправилась домой.
***
День прошёл в обычных хлопотах. Необычная усталость ещё несколько раз давала о себе знать. Наступила ночь. Погасив свет, Вероника забралась под одеяло и закрыла глаза. Как же приятен этот момент, когда можно наконец-то отдохнуть, расслабиться.
Яркая вспышка за окном привлекла внимание Вероники. Опираясь на руку, она приподнялась на постели и всмотрелась в темноту комнаты. Тьма зашевелилась, приблизилась и приняла очертания мужской фигуры, возвышающейся рядом с кроватью.
- Боже, опять! – пронеслось в голове у Вероники.
Если вчера приход покойного мужа можно было списать на усталость сознания и стресс после поминок, то теперь… Этому нет никакого рационального объяснения.
- Кто ты? – едва пролепетала она, не сводя глаз с этого такого родного и любимого лица, понимая, что этого просто не может быть.
- Это я. Максим. – был ответ.
Тот же голос, что и у её мужа, только чуть более тихий и хриплый. Какие-то новые нотки и интонации добавились в него.
- Мой Максим умер. Кто ты?
- Не знаю, как объяснить, но я могу приходить, могу быть здесь, если захочу – отвечал мужчина.
Он часто делал паузы в словах, будто ему было тяжело говорить быстро. Присев на край кровати, Максим взял Веронику за руку, с нежностью смотрел на неё. Мысли и эмоции лавиной обрушились на молодую вдову. Глядя на этого пришельца, как две капли воды похожего на её мужа, которого она сама похоронила чуть больше месяца назад, она ощущала иррациональное чувство радости. Как будто ничего и не случилось, муж словно вернулся из командировки. Но в то же время это и страх, животный страх, мёртвой хваткой схвативший за душу, липким холодом сковывающий всё её существо – мёртвые не оживают, не возвращаются домой, как ни в чём не бывало. Не зная, как поступить. Вероника просто смотрела на него, ждала, что будет дальше.
Максим держал её за руку, медленно ласкал пальцами тыльную сторону ладони. Женщина начала расслабляться, словно эта незатейливая ласка действовала на неё, как гипноз. Страх начал потихоньку проходить. Она смотрела на него и видела теперь просто мужа, который снова был рядом с ней, заполняя в душе ту пустоту, образовавшуюся с его смертью.
- Что ты помнишь последнее? – она первая нарушила молчание.
- Я лёг спать. – начал рассказывать Максим. – Потом смутно как-то всё, урывками – плач, крики, лица людей в чёрных одеждах, которые склонялись надо мной и целовали в лоб. Потом темнота. Потом начали приходить воспоминания прошлого: детство, родители, институт, наше с тобой знакомство, свадьба, семейная жизнь. Воспоминания мелькали картинками, как старые фото, а вот эмоции сильно обострились.
Вероника слушала, и тепло доверия разливалось в душе, на смену сковывающему её страху пришло былое чувство любви и нежности. Ещё столько вопросов у неё было к нему.
Разговор длился несколько часов. Скорбные складки в уголках губ вдовы распрямились, уступив место радостной, нежной улыбке. Какое же это счастье, что он рядом! Ещё недавно я бы отдала всё на свете, чтобы хоть минуточку побыть рядом с ним, заглянуть в эти любимые глаза, прижаться лицом к его колючей щеке. И вот он здесь… Чудо ли это, Божья милость или происки самого дьявола – уже не важно.
Начало светать.
- Пора уходить. – прошептал Максим.
Подойдя к окну… он вдруг исчез. За окном вновь полыхнуло что-то яркое. Вероника подошла к окну, чтобы посмотреть, что же это было, но ничего не увидела.
В предрассветных сумерках летел над городом в сторону кладбища большой огненный шар. Тянулся за ним хвост из мелких искорок. Зависнув над могилой, шар исчез.
***
День сменяла ночь. Визиты умершего мужа к вдове продолжались. Теперь Вероника не боялась этих встреч, а наоборот, очень ждала их. Общение супругов стало таким же, как и раньше, с той лишь разницей, что с рассветом муж исчезал.
Коллеги по работе, друзья и родственники заметили изменения в настроении Вероники – тихой радостью и счастьем светилось её лицо, но причин она никому не объясняла, боясь, что её примут за сумасшедшую.
Были и другие изменения, которые не остались незамеченными окружением вдовы. Это её усталость, круги под глазами, изможденный вид и упадок сил. Несколько раз Вероника засыпала на работе, а однажды в магазине упала в обморок.
Посещение врача ничего не дало. Врач прописал витамины и посоветовал больше отдыхать. Но силы продолжали покидать Веронику, жизнь как будто уходила, вытекала из неё. Подспудно Вероника понимала, что ухудшение её состояния связано с визитами её почившего любимого супруга, но у неё не было ни желания, ни душевных сил прекратить это общение.
Однажды перед рассветом Вероника спросила у Максима:
- А ты можешь не уходить?
- Нет. Так надо. Не бойся, теперь я всегда буду рядом. – ответил супруг прежде, чем снова исчезнуть.
***
Веронику нашли мёртвой через несколько дней, забившие тревогу родственники. Она лежала в постели, положив руки поверх одеяла. Голова её была повёрнута в сторону окна, а на губах застыла счастливая улыбка.
3 Чай с соленым привкусом
Галина Прокопец
- Кирилл, ты опять не ночевал дома… - голос Милены прозвучал почти безразлично и, если бы не вздувшаяся на виске синеватая вена, можно было б подумать, что ей всё равно, где и с кем ночевал муж.
Стройный сорокалетний мужчина с пышной шевелюрой начинающих седеть черных волос повернулся и со снисходительной усмешкой посмотрел на жену.
- Милая, ну сколько тебе можно повторять: какая разница, с кем я был и где ночевал, главное, я всегда возвращаюсь к тебе, своей малышке. Все настоящие мужчины так поступают. Как ты не понимаешь?! Любовь – это чудо, ему нельзя противостоять! Это преступление, когда ее приносят в жертву верности. Когда я влюбляюсь, мне хочется осчастливить весь мир, делать всем добро, дарить радость. Не знаю… Ну, там старушку через дорогу перевести, полить цветочки на окне, спеть плачущему в коляске малышу колыбельную, в конце-концов, поднять зарплату подчиненному, у которого вчера родилась дочь! Хотя я не понимаю, зачем заводят детей, от них одни проблемы. Впрочем, неважно. Когда я влюбляюсь, то становлюсь, похожим на солнце, готовое согреть тех, кто окажется рядом! У меня просто крылья вырастают за спиной. Неужели ты хочешь лишить меня всего этого?!
«А у меня опадают… И почему я не попадаю в число «всех», которым он готов дарить радость и делать добро, почему мне можно делать больно, а другим нельзя?» - обреченно подумала Милена. Обычно она молчала, изо всех сил пытаясь сделать вид, что ничего особенного не происходит, но сегодня не выдержала:
- Знаешь, если бы твои родители не завели ребенка, ты бы здесь сейчас не стоял. – В голосе жены прозвучал отзвук насмешки. Мужчина удивленно поднял брови:
- Что это с тобой сегодня? Не выспалась? Или кошмар приснился? – обезоруживающая улыбка резанула Милену по сердцу. В груди сначала стало морозно, зябко, потом обдало жаром, пульс в голове бил набатом: «Ему ведь все равно, что я чувствую, я для него вещь, вон как тот старый диван, на котором привычно и удобно сидеть или лежать, и неважно, что пружины начинают жалобно поскрипывать. Кого интересует мнение дивана?!» Женщина была на грани истерики, последняя капля готова была сорваться с остатков ее мужества и переполнить чашу терпения. Поведение жены было настолько необычно, что мужчина встревожился.
- Ты что хочешь меня обидеть? Между прочим, ради меня ты бросила своего «ботаника». Помнишь? Он после этого напился и сиганул с девятого этажа. Даже опус написать не забыл! Брось, ты же любишь меня! – Кирилл шагнул к Милене и попытался обнять ее.
Женщину поразило, с какой игривостью и неподдельным равнодушием муж вспоминал о той трагедии, и она отстранилась. Хотела бы забыть. Не получается. Предсмертная записка была написана в стихах без помарок и исправлений:
«В глазах любимой вижу я презренье,
неясный стыд… И гаснет солнца свет,
и с милых губ срывается ответ:
«Нет!»
Знать, мне спасеньем будет лишь забвенье.
И пусть не гложет горькое сомненье:
прощальный, Мила, шлю тебе привет
оттуда, где возврата к жизни нет…»
Она с тех пор возненавидела любые стихи, они напоминали ей о парне, который так ее любил, что не пережил отказа. Женщину мучила совесть еще и оттого, что отказ был резким, даже где-то грубым. Может, если бы она нашла другие слова, «ботаник», которого, между прочим, звали Костей, остался бы жив. Но в молодости разве думаешь о последствиях… И ничего уже не исправишь…
Муж опять попытался обнять супругу, но она снова отстранилась.
- Любовь, говоришь… крылья… солнышко… всех обогреть… А по-моему, ты любишь только себя. Тебе, как Нарциссу, просто необходимо видеть отражение себя ненаглядного во влюбленных глазах, но моих тебе мало. Всем подругам моим сердце разбил, всем сделал больно, даже Машку-заучку не обошел своим вниманием. Она ведь после того, как ты ее бросил, травиться пыталась, хорошо, успели откачать. Благодаря твоим стараниям, у меня и подруг не осталось, не с кем наболевшим поделиться.
Это был бунт! Наконец собравшийся с мыслями мужчина попытался перейти в атаку.
- Я что их силком тянул, да они сами на меня вешаются, как хлопушки на новогоднюю елку. Я же не виноват, что женщины меня любят, между прочим, ты не исключение. – И он примиряюще улыбнулся, взял жену за руку, - ну, признайся, ведь я самый лучший мужчина, таких больше нет на свете! Я ведь знаю, как сильно ты любишь меня!
- Люблю, говоришь? А знаешь, любовь, как кожа человеческая. Когда ее ранят, она, конечно, заживает, но на месте раны образуется шрам, в котором нет нервных окончаний. Шрам не может болеть, он ничего не чувствует. И чем больше раны, тем меньше остается настоящей кожи, тем меньше остается нежности, привязанности, искренности в отношениях. Всё больше пустоты и отчуждения. Знаешь, я пожалуй, поживу несколько дней на старой квартире, а ты тут пока разберись со своей очередной «крылатой любовью».
Милена устало посмотрела на угрюмо молчавшего мужа и пошла собирать сумку. Странно, но она сейчас была почти спокойна. Уже в дверях обиженный Кирилл ехидно проговорил:
- Если ночью будет бессонница, не звони, я вряд ли один спать буду.
Ему явно хотелось сделать жене больно, но та только пожала плечами:
- В первый раз что ли? Дерзай!
Кирилл не стал звонить своей «крылатой любови». Не было настроения, да и ожидал он чего-то необычного, возвышенного от свидания с ней, чтоб на крыльях блаженства и вместе в небеса…, а прошлая ночь прошла как-то серо, банально. К тому же тревожило поведение обычно безропотно переносящей его измены жены, и он с оттенком страха подумал: «Еще уйдет, дура!» Мужчина вдруг понял, что по-своему любит ее и где-то на грани сознания боится, что она исчезнет из его жизни навсегда. На минуту болезненно сжалось сердце. Но по зрелому размышлению Кирилл решил, что никуда его Милена не денется: «Кому она нужна!» и завалился спать…
Ему снился странный сон. Ночь Ивана Купала. Девушки и женщины в разноцветных, расшитых яркими узорами сарафанах разложили большой костер и начали водить вокруг него хороводы. Странно знакомыми были их лица, освещенные высоко взлетающими, брызжущими искрами языками огня. Высокий красивый голос весело затянул песню, остальные подхватили ее:
Выйду ночью на поляну,
Папоротник я найду,
Ворожить с любовью стану,
И Кирилла уведу.
Мужчина удивился, услышав свое имя, оглянулся, но кроме него на поляне были только эти певуньи. Он пригляделся к ним: «Постой! Да это же Машка-заучка! А это Диана, подруга жены! Там Тома, они целых три месяца крутили роман, Натали, Вероника, любовницы из них, однако, были никудышние …, а вот и Милена! Откуда все они здесь?!» И тут его заметили! Со смехом и шутками девушки окружили молодца и стали водить хоровод вокруг него: все быстрей и быстрей, а песни при этом почему-то становились все печальней и печальней.
Совью венок из белых чистых лилий,
И пьяным зельем опою себя,
Чтоб позабыть тебя, Кирилл мой милый,
Убью любовь, то зелье пригубя…
В глазах Кирилла стало рябить от ярких мелькающих платьев, голова закружилась и начала болеть. А они все кружились и кружились, огонь поднимался все выше, слепя и обжигая. Пение стало переходить в плач. Боль становилась нестерпимой. Мужчина лихорадочно искал глазами Милену. Вот она, стоит в стороне! Он с отчаянной надеждой протянул к ней дрожащие руки: «Помоги!...» Крик сорвался с немеющих губ! Но глаза жены были пусты и безразличны…
Резкая боль в виске прервала мучения… Кто сказал, что хорошо умирать во сне?!
Милена сидела на маленькой кухоньке своей старой квартиры, оперши голову на руку. Перед ней стояла чашка с давно остывшим чаем. Она бессознательно гладила край блюдца пальцем: «Скрип-скрип, скрип-скрип…» Звук как-то странно завораживал. Лицо постепенно высыхало от слез, слегка пощипывало глаза. Тусклый, какой-то неживой свет старой лампочки, отражающейся на гладкой поверхности крепко заваренного чая, стал постепенно расплываться. И дрема, милосердная дрема, укрыла измученную женщину своим спасительным крылом…
Она шла по хорошо знакомой улице, здесь она росла, играла с подругами, Машкой, Дианкой, вот и знакомая калитка, колонка с большой лужей, зеленая будка обувной мастерской… На душе стало теплее. Захотелось взглянуть на родной двор: там должен стоять уютный кирпичный домик, а вокруг ухоженный фруктовый сад. Какие ароматные яблоки там зрели! Крыжовник, смородина, малина… Дрожащей рукой Милена откинула щеколду, калитка со скрипом повернулась, но за ней вместо двора оказалась другая улица, по которой к ней шли за руку двое: молодой мужчина и мальчонка лет семи: «Костя! Но ведь сказали, что он погиб!» Она не смогла пойти на похороны, взглянуть в глаза уже очень пожилым родителям, потерявшим единственного сына. Неужели ее обманули?! «А что за ребенок рядом с ним? Что-то очень знакомое… Ох! Как же он похож на Кирилла! Да это же!... Семь лет, да, прошло уже семь лет!» Она была беременной, когда муж загулял особенно сильно, с Томкой, своим бухгалтером, месяц не являлся домой. И женщина потеряла ребенка. Её саму еле спасли, но врачи сказали, что больше уж ей не суждено стать матерью….
Нет!... Чашка с чаем, густо подсоленным слезами, полетела со стола, балконная дверь распахнулась, жалобно зазвенев осколками разбитого стекла, один шаг и все… Перед глазами все еще стояло лицо неродившегося сына. Перила скрипнули под весом женщины, ее тело струной выпрямилось в коротком полете…
От толчка стул покачнулся и опрокинулся. Милена больно ударилась головой о стену. Боль немного отрезвила. Она огляделась: начинало светать, дверь балкона была закрыта, давно немытое стекло отражало ее бледное болезненно перекошенное лицо, на столе по-прежнему стояла чашка с холодным чаем. Женщина схватила ее и залпом выпила, не замечая соленого привкуса. Зубы выбивали барабанную дробь, она жестко сцепила их. Одна мысль свербила воспаленный мозг: «А ведь это выход! Как Костя! Несколько мгновений, и больше не будет больно!» Балконная дверь магнитом притягивала ее, и только громко работающий у соседей телевизор отвлекал, раздражал: «Миша живет в детском доме уже семь лет, с самого рождения. У него замечательный характер: он добрый и ласковый. Мальчик очень хочет, чтобы у него была мама…»
- Один шаг и все… - Милена не заметила, что говорит вслух. – Ну, уж нет! У меня еще и на этом свете остались долги! Миша, будет и у тебя мама!
4 Бездна
Наталья Коряковцева
Вы знаете, что значит, падать в бездну?
Не нужно… Это больно и темно…
За окнами больничной палаты, высокие деревья. Качают своими голыми ветками, как будто, сожалеют обо всем происходящем. Ветер за окном порывистый, сильный. Давно не было таких ветров. Смотрю в окно, слезы бегут. Больно… Я еще не знаю, что такое больно…
Схватки. Испугалась, вызвала скорую помощь. Едем рожать. Ждем мальчика. Это второй ребенок. Долго не решалась. Как то, все было, не до этого. Дети требуют много внимания. А в голове, слишком много, других планов. Желание заработать, личные амбиции, редко кому, удается все это, совместить.
Так было и со мной. Но, раз Бог послал, решила - рожать. Как ни - будь, справлюсь.
В машине скорой помощи, сидела женщина. Совсем старая, с землисто серым лицом и костлявыми тонкими пальцами. Она, все смотрела на меня, грустными, тусклыми глазами. У нее, были приступы боли, на каждой кочке она вздыхала и стонала. Я же, не проронила ни слова. Выходя из машины, она перекрестила меня. И добавила: Бедная девочка…
Врач была резкой, грубой. Но, я же, сильная. Даже там, я не уступила хамству, успела повздорить с врачом. А потом ревела в туалете, что бы никто не видел моих слез. Это, были сумасшедшие роды…
Перед выпиской из роддома, врач, принимавшая роды сказала: Захочешь рожать, проверь почки. Я, не обратила особого внимания, на эти слова. Рожать еще? Это сумасшествие! Я, тогда, действительно так думала.
Мой сынок родился слабым и больным. Две недели в грудничковом отделении, затем, нас выписали. Он был такой хорошенький. Старшая дочь пела ему песни. Муж не мог нарадоваться, еще одному, маленькому, мужчине в доме. Мы были счастливы. Работа окончательно отошла на задний план. Я, была бы, абсолютно счастлива, если бы мой крошка, был здоров. Сейчас все лечится, думала я, прорвемся…
Поехали на обследование в областной центр. Думала на день, ну на два…
Не вышло. Бесконечные капельницы и уколы, холодная палата. Моя радость ускользала сквозь крепко сжатые кулаки. Мы, все выдержим, вылечимся. Сколько вокруг больных детей?! Не всем везет родиться, абсолютно здоровыми. Я надеялась. Прошли кучу манипуляций и обследований. На очередном «узи» врач сделала круглые глаза и сказала: Ну ребята, вы даете, вам в Москву нужно, не один центр вас не примет, у ребенка, семь пороков развития сердца. Рядом сидела медсестра, особо не слушавшая наш разговор, все умилялась моему ребенку: Ангелочек, какой он у вас красивый! А я, уже почти не слышала ее слов. Шла по коридору больницы и не чувствовала ног, прижимала его к себе, а мое сердце разрывалось в клочья. Ничего прорвемся…..
Заглянула лечащий врач, как всегда, она была милой, улыбалась. На мои вопросы, отвечала уклончиво, ничего не обещала, но и не пугала безысходностью. Я, вообще, не поняла, зачем она приходила. К нам в палату, чаще стал заглядывать медицинский персонал. Мед. сестры брали моего малыша на руки, играли с ним. А я, медленно сходила с ума. Ждала и не находила себе места. Пообещали, медицинский вертолет, квоту на операцию. Местный рентгенолог, замечательная женщина, заглядывала почти каждый день. Рассказала мне, что мы лежим в несчастливой палате, до нас, здесь лежала женщина с дочкой. Так же, сердце, тоже операция. Истории похожи. Девочке уже два года. Перенесла, три операции на сердце. В последний раз, они лежали буквально перед нами. На первую операцию выделили квоту, прооперировали. К великому сожалению, наше могущественное государство, не так богато, на вторую, пришлось раскошеливаться самим. Продали квартиру. Живут на съемной, с тремя детьми. Деньги на реабилитацию, утекают как вода. В последний раз, когда лежали, мать девочки сказала: Скоро она умрет, у нас больше нет денег…
Мне было больно все это слушать. Но я верила. У нас, все будет хорошо. И квартиру если нужно будет, продадим.А еще, существуют благотворительные фонды, поддержка государства. Да и медицина, на месте не стоит. Нужно бороться, думала я.
Время шло, моего ребенка кололи уколами, ставили капельницы, а вертолета все не было. Меня успокаивали и просили подождать.
Ребенок слишком слаб, сами вы, его, не довезете. Ждите.- Говорили мне, на все мои просьбы, мольбы и уговоры.
И я ждала, покорно заглядывая в рот, каждому, из часто меняющихся врачей.
Ночью, мой малыш начал задыхаться. Вот тогда, я поняла, что такое – больно! Он плакал, хрипел. Ему с трудом давался каждый вдох.А я, задыхалась вместе с ним. Вызвала врача. Старалась не паниковать, боялась напугать малыша еще больше. Эти приступы, то проходили, то вновь повторялись. Кажется, я ждала дежурного врача, целую вечность. Как это страшно, находится в больнице, с задыхающимся ребенком и мучительно долго, ждать помощи. Когда врач появилась, мой мальчик уже успокоился. Он весело глядел на меня, своими глазенками. Когда я, приложила его к груди, он жадно зачмокал, а я, по не многу начала успокаиваться. Произошедшее, казалось мне страшным и совершенно нереальным.
Наконец то, прибыла врач, осмотрела малыша, улыбнулась и распорядилась, подключить в палату кислород. До утра, я сидела рядом, держа в руках кислородную маску. Я так боялась, что приступы повторяться.
А утром, его забрали. В палату вошла заведующая отделением, с двумя молоденькими девочками. Одна начала заворачивать малыша в одеяльце, лежащее рядом. Зачем? Спросила я.
- Мы забираем, ребенка в реанимацию. Тихо проговорила заведующая. Вы же, не против? Добавила, тихо и нерешительно.
- Он еще не кушал.
- Ничего страшного, там его накормят.
- Нет. Он, не ест с бутылочки.
- Ну, кормите. Она равнодушно пожала плечами. Как закончат с едой, ребенка в реанимацию.
- Он же в порядке. Попыталась возразить я.
- Вы хотите, что бы он задохнулся у вас на руках?
Что я, могла ей ответить?!
Я пыталась, покормить свое дитя, он был еще сонный, и не хотел брать грудь. А я, с ,отчаяньем пыталась накормить его.
Молоденькие медсестры теряли терпение. Одна бесцеремонно выдернула его из моих рук.
- Не хочет он, вы молоко сцеживайте в бутылочку, не беспокойтесь, мы, его покормим.
- Я ощутила чудовищную пустоту в своих руках, когда краешек одеяльца, выскользнул из моих пальцев.
Девочки направились к выходу.
Я закричала, сама испугавшись громкости и звонкости своего голоса, резко осеклась:
- Подождите!
Подошла, взяла ребенка и судорожно начала целовать, его маленькое личико, маленькие пальчики, которые он тянул ко мне. Тогда, я держала его в своих руках, в последний раз…
Медицина. Ах, как далеко она шагнула. Сразу после родов, нас с ребенком перевели в ужасную палату, которую, медики, называли реанимацией. Это было чудовищное помещение. Стены с отбитой местами плиткой, железная кровать с сеткой растянутой до пола. Реальность нашей медицины, ужасней всех представлений о ней. Все бы ни,чего. Все можно выдержать, если есть надежда, что тебя вылечат.
Если бы не моя настойчивость, меня навряд ли бы положили вместе с ребенком. Старый кувез, безразличный и грубоватый персонал. Хотя, одна женщина, она была, очень добра ко мне. Я совсем не спала после родов, час-два в сутки не более. Она заставила меня лечь поспать, а сама водилась с моим мальчиком. Она была добра…. Человеческий фактор присутствует везде, в здравоохранении, этот фактор ощущается особо остро. Сколько циничных, равнодушных людей я встретила на своем пути, когда столкнулась с бедой. Почти все эти люди, считают подвигом свою работу. Да и впрямь, за те копейки, которые государство им платит, сложно быть добрым и отзывчивым, если по своей натуре, ты, не являешься таковым. Как это страшно, когда тебя, окружают безразличные люди. Твоя боль, для них, ничего не значит. Они, вырывают твое сердце, как очередной больной зуб, и равнодушно произносят: следующий, а вы, вы уже свободны….
Я шла по коридору больницы и вспоминала недавний сон, невзначай взглянула на часы, висевшие на стене, было без четверти три. Сердце сжалось, больно, словно, его пронзило электрическим зарядом.
- Он умрет в три часа -
Я не знаю, кто, мне сообщил об этом, в моем сновидении.
И я, вспоминая подробности, почувствовала легкую тошноту, земля уходила из под ног, а голова, стала бешено кружится. Я шла в реанимацию, несла бутылочку с молоком, в надежде увидеть ребенка.
Накануне меня пустили в реанимацию, ребенок лежал под яркой лампой, множество трубочек с тонкими иглами впивались в его маленькое тело. Он плакал, он все время плакал. А я, ни чем не могла ему помочь. И они, не могли, эти черствые, всесильные люди в белых халатах, спасающие и убивающие нас, наши надежды, калечащие наши души, своим безразличием.
- Вам, пора. Напомнил мужчина, легонько подтолкнув меня к выходу.
Это было вчера... Тогда, он, был еще жив.
Я спустилась на лифте вниз, в подвал, потом, на грузовом лифте вверх, я уже хорошо знала, эти безумные лабиринты подземного перехода. На весь подвал одна лампочка. Фильм ужасов, вполне ,мог бы,, быть снят в здешних стенах. На полу вода, тонкие прогибающиеся доски,которые вели к лифту. На стенах, красные стрелки, хорошо, что они были, по ним, я могла ориентироваться.
Поднялась на лифте, позвонила в реанимацию, долго не открывали, а мое сердце, уже все знало… Вышла девочка, взяла бутылочку, не дав мне сказать и слова, быстро скрылась за дверью. Я, с тревогой опустила руку на звонок во второй раз. Дверь тут же приоткрылась, эта же девочка, едва выглянув, выплюнула: Ребенок умер, только что, в три. Сказала и закрыла дверь Закрыла, и навсегда лишила меня, моего ребенка, быстро и безнадежно. А я, стояла, и не знала, как жить дальше. Как жить? Как дышать? Как смотреть в это небо?
Дальше, лифт, темный подвал, капающая с потолка вода и тусклая лампочка, светящая где то, вдалеке. Я вздрогнула, услышав вой. Какой ужасный звук, подумала я. Так, плачут звери… Я слышала себя. Не знаю, сколько, я пробыла в этом подвале, мои ноги промокли, а разум отказывался верить всему произошедшему. Как я добралась до своей палаты, не помню. Собрала одежду, сумку-переноску для ребенка, и собралась идти за ним. В дверях меня остановила мед сестра: Куда вы, с вещами? Я ответила, что иду за ребенком. Вам его не отдадут, звоните родным, что бы приехали за вами…..
5 Я уже здоров
Наталья Коряковцева
- Доктор, я абсолютно здоров! Понимаете, это, всего лишь, эксперимент. Я хотел проверить, сможет ли врач, выявить симулянта, или поставит ложный диагноз здоровому человеку. Вы, мне верите, доктор? Спросите, меня, о чем ни будь, на тему психиатрии, я знаю о шизофрении, практически, все. Ну, по крайней мере, многое. Вы ведь считаете меня шизофреником? Не так ли?
- Хорошо. Не нервничайте. Вам вредно. Я вам верю, не беспокойтесь, все будет хорошо.
- Доктор, я вас не обманываю. Я действительно здоров. Не нужно ставить мне, уколы. Я плохо себя чувствую, после них. Вернее, я вообще себя не чувствую. У меня странное ощущение потери реальности, от ваших препаратов. Отпустите меня домой, доктор!
- Конечно. Скоро вас выпишут. Говорите эксперимент? Интересно… И как, вам, пришла в голову такая мысль?
- Я занимаюсь психологией и психотерапией, да и психиатрия, всегда занимала меня. Пишу диссертацию, на тему психических расстройств на фоне депрессивного состояния. Доктор, то, что, я попал в клинику, это чистое недоразумение. Я пришел на прием, рассказал, о том, что меня мучают слуховые галлюцинации, я рассказал, что пережил большой стресс. Я, все это, придумал, вы мне верите? Я хочу доказать, что психические расстройства, практически не распознаются.
- Интересно, интересно. И что, доказали?
- Конечно. Доктор, к чему этот сарказм? Вот я, абсолютно здоров, но уже вторую неделю, лежу в вашей клинике, получаю лечение, которое абсолютно мне не нужно, и даже не безопасно. А вы, сидите, улыбаетесь, считаете меня своим пациентом, и наверняка не верите мне.
- Отчего же, верю. Раз вы немного знакомы с психиатрией, вам наверно известно, что абсолютно здоровых людей практически нет. Все относительно, так сказать…
Сестра, деманол и два кубика галоперидола.
- Доктор, хотя бы отвяжите меня. Доктор….
- Как вы себя чувствуете?
- Хорошо, спасибо вам, доктор. Вчера выходил на улицу, это благотворно влияет на мое самочувствие. Мне, уже значительно лучше. Галлюцинации совсем перестали меня тревожить. Чувство тревоги и страх исчезли, сплю хорошо. Когда меня выпишут, доктор?
- Скоро, скоро, вы же сами говорите, что вам лучше. Сколько вы, уже у нас? Почти два месяца?! Динамика положительная. Идете на поправку. Если не будет кризов, через две недели пойдете домой.
- Правда? Доктор, вы не обманываете?
- С чего вы взяли, что я, могу вас обмануть? Вас тревожит, что я, не сдержу свое слово? Да, не плачьте вы, что вы как ребенок!
- Нет, я так не думаю, просто хочу домой.
- Привет.
- Привет. Как дела? Давно тебя не видел. Когда мы последний раз виделись? Уже год прошел, надо же, как время бежит…. Ты рассказывал, что, работал над новой темой, как твоя диссертация?
- Ты знаешь, тут такое, дело…. Не знаю, могу ли я, доверять тебе?...
- Конечно, не сомневайся!
- Я, больше не занимаюсь научной деятельностью. Я болен. К сожалению, это не излечимо. Ты же знаешь, я изучал психологию, психотерапию, я, немного знаком с психическими расстройствами. Доктора говорят, что со мной, все в порядке. Но я то, понимаю, болезнь может вернуться в любой момент….
6 Если бы я был Богом. Фантазии Живых Богов
Ави -Андрей Иванов
https://vk.com/ivanov1963
- Ну, теперь ты...
Нетерпеливо, в предвкушении умственного удовольствия, Лысый потер ладони и приготовился слушать.
- Если бы я был богом, – спокойно и задумчиво начал Данила Романов, – то первым делом приготовил бы тазик теплой воды, какой-нибудь самый ароматный шампунь и белоснежную мочалку средней жесткости...
- И что? Кого ты драить-то собрался, псих? – тут же встрял в монолог Абрек. Он оторвался от разглядывания ногтей на ногах и уставился на Данилу.
- Взял бы нашу планету в руки и начал отмывать, – медленно, негромко, но очень уверенно продолжил Романов. – Мыл бы ее долго и тщательно. Крутил бы этот шарик в мягких и теплых ладонях, шоркал бы мочалкой с пеной, мыл до чистого скрипа. Из каждого закоулочка, из каждой дырки всю грязь бы повыковыривал. Поменял бы воду несколько раз... А потом выполоскал планету до ослепительной чистоты, чтобы она благоухала. И сияла, как новенькая медаль.
- Что ж, это я даже очень легко могу себе представить, – сказал Лысый. – Ну, а людей, зверье всякое, летающих и плавающих тварей куда бы ты дел? Утопил, что ли?
- Я бы их сначала расчехлил, а затем вернул на чистую планету.
- Как это – расчехлил? – снова очнулся Абрек.
- Да очень просто, Руслан. Освободил бы их души от их тел. А тела опять смешал бы с сырой глиной. И весь грязный мусор, оставшийся после помывки Земли, перемешал бы в одно круглое месиво и отправил на орбиту. Чтобы была, типа, вторая Луна. Это ведь красиво и необычно – две луны на небе. Пусть там обе кружатся, как запасной стройматериал. А на Земле – никакого мусора и лишних предметов.
Лысый почесал блестящий бритый затылок.
- Погоди, Данила. Сразу куча вопросов к тебе... Как это – освободил людей и всю живность от их тел? А ты думаешь, им это было бы не больно? И не жестоко это, а?
- Ну, если я бог, то сумею, видимо, сделать это не больно... И считаю, что это абсолютно не жестоко. Потому, что все страдания, вся людская боль и вся глупость на планете идут именно от человеческих тел. От жадности тел, похоти тел, корысти и гордыни тел. А души радоваться должны.
- Ну, допустим. А как эти твои души без тел размножаться будут? Почкованием? Икринки откладывать, саженцами расти? Или от Святого Духа плодиться?
Лысый явно заинтересовывался планом Романова всё больше. Он уже жаждал понять всё в мельчайших подробностях, до тонкостей, дойти до самой сути.
- А зачем? Вот скажи, Серега, зачем им размножаться? Их ведь и так очень много. Если вернуть на планету все души, которые только тем и занимались в своих телах, что размножались десятки тысяч лет, то разве их будет мало? Да их даже на другие, пригодные для жизни планеты, хватит. Расселять можно...
- Ну, вы гоните, пацаны!
Абрек недоверчиво посмотрел сначала на Лысого, потом перевел взгляд на Романова, который оставался всё таким же задумчиво-спокойным.
- Всех вернуть? Умерших вернуть, из рая и ада вернуть? И поселить снова на Землю? И я бы тогда смог увидеть своего деда? И даже прадеда?
- Да. Именно так. Вот смотри, Руслан. Чего хочет любая душа? Радости и покоя, верно? А чего хочет тело? Не болеть, не страдать, вкусно жрать, почаще размножаться, весело развлекаться, и всего этого побольше-побольше. И еще – чтобы получше, поярче, покрасивей, чем у других. Чтобы свое богатство с другими сравнивать, гордиться и хвалиться. Верно?
- Я думаю, не всякая душа хочет только жрать, размножаться и кайфовать. Есть люди и поумней, и подобрей, – с сомнением в голосе, даже как-то слегка обиженно заметил Лысый.
Абрек снова начал внимательно изучать ногти своих нижних конечностей. Но по его широко распахнутым глазам все-таки было заметно, что этот разговор интересен ему всерьез.
- Серый! Ты невнимательно меня слушал. Я говорил о телах, а не о душах. Душа не хочет размножаться, жрать и кайфовать. Любая душа хочет радостной тишины, сладкого покоя лично для себя, и еще она очень хочет, чтобы все остальные души тоже жили в радости и любви. Душа любого существа не хочет бояться, страдать, болеть и терять. А тело всегда чего-то хочет, ждет перемен, одобрения, жаждет внимания и денег, ему всегда всего мало...
Абрек вопросительно посмотрел на Романова.
- По твоему, Данила, когда все будут спокойны, довольны и счастливы, то не будет ни войн, ни преступлений, ни убийств? И всякой такой гадости, которой сейчас переполнен весь мир...
- Я думаю, да. Делить и грабить нечего, да и незачем. Все довольны, здоровы. Еды хватает, бороться друг с другом за обладание властью, вещами и удобствами нет ни смысла, ни необходимости...
- Чистая утопия! – заключил Лысый, безнадежно махнув рукой. – Мы это уже проходили. Братство, равенство, коммунизм... Нежизнеспособная модель. Все равно ведь найдется гнида, которой захочется побольше, чем у других, покрасивей, потолще и пожирней. Ну вот, например, еда и климат. Все захотят жить в тепле, у моря, без зим, ветров и холодов. Жить сытно и подальше от соседей. А хватит на всех красивых и теплых мест с обилием халявной еды, тепла и света? Или души тоже работать будут должны за метры жилья и кусок хлеба?
- Серега! Ты опять забыл. Я ведь бог! Разве я чего-то не могу? Я могу всё!
Данила Романов как-то по-доброму, простодушно улыбнулся.
- Зачем душе работать? Зачем душе кусок хлеба? Зачем душе квадратные метры жилья? Душа питается добром и светом. Радостью и музыкой тишины. Шелестом листьев, ароматами цветов и бульканьем звонкого ручья. Теплым ветерком и чистой родственной любовью к таким же душам. Вот питание души!
И, к тому же, не все души любят постоянное тепло и жизнь у спокойного моря. Кто-то любит и горы, и луга, и снежные зимы. Ведь нет ни одной похожей души. Все разные. В этом разнообразии и есть главный кайф. Природа, кстати, тоже везде разная.
Вот только при отмывании планеты от грязи человеческих построек и безумных изобретений нужно будет непременно избавиться от всех заборов, границ, перегородок, от оружия, от всех машин и механизмов. От всей этой многолетней застарелой гадости типа телефонов, телевизоров, компьютеров, вонючих автомашин, поездов, самолетов, дорог, нефтяных труб и угольных шахт. От всех электростанций и космодромов. В новом мире весь этот хлам ни к чему!
Абрек и Лысый притихли, а Романов продолжил:
- Всё, что я перечислил, назвав грязью, нечистотами и отбросами, – душам больше для жизни на Земле не пригодится. Для счастья вполне достаточно самого необходимого и естественного – света, добра, любви. Это одновременно и питание, и чистая естественная среда обитания, и необходимые условия для вечного и радостного бытия.
- А как же... – вскинулся было Абрек, но осекся под сияющим взглядом Данилы.
- Теперь о животных, рыбах, насекомых, растениях и других тварных созданиях. Их новое питание тоже исключит поедание себе подобных. Света, тепла, добра и любви в изобилии хватит на всех. Тигр не будет рвать на куски антилопу, чтобы прокормить себя и своих сородичей. Волкам не нужно будет пить теплую кровь несчастной жертвы, чтобы насытить себя и свою стаю. Бывшие хищники перестанут быть опасными для других. Бывшим травоядным тоже не нужно будет поедать живые растения, траву, объедать кору деревьев, чтобы выжить. Повторяю, света хватит на всех...
- Но перед этим, – увлеченно вещал Романов, – я полностью обновлю все водоемы, наполню их свежей, чистейшей водой. Поменяю заново атмосферу и озоновый слой. Выгоревшие и вырубленные леса вновь оживут и будут радовать взгляды всех живых существ. И обновлять кислородный запас планеты. Острый ум ученых я поменяю им на глубокую мудрость породнившихся любящих душ. Ведь раньше все открытия ученых умников всегда приводили только к одному: изобретения попадали в руки агрессивных политиканов и военных. Любое новое научное открытие приводило к строительству новых планов массовых убийств. Но это ведь это не мудрость, это тупость и жадность!
Данила вдруг оборвал сам себя – и победно оглядел своих слушателей.
Лысый закинул обе руки за голову и сладко потянулся.
- А что... Мне нравится! План нового бога Данилы Романова предлагаю утвердить. Абрек, чего молчишь?
- И мне нравится, – кривовато усмехнувшись, ответил тот. – Только как на это посмотрят вон те ребята?
Пара плохо побритых мужиков в мятых белых халатах в этот момент как раз входила в палату, где на кроватях мирно расположилась наша троица.
- Ну! Что вы тут опять затеваете, идиоты? – с мрачным подозрением спросил еще не похмеленный с утра старший смены санитаров. - Строите планы по захвату мирового господства? Или чифирь гоняете втихаря?
- Нет, Семен Михалыч. Мы просто тихо беседуем в ожидании плановых процедур, –
заискивающе осклабился Лысый. – А чего еще прикажете делать? Чая нет, курева нет. Одна радость – дружеская беседа с товарищами.
- Смотрите тут у меня! – уже спокойно и беззлобно пригрозил старший смены. И вместе с напарником повернул на выход.
- Данила, а как ты думаешь – твой план может когда-нибудь реально осуществиться? Вот я, если уж честно, не вижу в нем ни одного подвоха или ошибки. Всё четко, без осечек, –
Лысый опять потер ладони, словно в предвкушении чего-то.
- А нечего и думать. Он уже начал осуществляться. И всё абсолютно реально, без подвохов и осечек, – уверенно ответил Романов, проводив равнодушным взглядом спины санитаров.
- Как это – начал осуществляться? – Абрек повернул голову к говорившему и удивленно отвесил нижнюю губу.
- Да вот так... Начал, и всё. Скоро, уже совсем скоро случится последняя баня планеты. Всё будет сметено, уничтожено и построено заново. Люди это называют «концом света». А я это называю концом тьмы! Человечество к этому идет. И другого выхода нет. Разве вы сами этого не видите?
- Слушай, Данила... Так, по-твоему, получается, что люди сами исполняют этот план бога? Не понимая даже, что все будут лишены тел и будут жить в новом, правильном мире?
- Серега! Не только люди – а вообще всё и всегда следует плану бога. Даже тогда, когда это всем кажется ужасным концом. Только мало кто это понимает... Вот, например, расскажу я этот план нашим санитарам или даже умным врачам. И что будет? Мне выпишут болючие снотворные уколы. Или отправят на часок погостить в буйное отделение, на электрошок. Потом трое суток я буду спать и гадить под себя во сне. А вы – меня мыть и проклинать тот день и час, когда встретились со мной. А когда я проснусь, то никаких планов в моей башке уже не останется. Поэтому, – заключил Данила Романов, – лучше нам сейчас говорить потише, не привлекая внимания лишних ушей. Типа, мы сидим, мирно так беседуем, ждем, когда нам принесут нашу баланду...
Все трое умолкли. В коридоре привычно надрывался телевизор, в дальней палате изолятора кто-то истерично орал в бреду, накрепко привязанный к койке. Спертый воздух затхло вонял мочой и лекарствами.
А за решетками больничных окон на поседевшую старушку-землю крупными хлопьями опускался пушистый, девственно чистый, белый-белый снег.
7 Черемшина. Рассказ
Ави -Андрей Иванов
Сантехник Валерий Колесников, невзрачный сорокасемилетний мужичок, сидел у себя дома на старом продавленном диване, не разувшийся с улицы, в грязных ботинках на ковре. Пил водку и рыдал. Только что прибегала сотрудница жены с её работы и сообщила, что его жена Татьяна внезапно умерла.
Слёзы солёными струйками сползали через щель между очками и лицом, как ручьи в расщелине скал. Валерий не знал, что делать, как теперь жить. И вообще, что теперь будет. Они прожили вместе двадцать лет, и вот, теперь всему финал. Тани нет, дочка в другом городе. А он в горьком отупении.
Дверь в квартиру осталась открытой после ухода сотрудницы Тани, и, словно оглохший от горя Валерий даже не заметил, что вошла его старшая сестра Лариса.
- Ну что расселся, как идиот? Сейчас нужно в похоронную контору идти, гроб и могилу заказывать. Потом в морг, везде дела делать, договариваться, а он тут сидит, рыдает. Водку жрёшь, скотина. А кто жену твою хоронить будет? Дед Пихто?
Лариса с размаху залепила брату вескую и звонкую пощёчину. От внезапной резкой боли он отшатнулся и как бы очнулся на мгновение, но затем снова погрузился в себя.
- Вставай, говорю! - Истерично рявкнула сестра и пошла на кухню, чтобы набрать в ковш воды и выплеснуть в лицо отчаявшемуся брату.
Когда она вернулась, вода не понадобилась. Валерий надел старенький мятый балоневый плащ, который был ему короток уже несколько лет, размазал слёзы грязной пятернёй и покорно ждал указаний более здравомыслящей старшей сестры. Сразу резко постаревший, ссутулившийся, жалкий и одинокий потерянный мужичок.
***
Не по любви Валерий предложил Татьяне пожениться. Так вышло, что все его сверстники уже давно были женаты. Обзавелись детьми, успокоились и вели вполне размеренный семейный образ жизни. Пьянствовали потихоньку, пытаясь прятать заначки от своих супруг, а в аванс и в получку регулярно напивались по полной. Бухали и по праздникам и без праздников. Обмывали покупку холодильников, телевизоров, мотоциклов, рождение детей, похороны родителей и свадьбы друзей, соседей и просто знакомых. Короче, поводов для пьянки всегда хватало. Да и поводы, в общем то не особо были нужны. Деньги есть - вот тебе и повод.
С настоящей любовью у Валерия в молодости не сложилось. Хоть любили сильно и взаимно. Но, видимо, как-то неправильно любили. Неумело, что ли. Слишком страстно или слишком глупо.
Случилось однажды ему быть на танцах со своей девушкой в местном ДК. Пригласил её на танец другой парень, развязный, подвыпивший, конечно. А она вдруг неожиданно согласилась. Валерий тогда горячий был, молодой. Молча сдерживал себя потом весь вечер. Виду старался не подавать. А внутри кипел. Даже мать его всегда так и называла - наш Валера "Вася Кипяток". Вообще то по натуре он отходчивый был быстро. Взорвётся, крикнет, психанёт, а минутки через три уже хохочет со всеми над собой. И зла никогда ни на кого не таил. Добрая душа и весёлый парень.
Но не в тот раз. Как то сильно резануло по сердцу то, что его девушка согласилась танцевать с приставучим и наглым парнем. А может он ей понравился? Или что то у них между собой раньше Валеры было? Но ведь они пожениться с Оксаной уже вскоре собирались.
Оксане, бывшей девушке и своей первой любви, он на танцах ничего не высказал. Стерпел. Но парню решил отомстить. Ведь тот знал, что это Валерина невеста, но вёл себя по хамски, лапал девушку при всех и шептал ей на ушко какие-то слова. Оксана тоже вела себя на удивление странно, улыбалась этому хаму, словно пытаясь вызвать в женихе ревность. Ну и вызвала. К тому же, в клубе все знакомые. Как это теперь можно было сделать вид, что не заметил? А он и не собирался притворяться, что не заметил. Закончилось всё это очень плохо. Для Валерия.
После окончания танцев на полутёмном крыльце ДК завязалась драка.
Валера ударил первым. Тот парень как раз выходил из дверей Дома культуры. Ударил неожиданно, смачно, со всей силы и удачно. Парень отлетел к стене здания. Это помогло ему не упасть. Оксана неистово заверещала, вокруг начала собираться толпа. Но вмешиваться никто не посмел. Все видели на танцах, что посторонний нанёс Валере оскорбление.
Парень был пьян , но не сильно. И сразу понял, за что ему прилетела плюха. Но и спасовать не собирался.
- А как тебе это? - Зло прищурившись поинтересовался он, вытирая с губ кровь и доставая из кармана финку...
Оксана, увидев нож, бросилась к Валерию, чтобы оттащить его подальше. Но "Вася Кипяток" уже разошёлся, от гнева потеряв разум и даже страх. Он оттолкнул невесту, да так резко, что не рассчитал в пылу силы. Оксана отлетела к колонне у крыльца, ударилась о неё затылком и сползла на каменное крыльцо, потеряв сознание.
Конечно, свадьба с любимой не состоялась. Вместо свадьбы получил два года заключения. Валере присудили нанесение телесных повреждений девушке, сотрясение мозга. Два года колонии. С этого момента жизнь пошла наперекосяк и дала трещину. Оксана через полтора месяца вышла из больницы и, пока её бывший жених сидел в тюрьме, вышла замуж за другого.
***
Валерий освободился из колонии досрочно, не досидев всего полгода. За примерное поведение и за участие в художественной самодеятельности лагеря. Играл там на баяне. Играл красиво и пел. Любимая его песня была "Черемшина". С душой своей нараспашку пел. На удивление своего весёлого и доброго характера он и в заключении не утратил.
На свиданки в зону приезжали сёстры и мать. Изредка даже приезжали друзья. Оксана не была ни разу.
Встречали дома после отсидки радостно, даже как то участливо, с пониманием, что вины то Валеры и не было. Готовились к его приезду задолго, основательно. Все вместе. В складчину насобирали брату на новый костюм с брюками-клёш. И даже на жутко модный в то время балоневый плащ друзья Валеры немножко деньжат подкинули. Заранее налепили всей семьёй пельмени, рыбки свеженькой с картохой нажарили. Ну, само собой, домашние помидорчики - огурчики - грибочки. Водочка, вино. Всё, как положено, после долгой разлуки. Всё, как у людей.
Встретили. Отметили. И зажили по старому.
Валера на работу устроился сантехником. Работящий он парень всё-таки был, ни тяжёлой работы никогда не боялся, ни самой грязной. И в ночь, и в метель, и в любое время приезжала за ним домой аварийка. Он молча, всегда безотказно собирался и ехал - то канализацию где то чинить, то течь под землёй в трубах, то в котельной котлы паром разорвало. Отзывчивый человек Валерий, ну что сказать, работяга, простой, честный, неунывающий.
***
Однажды морозной ночью, уже ближе к утру, на складах коопторга отопление прорвало. Батареи ржавым фонтаном обжигают. И принялась горячая вода заливать уложенный на полках склада товар. Конечно тут же за Валерой машину выслали. Зимой, в пургу. Ночью. А он накануне вечером свой день рождения с мамой, сёстрами и друзьями отмечал. Веселились, пели, танцевали, Валера на аккордеоне свои трели выдавал. Особенно свою любимую "Черемшину" по несколько раз. Закончили праздновать уже далеко за полночь, и только улеглись, изрядно уставшие, пьяненькие, а тут машина.
Валера молча собрался, пошатываясь, хлебнул из ковша квасу, накинул робу с кирзачами, взял свой походный ящик с гаечными ключами и потопал к двери.
Вот на том складе то и встретил он Танюшку. Свою будущую жену и мать его дочки.
Пронеслось это в мозгу, как в ускоренном кино. Всё их радостное и безрадостное простецкое житьё-бытьё. Таня всю свою жизнь товар на складах укладывала, мешки вытрясала, а Валерий чинил всю испорченную сантехнику их маленького городка. Все их совместные двадцать лет супружества.
И пока шёл он с сестрой до похоронной конторы, понурив голову, пронеслась в том видении их небогатая свадьба, потом рождение дочки, их ссоры и перемирия. Их праздники и домашние хлопоты. Их любовь-нелюбовь. Вся их немудрёная семейная жизнь. Сначала ютились на семи метрах в шумной общаге, потом в ветхом деревянном бараке, на рабочей окраине городка, у чёрта на куличках. Но всё чего то ждали, надеялись, верили.
А затем и отдельную квартирку получили, уже когда дочь подросла. Махонькую и без удобств, зато свою, отдельную.
И вот, теперь то как? Как одному то? Без Танюшки маленькой моей... Как?
***
Весь тот страшный день он был ни живой, ни мёртвый. Куда-то ходил, за что-то платил, что-то говорил, заказывал. Но это делало только его тело. Не он сам. Душа его была где-то не здесь, далеко. Очень похоже на сон. Неприятный, размазанный, сумбурный сон. Даже не сон, а какие-то обрывки сна.
В морге ему показали миниатюрное тельце жены, и он очень захотел проснуться. Но так и ушёл домой, не поверив в случившееся.
Перед этим Сестра Лариса спросила Валерия:
- Та, которая прибегала с работы Тани, рассказала тебе, как это случилось?
Он ненадолго пришёл в чувство и ответил, слова вылетали механически, как у робота:
- Таня с утра плохо себя чувствовала. Жаловалась на вялость, головную боль. Говорят, пришла на работу, на складе залпом выпила почти полный стакан водки. Думала, наверное, что ей с этого полегчает. Потом тихо проговорила подружкам - Ой, девчонки, как хорошо. Облокотилась на рулон бумаги и сползла по нему на корточки. Глаза прикрыла и больше не открывала.
- Это всё?
- Всё.
- Она болела перед этим?
- Нет. Всё, как всегда. Вечером сварила борщ. Потом сходила к соседям, у них телефон. Позвонила дочке. Вернулась, мы поужинали, ещё немного посмотрели телевизор и легли спать. А утром эта вялость.
- Понятно. Ладно, Валера. На сегодня мы всё сделали. Тебе завтра на работу или отпустят?
- Отпросился.
- Хорошо. Иди домой и постарайся не напиться. Не знаю как, но постарайся. Ты мне завтра нужен. А я ещё забегу в кафе, узнаю там меню и расценки для поминок. Крепись. Дочке сам сообщишь или мне позвонить?
- Позвони ты. Только помягче ей это скажи, как-нибудь помягче, постарайся.
- Помягче не получится, не тот случай.
Валерий отвернулся и умолк.
***
Как он дошёл до своего дома не помнил.
Не разуваясь с улицы снова сел на диван и уставился в пол. Рисунок ковра поплыл и изобразил лицо Тани. Валерий закрыл глаза руками и заплакал.
Просидев так с полчаса, он взял ключи и побрёл в сарай. Нашёл там старую банку полузасохшей белой краски и бутылку ацетона. Смешав краску с растворителем вернулся в дом.
Над дверью из прихожей в комнату неоновая лампа. Давно уже перегорела. Менять всё было как-то не досуг, да и незачем. Так и висела над диваном.
"ТАНЕЧКА! ТЫ ВСЕГДА СО МНОЙ!" вывел он пальцем на пыльном плафоне белой краской.
Капли масляной краски стекали с плафона и с руки, капали на ковёр. Но это всё уже было ему безразлично. Он уже ничего не замечал, лишь только слёзы текли по осунувшемуся, резко постаревшему лицу.
Что это было? Любовь? Привычка? Страх одиночества? Да какая разница?! Жизнь потеряла всякий смысл. Ненужные никому вещи, потолок, стены. Нет родного человека. Пусто. Зачем жить?
Через год Валерий умер от рака гортани.
На поминках был баянист с аккордеоном. Взрослая дочь Валеры попросила его сыграть любимую песню отца "Черемшина".
8 Упрямица
Вера Шкодина
Санька всегда побаивалась мать. Та никогда не разбирала ни правого, ни виноватого.
И если набедокурил кто-то один, все равно в результате им втроем дружненько приходилось отправляться по углам, где они продолжали препираться до вечера, вынося свой, обоюдный приговор виновнику.
И если мальчишки сносили материнскую расправу спокойно, даже с напускным равнодушием, то Санька воспринимала такую незаслуженную уравниловку бурно, с глубокими обидами и с отчаянным неповиновением.Вот и теперь:
- Пол так и не помыла! – прищурилась на Саньку мать.
- Так я ж! – чуть не захлебнулась та, - мы ж дверь не могли открыть, пристыла!
- Мой сейчас же, - отрубила мать.
Санька засопела, но пошла за ведром в сенцы.
- А кровать, как заправила? Вся наперекосяк! - продолжала распаляться Антонида.
Ее отчаянно раздражал этот вечный беспорядок в доме, который появился после смерти старухи-матери, на которой дом и держался.
- Как? – тупо повторила Санька, растерянно плеснув из ведра.
- А вот так! – взорвалась Антонида. И на пол полетели подушки, одеяла, перина, - гробина проваленная, а не кровать!
- Я, - побледнела Санька, напряженно держа ведро в ослабевшей руке, - я никак перину поднять не могу, она тяжелая!
Мать яростно взбила перину, накинула одеяло. Захлестнула все покрывалом.
- Вот как надо! Видела?
Санька стояла неподвижно, дрожащей рукой пытаясь удержать на весу тяжелое ведро.
- Да поставь же ты! – взорвалась Антонида, выдергивая из рук Саньки ведро. Оно косо шлепнулось об пол, потекла лужа.
- А у Вас, ..а у Вас, - вдруг выпалила дочь, задохнувшись от собственной смелости, - тоже криво, вот! – указала она на покрывало.
Мать автоматически проследила за ее пальцем, остолбенело уставилась на покрывало, действительно было криво.
Изумленно взглянула на побледневшую и взъерошенную Саньку
- Ах ты! – выдохнула она, не находя слов, - ах, ты, еще мать учить!
Нашлепав упрямую дочь, воткнула ее в угол. Вскоре под горячую руку попался и Леник.
Раньше они стояли втроем, но вот уже два года, как за Володькой были признаны права
взрослого.
- Скорей бы вырасти, - в слезах шептала Санька, зло ковыряя ногтем известку на стене.
Покричав еще на всех для порядку, Антонида ушла управляться со скотиной.
- Счас, как придет, попросим прощения, и она сразу выпустит, я знаю, - успокоил ее Леник. И уселся на пол. Вытащил из кармана рогатку и, натягивая резинку, предупредил:
- Сейчас, как бахну.
- А я не попрошу, - шепотом всхлипнула Санька, потому что…,потому что несправедливо!
- Ну, будешь всю ночь стоять, - искренне удивился Леник.
- И буду, - уперлась Санька, - я правду сказала, так несправедливо! Да положи ты свою рогатку, опять что-нибудь разобьешь.
- Не боись, - солидно пропыхтел Леник, натягивая резинку.
- Ну что? – услышали они голос матери из сенцев, - настоялись?
- Мы больше не будем! – мгновенно вскочил Леник, спрятав рогатку за спину.
- Ладно уж, - примирительно буркнула мать, - идите. Леник бросился к вешалке.
Санька, не шелохнувшись, стояла в углу, набычившись, уперев глаза в пол.
- А ты чего? – удивилась мать, что застыла, как столб?
- А я, - засопела Санька, чувствуя, как горячие слезы так и рвутся из глаз, - а я не просила!
- Что не просила? – не поняла Антонида.
- Прощения, - еле выдавила Санька.
- Ах! Не просила! Ах! Она не просила! Ты посмотри на нее! – всплеснула мать руками. – Так и стой! Стой хоть до ночи! Не просила! Ты посмотри на нее, продолжала она уже в сенях, ожесточенно хлопнув дверью.
Леник изумленно застыл, воткнув одну руку в рукав, другой растерянно придерживая ползущее на пол пальто.
- Ты чо?- удивился он шепотом, - ты вправду дура что ли?
- Ты сам дурак, понял? И мотай, куда шел! – затряслась Санька от бессильных рыданий.- А я все равно не попрошу! Потому что несправедливо!
Ленька открыл было рот, хотел еще что-то добавить, потом раздумал, деловито нахлобучил ушанку и вылетел из хаты пробкой.
Через час он залетел в комнату, весь в снегу, пар так и валил от его взъершенной головы, красного мокрого лица и шеи.
- Ну ты, Санька! Чо ты стоишь? Да?. Санька не ответила, дернув презрительно плечом.
- А хочешь я тебе хлеба принесу?- зашептал он. – Мамки пока нету.
- Не хочу! – насупилась Санька, сглотнув слюну.- Отстань! – и сжала губы.
- Ну и дура, - неожиданно спокойно заверил братец, облегченно добавил, - я гулять пошел.
- Иди поешь! - Уже вечером высунулся в горницу старшой. - Мать, может, специально вышла. Ну!
- Не буду! – снова заревела Санька, бессильно сползая на пол. – Не буду! Отстаньте вы от меня! Вот, понял! Несправедливо! Не буду! Она сама криво заправила, а потом дерется! Не буду я прощения просить, понял! – прекращая плакать, зло сощурилась Санька, поднимаясь с пола.
- Ну и псих! – искренне удивился Володька, - да ты ненормальная, тебе лечиться надо! Я так матери и скажу!
Уже стемнело совсем
- А где ж Санька? - спохватилась мать.
- Стоит, - сообщил Володька. - И ни в какую, как столб!
- Что, до сих пор не евши? Да не ври! – метнулась в горницу.
- Санька, а Сань, где ты? Ты что?! – затормошила она дочь. Санька взглянула на нее и рухнула на пол без чувств.
- Санька! – пронзительно закричала Антонида, - Вовка, воды, воды!
Отходили. Открыла Санька глаза, видит, мать над ней слезами обливается, трясется:
- Доченька, доченька, родненькая, да ты что удумала, да не трону я тебя, не трону сроду!
И вправду, больше пальцем не тронула, а сгоряча и накричит когда, то потом и косится с опаской, не выкинет ли чего упрямица-дочь.
А Санька только зыркнет исподлобья и смолчит.
- Нет, это что ж за характер, -жалуется мужу Антонида, изуверка прям какая-то, никакого спуску мне, как матери, не дает.
- Да твоя ж порода, - заверил Николай, - ты ж когда упрешься на своем, как рогами в землю, и не сдвинешь, чего уж!
9 Вредитель
Поздняков Евгений
Петьке жизнь в деревне нравилась. Утром выйдет из дому, взглядом поле окинет – красота! Березки шелестят, мужики трудятся, а бабы у забора стоят, новости последние обсуждают: кто кому нагрубил, кто с кем подрался… Ну, разве не чудо? По ступенькам спустится, кур пересчитает, свиней накормит, да обратно в свои «хоромы» вернется. Из окна ведь места родные еще красивее кажутся! В общем, парень он был скромный, но от жизни удовольствие получать умел: всему радовался, всему умилялся, но… Без изъянов в наше время никуда! С односельчанами у него отношения слегка… Не сложились.
– Слышишь, Петька! – Кричит ему мужик с поля. - У меня на днях грабли сломались! Не ты ли к этому руку приложил?
– Так я, Леонид Ильич, третьи сутки из дома не высовываюсь…
– А у нас забор покосился! – Подхватывает второй. - Жена моя, Лидка, говорит, мол, я, старый дурак, поленился… А мне кажется, что тут без нашего Петьки не обошлось!
– Да я мимо вас, Михал Степаныч, давно не проходил…
– Ну, сколько врать-то нам можно? Натворил дел – сознайся! Или, по-твоему, мы сами своему же хозяйству вредим? Эх, молодежь…
И так каждый день! То бабушка к нему прибежит, скажет: «Зачем внука плохим словам учишь?», то девица нагрянет, спросит: «Для чего суп мой пересолил?». Но надо им должное отдать: пристыдить они умеют! Петька ночами не спит: сидит на кровати думает: «И когда же я это все творить успеваю? Днем вроде бы работы по горло: то свиньи проголодаются, то куры. Ужас! Под проказы только вечер остается! От чего же я их не помню? Может, я под алкоголем… Дурной? Да откуда ж мне знать, я ведь человек непьющий. Должно быть, мужики надышали!».
Петька в словах односельчан не сомневался. Зачем людям врать-то? Если говорят, что он набедокурил, значит действительно, где-то оступился. Тут главное ссору не начинать: лучше закатать рукава, да пойти содеянное исправить. Ему-то забор починить не трудно – главное, чтобы отношения добрососедские не портились. Так он и жил: утром за хозяйством присматривал, в обед по деревне носился (то крышу ремонтировал, то ребенка ругаться отучивал), а вечером про свои новые «свершения» узнавал. Иной раз пойдет свиней кормить – хрюшку обнимет, заплачет и голосом слезливым спросит: «Что ж я за человек такой? Одни от меня беды! Может, подскажешь, как мне другим не мешать?». Она на него глазами поросячьими посмотрит, хрюкнет в ответ, а Петька, как всегда, ничего не поймет. Так и ходил с головой понуренной: не знал, как проблему эту решить.
– Ты чего мое время тратишь? – Говорит ему глава администрации. – Думаешь, у меня дел нет, кроме как на каждый пустяк откликаться?
– Так это, Борис Геннадьевич, не пустяк вовсе! Я же в деревне главный вредитель! Все ломаю, все порчу! Нужно же меры предпринимать!
– Значит так: время мое не трать! Иди к секретарю, оформляй документ, в нем все самое главное изложи, а я, когда посвободнее буду, постараюсь что-нибудь придумать. До встречи!
К сожалению, обращение к главе результатов не принесло: так он и продолжал заборы ломать. А через несколько месяцев деревенский паренек самого себя превзошел – стал вредителем районного масштаба! Раньше под раздачу только дома односельчан попадали, а теперь и вовсе он дороги крушить начал. Его имя даже в административном документообороте фигурировать стало: «На асфальтирование потрачено три миллиона рублей. Результатов не видно, потому что Петька все ломает». Как у него это выходит – никто не знал, но сомнений у сельчан не было: этот «фермер» всех в могилу сведет. Нет на душегуба управы: то зарплаты урежет, то зимний городок обустроит плохо… Слава Богу, у них хоть управленцы хорошие: вредителю спуска не дают! Обо всех его проказах в областной центр сообщают, да подробно расписывают: в каких размерах деньги ворует и каким образом на пенсии влияет.
Петька наш совсем отчаялся: на крылечко сядет, деревню взглядом печальным окинет, вздохнет грустно… Выйти охота! По полю пройтись, с мужиками пообщаться, но… Нельзя! Того и гляди ненароком гадость какую-нибудь вытворит. Правда, меньше он от этого проблем доставлять не стал: односельчане все так же жаловаться приходили, а в документах районных имя его еще чаще всплывать стало. «По ночам, наверное, бедокурю!» - Вздыхает парень. – «Видимо, мне и спать-то нельзя!».
Тем временем весть о Петьке далеко за пределы деревни распространилась: в областном правительстве за этим вредителем давно присматривали. Как откроют папку с отчетами – непременно упоминание о нем отыщут. Поначалу весело было. Подумать только, обычный сельский паренек, а проблем от него, как от распада Союза! Месяц смеялись, второй, третий… А через год как-то поутихли: деньги в район уходят, а результатов – ноль. Непорядок! Сам губернатор решил с вредителем познакомиться да разузнать, как это у него получается кругом беспорядок сеять. Сказано – сделано: приехал в деревню без предупреждения. Видит: народ напуган. Глава администрации к нему со всех ног рвется – руку протягивает. Он ему говорит: «Где дом Петькин?». Тот скукожился, покраснел и нехотя в сторону покосившейся «хибары» указал.
– Ты Петька? – Спрашивает губернатор у парня.
– Ну, я. – Отвечает. – А кто спрашивает?
– Нужно будет – узнаешь. Ты лучше расскажи мне, зачем дороги в деревне ломаешь!
– Так, я сам не знаю. Когда пьяный – дурной становлюсь.
– Для чего пьешь тогда?
– Так я и не пью вообще! А дороги ломал, потому что на меня мужики после посиделок своих… Надышали.
Губернатор сначала ничего не понял. Думал, «фермер» дураком прикидывается, чтобы не наказали. А потом, когда покурить вышел да с мыслями подсобрался, почему-то смеяться начал. Веселился он долго: сначала советников подзывал, затем главе администрации деревни благодарность объявил за труд добросовестный, а под вечер обратно уезжать захотел. Да только Петьку с собой взял! Говорит: «Мы за тобой лично присматривать будем! Чтобы не натворил ничего!». Парень чувства смешанные испытывал: с одной стороны радовался, что ему министры помогут, а с другой… Не хотелось ему родные края покидать! Тут у него и знакомых много, и жизнь обустроена… Присел рядом с хрюшкой, обнял ее, за ухом погладил да в машину к губернатору вернулся. Едут, за окном пейзажи сменяются… Грустно.
В большом городе Петьке не нравилось: кругом шум, суета… То ли дело в деревне: тишь, благодать, спокойствие! В доме обстановка приятная, не то что в квартире! Стены тонкие: то снизу голоса доносятся, то сверху! Как тут с мыслями собраться? Одно парня успокаивало: министры за ним приглядывали. Каждый день в дверь стучались, спрашивали: «Не натворил ли чего?». Правда, контроль их результаты быстро давать перестал: сельчанин через месяц в мегаполисе освоился и снова чудачить начал. Сам губернатор в отчетах писал: «На развитие региона потрачено тридцать миллионов рублей. Результатов не видно, потому что Петька деньги ворует». В общем, все в администрации парню удивлялись: что с вредителем делать, никто понятия не имел!
Шли месяцы, а проблема решаться не желала: область как нападки вандала терпела, так терпеть и продолжает. Депутаты ночами не спят, думают, как «фермера» к порядку приучить, а он… Глядит на них по-доброму. Улыбается! Говорит, что в городе заняться ему нечем – потому он, видимо, и бедокурит. Слова Петькины быстро по региону разлетелись. Каждая газета писала, что душегуб шорох наводит из-за нежелания работать! Но сельчанин с журналистами не соглашался: ему бы во дворик родимый, да к курам, поросям! Ну, или на худой конец, в поле… С косой пройтись – тоже сердцу отрада! Мечтает-то он о простом, о деревенском, а ему губернатор должность назначает: «Ответственный по чрезвычайным положениям в области». Ну, разве это мужицкое дело – сидеть в документах копаться? Но ничего не поделаешь: указ сверху!
– Мы, Петька, сейчас тебя делом займем! – Говорят ему министры. – Отчеты, справки позаполняешь и вмиг хулиганить отучишься! Это мы тебе, как профессионалы заявляем!
Идея, конечно, толковая: тут в теоретической части подкопаться никак! Да вот только на практике она себя показывала слабо: костюм официальный сельчанин надел, а дров ломать меньше не стал. Как был ответственным за плохие дороги в области, так им и остался. Правда, теперь он чуточку избирательнее стал, ведь доступ к документам имел.
– Вот это я подпишу! – Заявляет Петька министрам. – А к этой филькиной грамоте даже прикасаться не буду! Технику, да, ломаю, но со здравоохранением ошибочка вышла: мне на людские болезни влиять совесть не позволяет!
Так и жил целый год: то в правом углу печать ставил, то в левом, то вверху расписывался, то внизу… Надоела ему суета кабинетная до жути! Стал он все чаще деревню вспоминать: как хрюшек откармливал, как с мужиками песни горланил, как заборы соседям чинил… В общем, стало его обратно тянуть! Захотелось по полю босым пробежаться, порог родной переступить… Правда, контролировать его некому будет… Но ничего! С главой сельской администрации договорится! Он, помнится, плакал, когда Петька в город уезжал. Хороший мужик, черт возьми.
– Вы меня, Георгий Николаевич, простите! – Говорит «фермер» губернатору. – Ну, не могу я так больше! Устал от шума, от грохота вечного! Домой охота, аж жуть! Не серчайте на меня! Если что понадобится – звоните! Подскажу, где какой документ оставил! Ну, свидимся еще!
Едет Петька в деревню – счастливый! От радости весь сияет! Чуть не индейцем прыгает! Смотрит: за окном березки шелестят, ветерок дует… Красота! Из машины выходит – народ его приветствует, руки пожимает. Рады! Они ж без него тут как без рук: ничего не происходит, ничего не ломается – скучно! А парень доволен: бабушек обнимает, девок в щеки целует и хохочет задорно, будто родился заново! Правда, одно огорчало: с отъездом из города имя его в два раза чаще в колонке новостей мелькать стало. Он теперь почти за каждую шалость в регионе ответственен. Но, ничего! Это переждать нужно! Только из конуры офисной выбрался: он это с непривычки, наверное! Так еще и мужики пьяные рядом дышат… А Петька, когда пьяный, дурным становится….
10 Колька
Поздняков Евгений
Колька был первым парнем на деревне: красивый, рослый, широкоплечий. Как выйдет в поле работать, так все девчонки вокруг забора собираются – смотрят. Изредка остановится, пот со лба смахнет, а наблюдательницы ему: «Не устал, Коленька? Может, тебе воды принести?». Он голос их тонкий услышит, повернется к красавицам, улыбнется широко, во весь рот, и отвечает: «Мне, девоньки, пить не хочется! Лучше бумагу и ручку принесите! Рифма рождается!».
У них в деревне, в Клюевке, присказка ходила: «Хилый - умный, сильный – глупый». Но, честности ради, стоит отметить: на Кольке это правило сбой дало: по утрам он в поле за троих работал, а вечерами поздними, когда уже Солнце за горизонт садилось, в беседке стихи читал. И не чьи-то, а свои – собственные! Встанет перед людьми, за сердце схватится, и давай им про жизнь крестьянскую рассказывать! То ямбом про жару надоедливую, то хореем про мух назойливых… Паузу сделает. Присмотрится – публике-то нравится! Значит, нужный тон задал! С радости за гармошку схватится, стул пододвинет поближе и поет до полуночи частушки. Мужики порой сдержаться не могут – сумки на лавочках оставят и пускаются в пляс. Жены их взглядом непонимающим окинут, покричат для приличия немного, а потом сами танцевать начинают, будто бы и не старели вовсе.
- Ты, Колька, молодец! – Говорит ему бабушка после выступления. – Поэт настоящий!
- Ну, что вы, Зоя Федоровна! – Отмахивается он. – Поэты там, в столице! А я так… Полевой работник!
Кольку в деревне все знали: люди его любили, а детишки стихотворения наизусть заучивали. Сядут иной раз мужики пиво пить да начинают обсуждать всякое: сначала скажут, что бабы в деревне совсем обнаглели, затем про рыбалку и охоту часами болтать могут, а под конец, когда другие темы себя исчерпают, начинают Колькино творчество обсасывать. Разбирают каждое четверостишие подробно, с Есениным сравнивают, с Пушкиным… Головой кивают – признают: талант есть! И вот тут, самый подвыпивший встанет, кружкой по столу стукнет и как гаркнет:
- Колька! Тебе в Москву надо! Гений пропадает!
Он на них посмотрит так по-доброму, так по-детски. Улыбнется как девкам в поле и ответит:
- Эх… Скажете тоже! На кого я вас оставлю, родные?
На прощание им рукой помашет, направится домой перед рабочим днем отсыпаться, а в голову мысли тревожные лезут. Что если шанс свой упускает? Что если действительно стихотворения его ценность имеют?
- Ты, Колька, давай решайся скорее. – Сказал ему глава администрации. – Мы все, что от нас зависит, сделаем. Главное, чтобы ты к переезду был готов.
Нелегко ему это решение далось. Трудно было дом родной покидать. Пока со всеми прощался, уже и уезжать раздумал. Стоит перед машиной грустный, гармошку расчехлил, играть начинает. Люди слушают, слезы вытирают. Колька в последний раз украдкой деревню оглядывает. Посмотрит на поле – вспомнит, как с девками стихи писал, повернется в сторону беседки – мысли хорошие в голове появляются. Много всего здесь происходило. Жалко, поэтов московских сюда не затащишь. Авось, и переезжать никуда бы не пришлось! Заканчивает Колька песню последнюю, мужикам ладони морщинистые пожимает, девчонок в щеку целует. Садится в машину. Поехал.
Дорога длинной оказалась. Часов десять заняла, не меньше! Наконец, добрались.
Выходит Колька на улицу, воздух полной грудью вдыхает… Не то. Грязь чувствуется, смог. Что поделать? Столица! Протягивает руку водителю. Тот смотрит на него изумленно, думает: «Неужели деньги назад просит?». А Колька улыбается. Видно, у них тут в Москве такого не принято! «Ладно, » - говорит, - «спасибо, что подбросил! До встречи!».
Остановиться столичный гость решил у старого друга Сереги. Он года четыре назад из Клюевки сюда переехал. С тех пор они общались мало, конечно. Только на новый год и на день рождения. Колька рукой дрожащей номер его наберет, гудки слушает, думает: что говорить-то нужно? Просто удачи пожелать как-то не по-товарищески, а расспрашивать про жизнь новую… Да не хочется человека отвлекать! Так и проговорили несколько лет: «С праздником!» - «С праздником!». А теперь вот, наконец, шанс выпал – общение наладить! Стоит Колька у дверей Серегиных, стесняется. Наконец стучится. Шаги слышит.
- Кто? – Спрашивает голос знакомый.
- Серега! Открывай! Это я, Колька! Друг твой из Клюевки! Приехал погостить у тебя месяцок!
- Во-первых, не Серега, а Сергей Витальевич. Во-вторых, Николай, о таких вещах заранее предупреждать нужно.
-Ну, я сюрприз хотел сделать.
-Ладно уж. Кам ин, плиз.
Изменился Серега до неузнаваемости. Большим человеком стал! Колька ему даже завидовал слегка. Не каждому дано английский выучить! А тем более менеджером в офисе работать! Правда, про деревню он, похоже, совсем забыл. Раньше чуть только частушки услышит, сразу в пляс пускался, а теперь поди попробуй гармошку у него на глазах достать. Тут же начнется: «Уберите! Итс воркинг тайм!». Но Колька на него не обижался, наоборот, друга поддерживал. Серега отчеты составляет, а гость Клюевский на кухне посуду моет. Так и жили они на взаимовыгодных условиях.
Однажды Колька по центру города гулял. Видит, на столбе объявление висит. Яркое, пестрое. Читает: «27 декабря в 17:00 состоится творческий вечер поэтического общества «Фиолетовая лампа». Приглашаются все желающие». Вот так удача! Это же сегодня! И проходит мероприятие неподалеку! Срочно за гармошкой!
Забегает в квартиру. Носится по комнатам. Инструмент найти не может.
- Николай, проходите на кухню! – Раздался тихий голос. – Я тут блэк ти заварил…. Дринкать будете?
- Некогда мне, Сергей Витальевич, чаи гонять! Лучше подскажите, куда вы мою гармошку убрали!
Нашлась родная. Ее Серега в шкаф убрал. Но ничего! Ему позволительно. На часах уже 16:30. Нужно спешить. Побежал Колька со всех ног, даже куртку дома оставил. Возвращаться нельзя – опоздает. Мимо людей проносится, как сумасшедший. Заденет слегка кого-нибудь – остановится, извинится. Слава Богу, идти недалеко! А то бы все пропустил! И вот врывается он в клуб поэтический. Все на него глядят изумленно, так будто бы знаменитость увидели. А Колька, как ни в чем не бывало, улыбается им и спрашивает:
- Тут «Фиолетовая лампа» собирается?
- Ну… Да. – Ошарашенно отвечает мужчина. – А вы, собственно, что хотели?
- Я стихи почитать думал! Если можно!
- Понимаете, у нас как бы… Все спланировано… Не проходной двор.
- Да я много времени не займу! Минут пять от силы!
- Что ж… Ладно. Все-таки мы открытое общество. Проходите на сцену, молодой человек.
И вот встает Колька перед ними. Смотрит. Совсем не деревенская публика! Все в костюмах сидят, в очках. Важные. Сигареты курят, на часы поглядывают так, будто спешат куда-то. Видно, люди серьезные. Не привык он таким стихотворения читать. Страшно. Деваться некуда! Пора начинать. Хватается за грудь по привычке и давай им про жизнь крестьянскую рассказывать. Им, с часами швейцарскими, про то, как на свиньях катался, им, с прическами странными, про девок деревенских. Вдруг, слышит – смеются. Над чем спрашивается? Останавливается. Люди встают. Аплодируют, «Браво!» - кричат.
- Порадовали, порадовали! – Подходит к нему мужчина. – Имя-то ваше как?
- Колька…
- Колька? Колька! А родом откуда?
- Деревня Клюевка.
- Деревня… Ну надо же! Ты просто находка!
- Спасибо, конечно… Но над чем вы смеялись?
- Колька! Какая разница! У искусства цель какая? Чувства вызывать! Радость – это чувство? Чувство! Считай, с задачей ты на отлично справляешься! Мы тут каждую неделю собираемся! Будем тебя ждать! Давай, приходи к нам с новыми… Творениями!
Люди столичные странные... Он им душу открывает, а они смеются. Может, у них так принято? В конце концов, стихотворения им-то понравились. Не зря же его на следующие вечера позвали! Хотя со временем Колька с их реакцией свыкся. Ему даже понравилось, что его творчество людей радоваться заставляет. У них у всех произведения грустные: то про смерть, то про власть нехорошую… Под такое только в гроб ложиться, ей Богу! То ли дело, когда он на сцену поднимается. Наденет кепку с цветком ярко-красным, гармошку достанет и начинает петь про жизнь крестьянскую… А люди смеются, смеются, смеются…
Однажды Колька решил им новое стихотворение прочитать. Автобиографичное: про то, как он в детстве у соседа яблоки воровал. Публика как всегда – хохочет, только в этот раз как-то по-особенному. Громко очень и долго. Никак остановиться не могут. И тут гостя клюевского будто бы осенило: смех у них не такой, как у мужиков в деревне. Он какой-то противный, озлобленный, надменный. Смотрит он на их рожи прилизанные и ничего, кроме презрения в них не находит. Они же его и за человека-то не считают. Расселись в креслах, как бояре, и ждут, пока их парень деревенский развеселит. Думают, наверное, что в стране лучше их не сыщешь, что они тут центр планеты. Как бы не так…
- А сейчас мне бы хотелось про государство российское кое-что прочитать!
- Может, не надо, Колька! – Сквозь смех говорит толстоватый мужчина. – Давай ты нам лучше про свиней лишний раз расскажешь.
- Я вам, товарищ, не Колька! Я Николай Ямковой!
- А что это ты так говоришь со мной?
- А как с вами еще говорить! Сидите здесь, животы развесив, ничего кроме Москвы не видите! Думаете, я тут ерунду говорю? Думаете, так в России никто не живет, как в стихах моих? Ошибаетесь! Это в ваших «творениях» неправда написана! Рассуждаете о высоком: кто прав, кто нет! На власть пеняете… Тьфу! Разве это народ российский заботит? Человек русский о полях думает, о семье, да о вещах простых… Не верите? Ну, и не надо! А я, знаете, что вам скажу? Москва – она одна такая. А моих Клюевок – тысячи! И что, собственно, тогда Россией называть нужно?
- Николай! Мне кажется, вам нужно уйти!
- Я-то уйду! Да только Россия от вас со мной уйдет! А вы с чем останетесь? С вопросами философскими? Эх, буржуи!
Колька с тех пор на творческие вечера не ходил. Да и стихотворения писать бросил. Не его это! Серега помог работу найти, а через несколько месяцев клюевский гость уже свою собственную квартиру обживал. Между прочим, на курсы английского языка записался. Уже и спикает неплохо! По деревне скучает. Иной раз достанет гармошку, у окна сядет, и давай частушки про жизнь крестьянскую вспоминать… Соседи ругаются, по батареям стучат, иногда в двери ломятся. Но, зато, говорят уважительно! Над Колькой теперь москвичи не смеялись. И правильно! Попробуй, подшути над его деревенским прошлым – весь вечер будешь про настоящую Россию слушать…
11 Зеркало
Казбек Чагаров
Комендант хорошо знал свое дело и поэтому всегда был в курсе всего. Главное – это оперативная информация, а сексотов у него хватало.. Иначе и нельзя – время военное, контингент еще тот: спецпереселенцы, кулаки… Скривился от приступа изжоги – Люська яичницу с салом пересолила, дура… Еще надо разобраться, по сути, кому труднее: воякам, что на фронте ордена разбирают, или ему, здесь, среди сплошных врагов народа. Сколько их сюда понавысылали: немцы, белорусы, украинцы, эти, как их… карачаевцы… Да, кстати, вот этот дом… Сексот клялся и божился, что Зурият только выдает себя за вдову красноармейца, на самом же деле ее муж был белым офицером. Даже фотографию дома хранит, где он при погонах, с крестами – совсем уже страх потеряли! При удачном раскладе такое дельце можно состряпать, на медаль точно вытянет. «За отвагу», конечно, не дадут, но «Боевые заслуги» - вполне… Размечтавшийся комендант едва не ушиб голову о косяк при входе, смачно выматерился и пинком распахнул дверь:
- Проверка!
Так, все семеро в сборе: и сама, и детвора ее. Интересно, на чем только зиму протянули? В соседнем доме из одиннадцати девять померло, бабку даже на кладбище не смогли оттащить, так во дворе и закопали, чуть ли не возле порога. А эти, смотри, какие жилистые…
Цепким взглядом ощупал все, что было в доме, задержался на швейной машинке «Зингер»… Ага, шила вещи, да на продукты меняла… Кстати – хорошая вещь, Люська давно просит… Ладно, потом…
Сейчас вниманием коменданта полностью завладел сундук… Откинул крышку и занялся потрошением содержимого. Каждую вещь тщательно прощупывал, потом отшвыривал в сторону. Тишина висела, поистине, гробовая…
-Ух ты! – комендант не смог сдержаться.
В руках у него было зеркало в серебряной оправе.
- Муж на свадьбу подарил, - голос женщины дрогнул. – Память…
Комендант мерзко усмехнулся - неплохо белое офицерье своих баб одаривало… Однако, куда же она фотографию запрятала, сколько еще в тряпье копаться… О, вот, зашуршало, есть рыбка!...
Так… Похоронка… Хм… «Ваш муж… сержант… Бабоев Хызыр… геройски погиб... в боях за нашу Совет…»
ОСЕЧКА, БЛ…!
По возвращении у коменданта от злости так тряслись руки, что он не сразу смог закурить...
Ну, Митька, ну, козел! «Стопроцентная информация, гражданин начальник!» Башку ему оторвать за такую стопроцентную… А может, рассказать этим, кто их застучал, мало не покажется, будет знать… Надо еще подумать… Сам-то, тоже дурак, нашел кому поверить, зря вечер угробил!..
Хотя, не совсем уж и зря…
Комендант сплюнул окурок и достал из кармана зеркало, любуясь добычей…
Умело нанесенное на серебро чернение искусно подчеркивало красоту линий переплетённых узоров… Кавказская работа...
12 Кто ты есть?
Казбек Чагаров
Коллега не очень спешил погрузиться в работу:
- Альберт, ну, классный же анекдот!
- Володя, давай потом…
- Да я мигом… Ну вот, идет еврей по улице, а попугай ему с балкона кричит: «Бей жидов!» А еврей посмотрел и говорит: «Кто бы мог подумать, что птица с таким носом – антисемит!» Ха-ха…
Володя внезапно осекся, что-то смущенно забормотал про больных в очереди и отправился к себе в кабинет. Альберт раздраженно глянул ему вслед поверх очков, водруженных на внушительный нос, и занялся историей болезни.
Нет, евреем Альберт Магомедович не был. Просто нос у него, как говорится, на семерых рос, а достался ему одному. К такому носу идеально подошли бы кепка-аэродром и фраза: «Падхады, дарагой, дёшэва аддам!» Но Альберт Магомедович кепок сроду не носил, предпочитая шляпы, и торговлей никогда не занимался, выбрав стезю Гиппократа. Да и русским языком он владел в совершенстве, как и своим родным – карачаевским, говорил уверенно, легко, скороговоркой. Вот только букву «р» не выговаривал. Ну, вполне обычный дефект речи, изучать медицину это не мешало, и, по окончании ленинградского мединститута, Альберт остался в ординатуре, а затем и женился.
В 70-е годы 20 века милиция еще не проявляла особого внимания к лицам кавказской национальности, поэтому он вполне уютно чувствовал себя в северной столице. Родственники его жены, Зои Иосифовны, так же относились к нему довольно благожелательно, что подтверждалось дружественными семейными застольями, во время одного из которых, внезапно приехавший в гости дядя Боря, вдруг обратился к Альберту на идиш.
Внешняя мягкость не изжила в Альберте кавказской твердости и прямоты, поэтому он тут же ответил:
- Я Вас не понимаю.
Седые дядиборины брови сошлись на переносице:
- То есть как это - ТЫ НАС не понимаешь?!
- Да я не еврей, - так же прямо ответил Альберт.
За столом стало слышно, как заблудшая муха обреченно билась в оконное стекло.
- И кто же ты?- чуть прищурившись, поинтересовался дядя Боря.
Альберт выдохнул воздух и заявил:
- Я – карачаевец…
В наступившей тишине дядя Боря обвел всех присутствующих мудрым взглядом печальных еврейских глаз, понимающе покивал и обреченно изрек:
- КЕМ ТОЛЬКО НАМ НЕ ПРИХОДИТСЯ БЫТЬ…
13 Утки - гуси
Александр Сапшурик
Если бы раньше Василию сказали, что у него появится такой друг, он выругался бы на это так затейливо, что заслушавшись, окружающие забыли бы, по какому поводу это сказано. Вот так же - красноречиво и артистично, он высказал своё мнение на рынке, где ему предложили купить утят для разведения. Обе девушки продавщицы, суетящиеся с тыльной стороны большой тентованной машины с живым товаром, открыли рты, поражённые оборотами его устной речи. Собрались возмутиться - всё же общественное место, а они такие нежные дамы. Но потом заинтересованно переглянулись, видимо разом вспомнив, что даже в интернете такого не слыхивали. А уж их друзья и сверстники, разговаривающие матом при каждом удобном случае, вот так - точно не умели. Наверное, этот худощавый, слегка нетрезвый мужчина, окончил как минимум факультет журналистики с кафедрой языка, не упоминаемого ни в каких дипломах или диссертациях. Прерывая его выступление, в разговор вмешалась крупная белокурая женщина, как оказалось - его жена.
- Вася, тебе какие градусы больше в голову ударили, что ты так на продавщиц набросился? Те, которыми в кочегарке перегрелся или водочные? Девушки дело говорят. Вот что ты собираешься делать летом? Отопительный сезон закончился, кочегарку вот - вот закроют, - неприятным назидательным тоном стала она просвещать супруга. Неприятным ещё и потому, что были её слова справедливы, а этого Вася не любил. Не нравилось ему, когда жена была права.
- Найдётся, что делать. Да я лучше... , чем....,- продолжил он объясняться по-своему, как ему казалось - красиво и рационально. Но даже живущая с ним тридцать лет жена не всегда понимала его витиеватую речь бывшего строителя и мастера художественных украшений из дерева и слов.
- Тебе же нельзя теперь, после операции, тяжёлой работой заниматься. А жить на что? Хорошо хоть истопником взяли. Да ещё туда, где только на кнопки нажимаешь. А утки, это не бараны. Сильно напрягаться не нужно.
- Да видел я твоих уток, знаешь где? - принялся уточнять своё отношение к живности Василий.
На что рассчитывала жена, непонятно. Он никогда не любил животных. Соседи в посёлке именно его чаще всего просили решить вопрос о ненужных родившихся котятах, забое кабанчика или о начале истории о хорошем курином супе. Руки строителя, привычные к работе с топором, ведром или кувалдой, хорошо всё это делали. У него же водились только кошки и собаки. Что касается других животных, то хорошие заработки избавляли семью от необходимости держать в хозяйстве любых представителей домашнего скота. Более - менее он дружил только с собаками. Хотя однажды всё-таки пришлось лично усыпить их старого больного пса. С тех пор он никого не хотел, а тут...
Когда коммунальная контора посёлка почти что развалилась, Василия сократили. Но от этого он только выиграл. В ту пору их озёрный край стал приобретать популярность как удобное место для отдыха и возведения дач. И бывшего строителя стали приглашать к себе на временную работу хозяева дачных участков из их областного центра. Платили обычно хорошо. Он тогда даже купил себе подержанный автомобиль. Не пил, ездил на нём на работу. Одно было плохо. Когда свалился с крыши и поломался, больничный никто не заплатил. И работать на тяжёлых работах он больше не мог. В кочегарке заскучал и даже стал прикладывается к спиртному, что сильно беспокоило его жену Зинаиду. Вот и пыталась она с помощью хотя бы каких-то хозяйственных забот, отвлечь его от спиртного. Собаки в это время у них не было. Было две кошки. Их Василий не любил. Ходить после травмы колена было тяжело, а они вечно попадались ему на пути, путались под ногами. Зинаида вышла на пенсию, и ей сейчас самое время заняться подсобным хозяйством. Поэтому в следующие выходные под предлогом покупки мужу новых снастей для рыбалки, она снова затащила его на базар. До этого всю неделю в перерывах между его пьянками рассказывала о том, как выгодно и удобно растить уток, особенно им, пенсионерам.
- Я не пенсионер,- ругался Василий.
- Ты летний пенсионер,- возражала жена, намекая на сезонный характер его новой работы. - А через полтора года и полный. Хотя сейчас ещё совсем худой. Вот вырастим уточек...
- Вертел я их, вместе с тобой,- изысканно выражался Вася.- Если возьмёшь, сама будешь за ними ходить. Я не собираюсь!
Это была уже практически победа. Уговорила!
Продавщицы у автофургона с птицами прыснули, сдерживая смех, когда узнали специалиста по лингвистике, противившегося неделю назад покупке их замечательного товара.
- У нас сегодня и утята и гусята,- вежливо информировали они семейную пару.
- А кого посоветуете?- озаботилась Зина.- Мы никогда птиц не держали. Одни знакомые советуют гусей, другие - уток.
- А вы возьмите и тех и других. Потом сравните.
- Тогда - пять гусей, пять утей,- решительно сказала Зина. - Для начала.
Девушки стали бережно перекладывать птенцов в большую бумажную коробку. Они немного нервничали, ожидая услышать от мужа покупательницы особое мнение, явно написанное у него на лице. На этот раз обошлось. Убеждённый в том, что единственное, что он сделает для птенцов, это донесёт их до дома, Василий поплёлся с ними вслед за женой.
Постоянный писк из коробки стал уже его раздражать. Но Зинаида и это использовала в своём дальнейшем плане.
- Они так пищат. Давай поселим их подальше, возле бани,- предложила она, когда они пришли домой. - Я попросила Сергея, он нам сетку вчера привёз. Поможешь огородить для них участок? Правда, тебе нельзя поднимать ничего тяжёлого,- спохватилась она, неуверенно глядя на мужа.
- Только потому, что достали своим писком,- зло сказал Василий и пошёл в сарай за инструментом.
- А ванну я сама вкопаю,- сообщила довольная Зинаида.
- Это ещё зачем?- хмуро спросил Василий.
- Им нужно. Они не могут без воды. А тебе землю точно копать нельзя.
Но Василий сам вкопал в землю старую ванну для утят - гусят. Обнёс пространство вокруг неё сеткой - рабицей, предварительно забив в качестве столбиков куски труб, припасенных для забора. Потом, удивившись тому, что ломанные кости почти не болят от этой работы, сделал в углу участка небольшой навес от дождя. Всё для них, для пернатых нахлебников. Так мысленно он уже назвал их по примеру кошек жены, вечно поджидающих еду на кухне. Правда, потом подумал, что это определение не подходит. Это они, эти птицы, вправе так называть людей. Это же их Василий и Зина будут есть когда-то .
Довольная его работой жена, принялась немедленно наливать воду и кормить этих жёлтых, отчаянно пищащих голодающих. Это было уже совсем не интересно, и он пошёл в дом. На полпути неожиданно вернулся.
- Кто хоть из них утки, а кто гуси,- для чего-то спросил у Зины.- С виду одинаковые. Гуси же должны быть крупнее...
- Гуси потом перегонят уток. А пока их можно отличить по клювам. Смотри, какие у гусей - аккуратные и ещё они уже, чем у уточек.
- Гы... А ласты похожи у всех, - заметил Василий.
Вроде как даже интересно ему было за ними наблюдать. Только когда птенцы стали постоянно требовать еды, оглашая пространство двора не стихающим писком, Василий их опять невзлюбил. Ни за что не будет он бегать туда - сюда чтобы их кормить! Пускай сама с ними возится...
А у этих дружных парней (или девчонок) завидный аппетит. Собираясь на рыбалку, Василий накопал дождевых червей и в шутку бросил двух самых жирных за сетку к птенцам. Не испугаются ли? Но расправа была мгновенной. Червяки быстро исчезли в клювах. «Вот бы рыба так сегодня клевала»,- подумал он, уходя с удочками на озеро.
Но рыба была не такой голодной, как эти день и ночь растущие утки - гуси. Может поэтому, у вернувшегося раздосадованного рыболова тоже не было аппетита. Вот и захотел от досады отыграться на птенцах, вывалив недоеденный им вермишель прямо в их кормушку.
- Ешьте, это тоже червяки, только белые,- шутил над бедными птицами. Даже настроение улучшилось. Довольный собой, улыбался, предвидя их разочарование. Но ничего подобного у них и не было. Был зверско-птичий аппетит десяти вечно голодных ртов и пустая миска через пять минут. «Белые червяки» понравились.
Один гусёнок всё же заболел. Он был взъерошенный, мокрый и постоянно дрожал. Даже держался постоянно в стороне от своих сородичей. Чтобы его согреть, Зина решила взять его в дом. Но в доме не было достаточно тепло. Весна довольно прохладная, а печь они топили уже не так интенсивно. Не сезон. Наверное поэтому Зина, набравшись смелости, поднесла гусёнка к сидевшему в кресле перед телевизором мужу.
- Вась, мне некогда. Возьми его на колени. Замёрз бедный. Видно искупался в ванной, а высохнуть не может. Погрей его.
- Ты совсем ..., - зашёлся в ругани Василий. Вашего птичьего гриппа мне не хватало. Клади его к себе на диван, пусть сидит, а ко мне не лезьте!
- Там кошки могут его обидеть. Да и холодно у нас. А ты у нас горячий. А я тебя ещё и подогрею, - пошутила она, доставая откуда-то чекушку. Вопрос был решён. Гусёнок испуганно бился, пытаясь вырваться. Но был совсем слаб и, наверное поэтому, устал сопротивляться и смирился. Футбол по телевизору получился интересным. Ещё бы - команда, за которую болел Василий, победила. Настроение было хорошее из-за любимого напитка и возможности хоть кому-то объяснить футбольную тактику любимой команды. Тому, кто сейчас действительно болел, сидя под старой кофтой жены на коленях у Василия. Он чувствовал, как постепенно трепещущееся тельце птицы перестало дрожать и успокоилось под влиянием его рассказа о футболе.
- Как вы тут, болельщики?- спросила Зинаида, войдя в дом.
- Не знаю, что-то затих. Может, хрустнул к чертям.
- Неееет, живой и тёплый. Вон как высох хорошо. Понесу в загон. Теперь не замёрзнет.
- Вовремя ты. А то я даже встать не мог. Курить охота, а я терпел.
На следующий день Василию пришлось снова греть этого непутёвого гусёнка. И теперь уже без чекушки. Зато хозяин был как бы при деле. В этот раз не стал дожидаться жены и, почувствовав, что птенец уже не дрожит, решил сам проверить его состояние и отнести в загон. В этот раз гусёнок не трепыхался и не вырывался. Наоборот, он с любопытством смотрел на Василия, кажется даже пытаясь прижаться к нему сильнее. На третий день он совсем оправился. Но только всё равно почему-то сторонился своих сородичей и всё время гулял в одиночку. Василий специально тайком понаблюдал за птичьей компанией. Но нет, гусёнка никто не обижал. А потом все заметили странную особенность в его поведении. Когда Василий проходил по двору, утята и гусята не обращали на него внимания, постоянно возясь в траве и изредка цедя воду. И только его подопечный, начинающий футбольный болельщик, смотрел в его сторону, а потом вообще - стал подбегать к сетке на звук его шагов.
Лето было раннее, погода неустойчивой. В сильный дождь утята - гусята дружно убегали под навес. Но в этот раз по земле забарабанил мощный град. Градины величиной с грецкий орех весело запрыгали по земле. Василий бросился закрывать открытые участки теплицы. Граду не понравилось, что его лишают такого развлечения, как срубание податливых листьев помидоров и он переключился на человека. На Василия посыпались болезненные удары тяжёлых шариков льда. Терпя боль, он закрыл теплицы и, спрятавшись под крышей бани, мысленно похвалил себя за прочный птичий навес. Но крупные грудины, отскакивали от всевозможных поверхностей, и уже потеряв силу, всё же чувствительно били рикошетом по ещё маленьким птенцам. Василий почти механически, на всякий случай пересчитал уток - гусей. Их оказалось девять. Хорошо, что град кончился так же быстро, как и начался. Теперь можно было поискать не достающегося гусёнка...
Через несколько минут, забежав домой, он с восхищением принялся рассказывать о случившемся жене.
- Сразу понял, что не хватает того, больного. А он, оказывается, сидел в коробке. В той, в которой мы несли их с базара. Я тогда бросил её под навесом, хотел после убрать. Так он забрался туда, чтобы укрыться.
- А как залез? Коробка же высокая.
- Там была дырка в одном месте, вот и проник. И спокойно пересидел град. А остальным сильно досталось. Получается - он умнее других.
- Да какой ум у птицы.
- Наверное, больше, чем у бабы,- захохотал Василий и взяв пачку папирос, пошёл во двор осмотреть последствия от непогоды и заодно проверить здоровье своих водоплавающих.
* * *
Птенцы стремительно подрастали. Казалось, вся их забота состояла в том, чтобы постоянно чего-то клевать и цедить воду, забавно вытягивая шею. Василий иногда садился во дворе с папироской и наблюдал за ними. Поведение гусей и уток почти не отличалось друг от друга. Кроме, пожалуй, одного из них...
Когда Зинаида выходила из дома с миской, наполненной кормом, вся компания бросалась к ней. Все вместе, разом. А когда подходил Василий, даже с пустыми руками, к нему подбегал один гусь. Это был уже крепкий и не отличающийся от остальных, его бывший подопечный.
- Наверное после того случая, он считает тебя кем-то вроде своей матери,- предположил сосед, приезжающий из города только на выходные.- Как же ты потом его забивать будешь?
- Так же, как и остальных. Легко и просто, - сердито ответил Василий. Сосед, с которым у них были дружественные отношения, недоуменно помолчал и ушёл к себе.
В тот день Василий напился. Долго курил во дворе. Сидел на скамье напротив загона с утками-гусями и пьяно рассуждал о жизни. Потом впервые взял миску с кормом, приготовленную Зиной и, пошатываясь, понёс своему "сынку". Вся компания сразу бросилась к своей кормушке. Гусь Василия задержался на мгновение, посмотрел на человека сначала одним глазом, потом другим, и только потом присоединился к трапезе. Это растрогало размягчённого водкой хозяина ещё больше. "Надо будет дать ему имя",- подумал он, отыскивая взглядом своего любимца, смешавшегося в суете конкурентной борьбы за еду с другими гусями.
- Зина, - принялся он своим громким голосом докучать жене.- Иди сюда.
Хозяйка вышла во двор с недовольным видом, но увидев, что муж покормил её стадо, подобрела. Может, теперь возьмется это делать всегда? А то ведь, даже когда уезжала к сыну на побывку, пришлось просить соседку покормить птиц. Василий тогда категорически отказался.
- Хочу кличку дать гусю. Какие им обычно дают? Вот, собак знаю, как называть. Кошек тоже. Может, Гриша?
- Нельзя человеческие имена.
- А я хочу так назвать.
- Как ты его забивать будешь, с человеческим - то именем?
- Права ты, баба. В первый раз в жизни права, - держал фасон всё ещё нетрезвый мужик. Тогда... Футболист. Он же все футбольные правила знает. И знает, что с ледяными мячами играть неправильно. Спрятался тогда от них. Вот подрастёт, я ему настоящий мячик подарю. И поговорить с ним нужно. Вот только допью сейчас...
И Василий потянулся к недопитой бутылке водки, стоящей в щели между сложенными во дворе дровами.
* * *
Наступила осень. А вместе с ней и тот тяжёлый для Василия день. К ним в гости из города приехали сваты. Их нужно было угощать и, желательно, чем-нибудь особенным.
- Давай забьём гуся,- предложила Зина. А то боюсь, утки не хватит на всех. Вон ведь, сколько народу. Я во дворе чистую колодку поставила. А топор ты знаешь, где лежит...
- Утку забью, а гуся не буду,- решительно сказал Василий.
- Так я тебя не Футболиста прошу, а другого.
- Всё равно. Уток смогу, а гусей - проси кого-нибудь другого.
Позже так и получалось. Уток Василий постепенно перебил сам, а на гусей они с женой звали других любителей помахать топором. Остался один Футболист. Его Василий берёг до последнего. А однажды даже выпустил из загона. Гусь гогоча, принялся обследовать двор, пугая кошек.
- Ты что, дурак? - возмущались Зинаида.- Ты в зиму его оставить хочешь? К себе в кровать будешь брать? Он же не выживет один на улице.
- А тебе бы только жрать,- разъярился Василий.- Вон, какую ж... отрастила уже.
Теперь уже Зинаида отказывалась кормить гусака, и ему пришлось самому заботиться о его корме. Наступил новый отопительный сезон. Василию пришлось ходить на работу. Футболист, радостно гогоча, теперь ежедневно встречал его во дворе. Однажды, подходя к дому, Василий услышал возмущённый гогот гусака на улице. Тот отгонял от дома какую-то собаку. Может быть, Зина не уследила, и гусь выскочил. Василий не удивился бы, если бы узнал, что её открыл сам гусак. Ни люди, ни собаки не могли теперь зайти во двор, пока хозяева не убирали птицу от калитки.
Радостная весть пришла сегодня к ним. К ним в гости на осенние каникулы дочка с зятем везут внучку. Вот ведь, уже в первый класс пошла...
Осенняя погода в тот день стояла просто великолепная. Василий с зятем сидели во дворе, жарили шашлык. Зинаида с дочкой готовили разнообразные угощения для расширения меню. Внучка играла во дворе, изредка выбегая на улицу за новой порцией песка, привезённого недавно для бетонной дорожки к дому. Гусь, словно не желая мешать, тихо сидел под навесом.
- Вась, может всё-таки, забьём его. Детям мяса с собой дадим, - снова завела поминальную песню гусаку Зинаида, вышедшая во двор.
- Давай потом поговорим об этом,- застеснялся при посторонних показаться сентиментальным Василий.
Вдруг за калиткой раздался неистовый лай и вслед за ним - отчаянный крик девочки. Люди не успели опомниться, как что-то белое стремительно метнулось от навеса на улицу. Футболист успел по пути прокричать только один раз и то - коротко. Дальше не мог: его клюв был забит шерстью какого-то большого лохматого пса, напавшего на внучку. Гусак вцепился ему в шею и висел на ней, помогая себе лапами, заодно пытаясь выцарапать тому глаза. Вой испуганного пса смешался сначала с криком девочки, а потом и с криком взрослых. Внучка была уже вне опасности, а Футболист всё ещё не отпускал шею собаки. Так и таскал его пёс по дороге, пока Василию, после длительной возни, с большим трудом не удалось его оторвать.
Вечером, когда Василий, зять и внучка уже спали, Зинаида зашла в комнату к сидящей за компьютером дочери и попросила её узнать в интернете, сколько лет живут домашние гуси. Просто интересно.
14 Старая конфетница
Евгений Михайлов
Тот, кто впервые окажется в нашем доме на каком-нибудь торжестве, скорее всего обратит внимание на старинную конфетницу – неизменный атрибут семейных застолий. Её невозможно не заметить. Изящная вещица. Поэтому нередко начинаются восторженные расспросы о её происхождении. Тут уж я на правах старшего излагаю историю пришелицы из девятнадцатого века.
Сам я услышал историю конфетницы в семилетнем возрасте от своей бабушки Варвары Васильевны. Потом пересказывал её своим детям, а теперь уж и внукам.
Короче говоря, конфетница принадлежала моей прабабке Анне, которая совсем ещё юной девушкой в семидесятых годах девятнадцатого века работала горничной в господском доме шляхетского поместья близ
Каменец-Подольска (нынешняя Западная Украина).
Впоследствии, когда она выходила замуж за односельчанина, старая барыня пани Ядвига, благоволившая к ней, подарила ей материал на платье и вот эту конфетницу. Платье получилось знатным, все в округе завидовали, а на конфетницу глазели с удивлением.
В ту пору простому люду было не до конфет. Формально свободные после отмены крепостного права, украинские крестьяне практически земли не имели и, чтобы выжить, вынуждены были по-прежнему батрачить на панов. Поэтому возникшая в конце века тенденция к переселению в Сибирь, на свободные земли, находила всё больше приверженцев. Тем более, что она поддерживалась государством. Уезжали целыми сёлами.
Уехал и мой прадед (муж Анны) Иван Комарь с обоими сыновьями, Ананием и Андреяном. Анна с маленькой дочуркой осталась на прежнем месте. Было решено, что она приедет, когда «мужики» обустроятся по-настоящему. Когда же они добрались до Семипалатинска (тогдашняя Омская губерния), их настигла беда.
Иван тяжело заболел и умер. Случилось это в 1892 году. Малыши остались одни. Ананию в ту пору было 13 лет, Андреяну – 9. Переселенческая комиссия направила Андреяна в приют, а Ананий пошёл работать рассыльным в лавку купца Плещеева. Старательный мальчишка понравился купцу. Через несколько лет Плещеев назначил его приказчиком, а затем и старшим приказчиком.
А когда Ананий в 1902 году женился на сибирячке Вареньке, Плещеев ему помог организовать своё дело. Материально субсидировал.
После свадьбы молодые поехали на Украину, где мать их благословила и преподнесла ту самую конфетницу.
По возвращению начались будни без праздников. Постепенно Ананий стал профессиональным мукомолом, построив две мельницы в алтайских сёлах Топольное и Шелковниково. Это была хорошая идея. Хлеборобам выгоднее была переработка зерна на месте, нежели в городе. Скооперировавшись с крупными земледельцами, Ананий создал товарищество «Соединитель» (прообраз современных холдингов).
Расширяя спектр своей деятельности, Ананий стал брать подряды на строительство. Двухэтажное кирпичное здание мужской гимназии в Семипалатинске построено под его руководством.
Время шло. Подрастала дочка Руфочка ( в будущем моя мама). Для неё в конфетнице не переводились всякие вкусности. Училась она хорошо и отец обещал ей поездку в Париж.
Но грянула война, а за ней и революция, прервавшая жизнь моего деда Анания Ивановича. Он был уничтожен ошалевшеми от вседозволенности красными партизанами, ворвавшимися в город после отступления анненковцев. Власти, как таковой, в эти дни в городе ещё не было. Двоим мерзавцам, пришедшим в его дом, нужны были деньги. Да не бумажки какие-нибудь, а золотые , которых не оказалось.
- Ну, а выпить-то хоть найдётся? – спросил один из них. Выпивки тоже не оказалось. Деда экспроприаторы забрали с собой в штаб. До утра он не дожил. Расстреляли той же ночью. Никаких документов на его уничтожение составлено не было. Всё произошло по устному распоряжению командира отряда.
Однако убийцы почему-то не тронули Варвару Васильевну и Руфочку.
Вряд ли у головорезов могла проснуться совесть, поэтому невольно возникает мысль о вмешательстве высших сил.
Эти замечательные женщины жили долго. Теперь их уже нет на этом свете, а конфетница жива. Словно неба кусочек, пронизанный солнечными нитями, украшает стол по праздникам. Если у вещей есть память, то ей, конечно, есть о чём вспомнить.
15 Сюрприз
Светлана Степанова
- Мама, мы бедные?
- Ну что ты? Мы очень богатые! Посмотри, у тебя есть я и Антошка, а у меня - вы оба. Мне больше и не надо ничего.
- А мне сегодня показалось, что мы очень бедные… И что ты говоришь мне неправду.
Она подошла к окну, осторожно отодвинула занавеску и принялась смотреть на огоньки ночного города, на машины, деловито снующие туда-сюда. Все это была будто какая-то другая жизнь, другой мир и сегодня ей довелось стать частью его, а потом пришлось вернуться в свой. И она вдруг поняла, что он перестал ее радовать. И эта кукла из тряпичных обрезков, которую они с мамой шили каждый вечер, кажется ей теперь совсем простой и некрасивой. А еще вчера она в нетерпении предвкушала, как мама ее дошьет. Ей так хотелось поскорее с ней поиграть. Она представляла, как принесет ее в детский сад и как удивятся все девочки и как наперебой будут просить посмотреть. И она, конечно, даст им ее, свою куклу, она же не жадина. Отдаст потому, что ей будет приятно, чтобы они поиграли. Отдаст потому, что вечером кукла эта снова станет только ее. А сегодня она вдруг поняла, что не попросят девочки эту куклу. И даже может быть носики сморщат и скажут на нее: «Ну фу!». А она это «фу» пережить точно не сможет. И она даже понять не могла почему, но только лишь знала, это из-за того, что мама сама ее шила. Шила как могла. Шила от того, что у них не было денег купить новую куклу. Шила потому, что папы у них не было совсем и некому было прийти с работы к ним с Антошкой и сказать: «Ну что, дети, едем в Детский Мир? У меня сегодня зарплата!». И они бы скакали на одной ножке, радостно повизгивая, а потом брали бы папу за руки, она с левой стороны, а Антошка с правой и шли бы покупать новые игрушки. И там, в магазине, папа бы не улыбался виновато, не рассказывал бы им про оплату света и газа и сколько у них долгов, а просто покупал все, что они бы попросили. Она часто мечтала: что если бы у них было много денег?! Какие красивые платья можно было бы купить! И джинсовую юбочку и новые лаковые туфли. И кукольную колясочку, как у Ани. И самокат, как у Леры. И чтобы Дед Мороз больше не приносил на Новый Год школьную форму, а принес бы настоящий подарок. И чтобы перед школой ей купили новый портфель, и не отдавали старый, соседа Витьки, которым он после уроков играл в футбол, отчего тот истрепался весь. Да и был к тому же синим, с нарисованной машинкой на большом кармане. Пацанячьим был он и все тут. И самая главная мечта ее – красивое платье на выпускной. Такое платье, от которого дух захватывало. Как у настоящей Золушки. Она видела его в магазине, но оно стоило так дорого, что о нем нечего было и мечтать. А еще она купила бы Антошке пожарную машину, в которую можно наливать воду и она льется потом из шланга, как в настоящей. Она поморщилась, вспоминая, как пришли они с мамой за Антошкой в детский сад. Ее брат сидел на стульчике несчастный и зареванный, с огромным, полыхающим красным ухом. И как всхлипывал потом, потрясая поникшими плечиками, рассказывая маме, что подрался с мальчишками из-за того, что Вовка принес в сад свою новую пожарную машину. И Антошка хотел поиграть, а Вовка ему не позволил. И сказал, что это ему папа купил. И что у Антошки такой машины не будет никогда, потому что папы у него нет. А Антошка ответил, что мама ему скоро купит много таких машин, и он ни одной с Вовкой не поделится, потому что Вовка – жадина. А Вовка ответил, что ничего мама ему покупать не будет, потому что они бедные, и все ходят в чужой одежде. А потом Антошка, конечно, налетел на Вовку и врезал ему. А Вовка ответил. И вечером воспитатель долго выговаривала маме, чтобы учила сына не махать кулаками. А мама слушала ее и смотрела на Антошку печально. И, уже дома, накормив их вкусной жаренной картошкой и напоив сладким чаем, долго беседовала, объясняя, почему плохо драться с другом из-за такой ерунды, как пожарная машина. А Антон шмыгал носом и упрямился, что пожарная машина не ерунда… прервав ее мысли, подошла мама, обняла за плечи, уткнулась носом в ее макушку, по баюкала, как маленькую, потом спросила:
- Поговорим, доченька?
- О чем?
- Ты спрашивала про богатство и правду. Почему ты считаешь, что я тебя обманываю?
- Знаешь, мама, сегодня у Лики был День Рождения. Приехала ее мама на машине, забрала нас на детскую площадку. Там были горки, бассейны с мячиками, батуты! И девочки рассказывали, что они часто ходят на эту детскую площадку и всё там знают. А я была в первый раз и ничего не знала. И все девочки были такие нарядные, а я в этом платье. И Лике подарили столько подарков! И игрушечную Пони Искорку и куколок из «Холодного Сердца», и все так восхищались каждым новым подарком, а я подарила только браслетик, который сама сплела и колечко… и они все даже не посмотрели на мой подарок. И там, на площадке, был фотограф. Он нас всех фотографировал, а потом отдал нам каждой по маленькой фотографии на память о дне рождения, а я предложила Лике поменяться, чтобы я ей свою карточку, а она мне - свою. Потому что скоро выпускной, она пойдет в гимназию, а я в нашу школу, и мне так хотелось, чтобы у нас остались фотографии друг друга. А она отказалась меняться, ей хотелось, чтобы у нее осталась фотография ее в новом платье. А я ей сказала, что у нее же будет много других фотографий в этом платье и что дружба важнее платья. А она ответила, что ее фото будет в выпускном альбоме, и я всегда смогу там на нее посмотреть. А потом мы поехали к ней домой. У нее есть своя, отдельная комната. И она такая красивая, мама, как комната настоящей принцессы. И в ней столько игрушек! И был такой красивый торт! Лика сказала, что его делали на заказ. И девочки говорили, в каких платьях придут на выпускной. А мне почему-то было так грустно, мама. Мне показалось, что мы совсем не богатые, а очень даже бедные. У нас такая маленькая квартира. Мы с тобой и Антошкой живем в одной комнате. И игрушек у нас совсем нет. И ты не водишь машину. И уроки я буду делать за нашим кухонным столом. Так какие мы, мама? Бедные или богатые?
- Богатые, доченька, очень богатые. Мы есть друг у друга, мы здоровы и любим друг друга – это и есть богатство. А все остальное – это не так важно. Есть – хорошо, а нет – это не страшно. Страшно потерять близкого, родного человека. А деньги потерять не страшно. Вы еще чуть подрастете, я смогу выйти на работу на полный день, и все у нас будет хорошо, поверь.
Но голос мамы дрогнул, она обернулась посмотреть на нее и увидела, что лицо мамы вдруг стало печальным и тоскливым, каким было, когда выслушивала она нотацию от Антошкиной воспитательницы. И ей вдруг захотелось как-то маму поддержать, что-то такое важное ей сказать, но она не знала, что говорить, и просто прижалась к ней, как прижималась совсем маленькой, ударив коленку. Как будто в такие моменты не существовало в мире никого, кроме нее и мамы. И мама обняла ее в ответ тоже, посопела ежиком в макушку, отчего стало щекотно и смешно, а потом вдруг сказала: «Я не хотела тебе заранее говорить, но мне подвернулась хорошая подработка. Помнишь, я всю прошлую неделю сидела за компьютером по ночам? Как раз сегодня, мне, наконец-то, заплатили, и завтра мы пойдем покупать тебе новое платье и туфли на выпускной! Ты будешь самой красивой принцессой! Я обещаю!».
На следующий день, после детского сада, они пришли в тот самый магазин. Продавщицы вместе с мамой суетливо захлопотали вокруг нее, помогая одеться. Она стояла перед большим зеркалом, не веря, что все это происходит с ней. Мама застегивала ей молнию, расправляла юбку. Она ходила по магазину пристукивая маленькими каблучками новых туфель и чувствовала себя самой нарядной девочкой в мире. Проходя мимо Антошки, подмигнула ему, спросила: «Ну как?». А он не ответил ничего, потому что было ему грустно. Он опять подрался с Вовкой, и снова ему влетело от воспитателей, и белый свет был не мил. Какое уж тут платье? Она посмотрела еще раз в зеркало, как бы стараясь запомнить себя такой удивительно красивой, а потом решительно подошла к маме и попросила помочь переодеться.
Уже дома, когда улегся Антошка, а они с мамой перемыли посуду, включили настольную лампу и уютно, рядышком, сели шить куклу, мама осторожно спросила:
- Почему ты отказалась покупать платье? Ты же так мечтала!
- Я просто подумала, мама, что у Антошки скоро День Рождения. А давай, вместо этого платья купим ему пожарную машину? Сделаем ему такой сюрприз! Представляешь, он проснется утром, а у него перед носом настоящий подарок. И он как завопит! Так, что все соседи услышат! Когда я думаю об этом, мне хочется смеяться, мама. И я чувствую себя даже больше, чем богатой!
16 Дочь шапсугов
Шарай Денис
На моё 25-летие родители решили подарить мне настоящий охотничий карабин. Предвкушая вожделенный подарок, я примчался к магазину «Охотник» задолго до назначенного времени…
И чтобы время убить, решил послоняться по близлежащему базару. Так и блуждал я по рядам с разноцветными пирамидами овощей да фруктов, пока на самых задворках не наткнулся на необычную для рынка вывеску над невзрачным павильоном - «Антикварная лавка».
С известной долей скепсиса вступил я в полутемное помещение. Ну, конечно,- все прилавки обильно заставлены фарфоровыми статуэтками советского периода, в витринах – горы мельхиоровых приборов, а на стенах – топорные иконы, пресловутые репродукции Шишкина, да яркие натюрморты местных художников…
Рассеянным взглядом обведя все «раритеты», я уже собрался уходить, когда мои глаза зацепились за небольшой портрет. Картина была очень старая, да и скверно хранившаяся: облезлый багет, пятна сырости и потертости на холсте…
На портрете была изображена молоденькая девушка в национальном костюме какого-то кавказского народа. Черный фон и темные цвета наряда сливались… Выделялось только лицо,- оно было так тщательно, так филигранно выписано, что казалось старинной акварелью, непостижимым образом вмонтированной в черноту масляных штрихов…
Иссиня-смоляные пряди длинных волос обрамляли мраморно-бледную кожу щек и высоких скул. Разрез черных глаз был необычен: узкие, но какие-то непропорционально длинные для маленького, тонкого личика, - эти глаза, в загадочной тени густых ресниц, смотрели из темной глубины пристально и вопрошающе, сияя холодным, бесстрастным блеском…
Стройная шея красавицы была украшена странным тяжелым ожерельем из грубо - обработанного агата в оправе матового червонного золота …
Как зачарованный смотрел я на портрет, не в силах двинуться с места. И хищно сверкая хитренькими глазками, плешивый старичок- хозяин заломил баснословную цену, сбивчиво повествуя о ценности и древности картины. Из всего потока болтовни я уловил только, что изображена на ней дочь последнего шапсугского князя, а ожерелье на её шее- своеобразный тотем, ставший для княжеского рода роковым…
Я не торговался. И унёс неожиданную находку с собой.
Последующие хлопоты с приобретением карабина и удачно начавшийся охотничий сезон в горах Кавказа полностью вытеснили из моей головы воспоминания о портрете.
Я наткнулся на него, только вернувшись в Москву, когда разбирал свою дорожную сумку.
Заказал красивый багет, отреставрировал холст и повесил портрет над камином…
Постепенно он стал моим спасением от одиночества: я поверял ему свои тайны, смотрел в загадочные глаза красавицы,ища в них понимание и участие…И глаза эти были как живые:казалось мне, что они следили за каждым моим шагом,то наполняясь невысказанной печалью, то загораясь огнём страсти,то искрясь безудержным весельем...
Прошло семь лет…
И вот однажды мой сочинский друг Артур пригласил меня на свою свадьбу,с обещанием последующей большой охоты на кабанов.
Тот, кто не бывал на армянской свадьбе, тот и не знает, что такое настоящий праздник! Не успев сойти с трапа самолета, я уже с головой окунулся в предсвадебные хлопоты жениха, который на ходу кратко поведал мне историю своей женитьбы: девушка из Краснодара, познакомился он с ней случайно, по телефону, ей было чуть больше 17 лет, поэтому они ждали несколько месяцев ее совершеннолетия, чтобы расписаться…
Я задал ему банальный вопрос:
- «А ты ее любишь?»
На что он, слегка смутившись, с трудом подбирая слова, серьезно ответил:
- «Ни одна девушка не вызывала во мне такой самоотверженной любви и безумной страсти. Родня не хотела отдавать ее в жены армянину. Но я молил их, одаривал подарками. И уговорил. Ведь жизнь без неё не имеет для меня смысла.»
Вот как! А еще говорят, что современная молодежь не способна на большие чувства!
Рано утром на самолетике местных авиалиний мы прилетели в Краснодар, где нас ждал заказанный свадебный кортеж из 12 машин, возглавляемый белым лимузином, капот, крыша и багажник которого покрывали ковры из искусно сплетенных живых цветов,- белых роз и лилий.Поскольку ни в Сочи, ни в Краснодаре у меня не было постоянного пристанища, я по принципу:"всё своё ношу с собой", не обращая внимания на подтрунивания приятелей, не расставался со своим охотничьим рюкзаком и карабином, предвкушая не столько свадебное веселье, сколько предстоящую после него охоту...
Вся прилетевшая публика расселась по машинам, и мы двинулись к дому невесты. Остановились за квартал, и шествие началось: музыканты заиграли армянскую мелодию, в которой доминировали пронзительные завывания дудука, нарядные друзья и родственники с цветами, подносами, полными сладостей, кувшинами вина и ярко упакованными подарками двинулись к дому, пританцовывая и шумя самым невероятным образом…
Задача родственников невесты заключалась в том, чтобы не подпустить нас к дому без выплаты богатого выкупа: они растягивали веревки, вставали стеной, призывая на помощь соседей и прохожих, и ожесточенно торговались…Но вот все преграды сметены, деньги и подарки вручены, доступ к невесте открыт…
В черном проёме подъезда появилась тоненькая девушка в пышном свадебном платье из кружевного корсета с воздушным кринолином…
Иссиня-смоляные пряди длинных волос обрамляли мраморно-бледную кожу щек и высоких скул. Разрез черных глаз был необычен: узкие, но какие-то непропорционально длинные для маленького, тонкого личика, - эти глаза, опушенные густыми ресницами, смотрели из темной глубины пристально и вопрошающе, сияя юным задором и предвкушением счастья…
Стройная шея красавицы была украшена странным тяжелым ожерельем из грубо - обработанного агата в оправе матового червонного золота …
Я онемел.
Дальнейший ход свадьбы пронесся для меня в сплошном тумане. Шестичасовой пробег кортежа от Краснодара до Сочи, галдящая нарядная толпа гостей в 300 человек, шумное застолье в стеклянном зале одного из санаториев на берегу моря,- смех, танцы, песни, веселые тосты тамады,- всё смешалось в моём воспаленном, разрывающемся от тупой боли мозгу…
Из отрывочных реплик окружающих, предыстория происходящего кое-как сложилась: в 10 лет у Мурзият ( по- русски Марина) умерла мать.С мистическим ужасом я сопоставил эту дату с покупкой старинного портрета! Для вечно занятого бизнесом и устройством личной жизни отца, дочь стала помехой. Постоянное кочевание по семьям многочисленных тетушек превратилось для неё в настоящий кошмар. Безумная любовь Артура , а с ней и представившаяся возможность попасть в зажиточную благополучную семью, показалась Марине спасительной соломинкой, за которую она схватилась со всей страстью и пылом юной, истосковавшейся в одиночестве души…
К середине ночи наступила кульминация армянской свадьбы – танец невесты. Согласно традиции невеста выходит в центр зала, и за право пройти с ней круг лезгинки желающие гости должны положить в специальную корзиночку купюры определенного достоинства: и чем больше денег, тем больше шансов у претендента…
Армянский уклад жизни! Мне было интересно, сумеет ли невеста вписаться в его жесткие правила.Еще с ранней юности, начитавшись новелл М.Лермонтова, который прославлял красоту,свободолюбие и преданность черкешенок, я буквально бредил мечтой познать любовь женщин этого народа...
И вот решился на танец. Растолкав круг конкурентов, с веером из пятитысячных и стодолларовых купюр, протиснулся к невесте, и мы полетели с ней по залу под зажигательную музыку….
По законам Кавказских гор касаться девушки в танце – верх неприличия. Но при передаче денег наши руки случайно соприкоснулись, и жаркая волна прокатилась по моим венам, закружилась голова, в глазах потемнело. Взгляды наши встретились,- глаза в глаза: с удивлением увидел, как холодный, влажный блеск под густыми ресницами сменяется горячим призывным огнем…
Вернувшись к столу, я зажал голову руками,- громкие звуки музыки звучали в ней тревожным набатом.Хотелось бежать, бежать отсюда, пока не поздно! Пошатываясь, побрёл к подсобке банкетного зала за своими "пожитками": рюкзаком и карабином.Но приятели преградили мне дорогу и подумав, что я основательно «перебрал»,со смехом вывели меня на воздух, на берег моря…
Я остался один, в душной темноте южной ночи. Ласковое шуршание прибоя проливалось бальзамом на мои взбудораженные оголенные нервы…
Сколько я так просидел – и не знаю. Потерял счет времени…
Но вдруг какая-то тень мелькнула на безлюдном пляже… Это была невеста.
Девушка приложила палец к губам. Неуловимым кошачьим движением крепко обняла меня за шею и впилась в мой безвольный рот страстным поцелуем.Но сил и смелости ответить на её порыв во мне не было, ведь она - чужая невеста! Как зачарованный, но намертво скованный условностями и стереотипами мира, молча смотрел и смотрел я в непроницаемую глубину черных глаз, стараясь разгадать, понять тайну этой странной, мятежной души...
А глаза Марины смотрели из черной глубины без всякого смущения, пристально и вопрошающе, обжигая волнующим страстным призывом… Она нащупала в темноте мою руку и сжала её ( вновь жаркая волна прокатилась по венам!),я почувствовал ладонью холод тяжелого металла и грубые грани агата.Боже мой! Она отдавала мне своё старинное ожерелье! Зачем? Почему?
Но узнать её тайну я не успел.Раздался, показавшийся оглушительным в кромешной тишине, звук ружейного выстрела.Девушка упала навзничь.Белый кружевной корсет платья быстро потемнел, а по золотившемуся в лунном сиянье пляжному песку побежали навстречу беспокойным морским волнам черные стремительные змейки крови...
Смерть поражала воображение своей жестокой красотой:белый ворох сбившихся складок пышного кринолина фантастической грудой завершал лунную дорожку моря и переливался в темноте отблесками страз как огромный снежный сугроб .Иссиня-смоляные пряди длинных волос обрамляли мраморно-бледную кожу щек и высоких скул мертвой девушки.Непропорционально длинные для маленького, тонкого личика глаза, равнодушно смотрели в темную глубину неба, сияя холодным, загадочным блеском…
Не вписалась Мурзият в устои. Она осталась дикой и свободной, как её воинственные предки. А роковая судьба древнего княжеского рода и роль в ней старинного портрета остались нераскрытой мистической тайной...
Длина текста (в символах): 10444
Длина текста без тегов (в символах): 10444
Длина текста без пробелов (в символах): 8668
Слов в тексте: 1735
Стоп-слов: 325
Пояснения к тексту:
Шапсуги (самоназвания: адыгэ; шапсыгъ — «живущие у моря») — субэтнос адыгов (черкесов). Проживают главным образом в Турции, Сирии, Иордании и Российской Федерации. В России живут в Туапсинском районе и Сочи (Лазаревский район) в Краснодарском крае, небольшая группа — в Адыгее. В советский период переписями не учитывались. По косвенным данным, насчитывали в 1926 свыше 4 тыс. человек. По переписи 2002 года в России проживает 3,2 тысячи шапсугов. Говорят на диалекте адыгейского языка абхазско-адыгской группы северокавказской семьи. Основная масса верующих — мусульмане-сунниты.
Шапсуги составляли одну из самых крупных групп не только причерноморских адыгов, но и всего адыгского (черкесского) этнического массива наравне с кабардинцами. Они населяли земли между реками Джубга и Шахе (так называемый Малый Шапсуг) и высокогорные лесистые области на северных склонах Кавказского хребта по рекам Антхир, Абин, Афипс, Бакан, Шипс и др. Принимали активное участие в борьбе с Крымским ханством.
Во время Кавказской войны были одними из самых упорных противников России, вошли в созданный Шамилем союз, существовавший до 1859. В конце 1860 был учреждён меджлис, объединивший шапсугов, убыхов и натухайцев. В 1864 основная часть шапсугов вместе с другими адыгами была выселена в Турцию, где была частично ассимилирована, частично вошла в черкесскую общность. На Кавказе осталось около 2 тысяч шапсугов, их земли стали заселяться славянскими, армянскими и греческими колонистами.
17 Сказка из нефритовой шкатулки
Альфира Ткаченко
сказка
Сказка из нефритовой шкатулки
На столе у бабушки стояла шкатулка. Чего только там не было! И всякие брошки и колечки и даже часики. Шкатулка была сделана из нефрита. Солнышко светило в окошко и его зайчики прыгали по крышке шкатулки. Так продолжалось много времени.
Однажды, когда в окошко светила луна, часики пошевелили стрелками и пошли.
- Ох, и устали мы просто так лежать в этом душном месте, - сказали они.
- И правда. Мы так давно служим Царице Шкатулке, что уже пора нам и о себе подумать, - вторили часам Брошка.
- А мы такие красивые, что должны нравиться людям, - пролепетало Колечко и покатилось по столу.
Колечко, Брошка и Часики выбежали на улицу, светила луна. Но их ничто не могло остановить. Под лучами луны они бежали по асфальту к старому парку. Листья на деревьях шумели от слабого ветерка. Лунные цветы, одуванчики и кукушкины слезки, качали головками и радовались новым друзьям.
- Здравствуйте. Заходите к нам в гости. Мы рады вам, - говорили Одуванчик и Кукушкины слезки и расширили круг на полянке.
- Здравствуйте, цветочки. Мы хотим с вами дружить. Давайте танцевать. Какая прекрасная лунная ночь!
Колечко, Брошка и Часики встали в круг и начали танцевать с цветами. От шума проснулся светлячок.
- Кто это здесь шумит? - спросил он сонно.
- Светлячок, иди к нам. У нас весело.
- А вы кто?
- Мы новые друзья цветов парке. Я - Часики, я - Колечко, а я - Брошка. Нам надоела Царица шкатулки и мы решили погулять и встретили друзей, Одуванчика и Кукушкины слезки.
- А меня возьмёте к себе? Я тоже хочу веселиться. А то мне надоело сидеть одному в норе. Там темно и скучно.
- Конечно. Иди к нам на полянку.
Под деревом Старый художник Одуванчик рисовал луну. На мольберте появилась полянка с одуванчиками и кукушкиными слезками. Светлячок бегал по полянке с Часиками. А Брошка и Колечко в красивых платьицах кружились с кукушкиными слезками. Старый художник Одуванчик был самым знаменитым в парке. Он много рисовал: и солнце на небе, и траву под березами, и жучков. Все жители парка знали его. И вот сейчас он решил присоединиться к друзьям и стал рисовать.
Его рисунки висели на ветках берез и все жители могли любоваться ими и собою.
- А меня нарисуешь? - пыхтя после танца, сказал Светлячок.
- Иди сюда Светлячок, нарисую. Садись под березой, рядом с кукушкиными слезками.
Старый художник Одуванчик поставил на мольберт новый лист бумаги и начал рисовать Светлячка. Вначале он нарисовал солнце, потом траву и наконец начал рисовать у Светлячка усы и голову. Жучок на листе бумаги получался забавным.
- Не верти головой, - сказал Старый художник Одуванчик, - А то нарисую не правильно.
Светлячок сидел смирно и смотрел на художника. Трава блестела под луной. Кисточка у Старого художника бегала по листу и на мольберте все увидели Светлячка.
- Какой ты красивый, - сказали Кукушкины слезки.
- А ты меня нарисуешь, - спросили Часики и Брошка.
- Садитесь на траву и я вас нарисую.
Всю ночь все жители парка и их новые друзья рассматривали рисунки Старого художника Одуванчика и хвалили его. А он, растроганный такой любовь к его работам, расшаркивался перед ними и говорил:
- Ну, что вы. Я ведь старался порадовать вас.
Брошка и Одуванчик танцевали вместе и они влюбились друг в друга. Одуванчик с белой челкой смотрел на Брошку, а она весело смеялась и прыгала в след за ним в такт танца.
- Вы мне очень понравились, - сказал Одуванчик, - Давайте дружить.
Брошка посмотрела по сторонам и смущенно сказала:
- Давайте.
- О, вы покорили мое сердце. Оно теперь принадлежит только вам. Я дарю вам все цветы этого парка. Любовь моя!
Брошка отводила глаза, иногда пересекалась взглядом с Одуванчиком и смущалась. А он обнимал её за талию и кружил над травой под лунным светом.
- О! Если вы уйдете от меня, я заболею. Я не знаю, что со мною случится.
- Не надо так говорить, милый Одуванчик. Я останусь с вами.
Но она не знала, что только закончится ночь и исчезнет луна на небе, все кончится. Она опять будет лежать в нефритовой шкатулке и никогда больше не увидит Одуванчика.
Друзья так разыгрались, что не заметили, как за ними наблюдает Старый дед - Туча. Дождик посыпал неожиданно. Часики начали останавливаться и совсем встали. К ним в механизмы попала вода. Брошка упала на траву. Колечко спряталось в цветы и боялось высунуть голову. А дождик сыпал все сильнее и полил ливень. Что было делать новым друзьям. Цветы радовались дождю, а брошка, колечко и часики совсем приуныли. Откуда было знать цветам, что дождь совсем не друг часикам. Они ведь росли в парке.
- Дождик, дождик... Припусти. Мы так рады, что ты начался. А то мы скоро совсем засохнем, - радовались цветы.
Они кружились на полянке, подставляли свои шляпки под струи дождя и совсем забыли про Колечко, Брошку и Часики.
Вдруг дождик прекратился. Одуванчики и Кукушкины слезки со Светлячком счастливые опустились на полянку. И только сейчас они заметили, что их новые друзья лежат на траве и им совсем не радостно.
- Ах, мы совсем забыли про вас! - воскликнул Одуванчик.
- Что же делать? - спросили Кукушкины слезки и начали поднимать Колечко и Брошку.
Капельки дождя стекали с них. Опять светила луна, но уже ярче. Брошка и Колечко сверкали разными огоньками и на деревьях появлялись радуги. А Часики лежали и совсем не могли двигаться. Их механизмы заржавели.
- Как помочь часикам? - бегали над ними Кукушкины слезки и пытались помочь.
Они тормошили их, пытались завести, но всё было тщетно. Часики лежали без движения.
- А может их отогреть? - спросил Одуванчик с самой большой желтой шляпкой.
- Попробуй. Вдруг часики оживут.
Одуванчик склонился над ними и попытался отогреть. Ведь у одуванчиков большие желтые шляпки и они имеют пух. Он ещё раз проверил пульс у Часиков, посмотрел, горячий ли лоб и нахмурив брови сказал:
- Так. Всё понятно. Часики заболели. Им надо смазать механизмы и лежать под теплым одеялом.
Брошка и Кукушкины слезки побежали за травой, чтобы у Часиков было тёплая постель, а Старый художник Одуванчик принёс масло и смазал все винтики и болтики.
Стрелки у часиков дёрнулись и пошли. Как обрадовались Брошка, Колечко и Кукушкины слезки. Друзья опять начали танцевать под лунным светом на полянке.
- Ура! Вы выздоровели! - кричали Светлячок и Кукушкины слезки, - И мы опять будем бегать и танцевать с вами.
Цветы и Брошка с Колечком не заметили, как над березами появились красные полоски зари. Солнышко проснулось и, потягиваясь, глянуло вниз. А внизу, Кукушкины слезки и Одуванчики, покачивая головками, играли с новыми друзьями: Брошкой, Колечком и Часиками.
- Ой, а что это сегодня ночью здесь было?
- А это мы, Одуванчики и Кукушкины слезки танцевали и играли с новыми друзьями Часиками, Брошкой и Колечком. А мы часики лечили. Их Старый дед Туча полил дождиком и они остановились. А Одуванчик оживил их.
- И мне можно с вами поиграть? - спросило Солнышко.
- Конечно.
Кукушкины слезки и одуванчики бегали и прыгали через корягу. Часики и Колечко катались по траве, а красавица Брошка собирала цветы в букетик. Солнышко и Старый художник Одуванчик пели песню.
Цветы радовались новому утру, Брошка и Колечко с Часиками прощались с новыми друзьями. Светлячок уполз в свою нору и лег спать. Брошка и Одуванчик расставались под белым цветком.
- Я люблю вас! - говорил Одуванчик, а Брошка смущалась.
- До свидания, - говорили они новым друзьям,- Приходите к нам ещё. Мы опять будем танцевать под лунным светом. А дождика может быть и не будет.
- До свидания, Кукушкины слезки и Одуванчики. Мы обязательно придем. Мы не забываем друзей.
А колечки и брошки с часиками вернулись на стол, к старой хозяйке и легли спать в нефритовую шкатулку. Шкатулка опять отсвечивала на солнце, а за окном просыпались цветы на полянке.
18 Сдал на отлично!
Надежда Франк
Экипаж военно-транспортного самолёта готовился к очередному рейсу, когда командиру полётами позвонили из управления.
- Слушай, товарищ майор, тут на борт к вам просятся артисты,- услышал он голос полковника Сидоренко.- Они фильм о войне снимают. Сейчас у нас заканчивают, а через три часа у них съёмки в Рязани. Твои же как раз сегодня туда летят, пусть захватят артистов.
- Так у нас груз. Где мы их разместим? Пусть на гражданском летят,- с досадой ответил майор.
-Иваныч, приказать я тебе не могу, а вот лично прошу,- сказал полковник.- Гражданский только вечером, а им срочно нужно.
Майор вздохнул. Личной просьбе бывшего своего командира он отказать не мог.
В самом начале своей карьеры он летал в одном экипаже с Сидоренко и, конечно, был ему благодарен за полученные знания и навыки.
- Хорошо. Пусть поторопятся. Предупредите их, что в самолёте удобств нет, насчёт туалета сказать не забудьте, его тоже нет, а то придётся с ними нянчится.
-Всё уже сказано. Им лишь бы долететь. Торопятся, там тоже съёмки идут,- ответил полковник.
- Ещё одна головная боль,- подумал майор.- С курсантом не знаешь, что делать, а ещё и артисты.
Курсант лётного военного училища прибыл в часть для прохождения практики три дня назад. С первых же часов экипажи проявили к практиканту особый интерес. Коллективы были слаженные, молодёжи в них не было, а тут - новое лицо, да ещё без опыта!
В первый же день к курсанту подошёл техник того самого экипажа, который сегодня отправлялся в полёт, и, подмигнув друзьям, сказал, чтобы тот пошёл на склад и попросил швабру и тряпку, потому что нужно помыть крылья самолёта, там собралось много пыли.
До склада курсант дойти не успел, потому что на полпути встретился с помощником командира корабля, который, узнав, зачем он идёт, приказал вернуться вместе с ним обратно.
Что последовало дальше – понятно без слов, но шутки прекратились. И вот теперь курсант летел этим же рейсом. Командир полётами не знал, что экипаж уже проинструктировал практиканта по всем направлениям. В том числе, было рассказано и о неписаной традиции: первый полёт – это, своего рода, экзамен на пригодность профессии. Если во время него покажешь не только свои знания, но и умение принимать решение,- значит, экзамен сдал.
"В училище сначала осваивается какой-то более простой тип самолета военно-транспортной авиации. Теоретически курсант изучал то, что там было". Учился он прилежно и мечтал о должности вначале помощника командира воздушного судна, а потом уж и о должности командира корабля.
Надо сказать, что экипаж военно-транспортного самолёта -"это команда авиационных специалистов, профессионалов. И бортинженер очень важен, он тоже занимает рабочее место и участвует в выполнении любого полета. И бортовой техник по авиационно-десантному оборудованию, ни одного десантирования без него не пройдет. Командир корабля и второй пилот, помощник командира корабля, отвечают за весь полёт. Подготовка начинается именно с помощника. Там определяются качества: как летное, так и командирское". И только после этого, если он удовлетворяет или соответствует требованиям, его начинают готовить на должность командира корабля.
А пока курсант летел первый раз как член настоящей команды и гордился собой.
Наконец всё было готово, команда заняла свои места, а артистов всё не было.
Майор нервничал, время поджимало.
Чёрт с ними! – сказал он.
И в это время через весь аэродром, прямо к трапу самолёта подъехал УАЗик. Из него бегом выскочили три человека и бросились подниматься по трапу. Бутафорские автоматы болтались сбоку, цепляясь за перила. Лица артистов были в гриме, смыть который не было времени.
2
В этот момент курсант вышел из кабины пилотов. Он повернул голову в сторону входного люка, откуда слышался шум и смех, и онемел от неожиданности.
Прямо перед ним стоял человек с автоматом наперевес. Висок головы был весь в запёкшейся крови. Слипшиеся волосы свисали на глаза. Человек тяжело дышал и осматривал салон самолёта. Следом за ним в люк шагнул второй. Голова у того была в кровавых бинтах, на боку, дулом вниз, болтался автомат.
-Фу! Успели!- выдохнул он.
Третий был без оружия, в мокрой, заляпанной грязью и зелёной тиной, гимнастёрке.
Курсант застыл у кабины, как вкопанный. От рёва моторов в салоне грузового самолёта речи не слышно. Экипаж общается при помощи гарнитуры – переговорного устройства – и слышит друг друга через наушники. У курсанта гарнитуры не было, поэтому он не слышал, о чём говорили члены экипажа и о чём спрашивали вошедшие окровавленные люди.
В мозгу курсанта молниеносно пронеслась лекция, в которой говорилось, что при захвате самолёта все силы экипажа должны быть направлены на защиту кабины, где находятся пилоты.
Сердце забилось гулко и тяжело.
- Я не имею права отойти!- мысленно приказал он себе. – До Рязани три часа. Если они захватили самолёт, то потребуют сменить курс. Дверь кабины заблокирована, значит, есть время и надежда, что туда не проникнут.
Действительно, "дверь кабины пилотов во время полета закрывается электромагнитным замком и практически не поддается механическому вскрытию. Желающий войти в кабину должен набрать соответствующий код, и у пилотов включается сигнал. Пространство перед кабиной контролируется видеокамерой, передающей изображение на экран в кабине.
Пилоты могут изнутри открыть дверь тоже лишь с помощью специального кода, который должен совпасть с внешним. Существует и еще один дополнительный код безопасности, с помощью которого пилоты, в случае необходимости, могут закрыть доступ в кабину".
- Над дверью есть видеокамера, значит, пилоты видят этих людей. Следовательно, примут дополнительные меры,- размышлял практикант.
По салону прошёл техник и наклонился к вооружённым людям.
Курсант ахнул:
- Да он в сговоре с захватчиками! Может, и пилоты знают? Нет! Этого не может быть,- успокоил он себя,- автомат валяется, если быстро броситься вперёд, можно успеть поднять его. А если не успею? Второй выстрелит в меня. Надо стоять здесь. Если они попытаются проникнуть в кабину, тогда прикрою выход.
Вспомнился рассказ о Матросове, который собой прикрыл амбразуру. Холодный страх перехватил дыхание и сузил сосуды. Курсант побледнел и ещё плотнее прижался к стене кабины.
Тем временем неожиданные пассажиры стали вынимать из рюкзака что-то завёрнутое.
-Вот гады! Взрывчатку, наверное, достают,- решил практикант.- В кабину хотят проникнуть. А техник – предатель, с ними разговаривает, показывает в хвост самолёта, там груз.
По салону поплыл неповторимый запах копчёного сала.
-Едят… Значит, долго собрались лететь,- думал он дальше.- Что это техник мне рукой машет, зовёт, что ли? Ну, уж нет, не обманете. Дудки вам, чтобы я от кабины отошёл.
Осторожно сунул два пальца в карман и достал часы.
- До Рязани осталось час лёту. Надо выдержать!- мысленно приказал он себе.
Ноги устали и дрожали от напряжения. Спина болела. Рубашка на спине намокла от пота, хотя в салоне было довольно прохладно.
По салону прошёл бортинженер и, подойдя к кабине, стал по другую сторону двери. У курсанта от сердца немного отлегло. Теперь он был не один. Вскоре и техник отошёл от жующих мужчин и тоже остановился в районе кабины.
- А этот что подошёл?- подумал курсант.
Но, увидев, с какими сосредоточенными и встревоженными лицами инженер и техник переговариваются, понял, что они решают какой-то очень важный вопрос.
Он не знал, что в их гарнитурах прозвучал сигнал, который подают пилоты в момент опасности. И вот теперь инженер объяснял технику, что идёт внезапная проверка готовности экипажа действовать в экстремальной ситуации, что на борт под видом артистов проникли условные террористы. Их цель – захват кабины и проникновение в неё.
- А где же артисты? – спрашивал растерянный техник.
- Они опоздали.
Техник подошёл ближе. Получилась живая замкнутая цепь, которая преграждала путь к кабине.
Самолёт стал заходить на посадку. Вот шасси коснулось бетонки. Звук моторов стих. И в этот момент раздался чёткий усиленный голос:
- Внимание! Всем оставаться на своих местах. Самолёт оцеплен. Посторонним лицам, находящимся на борту, предлагаю сдаться. Сопротивление бесполезно. Выходить по одному.
3
Через два часа в столовой мирно обедали и условные террористы, и члены экипажа.
-Вы как вместо артистов к нам попали?- поинтересовался инженер.
-Да ваш командир нашему командованию сказал, что у него борт уже занят – артисты летят. Мы и решили их опередить,- ответил военный.
- Не переживайте, они другим бортом улетели,- добавил второй.- По легенде мы должны были захватить самолёт и проникнуть в кабину.
- Что же помешало?- спросил техник.
- Вот этот,- кивнул военный на курсанта.- Как пригвождённый к стене стоял у кабины. Мы ему и сало предлагали, и яблоко – не поддался искушению. Хотели уже силой брать, да тут инженер к нему на подмогу подоспел. Техник сало слопал и тоже к ним примкнул. Кремень, а не ребята!
- Слыш, Серёга, - обратился к курсанту техник,- твой первый полёт был вроде экзамена на профпригодность. Так вот считай, что сегодня ты его сдал на «отлично».
И все дружно рассмеялись
19 Он - человек!
Анна Ригхан
В комнате было темно, пока маленький лучик лунного света не проскочил сквозь узкую щель между оконными занавесками. Сначала он упал на стену, затем скользнул дальше, по пологу, осветив спящего Человека, который недовольно зажмурился и отвернулся к стенке. Никто не имел права нарушать его сон, оберегаемый плюшевым мишкой, устроившимся в углу кроватки и грозно смотревшим в сторону лучика, и большой кошкой Диной…
А тот уже бегал по всей комнате, не обращая никакого внимания ни на грозного косолапого, ни на Дину, которая безуспешно пыталась поймать его когтями. Он только шаловливо смеялся, ускользая прямо из-под носа усатой охотницы, а мишка сердито качал головой.
- Ты что же безобразничаешь здесь и мешаешь спать нашему хозяину? Ну-ка уходи, а то сейчас попадешься ко мне в когти, и я быстро отобью у тебя охоту хулиганить! - возмутилась кошка.
- Да-да, иди, откуда пришел! – вторил ей плюшевый охранник.
- Сначала попробуйте поймать меня! – насмешливо ответил лучик. – Где хочу, там и гуляю, а сейчас мое время! И мне нужно заглянуть в каждый дом, каждую комнату!
- Никто и не запрещает тебе гулять, – пояснила Дина. – Но ты не должен никого беспокоить!..
- Я вовсе не хотел никого тревожить! – стал оправдываться лучик. – Я еще немного побуду здесь, а потом мне надо отправляться дальше, в другие дома!..
А виновник всего тем временем сладко спал, набираясь сил после трудного, полного событий дня. Еще с утра его ждали важные дела. Сначала вместе с мамой он отправился на прогулку, где можно было увидеть много интересного… Посмотришь наверх – и перед тобой разной величины и формы серо-белые пятнышки с расплывчатыми контурами, медленно движущиеся, окутанные голубой дымкой. Посмотришь в сторону – и мимо с шумом проносятся какие-то странные горы, временами издававшие громкие звуки, одни - довольно больших размеров, другие – поменьше. Поднимешь глазки чуть выше – и рядом с коляской пролетит крылатое существо. Скучно смотреть только вперед и слушать, что же там пытается сказать мама…
- Сыночек, видишь, какие облака…а вон машинка проехала, би-би!.. Смотри, птичка летит, чайка! Прямо к нашему дому!..
Домой Человеку совсем не хотелось. Улица, безусловно, располагала несравненно большей пищей для «исследований». Вот уже три месяца он изучал окружающий его мир, который пока ограничивался маленькой комнаткой да редкими зимними прогулками. Человек еще не мог достаточно подробно рассказать о своих впечатлениях …
- «Агу», это значит, «как красиво», да, мой дорогой? – улыбалась мама.
Но полученные в процессе наблюдений эмоции легко читались в его светлых глазах. Вместе с удивлением там часто светилась радость, изредка - огорчение, разочарование. Иногда в них мелькала хитринка, время от времени можно было заметить их гневное выражение, вызванное некоторыми неправильными поступками взрослых, но все-таки гораздо чаще на маленькой рожице появлялась довольная улыбка…
Между тем, и в комнате можно было найти что-то представляющее собой интерес. Не каждый день, но нередко там появлялась какая-нибудь новая вещь. Вот и сегодня, когда по возвращении домой Человек снова оказался в своей кроватке, его внимание сразу же привлекли несколько округлых разноцветных предметов наверху…
- Надо же, какой сюрприз нам устроила бабушка! – воскликнула мама. - Какие красивые шарики на люстре! И желтый, и голубенький, а вот и красный…
Последний, самый яркий, явно затмил все остальные. Однако, когда Человек протянул к нему крохотные розовые пальчики, его ждало разочарование. Шарик висел слишком высоко, и все попытки достать его оказались бесполезными. Человек заплакал от обиды.
- Сынок, ну не плачь, ты же мужчина! У тебя обязательно все получится, но надо сначала подрасти. А сейчас посмотри, что я буду делать!
Человек немного повеселел и переключил свое внимание на другую, не менее привлекательную, но более близкую и доступную игрушку, которую мама прикрепила к кроватке. Сюда подвешивались самые различные фигурки, и до них можно было свободно дотянуться рукой. Тут мама повернула ключик, и - вот чудо! – заиграла музыка, фигурки пришли в движение, и захотелось дотронуться до каждой из них.
- Это «Щелкунчик», сынок. Правда, чудесная мелодия?
Человек уже совсем успокоился и долго играл с фигурками, слушая эти новые, чистые звуки. Совсем не похожие на те, что, как Человек выяснил несколькими днями раньше, исходили от лежавших рядом с ним в кроватке маленьких игрушек, если ухватить их и хорошенько потрясти.
- Уже поздно, мой маленький, пора спать! – мамин голос вынудил его закончить игру. – Давай скажем Мишке и погремушкам «Спокойной ночи!»…
Человек вовсе не возражал против такого поворота событий, поскольку во сне тоже можно было найти ответы на свои вопросы и сделать немало открытий. Которые, правда, уже не смогут увидеть ни мама, ни Мишка, ни Дина, а лишь он сам. Они могли только наблюдать, как он продолжает тянуть во сне ручонку за шариком или за фигуркой, потом сладко зевнет, на секунду приоткроет глаза и снова погрузится в этот недоступный им мир. И – оберегать его…
Лучик давно уже убежал по своим делам, подразнив на прощанье Дину и подарив немного света цветам на подоконнике. Последние совсем неплохо устроились там и с презрением взирали на голые деревья за окном, которых еще не успели одеть в белые шубки падающие снежинки. Самой неприступной казалась одна маленькая, но очень яркая розочка, которая задирала нос даже перед своими зелеными соседями на окне. Казалось, у нее были все основания гордиться собой. Ведь расцвела она как раз в тот день, когда мама впервые увидела Человека, не замедлившего заявить окружающим о своем появлении и продемонстрировать свой звучный голос. Что он продолжал делать и позже, когда возникала такая необходимость. Особенно важно было не пропустить бой новогодних курантов. Во-первых, они звучали недостаточно громко и торжественно для такого события, как первый в его жизни Новый год. Ну, и, во-вторых, нужно же напомнить о себе взрослым. О том, что он теперь с ними, и он – Человек!...
20 Пожар
Лили Миноу
Накануне мать купила новые туфли и теперь гладила подходящий костюм, чтобы надеть всё это на вечернюю прогулку. Ей хотелось, чтобы её подруги, увидев эти замечательные туфли, позавидовали ей. А она им расскажет, как дёшево они ей достались. Мать полчаса торговалась за них на рынке, снизив цену в три с половиной раза. Было нелегко, но эта женщина владела подобной практикой. Это было её хобби. Она испытывала огромное удовольствие, глядя, как продавщица постепенно снижает цену. Обычно, торгуясь, мать использовала несколько испытанных приёмов и в этот раз применила их все. Туфли были очень красивыми. Удивительно, что продавщица так сильно снизила цену, которая в конце концов стала почти оптовой, а, может, и меньше.
Мать ухмыльнулась.
Её одиннадцатилетняя дочь сидела в соседней комнате. То ли делала уроки, то ли слушала музыку. Мать не знала этого. Все её мысли уже давно витали на вечерней прогулке. Там, где подруги будут слушать её, открыв рот, и любоваться её новой шикарной обувью.
Мать давно хотела именно такие туфли, но они были ей не по карману, а тут, увидев их на прилавке, она решила во что бы то ни стало заполучить их. И заполучила. Сегодня вечером они будут сверкать на её прекрасных ножках. О, эти ножки. Она знала, что они у неё великолепны. А для великолепных ножек нужны царские туфли.
– Мам, что ты купила? – из комнаты донёсся голос дочери.
– Туфли. Себе, – ответила мать, доглаживая второй рукав. Обычно она носила вещи, которые не нужно гладить даже после стирки, но сегодня особенный день.
– О! А мне купила что-нибудь? – опять прозвучал голос дочери.
– В следующий раз, – отговорилась мать.
Догладив короткую юбку, которую выбрала сегодня специально, чтобы лучше туфли смотрелись ещё лучше на длинных стройных ногах, она оставила утюг на гладильной доске и помчалась к тумбочке, чтобы подобрать ремень. Она хотела, чтобы сегодня вечером у неё была особенно тонкая талия. Чтобы всё было в идеале.
Отбегая от доски, она не заметила, как упал утюг и подломился шнур.
Вспыхнула искра, и загорелась ткань гладильной доски, стоящей впритык к выдвинутой поверхности секретера, на которой мать разложила выглаженный костюм.
– Мам, что-то дымом пахнет, закрой окно. Наверное, опять во дворе кто-то шашлыки жарит, – крикнула дочь.
Мать и сама почувствовала запах дыма. Вбежав в комнату, она увидела языки пламени, которые пожирали на своём пути всё, что им попадалось.
Мать вскрикнула. Открылась дверь и вошла дочь.
Увидев пожар, она охнула, но тут же взяла себя в руки.
– Мы не сможем погасить его сами. Надо быстро уходить и вызвать пожарных, – сказала дочь.
– Иди, отпирай дверь, а я достану документы, – крикнула ей мать.
В голове у неё была мысль, что вечер пропал, и подруги не увидят сегодня её новых туфель. И что хорошо бы спасти туфли.
Но куда я их положила? – она никак не могла вспомнить этого в такой суматохе.
Огонь наступал, переливаясь желто-оранжево-красными огнями с белыми и фиолетовыми всполохами, пожирая всё больше и больше вещей на своём пути.
Мать схватила сумку и подбежала к открытой двери, где её ждала перепуганная дочь. С разбегу она вылетела из прихожей и, вновь задумавшись о туфлях и несостоявшемся вечере, сильно хлопнула дверью. Дочь, сделала только шаг вслед за матерью, но не успела выйти, как получила сильный удар по голове и упала, растянувшись в прихожей и потеряв сознание.
Мать бежала вниз по лестнице, в одной руке держа сумку, другой вызывая по мобильному телефону пожарную команду. Она ни разу не оглянулась назад.
Когда она выскочила из подъезда, засовывая мобильник в сумку, то увидела, что на улице уже собралась толпа людей. Она подняла голову и взглянула на свою квартиру. Слёзы выступили на её глаза, когда она глядела на разгулявшееся пламя.
Подбежала подруга. Как раз та, которая должна была сегодня вечером больше всех завидовать ей, любуясь новыми туфлями.
– Как это произошло? – спросила подруга, с сочувствием гладя мать по руке.
– Не знаю, – ответила мать. Она не хотела говорить о том, что произошло на самом деле. Не хотела выглядеть тупой в глазах подруги.
– Где твоя дочь? – спросила подруга.
– Где-то здесь… вероятно, – ответила мать.
– Но вышли-то вы вместе? – спросила подруга, озираясь по сторонам и не находя дочери.
– Конечно, – сказала мать. – Она открывала дверь.
– Может, всё же поискать её, – предложила сердобольная подруга, начиная беспокоиться.
– Да нет же. Говорю тебе, она где-то здесь.
Подошла вторая подруга, и мать опять вспомнила про туфли. Вот чёрт, – подумала она. Всё сорвалось. Вечерняя прогулка, новые туфли, зависть подруг. От обиды она щёлкнула языком.
– А где твоя дочь? – спросила вторая подруга.
– Да что вы все ко мне пристали! Да здесь она. Здесь.
– Я не видела её, – зашептала первая подруга второй.
– Может, пойдём поищем её? – также шёпотом предложила вторая подруга.
– Да. Давай хотя бы обойдём дом.
Пожарные приехали через шесть минут. Одни проворно разворачивали шланги, другие бегали по квартирам, выводя и побуждая жильцов покинуть квартиры.
Подошли подруги.
Одна из них направилась к Главному, как она его оценила.
– Вы знаете, возможно, в квартире осталась девочка.
– Сколько лет? – серьёзно спросил пожарный.
– Одиннадцать, кажется.
Главный подошёл к одному из спасателей, которые прибыли вместе с пожарными, и что-то сказал ему. Быстро подвинули лестницу, и спасатель бегом поднялся на четвёртый этаж. Разбив окно, он проник в квартиру. Вскоре подъехала скорая.
Через несколько минут из подъезда вышел спасатель. Его костюм почернел. В руках он нёс дочь. Она всё ещё была без сознания. Очень бледная. На лбу – рана, из которой сочилась кровь. Руки и ноги безвольно висели по сторонам.
Мать посмотрела на дочь.
– Вот же растяпа, – сказала она, обращаясь к подругам. – Сказала же ей: «Беги за мной!»
Со стороны могло показаться, что она сдерживает улыбку.
– Очаг пожара небольшой, – доложил главный пожарный после непродолжительной схватки с огнём. – Нам удалось быстро его устранить.
– Значит, можно идти домой? Ну, в эту квартиру? – спросила мать у главного.
– Можно. Но разве вы не поедете с дочерью в больницу? – спросил он.
– Не сейчас. Она же в хороших руках, – сказала мать, мельком глянув на медицинский персонал. – Мне срочно надо попасть в квартиру.
Пожарный удивлённо пожал плечами.
– Дело ваше.
Когда закрывалась дверца скорой, одна из подруг рванулась было за ней, но не успела, да и не знала, надо ли это. Ведь мать рядом.
А мать уже входила в подъезд. Попав в квартиру, она сразу же вспомнила, куда поставила туфли. Бегом она направилась прямо к ним. Вот они. Стоят как новые. Да что же я – они и в самом деле новые. Ничуть не пострадали от огня.
Мать с облегчением вздохнула. Значит, всё в порядке.
21 6. Мой начальник. Тебе нигде не будет так весело
Лили Миноу
– Всё! Я так больше не могу, – сказала я своему сотруднику Мише, вытирая слёзы. – Я решила окончательно. Увольняюсь. И ничто больше не помешает моему решению.
– Нет, не надо. Не увольняйся, Зай, Зайка, ну, Заечка, – уговаривает меня Миша немного ноющим голосом. – Тебе нигде не будет так весело, как здесь. Ты же и сама это прекрасно знаешь. Ну же…
Я улыбаюсь сквозь слёзы.
– Ну, нет, Миш. На этот раз не уговоришь. Я молодая, умная, меня везде оторвут с руками, – говорю я, немного льстя себе и придавая уверенности.
Мой начальник завёл новую привычку – вот уже месяц, как он начинает каждый рабочий день, устраивая мне выволочку. За что, про что – сам чёрт не разберёт. Все ошибки или просчёты сваливает на меня и ругает громко и долго. Я каждый раз расстраиваюсь и плачу, а потом пишу заявление об увольнении.
После того, как отругает меня, начальник уходит где-то примерно на час. Когда он возвращается с «прогулки», я кладу ему на стол своё заявление. Но к этому времени у него уже всегда хорошее настроение. Поэтому он берёт моё заявление, пробегает глазами, рвёт на мелкие кусочки и бросает в урну. Затем смотрит на меня большими глазами брошенного щенка и скулящим голосом говорит:
– Зайка, ну, прости меня. Я такой дурак. Ну, ты же меня знаешь.
Да уж… Знаю.
И это повторяется каждый день.
Но сегодня я твёрдо решила положить этому конец. Дурак он или не дурак, но этот номер со мной больше не пройдёт.
Сегодня после того, как мой начальник отыгрался на мне по всей программе, он не сразу пошёл на свою «прогулку», а сначала достал жестяную банку с молоком и проделал в ней два отверстия друг напротив друга. Сосредоточенно жуя сладкую булку, он запивал её молоком, и ни на кого не смотрел. Сидел надутый и обиженный на весь мир, а больше всех на меня. Мы все, его сотрудники, исподтишка наблюдали за ним.
Поев, он ушёл, поставив банку с недопитым молоком на подоконник.
Я уже написала своё заявление об уходе и занялась работой. Сотрудники разошлись по своим делам. В комнате нас двое: я и Миша. Я всё ещё одной рукой вытираю слёзы, а другой перебираю бумаги, выбирая нужные, а Миша продолжает меня уговаривать не уходить.
Когда возвращается начальник, мы проделываем наш с ним утренний ритуал: я кладу заявление на его стол, он его рвёт и говорит мне, что он дурак. Но я не отхожу от стола, а строго заявляю:
– Ну и ладно. А я напишу другое заявление. Я всё равно от вас уйду.
– Я и его порву.
Я сажусь за свой стол, беру чистый лист бумаги и пишу новое заявление.
Мой самонадеянный начальник ухмыляется – сам чёрт ему не брат – берёт с подоконника свою банку и пытается попить молока. Но оно не идёт. Мы с Мишей только слышим пустые чмоки, будто молоко по каким-то причинам не хочет выходить из банки в его рот.
Мой начальник в недоумении отводит банку ото рта и подносит к глазам.
– Оооо! Что-то щекочет! – восклицает он, будто призывая нас подойти.
Мы с Мишей срываемся со своих стульев и подбегаем к столу начальника. Он поднимает банку, и мы видим, что из того отверстия, из которого он пытался пить, торчат два огромных тараканьих уса.
Когда начальник вновь уходит по делам, мы с Мишей хохочем во всё горло. Он хитренько смотрит на меня и говорит:
– Вот видишь, я же говорил, что тебе нигде не будет так весело, как здесь!
Я киваю, продолжая хохотать.
22 Во поле березка стояла...
Валентина Щербак -Дмитрикова
За селом на пригорке росла одинокая береза с кудрявой зелёной листвой. Рядом с ней часто появлялась одна и та же девушка. Была она стройная, как березка. Русые кудри, заплетенные в косу, игривой змейкой спускались по спине. Можно было бы назвать ее красавицей, но…
В этом «но» заключалось большое горе девушки… Всё лицо её было изрыто ямочками и рытвинами. Такие следы на нём оставила страшная болезнь черная оспа. Эта напасть тогда почти всех жителей деревни покосила. Мало, кто выжил. Среди живых оказалась переболевшая оспой малышка Пелагея ( Палашка). Маленькой пятилетней девочкой привезли ее после смерти родителей к родной тетке.
Шли годы, девочка превратилась в девушку. Но метины, оставленные оспой, сильно отравляя жизнь, сделали ее одинокой и замкнутой.
— Ну, и образина же ты,— говорили девки, втайне завидуя ее стройности и красоте кудрявых русых волос.
— Лицо у нее уж больно корявое: всё в рытвинах и колдобинах,— оценивающе произносили парни.
И пристали к ней два прозвища: «рябая Палашка» и «корявая Палашка». А потом люди и вовсе отбросили прочь имя и когда говорили о ней, называли просто: «рябая» или «корявая».
Одиночество льнёт к одиночеству. Отсюда, с пригорка, Палашке было видно, как гуляют парни и девчата, как заигрывают друг с другом, поют песни, потом расходятся парами. Она с ними не гуляла, песен не пела, и парня у неё не было. Так же, как и подружки задушевной. Вот только разве эта одинокая березка, которой она рассказывала о всех своих несчастьях и обидах.
Двадцать лет уже пролетело, а счастья в жизни, как не было, так и нет.
* * *
Вот и сегодня, как вчера и позавчера, стояла она на пригорке возле березки. И думы у неё были очень невесёлые: «Ребёночка что ль родить? Всё жизнь была бы краше, интереснее. Хоть знала бы, для чего живу. Но где его взять, этого ребёночка-то, не от ветра же степного рожать?»
— Привет, красавица,— вдруг услышала она за своей спиной приятный мужской голос.
«Красавица… Это я-то красавица… Ах, если бы можно было разговаривать, не оборачиваясь»,— подумала Палашка и, всё же повернувшись, ответила:
— Привет!
— Алексей,— сказал он, протягивая руку.
— Пелагея,— проговорила она, неловко пожимая его руку, и чуть не добавив к своему имени слово «рябая».
— А что с твоим лицом?
— Оспа меня пометила, в свою свиту взяла,— проговорила девушка, прикрываясь руками.
— Ты где живешь?
— Здесь, в деревне.
— Но я тебя ни разу не видел на гульбище.
— Я не хожу туда,— Палашка повернулась к парню боком, чтоб как можно меньше было видно её лицо. — Но я тебя знаю,— добавила она певучим голосом. — Ты жених Оксанкин. Из города приехал. У вас скоро свадьба.
— Да, ее жених. Только у нас что-то не ладится, всё ссоримся, да ссоримся. И сегодня вот тоже. - Алексей безнадежно махнул рукой и добавил:
- И мне очень одиноко.
— Тебе сегодня, а мне всегда,— произнесла Пелагея, вздохнув.— Знакомо это… Ох, как знакомо.
— Да, одиночество — паршивое чувство. Но нас-то уже двое, — со смехом сказал Алексей. — Может, пойдем вместе прогуляемся?
— Пойдем. От чего ж не пойти? — опять певуче произнесла Палашка, и они направились в сторону ржаного поля. «Вот он,счастливый случай, — мелькнуло у нее в голове. - Прямо, как богатырь из сказки появился — "волосы, как смоль, глаза, как агаты". От такого парня был бы знатный ребёночек. Но как, как это осуществить?»
«Славная девушка, если не смотреть на следы, оставленные оспой»,— подумал Алексей.
Они шли, почти касаясь друг друга, Пелагея - чуть впереди. Подул ветерок, ударил парню в лицо прядью выбившихся из косы русых волос. Всего один момент... Но успел Алексей почувствовать их аромат, повеяло луговой ромашкой.Он и раньше уже заметил, что вблизи девушки витал нежный запах.Духи — не духи, но благоухание было очень приятным и даже немного возбуждающим.
Дошли до ржаного поля, сели рядом, примяв колоски. Но она опять чуть впереди, чтоб он не видел ее лица. Так посидели, молча, минуты две. «Помоги мне, Пресвятая Богородица! Не о грехе молю, а о ребёночке!» — мысленно попросила Палашка. Затем лениво потянулась, выставив вперед грудь, и медленно, плавно легла на спину, прикрыв лицо голубым шейным платком, чуть раздвинув ноги и широко раскинув руки в стороны. Глубоко вздохнула и произнесла нараспев:
— Духмяный вечер.
Он тут же распластался рядом. Они лежали, наслаждаясь вечерней прохладой и запахом летних трав…
Через какое-то время его рука нащупала среди колосьев ржи ее ладонь и крепко сжала. Сердце у Палашки забилось, как пойманный зверек в тесной клетке. Она лежала, не дыша, боясь пошевелиться. И не знала, что ей делать, чтоб не оттолкнуть от себя мужчину. И надо ли было, вообще, что-то делать? Палашка тоже не знала.
А Алексей тем временем, повернувшись на бок, положил вторую руку ей на грудь, и не больно чуть-чуть сжал ее.
«Боже мой! Неужели я интересна этому красавцу?» — успела подумать Палашка, как тут же и загорелась вся изнутри.
Она не знала, что от одного прикосновения во всем теле может возникнуть буря, появиться неимоверно сильное чувство. А оно в ней не только появилось, а вспыхнуло ярким пламенем. Ей захотелось сейчас, немедленно, прижаться, крепко прильнуть к этому чужому парню, слиться с ним воедино. И бороться с этим не было сил. Она не знала, что делать.
Но Алексей опередил ее. Уж он-то знал, что нужно делать. А она и не сопротивлялась. А дальше, как в песне поётся: «Знает только ночь глубокая, как поладили они…»*
С мужчиной Пелагея была впервые в жизни. Он не объяснялся в любви, не называл ее ласковыми словами. Алексей оставался нем, услаждали только его руки. И делали это так, что у нее порой перехватывало дыхание. Да ей и не нужны были его слова. То, что происходило, действовало сильнее всяких слов. И она хотела от него ребёнка. Палашка не лежала бревном, она старалась, из всех сил старалась, не зная, правильно ли всё делает. Но интуитивно чувствовала, что правильно. И это подтверждали его крепкие объятия, движения тела, и в конце — глухие стоны и какие-то всхлипы. Кстати, стоны и всхлипы были обоюдные.
Потом они снова, молча, лежали рядом…
— Ты извини меня. Не удержался,— нарушил молчание Алексей.— Духмяная трава виновата.
— Не за что извиняться, — проговорила Палашка тихо.
— Я у тебя первый, да? Мне так показалось.
Она, беззвучно кивнув головой, продолжала лежать на спине, отвернув лицо от Алексея. В голове пронеслась невеселая мысль: «Конечно, первый. Наверное, и последний».
Он взял ее за руку. Она была счастлива. «Значит, не очень я ему противна, если он держит сейчас меня за руку. Чего сейчас-то держать? Ведь получил, что хотел?» — бились в ее голове мысли.
— У меня сегодня так гадко и противно было на душе. Ты излечила меня.
«А уж как ты-то меня излечил»,— подумала Палашка, но вслух ничего не сказала.
В деревню возвращались вместе. Шли, молча, Палашка чуть впереди. Об этом она не забывала. Изо всех сил старалась, чтоб он как можно реже видел её лицо. А когда подошли уже к первым домам, Алексей тихо произнес:
— Спасибо тебе.
Она, не оборачиваясь, кивнула. И, не спеша, медленно пошла к своему дому. Знала девушка, что со спины она хорошо смотрится. Душа Пелагеи пела. Сегодняшний вечер был самым счастливым в ее жизни. Вот только тревожила мысль: « А хватит ли одного раза для беременности?»
* * *
Алексей помирился с Оксаной. Сыграли свадьбу. Жизнь в деревне шла своим чередом. Пелагея встреч с ним не искала, а он, если бы захотел, всегда мог найти её на холме за деревней около березки. Она, как и раньше, по вечерам ходила туда. Разговаривала с «подружкой», отсчитывая дни и недели. И очень надеялась, что забеременела. Она слышала, что это может случиться и от одного единственного раза.
Или недолго продолжались мир и согласие в семье Алексея и Оксаны, а может, по какой другой причине, но его вдруг сильно потянуло к одинокой березке на холме за деревней, а точнее, к девушке по имени Пелагея.
— Привет!— Сказал Алексей, поднявшись на холм. Она, как и в первый раз, стояла к нему спиной.
— Привет, — ответила Пелагея, не поворачивая головы.
— Может, прогуляемся? — тихо спросил он.
— От чего ж не прогуляться,— еще тише ответила она.
И всё повторилось, всё было, как в прошлый раз. Нет, не только повторилось, но кое-что и прибавилось. Он не молчал. Он называл ее в порыве страсти: «моя Березка». Как-будто это было ее имя. И целовал, целовал… Правда, не лицо, оно как и в прошлый раз было прикрыто голубым платочком. Да это и неважно! Разве мало мест на красивом девичьем теле, которые мужчина целует в порыве страсти…
С этого вечера свидания их стали регулярными. И прикипали они друг к другу сердцами и телами все сильнее и сильнее. И уже знала Пелагея, что живет и развивается в ней плод их любви. «Помогла ты мне Пресвятая Богородица! Спасибо тебе»,— не раз повторяла она эти слова, как молитву, не только в уме, но и вслух.
Вскоре люди стали замечать, как округлилась Оксанка. Но это ни у кого не вызывало удивления. Всё так и должно было быть. А вслед за ней появился животик и у Палашки. Вот это было уже интересно всей деревне. Парни и девки, мужики и бабы шушукались, допытывались друг у друга: «А кто же это "рябую"-то оприходовал?» Разные предположения строили, но на Алексея никто и подумать не мог. Помогала всё в тайне держать Палашкина тётка Матрёна. Помогала, но не одобряла.
— На чужом несчастье счастья не построишь,— говорила она племяннице, осуждающе качая головой.
Видела Пелагея, что и у Оксанки, жены Алексея, скоро будет ребёнок. «Да какое мне дело до Оксанки и её младенца?»,— думала она. — «От хороших жен мужья не уходят. Поменьше бы ссор устраивала в доме. Моим, только моим должен быть Алексей».
И как заклинание, кривя душой, без конца повторяла в уме новую просьбу-молитву: «Пресвятая Богородица, не о себе молю, о ребеночке. Не допусти, чтобы он «безотцовщиной» рос».
* * *
Так судьба и распорядилась, но с существенной поправкой. Пелагея умерла при родах. Ребеночка спасли. Алексей усыновил его. Росли вместе Оксанкина девочка и Палашкин мальчик. Разница в возрасте у них была в один месяц. Молока у Оксанки хватало на двоих.
23 За Мишку!
Валентина Щербак -Дмитрикова
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война! (В. Лебедев-Кумач)
Ленчик попал в третью штрафную роту. Она состояла из четырех взводов: три стрелковых и один санитарный. Разные люди были здесь: воры, бандиты, рецидивисты, прибывшие из тюрем и лагерей; вышедшие из окружения или побывавшие в плену солдаты и сержанты. Находились и случайно оступившиеся, а порой и безвинно пострадавшие и оклеветанные люди.
Ленчик был вором. Ни карманником, ни домушником. Квалифицированным бухгалтером-казнокрадом. На фронт попросился сам. «Это лучше, чем в тюряге прозябать, — решил он. — Буду там, где сейчас все нормальные мужики. Снимут судимость, и я снова — вольная птица».
В отделении, куда он попал, было пятнадцать человек. Командовал ими бывший сержант Макар Братков, разжалованный в рядовые и отправленный в штрафную роту за нарушение воинской дисциплины. Ходила молва, что повздорил он со своим лейтенантом и врезал ему. За что и попал в штрафную роту. И этому вполне можно было поверить. Он и здесь, снова став сержантом, занимался рукоприкладством. Когда вор, по кличке Рябой, попытался подмять под себя отделение, Братков быстро сбил с него спесь.
Но совсем-то Рябой не сдался. Время от времени возникал и показывал, что и он здесь что-нибудь да значит.
— За что сидел? — спросил он сразу у Ленчика.
— За растрату. Бухгалтером я работал.
— А растрата-то хоть приличная была? — деловито осведомился Рябой.
— Приличная… Мы такую свадьбу с Лизкой отгрохали… — проговорил Ленчик и виновато улыбнулся.
— Бухгалтер, — сказал с усмешкой Рябой и, сплюнув, добавил: — Это и будет твоей кликухой. Оглядев пришедшее пополнение, ткнул пальцем в молодого парнишку лет девятнадцати.
— Ты как тут оказался, малявка?
— Как все, — ответил он.
— А как зовут?
— Мишка. Михаил Добрынин.
— За что тебя загребли? — не унимался Рябой.
— За стихи.
— Во! Будет у тебя кликуха — поэт. Таких у нас еще тут не было.
Так все в отделении с его легкой или нелегкой руки получали прозвища.
— Я не спрашиваю, братва, какой у вас срок. Потому что он теперь у всех одинаковый: три месяца совместного пребывания в этом кошмарном аду или, кому повезет — госпиталь, кому не повезет — погост. Вы теперь бойцы-переменники — переменный состав третьей штрафной роты.
Состав менялся часто. Порой люди даже не успевали запомнить, кого как зовут. Но рота всегда была укомплектована. В ней неизменно было от 150 до 200 человек. На место убитых сразу поступало пополнение.
Уже через месяц от первоначального состава отделения почти никого не осталось. Но Ленчик, Рябой и Мишка выжили. Они теперь были, как кровные братья. Всегда находились вместе и во всем поддерживали друг друга. Командовал отделением, как и прежде, Макар Братков.
Не всегда были бои, случались и затишья. Тогда все отсыпались или, разбившись на маленькие группки, говорили о любви, о войне, о том, что будут делать, когда она закончится.
Как всегда, во время затишья, сержант достал кисет, отсыпал моршанской* махорки для самокрутки. Оторвал кусочек старой газеты, свернул ее кульком, перегнул, отделяя мундштук от «табачной части». Насыпал махры. Получилась изящная "козья ножка" с коленкой. То же проделали Рябой и Ленчик. Закурили.
Мишка, лежа на спине и глядя в безоблачное чистое небо, мечтательно произнес:
— Поступлю в институт, буду учиться…
— В какой институт-то? — спросил Рябой.
— В литературный.
— Будешь стихи писать?
— И стихи — тоже.
— А я опять бухгалтером буду работать, — сказал Ленчик. — А что? Неплохая специальность.
— Опять воровать будешь? — спросил сержант.
— Не… Хватит одного раза. Попробовал…
— А я не знаю, чем буду заниматься… Надоело по тюрьмам… А после этого ада, вообще, хочется чего-то светлого, — мечтательно проговорил Рябой. И вздохнув, попросил:
— Мишка, почитай стихи…
— Какие?
— Хорошие, добрые.
— «Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет…» — мягким голосом задушевно наизусть начал декламировать Мишка, вызывая у сидевших рядом бойцов воспоминания о доме, о матери.
И сразу к ним потянулись и остальные солдаты отделения. Мишку любили все. Он не в первый раз уже в часы затишья читал стихи любимых поэтов.
Бойцы слушали молча. Сидели притихнув, прекратив разговоры.
— Твои? — спросил Рябой.
— Нет, Есенина. "Письмо матери".
— А про любовь знаешь? — спросил верзила, по кличке Длинный, попавший в штрафную роту после немецкого плена.
— Знаю.
— Почитай.
— «Ты сказала, что Саади
Целовал лишь только в грудь.
Подожди ты, Бога ради,
Обучусь когда-нибудь!» ** — продекламировал Мишка начало стихотворения.
— Ишь, ты в грудь… — мечтательно проговорил Длинный. — А я свою Нюрку только в губы…
— В какие? — хрипло спросил Рябой и грубо засмеялся.
— Как, в какие? — удивленно переспросил Длинный.
Раздался дружный хохот.
— Ну, и чего? Им нравится? — нагнувшись к Рябому, шепотом спросил белобрысый боец небольшого роста.
— Попробуй, узнаешь… — Рябой снова засмеялся.
— Нельзя делом, так хоть словами побаловались, да? — произнес ворчливо сержант.
— Не делом, а телом, — осклабился Рябой. А поцелуй, Макар… — это как удар тока.
— Вот сейчас нас фриц как поцелует миной… — проговорил кто-то из бойцов.
И тут… Как ухнуло… Потом еще раз. Немцы начал артиллерийско-минометную подготовку.
В тот день штрафная рота получила приказ: взять укрепленную высоту №207 и удерживать рубеж до подхода главных сил.
А немцы, словно чувствуя опасность, без передышки шпарили минами. Полыхали оранжево-красные взрывы. Земля перед окопами дрожала, вздымаясь вверх черными «облаками» с неровными рваными краями.
Командир штрафной роты лейтенант Иванов был боевым офицером, уже имел ранние и награды: медаль и орден. Он понимал, что поднять людей в атаку при непрекращающемся артиллерийско-минометный обстреле, практически невозможно, но необходимо. Рота должна была выполнить этот приказ. Штрафников всегда ставили на наиболее трудные участки. Их не зря окрестили «смертниками».
Оставалась надежда на правильную организацию атаки и счастливый случай. Собрав низовых командиров, он определил задачу каждого отделения.
Обстрел не прекращался. В траншее где-то близко разорвалась мина. Ленчик бросился на дно окопа, обхватив голову руками. А когда, преодолев страх, приподнялся, то увидел, что Мишки рядом нет.
— Мишка! — закричал он, стараясь преодолеть звук воющих мин.— Мишка! — Вскочил на ноги, огляделся.
Друг лежал чуть поодаль на спине. Глаза его были широко раскрыты, как тогда, когда он читал стихи и, мечтая, глядел в небо. На груди алело большое мокрое пятно.
Ленчик склонился над ним:
— Санитара, мать вашу! Санитара сюда! — прокричал он. Никак не мог поверить, что Мишка мертв, что его больше нет.
— Не нужен ему санитар. Что, не видишь? Мертвый он, — зло проговорил Рябой.
— За Родину! – крикнул Макар Братков, подымая штрафников своего отделения в атаку. Но только он один и выскочил из окопа… Никто не хотел умирать…
Ленчик посмотрел безумными глазами на мертвого Мишку, потом на стоящего во весь рост сержанта.
— За Мишку! — скрежеща зубами, прокричал он, выскакивая вслед за Макаром из укрытия.
Навстречу им летели мины. Одна разорвалась совсем рядом. Ленчика подбросило взрывом и плашмя опустило на землю. Поднялся… И снова побежал… И только тут понял, что бежит на укрепления врага без винтовки: «Потерял при взрыве, мать твою…» — промелькнула мысль. Промелькнула, не заставив остановиться.
— Убили Мишку! — снова закричал Ленчик. И добавил к своим словам любимое выражение Рябого:
— Разорву, гады!!!
И без винтовки, только со своей злостью и жаждой мести бросился к вражеским окопам. Вокруг свистели пули, рвались мины. А он бежал и бежал дальше среди этого жуткого марева. Ни одна пуля, ни один осколок мины не задели его. Казалось, что они сторонились, давая ему проход, обходили его стороной.
Вслед за ним и другие выскочили из окопа. Бежали и падали, шли и взлетали на воздух бойцы-переменники третьей штрафной стрелковой роты.
Ленчик первым ворвался в окоп, схватил за горло попавшего под руку немца. Давил, давил изо всех сил, как автомат повторяя:
— За Мишку, за Мишку, гад…
Глаза у Фрица вылезали из орбит. Он задыхался, отбивался руками и ногами. И наконец, затих и обмяк. А руки Ленчика, клещами державшие горло немца, одеревенели и не хотели распрямляться.
— Чего застыл? — рявкнул Рябой. — Сдох он, сдох.
Руки Ленчика разжались. Схватив валявшуюся около немца винтовку, он побежал вдоль окопа вслед за Рябым, работая штыком и прикладом.
— Я вас гадов… я вас гадов… — кричал он, нанося смертельные удары.
«Главное быстрота и натиск, как говорил лейтенант», — быстрей, чем Ленчик, бежали его мысли.
— Второй, третий, четвертый, пятый… — подбивал он баланс.
Ленчик был бухгалтером и любил во всем точность.
Штрафная рота отбила высоту. Командир подразделения лейтенант Иванов докладывал по телефону:
— Мишкину высоту отбили, товарищ генерал!
— Что отбили???
— Виноват. Высоту №207.
— А при чем тут Мишка?
— Если б не он, не отбить бы нам ее.
— Представить к награде, — раздался в трубке голос.
— Убили его, товарищ генерал, — лейтенант хотел рассказать подробности этого боя. Но генералу было некогда.
— Представить посмертно, — проговорил он и связь прервалась.
Лейтенант Иванов представил к награде двоих: Мишку и Ленчика. Наградили одного Михаила Добрынина, посмертно медалью за отвагу.
Рядового Леонида Небогатого после госпиталя перевели из штрафной роты в нормальную воинскую часть.
Сержант Братков в этом бою погиб, кровью искупил свою вину… Да так ли уж велика была его вина? Может он за дело врезал лейтенанту?
Рябой после этого боя остался жив и получил кликуху Счастливчик. Ему, еще месяц оставался до снятия судимости, если, конечно, в следующем бою не убьют и не ранят. Лейтенанту Иванову присвоили звание старшего лейтенанта.
Свято место пусто не бывает. И уже на следующий день в штрафную роту пришло пополнение. Сержант, которого все звали Счастливчиком, принимал в свое отделение новых штрафников-переменников.
24 How fortunate the man with none
Альба Трос
И если бы я мог, тебя бы я привёл
Туда, где Соломон швырял на пол кольцо,
Утративший свою любовь из-за того,
Что не любил мудрец любившую его.
Туда б тебя привёл, где Цезарь умирал,
Где встретился последним взглядом с другом он,
Клинок в руке сжимавшим и не знавшим, что
Со смертью друга рухнет всё, и что поэт
Опишет много позже, как сам Люцифер
Ему в последнем круге станет палачом.
Туда, где некто извивался на кресте,
А некто в его раны свои пальцы клал,
И плакал некто, видя, как уходит тот,
В кого хотел так верить, с кем хотел так быть
В том мире, где давно нет веры никому.
Туда, где бьётся много дней в бреду жена,
И много дней торопит смерть супруги муж,
Но всё ещё боится среди ночи он
Прикрыть лицо подушкой, прерывая хрип,
И, наконец, спокойно погрузиться в сон.
Туда, где любят до тех пор, пока понять
Не смогут свой предмет любви и вровень стать
С ним, а потом безжалостно из сердца прочь
Любовь выбрасывают раз и навсегда,
И где ты можешь делать всё, чтоб вровень стать,
Но незамеченным остаться до конца.
И если бы я мог, тебя бы я привёл
Туда, где все рабы мы тела и ума,
Но тяжелей оков всех цепи, что сердца
Друг к другу приковали – нет страшнее уз.
Туда б тебя привёл и так сказал:
«Тогда лишь только счастлив станет человек,
Когда останется он в мире одинок».
Так говорю тебе я: «Счастлив только тот,
Кто в одиночестве проводит жизнь свою».
Я говорю: «How fortunate the man with none».
Я говорю: «How fortunate the man with none».
25 Дорога назад
Альба Трос
Арсений Петрович Ставицкий, обладатель приятной для слуха фамилии, кандидат филологических наук и поклонник брутал дэс-метал смотрел в окно плацкартного вагона и размышлял. За оставшиеся девять часов пути он мог порезать себе вены в туалете, выкинуть там же в унитаз пейджер, демонстрируя презрение к материальным ценностям, или продолжить напиваться поставляемым проводницей тёплым пивом. После нескольких минут раздумий Ставицкий сделал выбор в пользу последнего варианта. В придачу А Пэ, как называла его молодая поросль, усеивавшая скамьи аудиторий, решил по приезду домой обратиться к знакомому татуировщику и заполнить оставшееся свободное пространство на закрытых одеждой частях тела. Студенты, которым Ставицкий читал иностранную литературу, знали об увлечениях кандидата наук и в большинстве своём ему симпатизировали. Им нравилась незакомплексованность, широта взглядов и открытость А Пэ. Они даже не подозревали, как менялось выражение лица их лектора, едва он выходил за ворота университета. Студентки, несмотря на предостережения более опытных подруг, вовсю строили Ставицкому глазки и очень напрягались, не получая ответной реакции. Версии о гомосексуальной ориентации Арсения Петровича или, боже упаси, импотенции периодически имели место, но достаточно быстро увядали. Слово «боже», впрочем, не слишком коррелировало с увлечением филолога экстремальной тяжёлой музыкой. «БДСМ, - подумал вдруг Ставицкий, - прекрасная аббревиатура для брутал дэс-метал». А Пэ улыбнулся. Лингвист по призванию, он, даже пребывая в полной заднице, всегда был готов порадоваться хорошему словесному каламбуру.
За стеклом в грязных разводах на поезд надвигались жилые коробки Пустынки, тридцать восемь кэмэ от столицы, двадцать тысяч жителей, безысходно обслуживавших железнодорожную станцию. Как-то Арсений Петрович со своей группой (не брутал, недоставало техничности) посетил фестиваль, проходивший в центральном парке этой забытой миром несуразицы, едва ли не единственное, помимо водки, развлечение аборигенов на протяжении года. Были выпиты цистерны горячительного и обсуждены все классические рокерские темы, включая размеры женских бюстов, автостоп и всё то же горячительное. Периодически ненадолго засыпали в палатках, после чего снова немедленно приступали к потреблению дешёвых напитков. В билете на поезд, отходивший следующим вечером, значились цифры 18.30, дававшие карт-бланш на разнообразные эксцессы. Утром всё повторилось. Ставицкий смутно помнил какой-то пруд, куда все прыгали с обрыва, кабак, пиво, неизбежный отечественный рок под гитару. Потом у него, подобно старому кумиру Терминатору, щёлкнуло в голове, и наступила темнота. Очнулся Ставицкий на газоне в каком-то сквере. Голова покоилась на рюкзаке, рядом лежал чехол с тарелками. Часы показывали, что с момента отправления поезда прошло сорок минут. А Пэ встал и нетвёрдым шагом двинулся в никуда, совершенно не представляя, что делать и думать. Вскоре ему встретился помятый тип гопнической наружности, тоже бывший на фестивале. Тип изъявил желание проводить Ставицкого до вокзала, мотивируя это криминальной направленностью города и стремлением доказать, что не все местные жители жаждали догола раздеть незнакомого человека. Дорога заняла с полчаса, в течение которых тарелки постоянно бились о ногу владельца, к тому же кандидату наук приходилось поддерживать беседу. Привычный к рок-н-ролльному мату филолог чувствовал себя грешником, попавшим в абсурдистский ад сплошных инвектив и инсинуаций. Его спутник последовательно обрушивался на правительство, работников милиции, начальника станции и собственную сестру, не одобрявшую пристрастие брата к зелёному змию. А Пэ старательно поддакивал. Билетов, само собой, не было на три дня вперёд. Не без труда распрощавшись с хорошо подогретым провожатым, Ставицкий сообразил, что мог добраться на электричке до столицы, откуда транспорт в его родной город ходил круглосуточно. Проблема заключалась в том, что ближайшая электричка до обитаемого мира проходила через Пустынку лишь следующим утром. О комнате отдыха речь не шла в принципе – здание вокзала представляло собой домик с двумя кассами и шестью деревянными скамейками. Ставицкий попытался крепко задуматься о своём положении, когда в дверях появилась женская фигура. Мощного сложения фемина оглядела пустующее здание и направилась к А Пэ. Последний каким-то чудом вспомнил, что также видел даму на фестивале, где они вместе сидели у костра, посасывая пиво из пластиковых бутылок. Состоялся диалог на жуткой смеси официального языка страны и его местного диалекта. В итоге Ставицкий получил приглашение провести ночь в доме Иры, как звали его спасительницу, и её супруга Миши. Мотивировалось всё опять же нежеланием обнаружить кандидата наук где-нибудь в кустах, ограбленным и избитым. Арсений Петрович рассыпался в благодарностях, благодарно тряс головой и зачем-то причмокивал. Вскоре выяснились два обстоятельства, взбудораживших внутренний мир Ставицкого. Ира жила в десяти километрах от вокзала, транспорт туда не ходил, а муж Миша отличался неконтролируемой ревностью и запросто мог начистить фэйс любому, кого бы увидел рядом со своей благоверной. По дороге добросердечная женщина предавалась размышлениям о том, как представить спутника мужу так, чтобы последний не пришёл в ярость. А Пэ со всем соглашался и обливался потом под тяжестью ноши. В какой-то момент на пустынной дороге появилась фигура велосипедиста - Миша решил встретить возвращавшуюся из города жену. Всё обошлось благополучно; едва взглянув на Ставицкого, сельский Отелло понял, что поводов для ревности у него не было. Путь продолжили втроём. Оказавшись, наконец, на месте, Арсений Петрович мгновенно рухнул на продавленную тахту. Закайфовав от отсутствия необходимости двигать ногами, он поведал хозяевам свою историю. Исходя из его слов, в родном городе он слыл знатным слесарем и одновременно байкером, объездившим пол-Европы с женой Лилей. В доказательство к рассказу прилагались короткие монологи на английском, французском и немецком языках. Гостю предложили самогон, изготовлявшийся на продажу, Ставицкий выпил и через пару минут отрубился. В шесть утра его разбудил Миша и вместе с вещами эвакуировал на велосипеде на вокзал. Всю дорогу сидящий на руле А Пэ думал о том, что происходит с лицом, на большой скорости встречающимся с асфальтом. У кассы они попрощались, обнялись, Ставицкий благодарил и понимал, что не находил нужных слов. Полтора часа он ждал на вокзале, потом долго ехал на электричке, ещё дольше сидел на столичной автостанции и совсем уже безобразно долго добирался домой на рейсовом автобусе. Денег после всех эскапад практически не оставалось, и путешествие скрашивала лишь полуторалитровка, приобретённая у хозяев, из сочувствия пустивших незнакомого человека в дом. О них кандидат наук часто вспоминал впоследствии, вызывая в памяти кособокий дом и жуткую, из каждого угла лезущую бедность. Арсению Петровичу не нужны были доказательства того, что его государство растаптывало своих граждан. Он всё видел своими глазами и знал, что на этой проклятой территории ничего и никогда не изменится. Уезжать же куда-либо он не желал. У него были пожилые родители, музыка и работа, которую он искренне любил. Свою деятельность он полагал наделённой хоть каким-то смыслом и одновременно буфером между ним и глухой стеной обречённости. Отматывавшие по двадцать километров в день Ира и Миша порой представлялись ему без вины осуждёнными на вечный труд Сизифами, находящими спасение в своей кровати, уповавшими на бога, в которого сами не верили. Исходя из их рассказов, местный батюшка не прочь был потрясти километровым пузом над прихожанками, лишёнными радостей плотской любви с мужьями-алкоголиками.
Деньги, впрочем, у людей были, Ставицкий знал об этом и удивлялся. Бальзак, которого он читал ещё студентом, сказал, что за всяким большим состоянием стоит преступление. В наличие дензнаков, бесспорно, был смысл. Например, они могли спасать жизни, ведь неплатёжеспособный человек не мог заплатить медикам за квалифицированную помощь. Среди давших клятву Гиппократа оставались и бескорыстные люди, но попасть к ним было большой удачей. Однажды тогда ещё аспирант Ставицкий имел отношения с Лилей Гюйс, одногодкой и звездой их учебного заведения. Всё было прекрасно: прогулки, совместные поездки, духовная близость, интим. Не будучи развратником, Арсений обладал высокими сексуальными запросами и незаурядной фантазией, а Лиля умудрялась воплощать его самые потаённые желания, сама кайфуя от этого. Оба готовились к кандидатскому экзамену и строили планы на будущее. Мысль о том, что страна вскоре скатится до состояния, когда профессор станет торговать вещами на рынке, приходила в голову только сумасшедшим и аналитикам, тщательно спланировавшим трагический сценарий. Грянул переворот, выбивший у людей почву из-под ног, заболела мать Лили. Рак, болезнь обиженных и поражённых стрессом. Ярик Кусников, ныне Ярослав Степанович, тоже филфаковец, уже тогда державший несколько контейнеров с шмотьём, в своё время активно ухаживал за Лилей. С появлением Ставицкого, надо отдать ему должное, он прекратил обнаруживать свои симпатии. Часто Лиля, положив голову на грудь Арсения, говорила, смеясь, что Ярик был последним человеком, с которым она завела бы отношения. Но Ангелина Николаевна, её мать, угасала с каждым днём. Нужна была весьма значительная сумма на операцию, накоплений же Ставицкого с трудом хватало, чтобы оплатить расходы, связанные с защитой кандидатской. Арсений думал о том, чтобы просить мать продать её драгоценности, но колебался, понимая, что операция могла и не помочь. Пока он раздумывал, Лиля сделала свой выбор, согласившись воспользоваться помощью Ярика. Ставицкий не знал, был ли брак непременным поставленным им условием, однако понимал, что Лиля с её принципами не могла поступить по-другому. Он ни в чём её не упрекал, не имел права, да и просто не мог, хотя по утрам кусал подушку и царапал от глухого отчаяния обивку дивана. Операция прошла успешно, защита тоже. Новоиспечённый кандидат наук вымарал из записной книжки один телефонный номер и, воспользовавшись летними каникулами, впервые запил. Он пил, блевал, ходил под себя и снова пил. Всё было совершенно в стиле брутал дэс-метал, который, правда, тогда ещё только зарождался, и Арсений Петрович ничего не знал об этой прекрасной музыке. Ещё во время своих алкогольных бдений, прекратившихся с началом учебного года, Ставицкий выработал для себя окончательную концепцию бытия. Там было место работе, музыке и алкоголю, но на женщин накладывалось табу. Ставицкий хотел верить, что можно было оставаться идеалистом, полагавшим, что заводить какие-либо отношения после любви постыдно. Он наложил на себя епитимью за то, что медлил с принятием решения, зная, что мать не отказала бы ему и согласилась продать драгоценности. Друзья поначалу смотрели на него как на идиота, однако со временем привыкли. Прозвище Монах, более чем уместное в подобной ситуации, почему-то не прижилось. Свои сексуальные желания он удовлетворял известным способом, к которому в разные периоды времени прибегают все, хотя и предпочитают об этом не упоминать. За восемь лет со дня свадьбы Лили и Ярика у него всё же были два контакта с женщинами, оба в пьяном виде. После кратковременной вспышки страсти он чувствовал раздражение и сожаление. Дважды же за это время ему звонила и Лиля. Он отказывался от встреч, потом долго мучился и скрипел зубами во сне.
По утрам Арсений Петрович Ставицкий имел обыкновение поглощать свой скромный холостяцкий завтрак под бормотание телевизора. Из новостей он и узнал о катастрофе. Машина Лилии Кусниковой, жены известного бизнесмена и мецената, по непонятным причинам потеряла управление на шоссе и вылетела на обочину. Шофёр погиб, а женщина, пробив головой лобовое стекло, распласталась на земле. С переломами шейных позвонков она была доставлена в больницу, где ей предстояла операция. Врач на экране говорил сухо и сдержанно, из чего следовало, что шансов у Лили было мало. Ставицкий допил кофе и побежал на работу. Там он выбил из декана трёхдневный отпуск, что-то там наплетя, затем втридорога купил у барыг билет на поезд в столицу и вечером того же дня сидел в трясущемся вагоне. Он знал, что ничем не мог помочь, но на всякий случай в кармане его лежала жалкая заначка, отложенная на потенциальный чёрный день. В больнице его сразу же послали подальше, узнав, что он не родственник, сообщив при этом, что операция уже шла. Обернувшись спиной к окошечку регистратуры, Ставицкий увидел идущего по вестибюлю Ярика. Он был чёрен лицом, в белом халате и в компании двух мордатых шкафов. Бывший однокурсник даже не взглянул в сторону Арсения Петровича, и это, пожалуй, было хорошо. Ставицкий вышел в больничный двор, затянулся сигаретой, подивился своему поступку и отправился пить водку в привокзальный кабак.
-Вас что-то беспокоит? - Ставицкий поднял голову. Столик бокового места с ним делила молодая девушка лет двадцати, которую погружённый в себя кандидат наук до этого просто не замечал.
-Долго объяснять, - машинально ответил он и снова уставился в пол.
-У вас глаза больные, только по-другому, не как при гриппе.
-Вы часто видите больные глаза? – А Пэ терпеть не мог вагонных разговоров, но остатки интеллигентности мешали ему промолчать и вернуться к своим мыслям и банке пива на столике.
-Мне мама в детстве говорила, что у меня глаза больные, когда я простуду или грипп хватала. Мне стало интересно, и я во время болезни часто смотрела на себя в зеркало. У вас не так. Что-то общее есть, но выражение другое. Как будто болит, но не тело.
Внезапно Ставицкий подумал, что подобный диалог неплохо бы вписался в какой-нибудь роман Ремарка. Едва ли не против воли он вновь взглянул на соседку. Похоже, действительно двадцать, может, чуть больше, Арсений Петрович всегда плохо определял возраст на глаз. Не красавица, хотя черты лица правильные, слишком худая, к тому же с родинкой на шее. К родинкам Ставицкий всегда испытывал необъяснимое предубеждение, и никакие разговоры о пикантности и эротичности не могли изменить его мнение. «Смешно, - пронеслось у него в голове, - как всё-таки гнусно устроены люди. Даже в минуты отчаяния они продолжают оценивать представителей противоположного пола, появляющихся в поле их зрения». В воображении Ставицкого возникло измождённое бородатое лицо христианского отшельника. Интересно, вспоминали ли удалившиеся в пустыню аскеты об оставленных в городах красавицах, глядя на тонкие ножки саранчи перед тем, как её съесть?
-Это вам кажется, - Ставицкий поднялся на ноги и потянулся за рюкзаком, лежавшим в отделении над сложенной верхней полкой. Пиво в банке подходило к концу, требовались новые вливания, а кошелёк А Пэ, выходя из кабака, засунул вглубь рюкзака в приступе хмельной паранойи.
-Может, и кажется, просто есть ощущение, что вам нехорошо.
-Нехорошо? Мне отвратительно, - стервенея, вытолкнул сквозь зубы Ставицкий. Рукой он машинально ощупал переносицу. Прошлой ночью, когда он раскладывал верхнюю полку, вагон внезапно дёрнулся, и кандидат наук получил ощутимый удар по лицу двадцатипятикилограммовым монстром.
-Извините. Я подумала, вам нужно выговориться. Вечно лезу не в своё дело. Извините, - девушка повернулась в сторону противоположного окна, сделав родинку ещё рельефнее. Ставицкий почувствовал себя неудобно. Он представил, как выглядел со стороны – с двухдневной щетиной, в мятой одежде, сгорбленный. Больные глаза и запах алкоголя дополняли безрадостную картину. Он ненадолго задумался. Рассказывать девушке о своей жизни, махать руками, обливаясь пивом, - он не хотел так, да и что это могло изменить? Засунув кошелёк в карман, Ставицкий двинулся в сторону туалета. Проходя мимо девушки, он остановился.
-Это вы меня извините. У меня действительно больные глаза, я это знаю даже без зеркала. Так бывает. Бросаюсь на всех, а вы вот хотели помочь. Не держите зла.
-Да какое там зло? – девушка подняла голову так быстро, словно всё время ждала, что он к ней обратится. – У вас вид человека, который не знает, что делать, и я подумала…
-Тщщщ, - Ставицкий приложил к губам палец. – Будем надеяться на лучшее. Спасибо вам. И ещё, у вас хорошая речь.
А Пэ улыбнулся, надеясь, что у него вышло достаточно убедительно, и продолжил свой путь. В туалете он долго мучился, пытаясь опорожнить мочевой пузырь. Хронический простатит он заработал пять лет назад на очередном фестивале, где полночи сидел на голой земле и орал песни в компании таких же персонажей, как и он сам. Несмотря на лето, земля ночью была достаточно холодной. Впоследствии Ставицкий неоднократно казнил себя за то, что в угаре не сходил в палатку за карематом. Врачи после всех процедур развели руками и сказали, что с этим придётся жить. Покачавшись минуты две на трясущемся полу, А Пэ всё же освободился от накопившихся в организме отходов и, приобретя у проводницы банку светлого, вернулся на место. Соседка собирала вещи – приближалась очередная станция. Ставицкий отсалютовал ей рукой, сделал глоток из банки, закрыл глаза и мгновенно отрубился. Очнувшись от короткого тяжёлого сна, он обнаружил на месте своей отзывчивой соседки пухловатого мужчину с редеющими волосами и в очках. На перпендикулярной нижней полке копошилась его копия – мальчишка лет пяти. «Хочу воды пить, хочу воды пить, хочу воды пить», - беспрерывно повторял он монотонным писклявым голосом. Ставицкий с раздражением посмотрел на торчащий хохолок волос, непременный атрибут детских рассказов, и вдруг представил, как берёт эту белобрысую голову и впечатывает её в стену. Видение мозгов и крови несколько охладили его пыл, после чего ребёнок заныл с удвоенной силой. В этот момент отец наклонился к сыну.
-Я что, глухой? – изрёк он тусклым голосом?
-Неа, - мгновенно отреагировал мальчишка.
-То есть, ты понимаешь, что я тебя слышу. Зачем тогда повторять одно и то же? Хочешь пить, возьми и не мешай людям, - мужчина указал на стоявшую на столике полупустую бутылку.
Ставицкий с нескрываемым удовольствием наблюдал, как притихший ребёнок тянется к бутылке. «Характером он явно не в отца, - размышлял Арсений Петрович, - значит, либо в мать, либо через поколение передалось, что нечасто случается. В общем, если это мамашины гены, то не хотелось бы…»
-Устал, привык к матери, она в соседнем купе, не удалось взять билеты рядом. У неё там нижняя полка, комфорт, - прервал размышления Ставицкого сосед. – Николай, - протянул мужчина руку через столик. Ставицкий пожал её и представился. Несколько секунд прошли в молчании.
-Все эти переезды, особенно с детьми, их тоже можно понять, устают, духота, но нельзя же всё им спускать, - Николаю явно хотелось поговорить. – Я с ним стараюсь пожёстче, но без крика, пытаюсь объяснять какие-то вещи. Он должен понимать, что от него хотят, и что он неправильно делает. А вот не желаете ли, - с каким-то ожесточением вдруг возгласил мужчина и выдернул откуда-то из-под столика бутылку коньяка. Ставицкого захлестнуло ощущение обречённости пополам с облегчением, и он энергично закивал. Следующие полчаса они потребляли дешёвое пойло из пластиковых стаканчиков и вели неторопливый разговор. Обсуждали вопросы воспитания, проблему отцов и детей, состояние системы образования. Николай оказался весьма приятным собеседником даже помимо коньяка, по крайней мере, он не повторял привычные банальности и правильно строил фразы. Мальчик Вова обалдевшими глазами смотрел на беседующих мужей. Было видно, что подобные сцены ему в новинку. Ставицкий чувствовал, как под воздействием тепла слегка ослабевало стянувшее ему грудь кольцо, и был готов сидеть так до самого прибытия, а то и дольше.
-Но понимаете, Арсений, если бы нас за десятилетия не отучили гордиться своей индивидуальностью, если бы человек в переполненном автобусе не боялся закрыть окно, потому что ему дует, а все молчат, не хотят проявлять инициативу, может, тогда нам и не пришлось бы сейчас вести этот разговор. На Западе, кстати…
-Ты хотя бы в поезде мог не искать собутыльников?! – раздался откуда-то из прохода голос. Ставицкий увидел, как на них надвигается женская фигура. Николай откровенно стушевался. Арсению Петровичу очень хотелось узнать, как обстоят дела с внутренней свободой на Западе, но при этом он понимал, что пришло время ненадолго выйти. Он зашёл в тамбур, достал из помятой пачки сигарету, полез в задний карман джинсов за спичками, и в этот момент у него на поясе запищал пейджер. Ставицкий отцепил приёмник и посмотрел на экран. «Операция прошла успешно, скобы вставили, будет жить. Кусников». Оказывается, его всё же заметили в больнице. Кандидат наук не стал задавать себе вопрос, откуда у Ярика был его номер. Для людей с такими возможностями это, конечно же, не представляло никакой проблемы. Арсений Петрович Ставицкий, сжимая в руке незажжённую сигарету, медленно сполз по стенке тамбура. Сидя на корточках, он думал о любви, а ещё о лице Лили, когда её везли на операцию, и о том, что совершенно не представлял, что будет, когда наступит завтра. Наконец, он поднялся, открыл дверь вагона и пошёл к своему месту, по пути выбросив сигарету в ящик для мусора.
26 Новогодняя поездка к прабабушке. 1. Байка о кладе
Галина Гостева
Вся счастливая семья Зорькиных приготовилась к поездке в село Моторское еще с вечера. Правнучки, пятиклассницы – близняшки Милана и Майя, упаковали свои рюкзачки с новогодними платьицами и акварельными пейзажами, написанными специально в подарок прабабулечке Леночке и дальней родственнице тете Татьяне, проживавшей вместе с ней уже несколько лет.
Их любимый папочка , адвокат Зорькин Василий Петрович, приходившийся внуком бабушке Лене,заправил оба бензобака своего УАЗа «Хантер» и закупил для новогодней ночи все необходимые продукты: сок, мандарины, виноград, бананы, копчености, колбасу, конфеты и другие сладости, полусухое вино и шампанское.
Василий был высоким импозантным мужчиной с густой шевелюрой темных волос, прямым носом, упрямым подбородком и волевым взглядом темно-карих миндалевидных глаз.
Закупку памятных подарков, открыток, подготовку сценария поздравлений к предстоящим праздникам осуществляла раздасадованная Илона Ильинична, их мамочка, работавшая продавцом в магазине «Сувениры». В последнее время она что-то часто бывала не в духе.
Илона Ильинична слыла в Кызыле среди русскоязычного населения первой красавицей. Ее густые белокурые волосы шаловливо завивались в крутые завитки. Темно-голубые глаза привлекали взгляды, словно весеннее небо. На обеих щеках при улыбке появлялись очаровательные ямочки, которые так и хотелось расцеловать. Рождение девочек-близняшек ничуть не испортило ее стройную, точеную фигурку.
Подрастая, девочки все больше стали походить на мать. Такие же красавицы и скромницы.
Разногласие у тридцатичетырехлетних Илоны и Василия возникло при обсуждении подарка для бабушки Елены в связи с ее 80-летним Юбилеем. Новый Год предстоял не простой, так как бабушка родилась утром 1 января 1936 года. Илона настаивала на золотых украшениях с бриллиантами, втайне надеясь на то, что они ей позднее и достанутся. Василий же твердо заявил, что они подарят бабушке на всякие нужды 80 тысяч рублей.
На косые взгляды жены он привел веский довод: - Быстро ты забыла, кто нам денег на покупку двухкомнатной квартиры в 2004 году после рождения дочек дал! Думаешь, легко ей было по 20 соток картошки выращивать, свиней откармливать и десяток ульев с пчелами держать. А ей ведь тогда под семьдесят было!
Выехали из города рано утром. На посту «Шивилиг» их остановил патруль ГАИ для проверки. Илона с дочками вышли из салона, чтобы размять ноги и подышать свежим морозным воздухом.
Сумрак ночи уже почти рассеялся. Серовато-фиолетовые тучки, словно стадо барашков, поднялись вверх над горизонтом в просветлевшее небо. Месяц, половинкой творожной ватрушки, завис над верхушкой огромного кедра новогодним украшением.
Солнце еще не взошло, но его невидимые лучи уже чуть-чуть позолотили и небеса над горизонтом, и нижние лохматые края туч и облаков.
Желтовато-палевый цвет, постепенно сгущаясь, выткался в ажурную розоватую вуаль, закрывшую восточную часть светло-серого неба с едва заметными проблесками голубизны.
Туман с низины поднялся вверх и рассеялся, уступив место разливающейся утренней зорьке. Вот уже и легкая голубизна явственнее проявилась по всему небесному куполу над вершинами ближних холмов и дальних Саянских хребтов.
Прямо на глазах облака из серых окрасились в молочно –кремовые цвета. Словно взбитые сливки с абрикосовым вареньем, они хаотично расплескались то тут, то там в небе над горизонтом, создавая необычайно-пленительную , беспримерно светлую, трепетную, нерукотворную небесную живопись, достойную кисти Клода Моне, известного художника импрессиониста.
Милана и Майя беспрерывно снимали небо на кинокамеру, чтобы вернувшись домой, запечатлеть уже все это в своих акварелях.
Даже ранним утром Федеральная трасса М-54, а по-старому, Усинский тракт, как всегда была полна проезжающих легковых автомобилей, автобусов и груженых фур. Это, ведь, единственная автодорога, соединяющая Республику Тыва с другими регионами Сибири.
Вот уже остались позади : справа речка Ус, слева отвесные скалы; памятный стенд с драконом, разделяющий Туву и Красноярский край; цепь горного массива Ергаки со скульптурным ороглифом – Спящим Саяном; часовенка Святого Николая Угодника, в память о погибших 28 апреля 2002 года 8 человек, включая губернатора Красноярского края Лебедь Александра Ивановича. Из-за плохой видимости вертолет «Ми-8» тогда задел хвостом провода ЛЭП и рухнул на землю недалеко от трассы.
Благополучно миновав самый опасный участок дороги в Саянах, Буйбинский перевал с его противолавинной галереей, спустились в поселок Танзыбей. На выезде из поселка свернули направо на Червизюль. Где-то через час с небольшим по
шоссейке после обеда уже приехали в Моторское.
Прабабушка, Чепрасова Елена Николаевна, бывшая доярка, а затем знатная повариха сельской столовой, многолетняя участница художественной самодеятельности, голосистая певунья и великолепная сказительница разных баек и историй ( их кружок даже в передаче " Играй, гармонь!" показывали) с объятиями и слезами радости встретила внука с женой и дочерьми, своими правнучками.
Куда-то с годами подевался ее высокий рост. От полноты и статности не осталось и следа. Но глаза ее все еще сияли задором, и улыбка, по-девичьи смущенная, озаряла ее худенькое личико.
Получив в подарок цветастый шерстяной платок, она тут же повязала его на голову, комментируя свое отражение в зеркале: - Да, кто же это тут в зеркале стоит?! Ножки тонкие. Волосы седые. А, морщин-то, морщин, лицо, словно плугом вспахано. Это, не я. Это кто-то другой.
Видно, зеркало из комнаты смеха принесли. Как оно меня изуродовало! Так и хочется смехом залиться. Нет! Не умеют теперь зеркалА делать. Раньше-то их мастера делали. Посмотришь, бывало, в зеркало, и налюбоваться на себя не можешь. Красавица! Всем на загляденье. Глаза огромные, словно озера синие. Брови соболиные. Ресницы густые. Косы с руку толщиной. Ямочки на щеках парней с ума сводят.
Мой-то Иван Егорыч, как увидел меня на танцах в клубе, так и присох ко мне на всю жизнь. Прорабом был. Зарплату хорошую получал. На него многие девчата заглядывались! А он меня, простую доярку с Польского Выселка, выбрал. Жалко только, что после золотой свадьбы год один еще и прожил. Хорошо, что хоть Татьяна, его младшая сестра меня не бросает. Вдвоем все веселее век коротать.
Правнучки подбежали к ней, и, ну, обнимать ее со всех сторон, оглаживать, целовать, да приговаривать: - Ты у нас самая прекрасная прабабулечка на свете. Знаешь, как мы тебя сильно любим и скучаем по тебе! Поехали к нам вместе с тетей Татьяной жить. Вот увидите, как нам весело всем будет. Мы вас научим и планшетом пользоваться, и в игры компьютерные играть, и в «Одноклассниках» вас зарегистрируем, и в « Контакте». Вы будете народные песни петь, а мы ваше исполнение сразу в Интернет выкладывать.
У прабабушки Леночки от смеха даже слезы на глазах выступили. 67 –летняя, статная, дородная Чепрасова Татьяна Егоровна, с добродушной улыбкой на полном, еще красивом славянском лице, быстро собрала на стол и позвала всех перекусить с дороги. До пенсии она тоже работала поваром в столовой местной средней школы и слыла самой искусной стряпухой в то время. После выхода на пенсию, она, оставшись бездетной вдовой, переселилась к Елене Николаевне и стала помогать ей вести хозяйство.
Обедая, Милана с Майей, с интересом разглядывали принаряженную елочку в углу комнаты. Чего только на елочке не было! И бусы разноцветные! И бантики разных форм и цветов! И игрушки старинные: оловянный солдатик с балериной, мишка с бочонком меда, петух с саблей на боку, белочка с орешками, и сосульки с шарами стеклянными. А на верхушке - красная пятиконечная звезда.
Они ели, рассматривали елочку, да еще и успевали на вопросы хозяек дома отвечать. На вопрос Татьяны:" Что вас, девочки, больше всего в дороге поразило?», Майя ответила: "Субурган! Такой белый памятник, похожий на пирамиду, а наверху у него, словно шапка тувинская, островерхая, только каменная, одета".
Видя удивление Татьяны, отец Майи пояснил: - Субурган - символ буддийской религии. Внутрь его закладываются сутры ( молитвы), старинные реликвии, драгоценные камни , шерсть верблюда или овцы, молоко животных. Буддисты верят, что Субурган обладает магическими, защитными и очищающими силами. Обычно их возводят с четырех сторон города или поселения для дальнейшего процветания, благополучия, обильных урожаев.
Выслушав, Татьяна тяжело вздохнула: - А у нас ни попа, ни церкви нет. Три старушки молитвы знают, так их во все дома приглашают, когда приспичит к Богу обратиться.
Прабабушка Лена погладила Милану по русой головке и попросила рассказать о том, что той больше всего понравилось в дороге.
Милана тут же оживилась и давай описывать Спящего Саяна, помогая себе
жестами обеих рук: - Мы на уроках слушали разные легенды и мифы про этого Саяна. В одной говорится, что это мудрый и добрый богатырь, охраняющий местность Ергаки и сокровища, которые там находятся. Когда возникнет опасность, он проснется и будет нас защищать. Так в тувинской легенде рассказывается про него.
А в русской легенде утверждается, что его зовут богатырь Святогор. Он тоже охраняет нас от врагов.
Есть еще и третья легенда, но мне она не очень нравится. В одной семье рождались только девочки, а родители хотели мальчика. Однажды один странник, выслушав их горестный рассказ, дал им яблоко, разломив на две половинки.
Муж с женой съели это яблоко и у них потом родился сын. Вырос сын красивым, но лентяем. Избаловали его родители. Возомнил он себя рАвным Богам и захотел жить вместе с ними. Боги сильно рассердились на него и превратили в каменное изваяние.
Прабабушка изумленно ахнула: "Ах, горюшко- то, какое! Так что же он, бедный, так до сих пор каменный и лежит? И никто его разбудить не может?!"
Милана, жестикулируя, даже вскочила со стула и тут же улеглась на пол, распустив волосы по плечам, сложив руки на груди и вытянув ноги: "Вот так он и лежит каменный все время!"
Татьяна быстро подошла к Милане и подняла ее с пола со словами:" Чур, тебя! Чур, тебя! Чур, тебя! Никогда больше на себе этого не показывай, детонька! Ну, их, эти легенды, к лешему".
Отец Миланы, Василий, помолчав, добавил:" Сам он проснется, когда упадет Висячий камень и брызги из Радужного озера обрызгают его. А что будет после его пробуждения, никто не знает! Так что лучше пусть он подольше поспит".
Во время шумного разговора Илона Ильинична не проронила ни слова. Чувствовалось, что какие-то печальные мысли не дают ей расслабиться и радоваться встрече с родственниками.
После обеда девчонки с отцом пошли прогуляться до речки и посмотреть местные магазины. Илона Ильинична решила остаться дома и поспать немного.
Часов в 8 вечера все снова уселись за стол. Начались проводины Старого Года. На стол выставили соленья-варенья, выложили на фарфоровое большое блюдо разные домашние сдобы-постряпушки, поставили холодец в мисках. К рыбе подали отварной рассыпчатый картофель, посыпанный сушеным укропом. В стеклянные стаканы налили вкуснейшего компота из черноплодной рябины.
В лишний стакан бабушка Лена налила компоту и Старому Году со словами: - Не обижайся на нас , Старый Год! Настала пора прощаться с тобой. Мы тобой очень довольны! Нас ты не обижал. Помогал во всем. И зима была теплая. И весна ранняя пришла. Лето красное нас щедро одарило грибами, да ягодами. А, уж, как осень расстаралась с урожаем овощей, да картошки, тут ей и тебе особая благодарность от нас всех.
Девчонки давай тут же подыгрывать ей:" А от нас тебе спасибо за арбузы и дыни, за клубнику, землянику и малину со смородиной".
Отец их, смеясь, отвесил низкий поклон: "А от меня спасибо за свиной хрящик".
- А, причем тут свиной хрящик? - недовольно уколола мужа жена Илона.
Василий, нежно поцеловав ее в щеку, пояснил: " Вкус вкусу не указчик. Кто-то любит арбуз, а кто-то и свиной хрящик. Разве ты этого не знала?"
Отсмеявшись, Татьяна указала рукой на стол: - Уважаемый Старый Год! Откушай с нами перед дорогой холодца свиного, котлеточек домашних, пирожков с картошкой и капусткой, оладушек со сметаной. Кто знает, где еще тебя покормят?!
Не забудь прихватить с собой наши печали и горести, хвори разные и другие напасти. Развей их где-нибудь в темном лесу подальше от людей. Прощай, любезный.
Девчонки открыли двери и все стали махать руками, провожая Старый Год.
Ожидая прихода Нового Года,снова уселись за стол. Настал черед загадок, пословиц, поговорок, подобранных заранее Илоной Ильиничной.
Отвечая на заковыристый вопрос, бабушка Лена быстро объяснила всем, откуда взялась присказка о молочной реке с кисельными берегами.У нее у самой в хозяйстве была корова Милка, дававшая летом за 3 дойки до 40 литров молока. А ее мама любила варить кисель из овса. Когда он застывал, его разрезали большим ножом. Таким тугим он был, как резина.
Татьяна легко разгадала другую загадку: - Сначала наливают, затем вчетверо складывают. Улыбнувшись, она, молча, указала на блины.
А вот загадка: - Вверх дном полная, вниз дном пустая, - вызвала целый шквал предположений, а затем вывод, что такого не может в жизни быть. Оказалось, что это шапка.
Но самой сложной для всех стала четвертая загадка: - Вырос лес - белый весь. Пешком в него не войти, на коне не въехать. А разгадка была на виду. Морозные узоры на стекле.
Дошла очередь и до баек. Прабабушка попросила выключить свет и зажечь свечку, чтобы таинственнее стало, и начала тихим голосом рассказывать: - Существует поверье еще с самых древних времен, что в пОдполе некоторых домов скрыты клады. И раз в 100 лет за 10 минут до наступления Нового Года клад оживает в подземелье и глухим голосом вопрошает у хозяев:« Выйду?»
Первые два раза надо промолчать и взять в руку деревянную скалку. А когда клад в третий раз спросит: « Выйду?», тут уж надо громко сказать: « Выходи, коли сам решил!». И тогда он появится в образе металлического человека, состоящего из золотых и серебряных монет, колец, сережек и ожерелий, драгоценных камней.
Тут надо не растеряться и ударить его деревянной скалкой по голове. От удара он и рассыплется у ног. Клад нужно весь собрать, завязать в скатерть новую льняную, а наутро половину раздать всем нуждающимся, а вторую оставить себе.
Василий решил кое-что прояснить для себя: " Так, значит, клад может выйти к любому человеку под Новый Год, или нужны особые заслуги?"
Бабушка пояснила ему, своему ненаглядному внуку, которого растила с 12 лет, после трагической гибели его родителей от руки озверевших бандитов : " Про заслуги, Василек, ничего моя мама не говорила. А, вот однажды она обмолвилась, что клад выходит только к тем, кто с достоинством перенесет все, выпавшие на его долю, испытания.
Замирая от страха и тесно прижавшись к матери с двух сторон, Милана с Майей быстро взглянули на часы. Стрелки показывали без 10 минут 12 часов ночи.
От громкого стука в дверь все, слушающие байку, даже вздрогнули в испуге. А когда за дверью раздался глухой мужской голос: « Можно войти?», всем послышалось: « Можно выйти?»
У каждого из семьи Зорькиных в голове лихорадочно замелькали мысли: « Где взять деревянную скалку и новую льняную скатерть?»
Улыбнувшись, бабушка Лена смело шагнула к двери. Татьяна, включив свет, тоже пошла вслед за бабушкой. В дверь вошел неказистый маленький человек в черном полушубке:" Гостей ждете? Принимайте. Я их на автобусе из Танзыбея привез вместе с пожитками".
- Да где же сами гости, Петруха? - удивилась Татьяна.
- Так в автобусе и сидят. Решения Вашего ждут, - ответил ей Петруха , улыбаясь.
Баба Елена замахала на Татьяну рукой: - Иди скорее, принимай дорогих гостей, чего их на улице морозить! Вслед за Татьяной с водителем на улицу выскочили и Милана с Майей, любопытные сороки.
Когда за ними закрылась дверь, Елена Николаевна торопливо стала объяснять внуку и его жене, что к чему: - Год назад у Владимира Панкова, одноклассника Татьяны, жившего в Танзыбее, скончалась жена Альбина от рака. Все бы ничего, и это горе пережить можно. Но на руках у него осталась 13-летняя удочеренная девочка Катя. Своих-то детей им Бог не дал. Вот они и удочерили Катеньку из Минусинского дома малютки, когда ей было всего полгода.
Когда жена умерла, отдел опеки и попечительства несовершеннолетних просто замучил их своими проверками и придирками. Вот Владимир и уговорил Татьяну стать его женой. Катя с Татьяной летом еще познакомились и сдружились. Только Татьяна никак не могла решиться оставить меня одну.
Вот я и предложила Владимиру с Катей к нам перебраться. Места всем в доме хватит. Огород большой. Сад разросся. Все свое. Руки только приложи хозяйские и горя знать не будешь.
Илона с Василием только головами качали от таких ошеломляющих новостей. Этого они меньше всего ожидали от своей родни.
Заскрипела дверь, впуская Милану с Майей и незнакомой девочкой Катей. Она была чуть повыше и поплотнее близняшек. Ее волнистые белокурые волосы выбились из под вязаной красной шапочки и рассыпались поверх красного пуховика. Огромные голубые глаза смотрели на Илону и Василия настороженно. Все три девочки были на одно лицо, словно под копирку.
Василий улыбнулся изумленно, ничего еще не понимая, и протянул Кате руку: - Ну, давай знакомиться, родственница. Можешь меня дядей Васей называть.
Позади него послышался какой-то шум. Он оглянулся. Илона, потеряв сознание, тихо сползала на пол со стула…
27 КАК ДВА ПАПЫ
Евгения Козачок
Наш Илья склонен к простудным заболеваниям. И поэтому мы всей семьёй отдыхали на Чёрном море. Но у детей последние два года не совпадают сроки отпусков, и мы с внуком укрепляем здоровье на Азовском море. Оно для нас предпочтительнее тем, что у берега неглубокое, вода быстрее нагревается и от дома ближе больше чем на полпути прежнего маршрута. Этот год сын оплатил наше пребывание на новой базе отдыха, где «всё включено». Ну, прямо тебе Турция местного «разлива». И пребывать мы на ней будем полтора месяца. Поселили нас в двухместный номер на втором этаже. Чистенький, новое постельное бельё, кондиционер, холодильник, удобное мягкое кресло и красивые тумбочки, стоящие около каждой кровати - впечатлили. Столовая тоже не разочаровала. Разнообразное меню свежих блюд Илюше понравилось. И он, после купания, уплетал за две щеки всё, что нам предлагалось, чем удивил. Дома - и то не хочу, и это. И на пляже не просил купить мороженое, печенье, другие сладости, чему я тихонько радовалась, боясь молвить на этот счёт хоть слово, чтобы не сглазить.
Но уже второй день внук просит купить булку, печенье и обязательно лишнюю бутылку воды.
- Почему лишнюю?
- Бабушка, я тебе потом всё объясню. А сейчас дай мне всё, что ты купила и жди меня под грибком. Да на солнце не высовывайся, а то снова «сгоришь». Я тебя знаю.
Дав мне ценные указания, Илья умчался в сторону нашей базы. Не было его минут двадцать. Только начала волноваться, как он появился с довольной физиономией.
- Так, внучек, где ты был, и почему мордашка с улыбкой от уха до уха? Снова нашёл одинокого щенка или котёнка и подкармливаешь его. А печенье и минеральная вода тогда зачем?
- На этот раз, бабушка, не щенка нашёл, а девочку, сидящую в кустах, лет пяти. Я её там уже третий день вижу. И заметил, с какой жадностью она ела кусочек сухой булочки. Вот сейчас пошёл и снова увидел её там. Играется ракушками, и никого с ней нет. Я вообще не видел возле неё взрослых.
Она очень испугалась, когда я заговорил с ней. А на вопрос: «Как тебя зовут?», - втянула голову в плечи, словно улитка в домик, и ничего не ответила. Но пакет, хоть и не сразу, но взяла. А воду пила так, словно неделю в пустыне провела.
- Бабушка, можно после обеденного отдыха, я приведу её на пляж? Пусть с нами сидит под грибочком и в море искупается.
- А что на это родители её скажут? Не может же ребёнок быть один на базе отдыха. Но если снова будет одна сидеть в кустах, то приводи на пляж. Познакомимся и, узнаем, с кем она здесь находится. Только прежде поговори с ней. Расскажи обо мне, чтобы она не боялась идти с тобой.
- Бабуль, не волнуйся. Я уже не маленький мальчик. Как-никак второй десяток разменял.
- Так уж и второй! Одиннадцать лет тебе только в декабре будет.
Илья обрадовался моему разрешению, и помчал на территорию базы. Вскоре привёл девочку. Волосики, как копна сена, сарафанчик вдвое меньше её размера, резиновые разноцветные вьетнамки на немытых ногах.
Сердце сжалось от жалости при виде неухоженного ребёнка.
- Как же тебя зовут, милое создание? Я – бабушка Надя. А это мой внук – Илья. Ты кушать хочешь?
- Хочу. И воды тоже, - несмело ответила девочка.
Подала ей чашку с водой.
- Попьёшь воду, пойдём к фонтанчику помоем тебе руки, и потом ты поешь бутерброд, печенье, йогурт. Хорошо?
Девочка впервые посмотрела на меня, да такими грустными глазами, что я не смогла продолжить беседу с ней.
Помыла ей лицо, руки, вытерла полотенцем и усадила на скамеечку под грибком, сделанную вокруг столба.
Поев, девочка повеселела. Сказала: «Спасибо».
Хотела уйти. Но Илюша дал ей книжечки о Красной Шапочке и Колобке, которые он купил накануне.
Раскрыл книжку о Колобке и спросил у девочки: «Кто это? Ты знаешь эту сказку?»
- Нет.
- А какую сказку ты знаешь?
- Никакую.
- Расскажи тогда стишок, который тебе нравится.
- Какой стишок?
- Ну, хотя бы про бычка.
- Какого бычка?
- Вот про этого.
Идёт бычок, качается,
Вздыхает на ходу:
Ой, доска кончается,
Сейчас я упаду!
- Знаешь этот стишок?
- Нет.
- А этот?
Муха, Муха-Цокотуха,
Позолоченное брюхо!
Муха по полю пошла,
Муха денежку нашла.
Пошла Муха на базар
И купила самовар...
Но девочка и этот стишок не знала.
- А как тебя зовут, ты знаешь?
- Ксюша.
- Какое красивое имя, - сказала я. - Это тебя папа и мама так называют?
- Да. Только у меня как два папы.
- Почему «как два папы»? Разве у тебя нет мамы?
- Так я же, и говорю, как два папы потому, что и папа и мама одинаково пьют вино и курят.
- А они читают тебе сказки, стихи, учат читать и писать, - попыталась я хоть что-то узнать о её родителях.
- Есть несколько книг дома. Но мне их не читают. И писать и читать не учат.
- Ксюша, а сколько тебе лет?
- Шесть. Мама сказала, что в этом году мне надо идти в школу. Мы с мамой уже ходили туда. Тётя дала мне книгу и спросила, какие буквы в алфавите я знаю. Но я не смогла их назвать. И тогда тётя сказала, чтобы папа и мама учили меня читать, иначе в этом году они не примут меня в первый класс. А у родителей нет времени меня учить. Они у Петровича работают. Папа убирал во дворе, а мама мыла посуду на кухне. Но папа ухал домой, а мама теперь на его месте работает. И мы можем, как и раньше, обедать в столовой. Только мама сказала, чтобы я не ходила за ней по пятам, а игралась сама и на пляж запретила мне ходить.
- Как ты думаешь, а с нами мама разрешит тебе ходить на пляж?
- Не знаю.
- Ты покажешь, где работает твоя мама? Я хочу поговорить с ней.
- Покажу.
Меня одолевали сомнения в том, что наши с внуком благие намерения будут правильно поняты.
При приближении к женщине, убирающей территорию, Ксюша сильнее сжала мою руку, как будто хотела, чтобы я её не отпускала.
Увидев дочку с чужими людьми, женщина сразу же набросилась с руганью на девочку:
- Ты, что паршивка, натворила, что тебя волокут ко мне на разборки?
- Не волнуйтесь, пожалуйста. Ничего ваша Ксюша не натворила. Внук познакомился с вашей дочкой и привёл ко мне. Теперь мы втроём отдыхаем в тени под грибом, а Илюша читает ей сказки.
- А, ну если сказки, тогда пусть читает.
- Меня зовут Надежда Павловна. А вас?
- Танька. То есть – Таня я. Так, что вы от меня то хотели?
- Мы бы хотели получить ваше разрешение, чтобы Ксюша могла проводить время с нами. Илюша будет учить её читать и писать. Вы не возражаете?
- Да никаких проблем! Это даже хорошо, что вы снимите с меня лишний балласт. А то тянется за мной как нитка за иголкой и ноет: «Мам, да мам...». А мамке некогда. Ходи, Ксюша, с ними на пляж, только на обед не опаздывай, а то опять голодной спать ляжешь.
Было больше чем неприятно слушать раздражённую мать, которая свою дочь называет «лишним балластом». А ведь внешне женщина была симпатичная, если бы не волосы неопределённого цвета, торчащие ёжиком, вульгарный макияж, грубость и злой взгляд карих глаз. Вот глаза её красноречивее слов – все плохие, но только не я.
Когда отошли от неё, услышали вслед: «Только не думайте, что я вам платить буду за Ксюшу. Сами навязались».
Илюша, до этого молчавший, спросил:
- Бабушка, а разве такие мамы бывают, когда им безразлично, что с их ребёнком, голодный или нет. И почему они не читали Ксюше книги?
- В этой семье иной образ в жизни, чем в нашей. Я надеюсь, что мы сможем хоть немного помочь этой девочке подготовиться к школе.
Ксюша оказалась смышленым ребёнком. Внимательно слушала каждое слово внука и ни на шаг не отходила от него. Какое у неё было счастливое личико, когда она смогла прочитать: «мама, папа, кукла». А вот со своим именем пока справиться не удавалось. И до десяти считает без затруднения. Но над сложением и вычитанием застряли.
С матерью Ксюши больше не разговаривали, хотя и видели её на территории. Успехами дочери не интересовалась. И мы не знаем, какова была её реакция на купленные девочке два платья, футболки, шорты, майки, трусы, туфли, полотенце, носовые платочки. Но обрадовались, когда Ксюша на следующий день пришла на пляж в новых шортах и футболке. А о радости девочки и говорить не надо – она сияла, как новогодняя ёлка.
Ксюша нас уже не стеснялась и могла говорить часами. И замыкалась в себе только тогда, когда речь заходила о родителях. Как-то мне на ушко доверительно сказала: «Бабушка, я не хочу ехать домой. Папа опять будет говорить о летающем по комнате братике и сердиться, что мы не видим его. Очень кричит: «Как это вы не видите пацана? Откройте глаза. Вот он перед вами сидит на кровати». И так продолжается долго, пока мама не скажет ему: «Да успокойся ты уже! Кипишь, как тамбовский самовар. Видим мы твоего пацана, видим».
– Почему именно мой? - спрашивает папа. - Ведь он и твой и Ксюше брат.
Мне страшно, когда я сама в квартире остаюсь. Боюсь, что ко мне прилетит братик и схватит меня. Я же его не вижу и не смогу вовремя убежать.
- Ксюша, не бойся. Это папа такую сказку придумал и рассказывает тебе и маме. Он скоро её забудет и всё у тебя будет хорошо.
Мне даже самой поверилось в то, что в семье этого ребёнка будет нормальная жизнь. Но надежда на лучшую жизнь Ксюши в этой семье быстро улетучилась, после того, когда я и Илья услышали, как пьяная мать самыми последними словами ругала свою дочь:
- А ну, иди сюда, дрянь. Ты зачем опять вылила из бутылки вино? Хочешь, чтобы я тебя и в этот раз к батарее привязала и голодной оставила, да? Мамка с ног валится, чтобы заработать деньги и купить тебе тетради, рюкзак и всякую чепуху для школы, а ты, значит, вместо благодарности меня обижаешь и вино выливаешь. Ещё раз так сделаешь, так и знай – убью!
Илья, услышав этот ужасный монолог женщины, подбежал к ней и закричал:
- Это вы такая, как на Ксюшу говорите, а не она! Вы плохая мама. Это вы обижаете дочь, да ещё и грозитесь её убить. Мы лучше заберём её у вас к нам домой!
- О, защитник явился, - со смешком изрекла мамаша. - Да хоть сейчас летите с ней на все четыре стороны. Баба с воза, на колёса легче.
- Заберём, заберём, - кричал Илюша так, что я испугалась за него. Такого взрыва эмоций у него никогда не было. - А на вас в милицию заявим, что вы ребёнка палкой бьёте. Ксюша попросила меня, чтобы я бабушке не говорил, что вы её бьёте. Но я теперь расскажу в милиции, какая вы плохая.
- Сопляк! Если вы заявите на меня в милицию, вот тогда вы не увидите Ксюшку, - заорала она ещё пуще, свернула огромную дулю и тыкала ею в нашу сторону.
Илюша подбежал к испуганной девочке, взял её за руку и увёл ко мне. А мать продолжала истерично смеяться и кричать.
В эту ночь Ксюша спала на кресле в нашем номере. А утром я пошла к директору базы, чтобы узнать адрес его работников – семьи девочки и заручиться его поддержкой о жестоком обращении к ребёнку.
- Да я сколько раз говорил, чтобы они взялись за ум, работали и дочке уделяли внимание. Какое там. Никого не слушают. И на работу я их беру из-за жалости к девочке. Она летом хоть обедать здесь может. А зимой у них есть нечего. Появится копейка – пропивают. А Борька - лентяй, каких свет не видел. Больше месяца не работает. Вот и этим летом и месяца не выдержал.
Своим детям я сразу же рассказала о родителях Ксюши, как только мы познакомились с девочкой. А теперь мне предстоит сообщить им о том, что их сын намерен забрать девочку в нашу семью. О чём и заявил её матери.
А Ксюша, услышав об этом, взяла руку Илюши, крепко прижала её к себе, и смотрела на него с такой благодарностью, что у меня сердце разболелось.
Рассказала сыну по телефону, что в итоге получилось в связи с неожиданным знакомством с чужим ребёнком. Попросила получить консультацию, как юридически правильно оформить отказ родителей от ребёнка, и какие документы необходимы для удочерения.
О том, что Татьяна не будет против отдать нам Ксюшу, я была уверенна. За двенадцать дней, которые жила девочка у нас, мать ни разу не заговорила, ни с дочкой, ни с нами, как будто она уже списала её за борт своей семьи.
За два дня до нашего отъезда дети приехали к нам, чтобы поговорить с родителями Ксюши.
Борька примчался на всех парусах, как только узнал о «сделке», как он выразился, и обмыть это выгодное дело.
Татьяна денег за дочь не просила. А вот её муж потребовал две тысячи долларов за дочь.
Господи! Как же дёшево он оценил своего ребёнка!
Мой сын ответил, что даст ему эти деньги только после того, как оформим документы на удочерение.
Уезжая с Ксюшей, думали, что Татьяна прослезится и отец подойдёт к дочке. Какое там! Ни слезинки никто из родителей девочки не уронил и не подошли к ней.
Вспомнила как собака Альма скулила, подбежала к калитке и бросилась на неё, как на амбразуру, пытаясь открыть, когда хозяева продали нам одного из её щенков.
А люди просто отвернулись от ребёнка, и ушли...
Сын выполнил своё обещание и отдал им требуемые доллары.
- Купили бы себе что-нибудь из одежды, - сказал он. - Так пропьют же.
Но это уже их личное дело. Главное, чтобы они больше не тревожили Ксюшу и о нас забыли.
Не забыли. Год не прошёл, как они явились с требованием десяти тысяч евро за дочь.
И мы поняли, что они никогда не оставят нас в покое, пока не переедим в другой город. Но, к счастью, нам друзья сына предложили лучший вариант, чем мы планировали. Они живут в Германии. Оформили нам визу, помогли с жильём и работой. Мы спокойны за Илью и Ксюшу. Брат горой стоит за сестру. Но и она стала смелой девочкой и в обиду себя не даёт.
Теперь мы всей семьёй отдыхаем на Балтийском море. Но и о последнем счастливом лете, проведённом на Азовском море, не забываем.
28 А если это любовь?
Игорь Бородаев
Пришла пора воспоминаний о весне. Пора коротких дней, нехватки света, жалкого тепла. Постылый серый снег, слежавшийся под лёд, не греет больше душу своим морозным серебром.
Так где же ты, весна? В каких краях ты задержалась, забыв о наших северах? Кого одариваешь сочным разноцветьем, рисуя жизнь в немыслимых тонах? Весна - неповторимый живописец новизны. Наверно, увлеклася ты колором томных красок, подыскивая розу юга для тута и инжира, цвет персика рожденья?
Весна... Желанная, далёкая весна. Тёплая, добрая пейзажистка насыщенных красок. Где же ты зимуешь, красавица? Чьи греешь края, пробираясь к нам сковзь непогоду? Весна, красавица легкомысленная. Не опаздывай к нам, не отвлекайся на чудеса иноземные.
Как надоел этот снег! У Андрея руки уже отваливаются от скребков и лопат! Сбиваешь, сваливаешь его в сугробы, горки городишь, крепости для ребятишек, а проказник буран налетит и разметёт всё по своим соображениям, руководствуясь неоспоримыми зимними взглядами. Куда нам, людям, с погодами спорить?!
Андрей вышел с утра во двор и чертыхнулся, увязнув по щиколотку в снегу: "Опять! Когда же это кончится уже?! Вот только вчера успели тропинки размести, и всё придётся вычищать сначала"!
А и вправду - сколько можно копить эту вату? К чему она? Даже крестьянам, этим ценителям снежных зим - предвестниц урожаев, уже давно с лихвой хватило снежных покрывал для их бескрайних полей.
Хозяйственный сосед, "Всёвдом", и тот уже отказывается принимать снег - без всяких на то затрат, с бесплатной доставкой на дом через забор. Ругается сосед, отмахивается от серебряного богатства обеими руками.
На- до-ел!
На работе Андрея поставили на очистку от снега памятника "Петру и Февронье". "Хавронья", как грязно подшучивают над символом русской православной любви наши грубые рабочие.
Это в сёлах любовь приходится сдерживать запретами, ограничивать традициями. Там, под покровительством природных инстинктов, любовь рвётся изо всех притягательных мест: с опушек лесных, озёр потаённых, речек шаловливых.
В городах любовь приходится поддерживать искусственно, обучать нелюдимых горожан высшим силам притяжения людей через накопленные культурные ценности. На пропаганду любви в городах работает всё, начиная с уютных кафешек и заканчивая дворцами культуры, площадями и памятниками. В Петербурге для зачарованных любовников служит Поцелуев Мост.
В Москве народ рассеянный, любовникам там увидеться трудно: один под часами ждёт, другая - у фонтана. В нашем городе после запрета на заборные надписи "бийчанки, твою мать - самые красивые", поставили памятник канонизированным влюблённым в горсаду.
Ни праздная обстановка заснеженного Горсада, ни памятник, призывающий к любви и жизни, не способствовали должному настрою Андрея. Он угрюмо грёб опротивевший за долгую зиму снег и не ожидал для себя ничего радостного в дальнейшем, только снег, снег, снег..., бесконечный снег, который по чьей-то прихоти почему-то необходимо сбивать в сугробы.
А более всего Андрея нервировала напарница Галка, которую по какому-то изуверскому замыслу уже который раз ставили к нему в пару при распределении.
Галка. Ворона! Всё у ней наперекосяк! Лишь бы супротив всё выстроилось! Андрей предложил ей как-то лестницу чистить от снега снизу вверх. Эту работу напарники выполнили единственно разумно, когда они слаженно спускали снег с лестницы вниз, на придорожные газоны.
Галка - это та самая гром-баба, которая в горящую избу коня на спор затащит, саму Рогозину одним взглядом в бегство обратит. Пошли её в космос вместо Савицкой, мы бы давно уже слыли покорителями Марса.
Спортивную фигуру Галки нисколько не портили крупные строгие черты лица. Внешность её, далеко не привлекательная, отторжения не вызывает, тем не менее. Нет в её облике неприязни, которая присутствует у состоявшихся алкоголиков.
Родом из деревни, Галина была вынуждена переехать в город по наущениям отца, который не мог прокормить обширную ораву наплодившихся на свежем деревенском воздухе отпрысков. И откуда ему было знать в то безмятежное советское время, что государство в который уже раз надумало рушить вековые деревенские устои?! Изощрённо, с накопленным опытом, кормильца своего извечного - по мордасам, и - в разор! За что? Непонятно.
Вот такое у нас недальновидное руководство. Такой у нас замечательный российский народ и такое презревшее его правительство. И почему говорят, что народ заслуживает таких правителей, каков он сам? Перекладывают проблемы с больной головы на здоровую. Никакой связи между народом российским и государством не наблюдается, преградой непроходимой тому встал равнодушный ко всему бизнес.
А Галка все выходные, отпуска, в любое свободное время рвётся в деревню, домой. Бытует неверное мнение, что крестьяне бегут из деревни. Люди вынуждены покидать гиблые места, коими делает их наше беспринципное руководство. Враги не наводили такой разор по российским деревням, какой устроили наши новоявленные фермеры - бывшие воры и спекулянты, обласканные государством.
Воспитанная на труде, Галя даст фору любому мужику из наших, в любой работе, не исключая механику. Современная Паша Ангелина! Заносит только её частенько на глупости, вздорным характером своим постоянно тянет её на бесполезную рабрту, лишь бы по её было всё, супротив противоположного мнения. К таковому противостоянию привела Галину её безутешная жизнь - трудная, несправедливая, требующая резкого обращения с людьми.
Андрюху вымотала спешка в работе, которую предложила напарница-ударница. Как можно отставать от женщины? В работе с оглядкой Андрей устал ещё больше, выдохся вконец и запросился у напарницы на перекур. Галина без привычных для неё пререканий неожиданно согласилась на передышку и отставила лопату в сторону.
Галка прикурила сигаретку крадучись по привычке, хотя давно уже избавилась от девичьего стыда за непотребные для женщины вещи. Андрей невольно залюбовался открывшейся вдруг в Галине стыдливой женской беззащитностью. Он вспомнил, как засматривался в молодости на курящих женщин, они нравились ему вульгарностью и мнимой доступностью. Андрей тайком наблюдал за женщинами, скрывающими свои тайны за сигаретным дымом, мечтал о запретных связях с ними, о полном их разоблачении со всеми их наигранными тайнами.
Наблюдал Андрей искоса и за Галиной, подсматривал за женщиной в давно забытом волнительном запретном чувстве негаданно охватившем его.
Опытная Галка враз приметила потенциального самца и улыбнулась Андрею чисто интуитивно, без всякой мысли. Улыбка только испортила всё жалким подобием на привлекательность.
Женщина становится особо привлекательной, когда находится в поиске потенциального партнёра. Кокетливый взгляд приживается в девушке на долгие годы и вполне обходится без побудительных причин, затягивает и пленит самостоятельно, не мешая активной деятельности владельца.
Современная женщина научилась сохранять привлекательность всю жизнь, несмотря на то, что со временем необходимость в ней отпадает, когда привлекательность уступает пальму первенства материнским чувствам. Женщина, ставшая матерью кардинально отличается от девушки, перевоплощается на глазах, с первых же месяцев беременности; меняет наивный взгляд на серьёзный, переполняется ответственностью.
Добро появилось из материнства. До появления живородящих чувств миром правило одно зло.
Галина давно уже рассталась со своею привлекательностью. Она разуверилась в возможности стать матерью, а её желание нравиться мужчинам основательно застарело, отмерло почти. От женщины в ней осталась одна внешность, а случайные мужики видели в Галке только объект для разового удовольствия.
Размягшая от мужского интереса, Галка залюбовалась образом Февроньи - покорным и неприступным в то же время. Протянутая к любимой рука Петра отбелилась от множественных прикосновений жаждущих счастья - рука эта приносит любовь, как считается. Каждая появившаяся здесь пара спешит заручиться покровительством высших сил любви, закрепить свои хрупкие чувства замочком, защёлкнуть железные узы на скамеечке примирения.
-Ты не там счастье себе натираешь, - попытался подшутить над просящей женщиной Андрей. - Эта дающая рука только зарплату способна выдать. Зарплата же у нас, сама знаешь какая - вот она есть, а вот и нету её, рассосалась разом. Ты бы у Петра под кафтаном протёрла - вот где счастье зарыто.
Галка улыбнулась лукаво и потянулась шаловливо рукой под кафтан Петру:
-Да там у него закаменело уже всё! Сколь лет ему уже? Под тыщу?
Срам один, а не разговоры! Похабщина! Ничего святого!
С другой же стороны - такая вот у нас любовь. Не обучены мы манерам и любим как можем. А кто нас воспитывал, кто подсказывал где проходит грань дозволенного? Следили за нами бабушки спекулянтки да мамаши челночницы. Отцы дальнобойщики тянулись до дому, чтоб появилось время для пьянки-расслабухи. Не до детей отцам было с их жизнью опостыленой в вечных разъездах и кидалове. Так что живём, как умеем. Нет в нас границ пристойности, ни грамма святости подле нас. Даже церкви мы не нужны стали - безбожники отпетые.
Это я ещё успел подцепить кое что из законов жизни, обзавёлся какими-никакими принципами. Для нового поколения внутренних ограничений не закладывали: и школа, и государство открестились от воспитания своих граждан. Если гордостью СССР был человек советский, для новой России предметом гордости стал обладатель доллара.
-А ты у меня пощупай, - продолжал насмехаться над чумной женщиной Андрей. - Я ничем не хуже Петра. Тоже счастье приношу.
-Знаю я вас, охальников! Тут напросился один: "Коньячка возьмём, конфеток. Посидим, расслабимся". К киоску подошли, он мелочишку из кармана наскрябал - только на светлое пиво и хватило. Посидели - ага! Полежали! Да если мне приспичит что, позвоню - мигом прилетит тот, кого надо. Что ни попадя не подбираем! Научены уж!
Измотанный за день Андрей шлялся бесцельно по двору: "Ничего сегодня делать не буду! Отдохну. Снег затопчется, сам к весне растает. Что будет с этим снегом? Сантиметром больше - меньше. Не потечём, не потонем"! Ходил, рассуждал подобным образом, и сам не заметил, как рука лопату подцепила. И уже пошла самозатачивающаяся, родная хваталка, заскользила по мягкому снежку, загребастая. Сама пошла, потянула за собой застоявшегося Андрюху.
Андрей отдыхал пристойной для души работой и продолжил свои рассуждения, пытаясь оправдать несоответствие мыслей своих с беспокойным телом:
"Хороший снег, мягкий, свежый. Завтра баньку истоплю, намету снега в сугроб и бухнусь туда - в снежный восторг"!
Галина сидела в полупустой комнатушке без удобств, которую снимала за половину своей зарплаты, и грустила до слёз, шмыгала незамеченная никем. Достала из солдатской тумбочки единственную свою игрушку, айфон, и упала с ним на железную скрипучую кровать:
-Сама буду музыку выбирать! Не нужно мне никакое радио!
Вся расстроенная, Галина листала сет-лист, а с наушников Таня Буланова безрезультатно утешала свою почитательницу, в тысячный раз уже напевала:
-Ясный мой свет, ты напиши мне...
Андрей остывал после баньки, развалившись в кресле-качалке на самолично пристроенной к дому открытой веранде. Накатил в самый раз, для души, что бы жена не учуяла. Самая та доза - Андрейкина.
Хорошо! Февральское солнце слепит глаз, отражаясь от снега миллионами искр. Играется. Тёплое уже. Свежо! Хорошо!
"Надо было бы Галку дожать, она бы меня в бане ух как отхлестала! Моя пристарела уже, баню не переносит. Живительный пар за версту обходит. Даже от кипящей кастрюли отскакивает".
-Андрюша! Чай вскипел! Тебе на веранду вынести или в дом зайдёшь? Решай быстрей! Стынет.
Андрюха вжал голову в плечи, искоса взглянув в окно: "А вдруг заметит мои мысли о Галке. Женщины, они всё видят. За версту измену чуют. Втемяшится же такое"!
Хорошо зимой. Морозно. Что там лето - ни замёрзнуть, ни погреться. Духота сплошная - это лето.
29 Золотой лепесток. сказка для взрослых и детей
Татьяна Домаренок
По воздушным дорогам над Землей летали два друга – ветра, Северный и Южный. Где только они не побывали – на Крайнем Севере и на Юге, на жарком Экваторе, в пустыне и в океане. Но чаще всего оба ветра стремились попасть в чудесное, поистине, Райское место. Это был замечательный сад, где росли фруктовые деревья, и благоухали цветы самых разных сортов и расцветок. К тому же, над садом порхали сотни очаровательных бабочек. Они одаривали цветы нежными поцелуями, а потом кружились в танце над ними.
Северному и Южному ветру всегда доставляло огромное наслаждение побывать в этом саду, напитаться его ароматами и поглядеть на яркий разноцветный живой ковер из цветов и бабочек. Но оба ветра были так хорошо воспитаны, что нечаянно столкнувшись на воздушном перекрестке, стремились уступить друг другу дорогу в Райский сад. И тогда одному из них приходилось менять направление полета.
Но однажды при встрече Северный ветер был так взволнован и напорист, что даже не остановился, не пропустил вперед друга, а лишь прокричал:
– Прости дружище! Я не смогу уступить тебе дорогу, потому что мне нужно срочно попасть в Райский сад.
Нет, не подумайте, что Южный ветер сильно обиделся. Он понял – у друга случилось что-то непредвиденное.
А дело в том, что в далеком северном краю, там, откуда прилетел Северный ветер, на вершине самой высокой горы в зарослях травы и кустарников жил Цветок невиданной красоты. Он был похож на золотую корону с пятью золотыми зубчиками-лепестками. Нежный с виду, он был силён духом и не боялся холодных ветров. Ему прочили долгую жизнь и даже считали бессмертным. Люди поднимались в горы, чтобы поклониться цветку и попросить у него счастья и здоровья. И Цветок старался помочь всем. Северный ветер тоже часто прилетал к Цветку, разговаривал с ним, благодарил за силу, которую Цветок ему дарил.
Но однажды, подлетев к цветку, Северный ветер почувствовал что-то неладное. Цветок увядал. Его золотые лепестки поникли и потускнели.
Стараясь удержать драгоценный цветок от погибели, Северный ветер прошептал:
– Что случилось с тобой, Золотой Цветок? Ты всегда был сильным и не боялся холода. Я думал, что ты будешь жить вечно.
– Я не смогу жить вечно, – ответил Цветок. – Моя подружка, Бабочка, уснула. Она замерзла, и ее сердечко остыло. А без теплоты любимой, я не выживу, засохну от тоски.
– Подожди, не увядай! – крикнул Северный ветер. – Я принесу тебе другую бабочку, из Райского сада! Она согреет тебя!
– Нет! Мне нужна только та, которую я любил, – ответил Золотой Цветок.
– Раз так, – решил Северный ветер, – я отнесу твою подружку в Райский сад. Она оживет и напитается энергией Солнца.
Завернув уснувшую Бабочку в золотой лепесток, который ему дал Цветок, Северный ветер понес ее над лесами и полями, над реками и озерами по самому короткому пути к Райскому саду.
«Она оживет, она должна ожить!» – с волнением рассуждал Северный ветер. Всю дорогу он оберегал Бабочку, стараясь быть аккуратным, чтобы спящая Бабочка не выпала из золотого лепестка. Прилетев в Райский сад, Северный ветер положил Бабочку на середину солнечной поляны.
– Помогите! – попросил он бабочек Райского сада. – Оживите и согрейте ее! Без тепла этой Бабочки не может жить Золотой Цветок Севера. Он погибает, потому что без памяти влюблен в это хрупкое создание.
Ну, как же не помочь влюбленному сердечку Цветка, даже если оно бьется за тысячу километров отсюда. Сотни бабочек устремились на помощь замерзшей Бабочке. Они собрали на своих крылышках как можно больше солнечного тепла и отогрели несчастную. Бабочка проснулась, хотя лететь еще не смогла.
– Где я? – спросила она.
– У нас в гостях в Райском саду! – ответили бабочки-спасительницы.
– Поживи здесь денек, окрепни, попей цветочного нектара. Но долго не задерживайся. Отправляйся назад, на Север, к своему другу, Золотому Цветку. Без тебя он погибнет! – советовали они.
Через несколько дней отдохнувшую Бабочку Северный ветер понес обратно в том же золотом листике. Он спешил, ведь там их ждал умирающий от тоски и печали Золотой Цветок.
Золотому Цветку – королю Северного края – с блестящими твердыми и прочными лепестками не хватало тепла и заботы любящего сердечка маленькой хрупкой Бабочки. Лишь увидев ее рядом с собой, ощутив ее прикосновение, Цветок ожил и расправил четыре поникших золотых листочка.
Вот так и в жизни. Пока рядом с нами близкие люди и друзья, мы живы и бодры. А если их нет рядом, мы сохнем и погибаем. Так пусть же всегда рядом с каждым из нас будет самый близкий и дорогой человек. И не иссякает уважение и сочувствие друг к другу у друзей и знакомых.
30 Из жизни начальника райфинотдела
Наталья Юренкова
Приближался конец года, а, значит, приближалась страдная пора для всего районного финансового отдела.
В нашей стране вообще всегда так, вся жизнь в борьбе, все постоянно за что-то борются, или против чего-то — за урожай, за пятилетку в три года, за чистоту рядов, с тунеядством, и так далее до бесконечности.
Ну, не народ у нас, а сплошные барбисты.
БАРБИСТ — это слово появилось в обиходе фининспекторов случайно, во время проведения ревизионной проверки одного из кишлачных советов. Всё в этом кишлачном совете было в полном порядке, бухгалтер очень грамотный. И вот проверять стали штатное расписание, а там в разделе «Специалисты» - должность «Барбист».
Спрашивают главбуха, что за барбист такой, а он спокойно поясняет — это барбист. Хорошо, спросили по-другому, чем же он по должности занимается? Оказывается, с насекомыми борется. Так вот, запросто, сократили наименование «специалист по борьбе с насекомыми» до краткого «барбист».
Деликатно, без хи-хи, исправили штатное, а слово запомнилось.
В общем, к концу каждого календарного года все финансисты, кроме борьбы за общенародные, общегосударственные цели, вступали в свою, отдельно взятую финансовую борьбу, с недоимкой во вверенном им районе. Или за ликвидацию недоимки, если так понятнее. Хотя эту борьбу можно тоже назвать общегосударственной, потому что недоимка — это задолженность по налогам и сборам различным. Так ведь задолженность-то именно перед государственным бюджетом. В те годы, о которых речь пойдёт, всё было ещё государственным.
Но, как и в любом государстве, попадались и у них в районе граждане несознательные — государство хотели иметь сильное и богатое, а платить налоги, сборы и прочие платежи не желали. Приходилось выходить на борьбу, поэтому в конце каждого года весь штатный состав райфинотдела становился в выходные дни барбистами с недоёмкой.
Начальник райфинотдела, Джалол Шакирович Шукуров, называл всегда НЕДОИМКУ именно НЕДОЁМКОЙ, так ему казалось более увесисто и авторитетно, хотя и знал, что правильно — недоимка (тогда ведь все очень хорошо знали русский язык, единый государственный).
Поэтому же он говорил вместо «Государственный внутренний выигрышный 3х-процентный займ» - ЗОЛОТОЙ ЗАЁМ! Кстати, именно с этим займом был связан эпизод, немало способствовавший укреплению авторитета районного финансового отдела в целом и его начальника в частности.
Случилось однажды вот что. Пришла простая советская гражданка в сберкассу — проверить облигации займа на предмет выигрыша, а работница сбербанка, обнаружив, что облигация выигрышная, решила схитрить и облигацию подменила. Бдительная гражданка обман заподозрила и написала заявление в милицию. В качестве эксперта пригласили Джалола Шакировича, который и разрешил их спор без проблем.
«Где вы приобретали ваши облигации?» - спросил он спорящих, и по их ответам определил мошенницу.
Гражданки не знали, а начальник финотдела знал, что все облигации (да и лотерейные билеты тоже) строжайшим образом учитываются, и номера их фиксируются по месту реализации. Учёт и контроль — главное условие социалистического хозяйствования.
Мошенница назвала место приобретения облигации, и оказалось, что в указанном ею районе такие номера не распространялись. Выигрышную облигацию вернули счастливой владелице, мошенницу покрыли позором и наказали, а начальника финотдела поблагодарили и стали уважать ещё больше.
Сам Джалол Шакирович своей работой очень гордился, считал очень нужной для государства, всю сферу финансовой деятельности считал необычайно важной, в подтверждение чего всегда рассказывал притчу о фининспекторе.
Вот она, эта притча.
*
«Посреди улицы лежала злая собака. Собака никого не пропускала, люди боялись проходить мимо неё. Пытались вызвать милиционера, но он не смог прогнать собаку. Вызвали пожарного, потом вызвали военных — никто ничего не мог поделать. Вдруг в конце улицы показался человек. Он подошёл к собаке и велел ей уйти. Собака трусливо поджала хвост и убежала.
«Кто вы?» - спросили человека.
«Я — финансовый инспектор», - ответил человек и показал удостоверение.»
*
Рассказ свой Джалол Шакирович всегда завершал словами: «Вот каким должен быть настоящий фининспектор. Его должна знать каждая собака, и не просто знать, а уважать и бояться, и подчиняться ему беспрекословно».
Увлажнявшиеся при этом глаза и дрогнувший голос всегда выдавали его нескрываемую гордость за свой труд.
Но вернёмся к нашим недоёмщикам и барбистам с недоёмкой.
Итак, все работники райфинотдела в конце года в выходные дни посещали несознательный контингент и убеждали оплатить задолженности. Поскольку платить долги никто не любит, финансовые инспекторы выходили на борьбу в сопровождении работников других служб (например, коммунальных — а что, их недоплаты тоже собирали, так что пусть поучаствуют), а то и милиционеров (если посещали неспокойные районы).
Все районы распределялись между сотрудниками, и каждый отвечал за сбор недоёмки на своём участке. Некоторые должники соглашались оплачивать долги, например по электричеству, прямо на месте, потому что в составе летучих групп имелись привлечённые из жилконтор электрики с правом немедленного отключения должников. Поэтому инспекторы выходили на линию полностью вооружённые — с квитанциями и журналами учёта.
Сам начальник райфинотдела, которого, как и всех начальников в Средней Азии, обычно называли «раис» (что в переводе на русский именно и означает «начальник») на линию обычно не выходил — он находился, как и положено начальнику, у руля, то есть в своём кабинете, где принимал сводки с фронтов, подводя итоги деятельности каждой группы и давая указания.
Этот год от других отличался. Он и в жизни всей страны оказался особенным, не совсем обычным, а для райфинотдела и того особеннее.
Все в отделе перешёптывались недоуменно: «С чего это раис сам лично решил на недоёмку выйти, в народ, на линию?»
Раис молчал, ничего никому не объяснял. Да и как тут объяснишь, если решению лично выйти на поле боя предшествовал целый ряд событий, вспоминать о которых раису было неприятно.
Нет, недоволен собой был Джалол Шакирович, очень недоволен. Сам себя поставил в неловкое положение. Он думал, что его выступление на сессии райисполкома аплодисментами встретят — такой простой способ увеличения поступлений в бюджет он в своём докладе решил предложить. Предложил вспомнить старую практику и открыть по району много мелких распивочных-закусочных и увеличить число бочек, торгующих пивом и вином на разлив. Ведь в районе целых два винзавода, со своими подсобными хозяйствами, да ещё большой пивзавод. Расходов минимум, а денежки в бюджет рекой потекут. А вместо этого — весь год пытается реабилитироваться в глазах начальства, да и подчинённых тоже. Не предусмотрел, не ожидал, что так широко развернётся борьба с пьянством.
Да и как тут предусмотришь? Столько лет жили себе тихо-мирно, всё по плану, по порядку — решение, постановление, директивы, разъяснения, обсуждения, одобрение, потом исполнение. Все довольны, все всё перевыполняют, всё процветает.
Вдруг умирает глава государства — и всё переворачивается вверх тормашками. Оказывается, никакого процветания не было, а был застой, все погрязли в коррупции и воровстве, никто не работал, а только прогуливали и пьянствовали, и даже милиция — сплошь оборотни в погонах.
Всех стали арестовывать, а за остальными следить, чтобы вовремя на работу приходили и во время работы не бегали по магазинам и кинотеатрам. Это же надо — целые отряды контролирующие создавались для контроля.
А у работников финотдела работа какая — вся в разъездах, по объектам, волка ведь ноги кормят. В кабинете сидят лишь несколько человек. И если по дороге на проверку или после проверки зайдёт фининспектор в магазин или на рынок прикупить чего для дома, для семьи, что же тут страшного, ведь объекты проверок — организации - расположены бывают очень далеко, когда-то ещё вернуться с работы получится. Так было всегда. Пришлось в свете последних решений и постановлений быть осторожнее, приспосабливаться.
Только стали привыкать, как опять руководство сменилось. Ненадолго, правда, даже опомниться не успели, как опять сменился глава государства.
Тут совсем сумасшедший дом начался. Вместо того, чтобы ловить тех, кто вагонами воровал, стали гоняться за несунами, кто по мелочи приворовывал. Да ещё как гоняться — возле мясокомбинатов, столовых, винзаводов и прочих устраивали самые настоящие засады — в кустах, подъездах, на крышах, как партизаны, сидели солидные уважаемые люди, с корреспондентами газет, телевидения, радио. Предполагаемых несунов ловили, хватали, фотографировали. Со стороны всё выглядело очень даже неприлично. А куда денешься — приказали и приходилось участвовать.
Вот, оказывается, где «собака порылась», вот почему страна наша такая бедная - из-за несунов, они всё по мелочи растащили. А больные все в стране из-за поголовного пьянства. Стали ещё и с пьянством бороться, мощности винзаводов, пивзаводов, сворачивали, виноградники вырубали нещадно. Сразу поступления в бюджет снизились, народ роптать начал. Да ещё жена этого нового руководителя раздражала всех одним своим существованием и постоянным присутствием рядом с главой. Невольно возникал вопрос — кто там на самом деле руководит. Непривычно это было. Народ роптал, а начальство благоразумно помалкивало — партийная дисциплина, можно и без портфеля, то бишь без кресла остаться.
Вот почему в этот год решил Джалол Шакирович принять личное участие в сборе недоёмки, чтобы увлечь подчинённых, так сказать, личным примером, дисциплину укрепить. Заодно и вышестоящему начальству показать служебное рвение в пополнении бюджета.
Недоёмка успешно собиралась со всех участков, кроме одного - посёлка на окраине райцентра. Были здесь дома вполне приличные, с благоустроенными участками. Но были и глинобитные сарайки-мазанки, крошечные дворики которых лепились на узких кривоколенных улочках. Возможно, когда-то и предпринимались попытки сноса этого самостроя, но, поняв бессмысленность и тщетность усилий, власти просто попытались обеспечить этот шанхайчик минимальным набором жизненно необходимого — водой, электричеством. Ну, и налогами обложили, конечно. Контингент здесь проживал соответствующий. Ну, а если не забывать о том, что бытие определяет сознание, то любому становится ясно, что такое бытие может привести только к абсолютно бессознательному существованию. Поэтому жители этой поселковой окраины пили втёмную, обстановка здесь была криминальная, никто никаких налогов и платежей не платил.
Возвращались из походов в этот посёлок фининспекторы или с малыми сборами, или вовсе несолоно хлебавши. Надо сказать, они и не проявляли особого рвения, опасаясь забираться в самые дебри — мало ли что. Вот в этот посёлок и решил раис пойти лично, с показательным рейдом, в сопровождении двух фининспекторов. Чтобы доказать и показать, что всё выполнимо при определённом усердии.
Поскольку в рейд направились трое мужчин, решили не усиливать группу ни милиционерами, ни электриками. Так и вышли из райфинотдела — втроём.
Во главе боевой тройки, чуть впереди, на полкорпуса, шагал раис, решительно, молча, сосредоточенно, одна рука в кармане драпового полупальто, другая за обшлагом, как у вождя мирового пролетариата. Дело в том, что Джалол Шакирович внешне был на Владимира Ильича очень похож — и фигурой, и даже лицом. О сходстве этом он знал и очень этим гордился, настолько, что перенял с годами не только манеру держаться, но и стиль одежды великого человека.
Кроме кепки. Ну, и иногда обуви. Восток — дело тонкое, и здесь к начальственному облику предъявляются свои определённые требования. Ни в коем случае уважаемый человек не должен ходить в кепочке, или, тем более, в вязаной шапочке и в нейлоновой курточке — такого начальника уважать никто не будет, засмеют.
Обязательно на начальнике должен быть костюм, а зимой драповое полупальто. Или пальто. На голове допускается тюбетейка, особенно в определённые дни, а в обычные дни, в тёплое время года — шляпа, в холодное - меховая шапка. Не норковая — это слишком дорого, труднодоставаемо и слишком вызывающе. Но и не кроличья, тем более не цигейковая — это слишком несолидно. Лучше всего ондатровая — и цена подходящая, и достать можно, и выглядит прилично.
При поездке в отдалённые сельские районы на ногах начальника должны быть сапоги — это и необходимость (вдруг по полю придётся ходить), и для солидности — полувоенный вид стимулирует к подчинению и уважению. В остальных случаях — приличные туфли, или ботинки, но не кроссовки и не сандалии.
В соответствии с этими требованиями и выглядел наш раис — драповое полупальто, строгие брюки, ботинки. На голове ондатровая шапка — зима всё-таки. Инспекторы сопровождающие выглядели попроще, но им по штату и не требовалось.
Раис выбрал самого злостного неплательщика из списка и решительно направился по адресу. С трудом отыскав после долгого блуждания по зловонным закоулкам нужный адрес, раис толкнул калитку и шагнул в крошечный узенький дворик. Он шёл к дому, решительно печатая шаг, как на параде, уверенный и непреклонный представитель государственной власти.
Два многоопытных инспектора опасливо жались за его спиной, почтительно и предусмотрительно не выпячиваясь.
Они прошли ровно половину пути, когда дверь глиносаманного домишки распахнулась и навстречу им в облаке многодневного перегара выскочило мужеподобное существо. Рыча что-то непереводимое, это человекообразное мчалось по двору, размахивая топором. Бравые инспекторы молниеносно скрылись за калиткой, оставив бесстрашного начальника наедине с недоёмщиком с явными признаками белой горячки.
А злостный неплательщик бежал, нет, он словно летел по воздуху, едва касаясь земли босыми ногами. Обрывки бывшей майки-алкоголички неопределяемого цвета хлопали по его чахлой спине, словно крылья Азраила. Грязные волосы раздуваемые ветром, вились вокруг фиолетового лица щупальцами медузы Горгоны. Бывшие когда-то синими, треники яростно пузырились на тощих коленках. Лезвие топора, зажатого в воздетой к небесам руке, пыталось угрожающе сверкнуть в неверных лучах декабрьского солнца.
Раис замер посреди двора. Он стоял, широко расставив ноги, невысокий, плотненький, наклонив голову и глядя в упор на мчащегося к нему нарушителя.
Перепуганные инспекторы мысленно почти попрощались с безвременно погибшим при исполнении раисом, понимая, что всё равно не успеют, даже если бы захотели помочь.
Джалол Шакирович словно окаменел, он уже ощущал зловонное дыхание на своём лице...
В этот момент произошло нечто, неожиданное и для инспекторов, и, пожалуй, для самого раиса. Навстречу неумолимо занесённому и уже готовому рассечь непреклонную голову топору вдруг взметнулась рука представителя власти.
Резко выхватив из кармана своё удостоверение в ярко-красной корочке, раис с кратким выдохом развернул удостоверение перед самым носом нападавшего. Тот опешил от неожиданности и остановился, как вкопанный.
Испугался ли он, удивился ли, или вообще не понял, что за чудо красным пламенем сверкнуло перед его глазами, но, в отличие от быка, его это охладило. Топор выпал из рук. Мужик постоял несколько мгновений, тупо глядя на удостоверение, а затем промычал что-то по-прежнему невнятное и мгновенно исчез за хлопнувшей дверью своего домишки.
Инспекторы, в ту же секунду очутившиеся рядом, растерянно смотрели на своего раиса. Стало очень тихо, даже спокойно, и лишь топор, валявшийся на грязной утоптанной земле двора, напоминал о едва не свершившейся трагедии.
Раис, скрывая дрожь в руках, аккуратно убрал удостоверение на место, в нагрудный карман.
Затем, гордо взглянув на своих подчинённых, слегка осипшим от волнения голосом произнёс: «Ну что, убедились, каким должен быть финансовый инспектор?! Нас должны уважать и бояться».
Из-под ондатровой шапки на лоб раиса выползла струйка пота, проскользнула по виску и быстро скрылась за воротником, словно устыдившись своего предательства. Но никто её не заметил.
Продолжать рейд по криминальному посёлку всем расхотелось, да и в домик негостеприимный никто не рискнул войти. Все дружно развернулись и вернулись в финансовый отдел, благоразумно решив, что на сегодня всем достаточно героизма.
В отделе раис собрал всех в своём кабинете, подвёл итоги и вновь рассказал свою любимую притчу, проиллюстрировав ею произошедшее событие.
Больше в этом сезоне Джалол Шакирович не предпринимал попыток лично принять участие в сборе недоёмки, резонно решив, что исполнил долг, вдохновил свой коллектив на дальнейший труд на благо государства и может руководить дальнейшим процессом из кабинета.
Действительно, не совершать же подвиги каждый день. Надо что-то и на будущее оставить.
Он и предположить не мог, каким коротким окажется будущее у страны, в которой он тогда жил и на благо которой так самоотверженно трудился.
31 Русский марш на парагвайской земле
Сергей Горбатых
День 12 июня 1960 года выдался теплый и, на удивление, сухой. Улицы Асунсьона, парагвайской столицы, наполнили толпы празднично одетых людей. Сегодня Парагвай отмечает 25-летие своей победы над Боливией в войне за Чако. Военные действия между двумя странами длились с 1932 по 1935 год. Это была самая кровопролитная война в Южной Америке в двадцатом веке. Боливийской армии, возглавляемой немецкими офицерами, с самым современным оружием, противостояли босоногие парагвайские пехотинцы, не имеющие военной подготовки. Поводом для военного конфликта послужили сведения о возможных нефтяных месторождениях в недрах спорной территории: Северном Чако. Весь мир был уверен в быстром поражении плохо вооруженной парагвайской армии. Но, вопреки всему, она победила! И случилось это благодаря русским офицерам-добровольцам. Дело в том, что к концу 20-годов маленький бедный Парагвай гостеприимно принял значительное количество эмигрантов из бывшей Российской Империи. Это были русские офицеры, прошедшие через сражения Первой мировой войны и братоубийственную бойню на своей Родине. С началом военного конфликта с Боливией правительство Парагвая обратилось к ним с призывом о помощи. И они все, как один, записались добровольцами в национальную армию.
Боевые действия велись в Северном Чако. Девять месяцев в году это выжженная солнцем пустыня, населенная ядовитыми змеями и пауками. После обильных зимних дождей она превращается в непроходимое болото, где царят малярия и тропическая лихорадка.
Боливийские дивизии, под командованием немецких генералов, вели широкомасштабную войну с активным применением бронетехники и крупнокалиберной артиллерии. В ответ на это, парагвайские небольшие военные формирования, возглавляемые русскими офицерами, умело использовали методы партизанской борьбы. Удар в глубоком тылу противника, удар с левого фланга, с правого... Лишение вражеской армии средств связи и питьевой воды...
К августу 1935 года боливийская армия понесла значительные потери и была полностью деморализована. Власти Боливии начали переговоры о полной капитуляции.
На полях сражений остались лежать 40 000 парагвайских солдат и шестеро русских добровольцев, проявивших в ходе войны чудеса мужества и героизма.
И сегодня, 25 лет спустя, в живых из них остается только маленькая горстка. Совсем недавно состоялось торжественное возложение венков на могилы их товарищей, павших в этой войне. Перед большим количеством людей, пришедших на Русское кладбище, выступил военный министр Парагвая.
- Мы склоняем головы перед русскими добровольцами, отдавшими свои жизни за нашу независимость. Их имена носят многие наши села и улицы... А их подвиги навсегда останутся в нашей памяти, – сказал он в заключение и отдал честь.
А затем, под дробь барабанов, парагвайские офицеры в парадной форме возложили венки из белых цветов на могилы павших русских добровольцев. На каждом из них - лента с надписью - «Русскому герою от благодарного Парагвая».
К 10 часам утра к центральному проспекту Асунсьона, Авенида де Република де Коломбия, нельзя было пробраться. Везде плотной стеной стояли люди. Они пришли сюда, чтобы увидеть военный парад в честь 25 годовщины Победы Парагвая в войне за Чако.
- Папа, а кто эти старички? – спросил мальчик лет десяти, показывая пальцем на небольшую группу пожилых мужчин, стоящих рядом с подразделением солдат.
- Это, сынок, русские добровольцы, ветераны войны. Видишь, сколько у них наград. В знак их заслуг перед нашей страной им предоставлена честь начать парад, - объяснил отец.
Громко и чисто прозвенели фанфары. И стих шум улицы и крики больших зеленых попугаев в кронах высоких пальм.
И в наступившей тишине послышались звуки неизвестного в этих местах марша. Военный оркестр играл «Прощание славянки». Русские ветераны, стараясь держать равнение в шеренгах, с гордо поднятыми головами начали торжественное шествие по главному проспекту Асунсьона.
Стоящие на тротуаре мужчины снимали перед ними шляпы, а женщины бросали им под ноги цветы. По парагвайской земле шли русские солдаты под русский марш «Прощание славянки».
(Мемориальные доски в честь русских офицеров, погибших в войне за Чако. Храм Покрова Пресвятой Богородицы в городе Асунсьоне. Фотография взята из альбома Хорхе Унамармота).
32 Китайский предсказатель
Людмила Май
Когда задолго до начала рабочего дня у турникета возникает фигура какого-нибудь начальника-пенсионера, то удивляться тут нечему: старикам вечно не спится, вот они, утомленные бессонницей, и тащатся раным-ранехонько в контору от нечего делать. Но появление этого парня из отдела проектирования в шесть сорок утра вызвало у вахтерши неподдельное изумление.
Взглянув на бледное лицо и взъерошенный вид молодого проектировщика, у нее мгновенно созрела только одна версия: – У бабы, видать, ночевал – та его и спровадила с утра пораньше.
Андрей, действительно, провел ночь в обществе женщины, но совсем не по тому поводу, о каком подумалось удивленной вахтерше. Поднявшись в свой кабинет, он тупо уставился в черный экран монитора, вспоминая подробности произошедшего с ним случая…
***
Эта история была бы неполной и даже абсолютно непонятной, если не рассказать о связующем звене, соединившем всю цепочку невероятных событий. Таким звеном являлась Капитолина Поликарповна, попросту – Капа, приехавшая погостить к родственникам неделю назад из своего Козельска.
Родство с этой экстравагантной особой лично у Андрея вызывало большие сомнения. Родители же Андрея лишний раз и не уточняли какие именно родственные нити их связывают, рискуя навсегда затеряться в ветвях этого могучего раскидистого древа.
Тем не менее, Капа давно и прочно вошла в их семью вместе с черно-белыми фотографиями многочисленных родственников и головной болью всего семейства. И хотя была она дамой уже довольно солидного возраста, никто не называл ее полным именем, только Андрей из чувства врожденной деликатности обращался к ней «тетя».
Ее экстравагантность проявлялась во всем: маленькая, кругленькая и не по годам подвижная, она была неистощимым генератором самых неожиданных и, надо сказать, бредовых идей. Йоги, фэншуй, соционика, эзотерика и гороскопы – вот далеко не полный список ее увлечений.
В неизменных «бермудах» и широкополой шляпе (это с ее-то ростом!), с вечно пикающим слуховым аппаратом, который она недавно стала цеплять за ухо, Капа напоминала Андрею старичка-боровичка с колокольчиками из сказки «Морозко».
Ко всему прочему, она очень любила экспериментировать с цветом своих волос: ее короткая мальчишеская стрижка была уже и классической фиолетовой, и авангардной желтой. На этот раз она удивила всех жизнерадостным цветом раствора марганца на своей голове; такого же цвета была и ее помада, жирно блестевшая на ее кукольных губках.
И даже в причине, побуждающей ее всякий раз прилетать сюда за тысячи километров – «побродить по знакомым местам» – Андрей усматривал тетушкину, мягко говоря, оригинальность.
Одним из излюбленных мест, куда так тянуло «побродить» Капу, являлся китайской рынок. Там она с большим вдохновением и проводила большую часть своего времени, скупая всякую дребедень и сетуя на то, что в городе уже снесли все «нормальные» торговые точки и остался лишь этот «уголок радости».
В нынешний свой приезд она объявила, что решила заняться практической магией и даже записалась на какие-то курсы, где ей пообещали приличные скидки. Теперь, как и подобает настоящей ведунье, она фланировала по квартире в каком-то невообразимом шелковом халате-кимоно и окуривала свою комнату благовониями.
Никогда не признававшая чужих мнений и руководствуясь исключительно личными ощущениями, она вечно попадала в какие-нибудь ловушки, расставленные ловкими предпринимателями. Вот и вчера она занесла к себе в комнату небольшую коробку с красочными иероглифами.
Родителей дома не было, они еще накануне уехали на дачу, с тихой радостью услышав от родственницы капризный отказ на приглашение поехать с ними: – Ну что вы, там же комары!
Андрей собирался остаток дня провести за компьютером, взяв работу на дом: начальник уже достал его своим занудством. Но, то одно, то другое постоянно отвлекало его от этих благих намерений, лишь к полуночи он расположился за столом с кружкой черного кофе и с твердой установкой немедленно приступить к завершающей стадии проекта.
Тут-то на пороге его комнаты и возникла Капа с той самой китайской коробкой…
***
Инструкция была не русифицирована, в ней, кроме загадочных иероглифов, в самом конце было что-то написано по-английски и даже по-арабски, но знакомых букв русского алфавита Андрей не усмотрел. Назначение этого круглого предмета с небольшой сенсорной панелью он так и не смог понять, так же, как и включить его.
Капа только мешала ему своими ахами и сумбурными возгласами. Перевод короткой фразы с английского гласил, что включенное устройство испускает электромагнитные волны, которые могут создавать помехи в работе электрических и электронных систем – и это была вся информация.
– Он работал, работал! – тарахтела Капа, прыгая вокруг Андрея в своем кимоно, – Он при мне проверял! Может, батарейка сдвинулась?
Андрей сумрачно вертел в руках странный, вроде бы металлический, но очень легкий шар, что-то около двадцати сантиметров в диаметре, и все больше раздражался от очередной Капиной «придури».
– А что это, вообще?
– О-о! Это очень интересная и полезная вещь, Андрюша! С ее помощью можно…
Она не договорила, потому что шар вдруг внезапно пикнул (а может, это Капин слуховой аппарат издал радостный звук?) и на его корпусе загорелся дисплей.
– Заработал! – обрадовалась Капа, – Сейчас программу нужно задать… Как он там говорил? «Дзы»… «хао»… и «минтянь»!
Она взволнованно нажала попеременно кнопочки, и Андрей явственно почувствовал, что шар в его руках стал тихонько жужжать и медленно отрываться от его ладоней, излучая голубоватое свечение.
Пораженный Андрей в изумлении раскрыл рот: шар все ярче и ярче разгорался и начал медленно крутиться вокруг своей оси, непостижимым образом повиснув в воздухе.
Капа же, не отрывая восхищенных глаз от магического шара, осторожно попятилась, плюхнулась в кресло и воскликнула от переполнявших ее чувств: – Смотри! Смотри, что сейчас будет!
А дальше в комнате внезапно погас свет и вырубился компьютер…
***
Перед глазами в подрагивающих лучах витали неясные тени и картинки чего-то едва уловимо знакомого. Все мелькало, как кадры в прокручиваемом с быстрой скоростью фильме: снующие люди на улице, бегающие автомобили, мигающий светофор… Наконец все замерло, и Андрей в излучении этого фантастического проектора увидел изображение незнакомой белокурой девушки с длинными распущенными волосами.
– Интере-есно! – заинтригованный Андрей поудобнее устроился на стуле и приготовился к занятному зрелищу, позабыв обо всем на свете.
Девушка остановилась на людной улице, достала телефон и, сдерживая раздуваемые ветром пряди волос, стала с кем-то оживленно разговаривать. Андрей точно никогда раньше не видел этого лица.
– Теть Кап, а Вы тоже видите эту девушку?
Капа отрешенно всматривалась в голубое свечение и, очнувшись от Андреева голоса, недовольно махнула рукой: – Какую девушку? Отстань!
Девушка же продолжала мило болтать, немо раскрывая рот: звука у этого «фильма» не было. По всей видимости, ей был очень приятен этот разговор, потому что говорила она с веселым выражением лица, даже похохатывала, слегка сгибаясь, отчего ее волосы снова падали на лицо, и она снова и снова боролась с непослушными прядями.
Мимо проходили люди, особо суетливые прохожие иногда плечами и сумками задевали ее, остановившуюся в самой середине тротуара, но она не обращала на это никакого внимания, увлеченная разговором и своими волосами.
Она была высокой, стройной и очень симпатичной. Стильные обтягивающие брючки выгодно подчеркивали ее длинные ноги, а рукава свободной блузы были небрежно подвернуты, обнажая красиво загоревшие руки. Андрей часто встречал на улицах города подобных красавиц, но даже в мыслях он не мог представить себя рядом с ними. В его ближайшем окружении маячила только эта коротышка Юлька с работы, сверкающая очками за соседним компьютером. Он еще долго разглядывал незнакомку, не понимая, как это все-таки происходит.
Вдруг атмосфера в этом кино резко поменялась: ветер превратился в настоящий ураган, подхватил и закружил в воздухе какие-то предметы. Люди панически побежали в разные стороны с искаженными лицами и немыми криками. Девушка стала испуганно озираться, и ужас отразился в ее глазах: вокруг летали огромные баннеры и сорванные рекламные щиты, деревья ломались и падали… Перед Андреем разворачивалась картина ужасающей катастрофы. Что это? Землетрясение? Ядерный взрыв? Столкновение с кометой в космическом пространстве?
С замиранием сердца он увидел, как мощный тайфун закрутил в своем смертельном водовороте и эту несчастную девушку, и других отчаянно сопротивляющихся людей... Всего за несколько минут привычная сутолока городской улицы под воздействием какой-то непонятной, страшной и всеразрушающей силы превратилась в сплошной хаос.
Все это напоминало фильм-катастрофу среднего пошиба с изощренной фантазией его создателей, направленной на еще большее нагнетание страстей и щекотания и так уже натянутых до предела нервов. Воображение неведомого режиссера продолжало рисовать одну устрашающую картину за другой: вот в этой кутерьме пролетел, кувыркаясь в воздухе, автомобиль с мечущимися в нем пассажирами, закружились фонарные столбы с оборванными проводами, откуда-то взявшиеся потоки мутной воды бурно устремились по улице, еще более усугубляя масштабы глобального катаклизма…
Сколько это продолжалось, Андрей не знал: он потерял чувство времени и реальности. Оцепеневшим взглядом он следил за медленно затухающим и замедляющим свое вращение шаром. Последнее, что он увидел, вскочив с места, было медленно оседающее и распадающееся на множество фрагментов здание торгового центра.
Наконец, пикнув пару раз, шар опустился на пол и окончательно потух.
За окном уже начало светать.
Капа мирно похрапывала в своем кресле.
Ложиться спать уже не имело смысла. Оглушенный только что увиденной фантасмагорией, Андрей залпом выпил холодный кофе, кое-как привел себя в порядок и отправился на работу.
***
В обеденном перерыве Андрей сидел на своем привычном месте в кафе и вяло ковырял вилкой в тарелке. Ночной сеанс с самого утра занимал все его мысли. Мучительные раздумья привели его к однозначному выводу, что все-таки это были галлюцинации, вызванные непонятным излучением, а сумасбродная Капа, притащившая в дом эту, вероятно, очень опасную для здоровья штуковину, просто выводила его из себя, так же, как и все ее дурацкие занятия.
Попутно наблюдая за протекающей жизнью за окном, он не мог отделаться от чувства, что этот городской пейзаж смутно напоминает ему мелькавшие кадры ночного фильма ужасов.
Андрей с досадой пытался заглушить в себе поднимающееся изнутри беспокойство: ну, конечно же, ему все это знакомо – он тысячу раз видел здесь одну и ту же картину.
И только он хотел было отвернуться, как заметил в толпе знакомую девичью фигуру с развевающимися распущенными волосами. Вот это да! Это, несомненно, была она, в своих брючках и блузе с закатанными рукавами! Андрей даже поперхнулся от неожиданности и протянул руку за соком.
Это было невероятно! Девушка в точности повторяла уже виденные им движения: вот она достала телефон из сумочки, остановилась посреди тротуара и, знакомыми движениями откидывая мешающие ей волосы, стала мило улыбаться и с кем-то оживленно разговаривать.
Забыв про сок, в полной прострации, он неотрывно смотрел в окно. Все в точности повторялось: девушка так же смеялась, так же откидывала волосы, и торопившиеся прохожие все так же задевали ее плечами и сумками.
Внезапно Андрей понял, что он единственный, кто знает продолжение…
Он опрометью выскочил из кафе, подбежал к беспечно смеющейся девчонке и решительно схватил ее за руку. Девушка вырвалась, недоуменно отстранилась, продолжая болтать по телефону, и вопросительно посмотрела на Андрея.
Только теперь до него дошло: – А что, собственно, нужно делать? Сейчас же здесь такое начнется! Вряд ли удастся спастись бегством или найти надежное укрытие, ведь даже машины с людьми летали в этом кошмаре, и этот торговый центр на противоположной стороне улицы через несколько минут рухнет…
Девушка тем временем продолжала свою бессмысленную болтовню, что-то вроде: – А он что?.. А она?.. А потом?.. – уже с интересом и оценивающе рассматривая стоявшего перед ней растерянного парня.
– Вот дура, – злился про себя Андрей, – нужно же ее хотя бы подготовить, предупредить, а она…
Наконец, девушка попрощалась со своей подружкой – он понял, что с подружкой, потому что в конце разговора она воскликнула: – Ну все, Катюш, пока! До встречи! – и обратила свой взор на Андрея.
Ему потребовалось больших усилий, чтобы эта ничего не подозревающая глупышка хотя бы зашла с ним в кафе. Там он, не переставая тревожно оглядываться, сбивчиво поведал изумленной девушке о предстоящей (с минуты на минуту!) глобальной катастрофе и о возможной гибели всего человечества. Волнуясь, он предложил взяться за руки, чтобы ей не было так страшно.
Девушка долго смеялась, запрокинув голову и всхлипывая, пытаясь что-то сказать сквозь переливы смеха: –Это… Это… Ой, не могу… Это же...
Она продолжала смеяться, а Андрею уже было все равно: пусть все погибает и рушится к чертовой матери, лишь бы сидеть напротив этой смеющейся девушки, видеть эти искрящиеся, невозможно зеленые глаза и эту подрагивающую жемчужную ниточку на ее шее…
***
Дома его встретили возмущенные Капины возгласы: – Все, сдохло это китайское чудо, совсем не работает! – Она энергично трясла в руках магический шар и демонстрировала его полную недееспособность, нажимая подряд на все кнопки.
– Вот сволочь! Подсунул мне контрафакт! Да еще и бракованный к тому же!
Андрей с интересом уставился на негодующую старушку: – Почему – бракованный, может, просто батарейка села?
– Ну, коне-ечно, батарейка! Сколько ни меняла – все без толку! Конечно бракованный: я же как последняя дура поперлась к этим гаражам! Главное, адрес указал и место конкретное: бокс сто десять и слово неприличное! Слово есть, а пачки долларов под ним нет, только собачьи кучи. А он мне еще картинки всякие рисовал, как я на Кипре отдыхаю: море, пальмы… Предсказатель хренов!
Капа еще долго посылала ругательства и в адрес так подло обманувшего ее предсказателя, и в адрес торговца, что всучил ей бракованную вещь, а заодно и в адрес всей администрации китайского рынка, обвиняя их в сговоре и мошенничестве.
Но все ее угрозы вывести «эту шайку» на чистую воду носили довольно-таки условный и гипотетический характер. Потому как, не обнаружив вожделенных денег в указанном месте и в бешенстве явившись на рынок, Капа так и не нашла призывно манящую и сверкающую разноцветными огоньками палатку, где вчера сидел «этот узкоглазый с козлиной бородкой», сколько ни бродила в толкотне по узеньким запутанным проулкам. А «эта халда» из администрации только посмеялась над ней.
Андрей, улыбаясь, с удивлением обнаружил, что Капины причуды уже не вызывают в нем такого уж раздражения. Ведь, в конце концов, если бы не эта ее страсть ко всему магическому…
Уже лежа в постели, засыпая и мягко проваливаясь в блаженное состояние сна, Андрею подумалось: – Так значит – бракованный?.. Ну это теперь уже совсем не важно. Важно, что у него теперь есть телефон этой девушки… И то, что зовут ее – На-та-ша…
33 Две капли крови
Владимир Кирф
В лучах солнца в открытой беседке сидит миловидная белокурая девушка в чёрном платье. Из городского сада льётся лёгкая танцевальная музыка.
Подхожу, представляюсь, в ответ слышу:
- Радмира.
Опьянён близостью совершенства. Наши руки потянулись друг другу. Ах! Какая женщина! Какая пылкая грудь… Она поднимается и опускается… Хозяйка груди само совершенство.
Не сговариваясь, мы начали танцевать вальс. Плавно пошли по кругу. Она ведёт. Круг в левую сторону. Круг в правую сторону. Полное опьянение. С каждым кругом мы ближе и ближе друг к другу. Глаза закрыты, губы трепетно приближаются … и … чувствую, что зубы прокусили мою нижнюю губу. Открываю глаза:
- О, боже! Собачья морда… Из прокушенной моей губы капает кровь.
Я в шоке. На меня зло смотрят глаза чихуахуа, вылезшей из нагрудного кармана леди.
34 Чёрная маска
Владимир Кирф
Ночь. Он вышел из дома и пошёл в направление борделя. Он не знал, что за ним наблюдают.
- Опять, пошёл к этой патаскушке Лауре, - прошептали нежные женские уста.
Кутаясь в накидку, она шла за ним, трепеща от злобы. Вы видели разъяренную львицу? Нет? А жаль. Вы бы знали, что такое настоящая женщина! Испанка! Благородных кровей!
Так они прошли пол километра. Он и следом она. Неожиданно крепкие мужские руки подхватили, и понесли её. От неожиданности она не могла произнести ни слова.
Она почувствовала, что её бросили на землю, подняли подол, раздвинули ноги… Она выхватила из рукава спасительный кинжал и лезвие направила насильнику в чёрной маске прямо в бок.
...Но вдруг её рука обмякла, и она успела, только произнести: - Энрико…
Мужская плоть со всей силой вошла в неё. Её царственные врата открылись. Тело затрепетало. Движения. Они были неимоверны. Они заставляли её трепетать, биться в конвульсиях, стонать. Так продолжалось долго. Когда она пришла в себя, брезжил рассвет. Она поднялась. Оправила юбку. Чёрной маски рядом уже не было.
Много месяцев она приходила на это место, чтобы найти ту маску.
А он узнал, что это графиня Г (фамилию вслух нельзя произносить, она очень известная в Испании). Чёрная маска уехала из страны в далёкую Америку.
Графиня Г вышла замуж. Родила четырёх детей. Каждый год под её руководством высаживается клумба, где на зелёном фоне из чёрных роз высаживается чёрная маска. И она часами стоит перед ней, слушая стук возбуждённого своего сердца.
35 Улица полна неожиданностей
Алёна Токарева
- Берегите правую ногу...
Парень, явно приезжий, сидел на корточках на берегу пруда и буравил меня взглядом, полным сострадания и понимания неких глубинных процессов, не доступных разуму простого смертного. Я лениво прогуливалась, вся такая умиротворённая и расслабленная, радовалась редкому погожему деньку. Солнце ласково грело, но не припекало, лёгкий ветерок доносил умопомрачительные запахи цветущего жасмина и ещё каких-то растений, которые взялись в этом году цвести с опозданием по причине на редкость холодного и дождливого лета, мирно плавали утки со своими подрастающими выводками — в общем, полная идиллия, и вдруг:
- Берегите правую ногу, а не то...
Человек сказал это очень тихо, и я сначала подумала, что ослышалась. Но он догнал меня и стал убеждать не нагружать ногу (у меня действительно было несколько сильных растяжений!), намекая на то, что он видит, вернее, чувствует, у кого какое слабое место, и что ожидает человека в ближайшем будущем. Надо ли говорить, что моё благодушное настроение улетучилось без следа!
- Что? Что вы видите? Говорите, как есть... - я переполошилась, сознание стало рисовать картины одну страшнее другой.
Парень, как ни странно, был обходителен и обаятелен. Неважно, что у него не хватало нескольких зубов (якобы, занятия спортом тому виной) — он ведь знал что-то о моей ноге! Ничего, что просматривались нестыковки в его рассказе о себе, любимом (окончил Политехнический университет, но в 14 лет приехал в столицу на заработки и работает промышленным альпинистим) — но ведь нога же! Да и едва уловимый запах спиртного не останавливал — человек ведь поведает мне о дальнейшей судьбе!
Новый знакомый предложил моему вниманию обширный спектр ритуальных манипуляций, призванных укрепить доверие к его, якобы, необычным способностям - он бормотал непонятные фразы, прислонялся к ближайшему дереву, словно прислушиваясь к внутренним потокам энергии, в довершение неожиданно расстегнул молнию спортивной куртки, обнажив голый торс со странной отметиной на левом плече, похожей на ожог.
- Дотроньтесь, прошу вас... - предложил он. - Это родимое пятно — в нём моя сила...
- Да нет, спасибо... Я, пожалуй, пойду, - мне всё же хватило ума прервать разговор.
Легкий морок окончательно развеялся, когда он намекнул на возможность обменяться номерами телефонов. Что я делаю? Зачем слушаю этот бред? «Дура дурой», - мысленно обругала я себя и быстро пошла прочь. Надо сказать, что небольшой транс я всё же ощутила, но мне удалось порвать паутину, в которую новоиспечённый «врачеватель» попытался меня заключить. Хотя, может, и не всё здесь было бредом, а парнишка, и, правда, обладал некими способностями, позволяющими ему по мере сил помогать людям? Но это очень и очень маловерятно. Грубое мошенничество — тоже вряд ли (но не исключено!). Скорее всего он просто устал мыкаться в нашем мегаполисе, столь сурово настроенном к приезжим, и захотелось ему более комфортной жизни у какой-нибудь одинокой и доверчивой дамочки со всеми вытекающими. Ну что же, по-своему человека можно понять. Как говорится, хочешь жить — умей вертеться. Только дамочкам-то нужно держать ухо востро и особенно не расслабляться. Трудность в том, что никто ведь не станет предупреждать: «Внимание, сейчас подойдёт мошенник!» А происходит всё вполне естественно, когда ты расслаблен и думаешь о чём-то своём. Реальные же мошенники, как известно, очень неплохие психологи, умело играющие на человеческих слабостях. Они грамотно вычисляют людей мнительных, подавленных, угнетённых жизненными обстоятельствами. Когда смотришь передачи о том, как «разводят» других, то кажется, что уж кто-кто, а ты сам, вне всякого сомнения, существо разумное и точно не попадёшься «на удочку». На деле же бывает совсем наоборот.
Несколько лет назад я шла по переходу метро, как вдруг у шедшего передо мной человека выпала из портфеля пачка денег. Тогда ещё этот мошеннический приём широко не обсуждался, и всё выглядело вполне натурально — человек потерял деньги. Тут же сбоку от меня нарисовался другой парень. Он подобрал их и, протягивая мне, предложил:
- А давайте поделим!
Надо сказать, что выглядела эта аккуратная пачечка очень даже соблазнительно! Думаю, у большинства людей в первое мгновение мелькнула бы мысль — а почему нет? Что упало, то пропало! Но, слава Богу, верх взяла природная честность.
- Да вот же идёт человек... Надо ему отдать! - воскликнула я, догоняя «потерпевшего». - Вы деньги потеряли! - я радостно потянула его за рукав.
Пачку в руки не взяла. Дальше происходило что-то странное. «Потерпевший» вместо слов благодарности, ахов и охов, молча двинулся дальше, «искуситель» с деньгами пошёл за ним, но на некотором расстоянии, даже и не подумав вернуть их владельцу. Я ещё ему погрозила пальцем — мол, верни! Умора! Только потом до меня стало доходить, что эти парни — сообщники, которые разыграли передо мной банальный мошеннический трюк. Но сегодня он им не удался. Просто тётка оказалась чересчур честной. Посмеялись они, наверное, над наивностью гражданки, а, может, плюнули с досады и пошли искать новую жертву. А те, кто всё же не устоял перед искушением, в итоге лишился и собственных денег. В общем, отработанная схема.
Вот ещё случай. Однажды мой знакомый — дядечка ушлый и, не побоюсь этого слова, довольно циничный (уж, казалось бы, его не проведёшь!) — возвращался вечером со спортивной тренировки. Сгущались сумерки, было уже довольно безлюдно, и вдруг откуда ни возьмись появился «немой» (что характерно, стриженный под «ноль»). Он стал мычать, дёргать знакомого за рукав, хвататься за полы куртки, и всё время привлекал внимание к своей ладони, в которой была зажата то ли записка, то ли схема. Действовал довольно напористо, не оставляя возможности осмыслить происходящее. Потом внезапно кивнул и резко ушёл в сторону шоссе, где его поджидала машина. Мужчина удивлённо смотрел ему вслед, а через минуту обнаружил, что из внутреннего кармана куртки, застёгнутого на молнию, пропал кошелёк. Хорошо, что денег там было совсем немного, да и кошелёк давно нуждался в замене. Можно сказать, что такой бесценный урок обошёлся практически даром!
Сейчас видов мошенничества, наверное, больше, чем наличных денег у людей. Что там улица! Можно стать жертвой обмана не выходя из дома. Узнать номер телефона, состав семьи, сведения о собственности и собственниках и многое другое сегодня, вообще, не проблема. Поэтому я не вступаю ни в какие сомнительные телефонные беседы, а просто вешаю трубку, да и «ходоков» по подъездам со всякими их вопросами и предложениями в упор не замечаю.
И всё-таки, всё-таки... И на старуху бывает проруха! Это случилось давно. Я шла по улице в центре города.
-Девушка! - меня окликнул мужской голос.
Не реагирую.
- Девушка, подождите!
Ну и назойливость!
- Мне ничего не надо! И оставьте своё «разводилово» при себе! - я резко повернулась и смерила мужчину уничтожающим взглядом.
Тот от неожиданности отпрянул.
- Вы паспорт потеряли, - обескураженно проговорил он, протягивая мне документ. - Ваш?
- Как паспорт? Почему? - я глупо засуетилась, забыв его поблагодарить.
Действительно, мой! Как это меня угораздило? Я сунула руку в сумку и — о, ужас! - обнаружила в днище большой разрез, через который вытащили кошелёк с месячной зарплатой и кредитками, а паспорт, видимо, выпал сам. Сказать, что я потеряла дар речи — значит, не сказать ничего. Господи, я ведь только что покупала в киоске телевизионную программу и ещё боковым зрением заметила, что возле меня трётся какой-то парень, но не придала этому значения. Лишь отметила, что на рукавах его куртки яркие красные полосы.
- А вот и кошелёк... Тоже ваш, наверное... Но, к сожалению, пустой, - мой спаситель не отправился по своим делам, а решил поддержать бедолагу и на всякий случай осмотреть место происшествия. - Его выбросили за ненадобностью, - зачем-то пояснил он очевидное.
Я автоматически взяла протянутую мне вещь, села на ступеньки и разревелась в голос, по-настоящему, с громкими всхлипываниями и причитаниями по поводу своей несчастной судьбы.
- Ну что вы так расстраиваетесь, - мужчина присел рядом, - бывает... Считайте, что отделались лёгким испугом!
- Да-а... - тянула я, - там все деньги были...
И вдруг на противоположной стороне улицы увидела знакомые красные полосы. «Вот болван, идёт на «дело», а надевает такую заметную куртку», - мелькнуло у меня в голове. В следующую секунду я вскочила и издала победный клич:
- Вот он, вот он, в куртке с красными полосами! Держи его!
Хорошо, что шум улицы заглушил мой вопль, и вор, видимо, не услышав его, продолжал идти в прежнем темпе. Зато мой спаситель среагировал молниеносно.
- Оставайтесь на месте, - бросил он мне на ходу и рванул в сторону «красных полос».
Казалось, смельчак в несколько прыжков преодолел проезжую часть, умело лавируя между машинами, медленно продвигавшимися в пробке, настиг обидчика, схватил его за рукав и оттащил за угол ближайшей палатки с цветами. Дальнейшего хода событий я, к сожалению, не видела.
- Вот ваши деньги, - через пару минут мужчина уже протягивал мне пачку купюр. Он слегка запыхался и выжидательно смотрел на меня.
«Какие у него красивые глаза», - совершенно некстати подумала я.
- Спасибо вам большое, - я, наконец, от души поблагодарила своего спасителя. - Но как вам это удалось? Что вы ему сказали?
- Я сказал, что скверно обижать таких милых девушек... - он улыбнулся и машинально поправил прядь волос, падавшую ему на лицо. - Давайте, наконец, познакомимся! Игорь...
Мы познакомились и, конечно, решили отметить такой удачный исход событий в ближайшем кафе. Дома я, наконец, пересчитала деньги. Их оказалось больше, чем было у меня в кошельке до злополучного происшествия у киоска. Помню, я слегка удивилась, но решила, что вор впопыхах отдал и часть своих купюр. А с Игорем у нас обнаружилось так много общего, что мы продолжили наше знакомство и дообщались до ЗАГСа. Однажды, отмечая очередную годовщину совместной жизни, вспомнили этот случай, и муж признался, что вор тогда послал его подальше, вырвался и убежал, а ему так хотелось предстать в моих глазах героем-победителем, что он отдал мне свои деньги. Ну и ладно! Всё равно он мой герой...
36 Знойная женщина
Миша Кошкина
Как и положено всем неприкаянным душам людей,совершивших самоубийство,Йозеф Геббельс подвисал в отдельном временном мешочке в полном одиночестве.Учитывая прошлые "заслуги" на рай он и не расчитывал,но ада побаивался,поэтому метался тихо,не привлекая излишнего внимания небесной канцелярии.
Мешочек рейхслейтера Геббельса вмещал в себя шкаф,армейскую койку,табурет,на одну ножку которого была намотана веревка и набор "юный химик".
Метание души протекало однообразно,но спокойно,чему самоубившийся,после бурной земной деятельности, был крайне рад.
Но третьего дня,когда он в тысячный раз босоногим мальчишкой бежал вдоль берега Рейна,рассекая воздух ольховым прутиком,кто-то из-под кровати позвал:
-Йозя,ты здесь?
Рейхслейтер нервно обернулся по сторонам...
-Йозеф,я здесь,под кроватью
Нагнувшись,он увидел,что под его койкой образовалась маленькая астральная дыра,откуда сейчас на него смотрели два сине-перламутровых глаза Розы Соломоновны Зильберштейн-потомственной ведуньи и оракула в четырнадцатом колене.
-Йозя,я совершенно случайно попала на вас,ко мне пришла Желтушкина из седьмого дома.Она всегда ходит ,после зарплаты.Ее прадед воевал с Колчаком,так Желтушкина говорит,что прадед ее Валерьян Антоныч,царствие ему небесное,вместе с Колчаком золото прятал....Но Валерьян Антоныч не хотят говорить где,а если и приходит,то молчит или ругается на внука Сережу,что его выгнали с третьего курса педагогического.Вот я и подумала,может вы,Йозя,посодействуете,надавите,так сказать,на Валерьян Антоныча,а может даже у самого Колчака спросите?
Левый глаз рейхслейтера Геббельса нервно задергался,шумный Рейн окончательно исчез и он молча осел на табурет....
-Йозеф,вы слышите меня?будьте душкой,помогите мне.
На следующий день стало известно,что в последнее время жители мешочков совершенно зазнались и не желают выходить на связь с Розой Соломоновной,а Юлик,ее сын,собрался жениться,свадьба дорого стоит,и Желтушкиной она ничего не может рассказать,что-то ,видимо,знал белокурый музыкант-очаровашка,но теперь при виде Розы Соломоновны он ,по старой привычке,стреляется в голову...А люди ждут,и почтенный вдовец Шамов ищет свою жену Лялю,случайно проглотившую пять пачек демидролу,чтобы сказать ей,что и с неровно заправленными простынями можно жить.А где Колчак никто не знает,все молчат,а Желтушкина(по большому секрету,Йозя,и только между нами)обещала долю от клада...И к кому бы ни обратилась она,все сразу заняты-Есенин висит,Керенский притворяется Клеопатрой и высокомерно молчит,Ван Гог кидается мольбертом.
Рука рейхслейтера нервно теребила веревку,а в памяти всплывали обрывки формулы цианида.
-Одно только платье Сарочки стоит семьдесят тысяч,а еще ресторан,лимузин,заказан фотограф Суфлянский.Жаль Самуил Яковлевич не дожил...это,Йозя,мой муж покойный...широкой души человек был.Надо,очень надо,Йозя,найти Колчака.У снохи Желтушкиной воды вчера ночью отошли,мальчик родился-Капитолий назвали...А если у Юлика сынок родится,да непременно в честь вас Йозефом назовем.Здоровья вам...
Геббельс отодвинул койку и заставил астральную дыру шкафом.
-Йозя,где вы?: раздалось оттуда
-А все ж вчера явился наш Валерьян Антоныч и как будто выпимши,очень за Сережу переживает говорит,а я так думаю переживай он,так сказал бы где зарыли с Колчаком,а то сидит курицей на чайнике,белогвардеец напыщенный.
Здоровья деткам вашим,Йозя.Помогите Желтушкиной.
Услышав монотонный астральный гул,Роза Соломоновна отодвинула шкаф и увидела,что рейхслейтер ритмично стучится головой об стену мешочка.
-Это азбука Морзе,Йозя? Вы зовете Колчака?
Вдруг все заполыхало огнем,исполинский вихрь пепла откинул койку,от жары синие перламутровые тени Розы Соломоновны потекли ручьями,но она увидела как крупный,примерно,56 размера мужчина с рогами на голове куда-то уводит ее Йозю...
-Погодите!!! Вы Колчака не видели?
37 Слоники
Остап Сим
Слоники.
Почему?
Наверно правильнее спросить зачем?
Я точно помню, вчера их не было.
Мы провели в гостиной минуты три,ну может четыре.
Сейчас уже не важно,вон они,слоники, красуются на серванте.
Их шесть,как и должно быть.Большой сантиметров 10-15 и по
порядку до самого маленького сантиметра 3-4.
Под старину,типа из красного дерева,а может и нет.
Какая теперь разница?
Может это вообще не ее квартира,а подруги ,или мамы,которая в отъезде.
Да,вполне логично.
Конечно,вот и фото мамы с ней,мамы с ее сыном,сын в первом классе.
Все сходится ,ну и хорошо,что не ее квартира.
В спальне,был,в салоне я сейчас,осталось открыть дверь и узнать .Если комната сына,то....
Пожалуйста пусть там будет,комната пыток,или домашний кинотеатр для просмотра порно.Все что угодно.
Мальчику лет 12-13,судя по плакатам,увлекается роком и скейтбордом.
Вот и все!
Ты же искал ее почти 10 лет.
Такой ночи у меня давно не было, может вообще никогда.
Рассвет которого мы так ждали,остался без нас ,мы пили свою страсть.
Я проснулся с улыбкой.
Она оставила записку
"Буду в 13-30.Может быть, любимый"
Ай да умница.
Мне снова 20 ! Я любим,чертовски сексуален,и вообще ,мачо и рядом не стоит.
Вот так в 40 лет – бац, и просто счастлив.
Странно было все.
Буквально с самого начало этот роман попадал под штамп - невозможно.
Конечно такого рода романы во всемирной паутине возникали и рушились каждую минуту .
Я никогда не верил в возможность узнать человека через экран.
Мне повезло расти в восьмидесятые ,там где при встречи смотрели в глаза.
В то время не "кидали","динамили",не назначали "стрелку" не "крутили на бабки".
Для того чтобы переспать с женщиной ,как минимум надо было с ней, встретится.Встреча не гарантировала, секса.
Она видела(по глазам) что ты ее хочешь,и соглашалась или нет.Ты видел ответ в ее глазах.
Поручик:
"Я без тебя не могу ,весь трепещу от желания, быть с тобой дышать тобой ,жить тобой"
Натали:
"Почему ты замолчал?"
Поручик:
"Да кофе ходил делать,но я снова онлайн."
Как можно хотеть женщину,даже не видя ее?
Для меня самое сексуальное в женщине это глаза.
Замороченный по полной.
Друзья говорят -распарься.
Пытался ,но наверно у меня не очень получается.
Глупость, наивная вера в ...
Тогда, что я здесь делаю? Почему хочется еще?
Как подготовиться к встрече с человеком которого знаешь,и при этом никогда не видел?
Зачем я это делаю?
Секс? Возможно ,но не стоит стольких усилий.
Наверно интуитивно я придумал её?
А если не думать ,вот взять и ..просто жить.
Мне нравиться её спокойное понимание,а может знание.
Женщина всегда тайна.
Приятный город, тихий ,спокойный, очень европейский.
Экскурсия была интересной,кажется ей здесь уютно.
Парки ,я очень люблю их тишину и уют.
Кафе маленькое, тихое ,а штрудель просто объедение.
Вот только мне постоянно мешает одна вещь.
Я безумно ее хочу!
С самого утра, как только её увидел.
Да ,и как это сказать?
Я приехал, дорогая !Пошли в койку.
Я уже часа три, насилую её глазами.
Конечно поняла,она же не дура.
Еще час, и я захлебнусь в своем желании быть с ней.
Она рассказывала о ...
Да я не слушал.
- Я безумно тебя хочу !
Мы пили шампанское прямо на улице, под дождем из пластиковых стаканчиков,не обращая внимание на прохожих.
Именно тогда ,отражаясь в ее глазах ,излучающих тепло,я почувствовал то, что так давно искал - Себя.
Все началось с фразы:
"Да иди ты к слоникам"
Человек написавший такое ,уже сразу вызывает интерес.
Я с детства не люблю слоников,не тех ,что в зоопарке или на картинках, а тех которые на серванте.
Даже не могу толком объяснит почему.
Наверно это стечения обстоятельств,но заходя в дом где есть слоники ,мне сразу не по себе.
Сразу вспоминается удивительный и до боли знакомый,мир мещанства.
Именно то, что Я н_е_н_а_в_и_ж_у.
P.S
Да, что бы Вы понимали у меня тоже есть слоники.
Еще от деда .Им я думаю, лет восемьдесят , и осталось только два.
38 Старый Новый Год
Ленина Кудренко
Наш народ непобедим! Что далеко ходить? Возьмём к примеру праздники, можно новогодние. Если в различных странах мира их отмечают день- другой, у нас же новогодний забег длится,как минимум, дней четырнадцать! Новый год, Рождество, Старый Новый Год(извините, Новый Год по старому стилю)!
Разумеется, находятся и особенные герои,так называемого праздничного марафона, которые начинают его с двадцать пятого декабря в знак солидарности с католиками и заканчивают после крещения.
А сколько здоровья надо?! То-то же!Конечно, далеко не всем "спортсменам" удаётся выйти на финишную прямую, многие выбывают по ходу...
Именно об этом размышлял Алик, сидя за праздничным столом в компании своего отца и его лучшего друга. К слову, оба приятеля в прошлом капитаны и о жизни за пределами страны знали не понаслышке умудряясь удивить Алика всё новыми и новыми воспоминаниями связанными с морем.
В море они ходили от Черноморского пароходства и дружили практически всю свою сознательную жизнь, хотя раньше им не удавалось встречаться так часто как теперь. Слушать стариков, Алик мог бесконечно! От удовольствия он прикрыл глаза. Мужчина любил море. С ним связана вся его жизнь!
Море! Какое оно? Да бывает разным! Красочно весёлым и тёплым с причудливыми гребнями волн, как беспечное детство. Порою — спокойным и нежным, как материнские объятия. Иногда — пугающе грозным и непредсказуемым, сметающим всё на своём пути... Всё это море! Им можно любоваться каждый миг поражаясь разнообразием красок и полутонов.
Вот какой дурак мог назвать Чёрное море Чёрным? Не иначе — дальтоник!
Море бывает тёмно-синим, небесно-голубым, салатовым и тёмно-зелёным, изумрудным, малахитовым, кобальтовым, цвета индиго! Бывает серым...
В разные времена, разные народы нарекали его любимое море по- разному.
Из самых древних иранских текстов явствует, что море называлось "Ахшайна", что означает "темное, непрозрачное, черное". А потом это имя забылось на несколько сот лет.
Как ни парадоксально, но Черное море одно время называлось "Белым" морем — Русским? Так именовалось оно несколько сотен лет. На некоторых итальянских картах(портоланах) это название сохранялось вплоть до XV-XVI веков.
Марко Поло в XIII веке назвал его Великим. Звали его и Стамбульским, и Грузинским, и Греческим, и Киммерийским, и Скифским, и Славянским. И даже Армянским! В конце концов, по чьей-то милости море получило свое нынешнее название — Черное...
— Пошли покурим, - из радужного состояния Алика вывел голос дяди
Васи.
— Оно Вам надо? Придурки, здоровье своё гробите! - прогремел батя.
— Ты- то сам, давно бросил?
— Как хотите, а я пошёл спать! Что-то у меня желудок разболелся,- отец
тяжело поднялся из-за стола и зигзагами направился в спальню.
— Пить надо меньше, - прокомментировала мать Алика, с укоризною глядя на
мужчин.
— Вас поняли, мадам! Не нервничайте! Это же последний праздник — Старый
Новый Год! Обещаем, до крещения - ни-ни! - дядя Вася расплылся в
улыбке и продолжил обращаясь к женщине:
— Верочка, меня наверное сыновья заждались, я сейчас тоже домой
порулю.
— Ага! Посрулю! Ты на улицу выглядывал? Всё замело, не пройдёшь-не
проедешь! Кури и спать! Морской волк! - Вера Ивановна махнула рукой
и начала убирать со стола.
Василий с её сыном вышли на лестничную площадку едва держась на ногах. Только теперь, Алик обнаружил, что сигареты у него закончились.
— Кури мои! - предложил дядя Вася.
— Ну уж нет, спасибо! Ваши термоядерные, я лучше в магазин сгоняю.
— Мухой, я тебя жду!
Дядя Вася присел на ступеньку и закурил.
— Хорошо капитан!
Алик начал спускаться по лестнице. Удивительное дело, но ноги не охотно исполняли приказ его мозга!
На улице было холодно, но на удивление красиво! Снег падал хлопьями и мужчине на секунду показалось, что он реально попал в сказку.
В круглосуточном магазине нечаянно встретил своего кума заигрывающего с
молоденькой продавщицей, которую тот уже успел порядком достать!
Она подняла на Алика огромные карие глаза.
— Я вас слушаю!
— Девушка, две пачки сигарет, два Новогодних подарка и плитку
шоколада "Корона".
— Извините, Вы не могли бы забрать с собой своего приятеля, его
очень много!- она умоляюще обратилась к нему.
— Это можно!
— Серёга, подарки детям передай. От крёстного, - сказал Алик куму, -
а это Вам, с Новым Годом! - плитка шоколада оказалась в руках
продавца.
— Взаимно! - искренне улыбнулась девушка.
Мужчины отправились по домам договорившись обязательно встретиться завтра.
Уже в подъезде, поднявшись на второй этаж, Алик едва не споткнулся о дядю Васю, который заснул ожидая его из магазина. Подхватив отцовского друга с трудом затащил того в квартиру, потом уложил спать на родительское ложе рядом с похрапывающем во сне отцом. Затем заглянул в кухню к матери.
— Мам, я там дядю Васю к отцу определил. Оба готовые, перегар ещё
тот!
— Ну и хорошо! Пусть спят, два капитана! Я себе в зале постелю. Ты
сынок тоже отдыхать иди!
Проснулся Алик от громкого отцовского крика и истошных материнских причитаний доносящихся из родительской спальни. Быстро одевшись зашёл в комнату.
— Готов Василий! - громко произнёс отец глядя на сына.
— А ты, типа нет? - Алик невольно улыбнулся.
— Ты не понял?! Умер он!
— Шутка не удалась!
— А кто с этим шутит? Подойди, убедись сам!
— Дела. Надо звонить родным.
Алик набрал номер сына дяди Васи. В трубке послышались длинные гудки, но отвечать никто не спешил. Через минут двадцать Алик наконец-то услышал Вовкин голос.
— Вовчик, срочно беги к нам за отцом. Он мёртвый!
— Ты считаешь что мы живые? Старый Новый Год! Все готовы, ни он
один!
— Он реально мёртвый! Его в морг отправлять надо!
— Ждите, сейчас буду...
Ещё через пару часов, сыновья дяди Васи отвезли тело своего отца домой. На санках.
С тех пор Алик, Старый Новый Год не любит, ведь он оказался последним праздником его любимого капитана.
39 А зачем?
Людмила Ермакова
Девяностые. Старая пятиэтажка. Соседки.
Одна – Матильда – утончённая, изысканная дама поздне-бальзаковского возраста – это когда до пенсии осталось совсем немного, но глаза ещё горят и нахально думается, что может быть, когда-нибудь и сбудется всё то, о чём мечтается. Работала она в издательстве. Дома бывала только по вечерам.
Вторая – глубоко пожилая дама по имени Феодора Никитична - обладательница большого тела и громкого голоса с великолепным для её лет здоровьем и цветом лица. Обладая трезвым умом и прекрасной памятью, она до мелочей помнила все дворовые истории, которые приносила ей, как сорока на хвосте, известная на всю округу сплетница Матрёна.
Жили женщины мирно, потому как было у них много общего: первое - общая стенка, внешне – надёжно разделяющая их квартиры, но абсолютно не защищающая от посторонних ушей – любой звук: стон, звон, храп, чих – всё становилось достоянием любознательной Феодоры. Иногда различимы были даже отдельные фразы.
А ещё у женщин была общая беда: больные ноги. Матильда к тому времени перенесла три операции на ногах, потом – перелом стопы, но, будучи человеком прогрессивных взглядов и оптимистом по натуре, старалась всякими доступными ей средствами поддерживать их в более или менее рабочем состоянии.
И если она старалась не зацикливаться на ставших уже привычными, болях, то Ф.Н. выбрала для жизни хорошую тактику: пользуясь созданным ею же статусом безнадёжно больного человека, она умело манипулировала соседями, навязав каждому из них определённые обязанности по собственному жизнеобеспечению.
Феодора Никитична, прозванная за крутой нрав и злой язычок Феодурой, считала своим долгом ежедневно – естественно, без приглашения, навещать Матильду. Едва заслышав за стенкой шаги, она со всей нерастраченной за день энергией нажимала на кнопку соседского звонка.
Эти визиты носили характер разведрейда: уж очень хотелось увидеть то, что скрыто за стенкой, а ещё лучше застать того, кто иногда навещает соседку и чей баритон она иногда слышала, а вот увидеть никак не удавалось; каждый раз она надеялась:
- А вдруг – сегодня? - А нет,- так Матильда обязательно угостит её чем-нибудь вкусным.
Ещё по дороге домой Матильда мечтала об ужине: из-за занятости на работе ей не всегда удавалось пообедать. Увы, - пришлось греть еду на двоих: Феодора любила поесть и всегда нахваливала соседскую стряпню, особенно мясные блюда.
Сама Никитична готовила только постную пищу, мясо не покупала принципиально.
- А зачем? - размышляла она вслух – пожилым мясо вредно!
Но почему-то, находясь за обеденным столом и с аппетитом уплетая мясное рагу, приготовленное Матильдой, она начисто забывала о собственном тезисе.
Обстановка в квартире Феодоры была скромна до аскетичности: кровать, застеленная безликим, защитного цвета, одеялом, простой рубленый шкаф; на стенах, на столе – ни картиночки, ни салфеточки.
- А зачем мне это? - недоумённо вопрошала она. - Картинки вон в телевизоре какие хошь: смотри не хочу!
Поэтому и не вызвала у неё – нет, не восхищение, но хотя бы одобрение, покупка Матильдой удивительно красивой накидки на диван. Но Феодора быстро погасила радостный огонёк в глазах Матильды от удачного приобретения.
- А зачем тебе это? Деньги некуда девать? – полыхала она. – Был бы у тебя мужик стоящий – он бы тебе расписал по нотам, как такие деньжищи на тряпки тратить! - И, под занавес, зло: - Буржуйка! - И тут же, просительно: - Ну что, Мать, пойдём, что ли, чайком побалуемся?
И Матильда покорно шла на кухню заваривать свежий чай.
- Вот зачем ты покупаешь всякую дрянь? – грозно вопрошала она – касалось ли это нового портмоне или метёлки для пыли. - Денежки нужно складывать - копеечка к копеечке!
Матильда даже робела от такого напора и никогда не называла истинную цену вещи: всегда -заниженную. Подружка негодовала:
- Да кто она такая, эта Феодура, чтобы перед ней отчитываться? Да пошли ты её...
Матильда, осознав, что сама того не желая, позволила зловредной старухе влезть с ножищами в её личное жизненное пространство, мучилась от бессонницы, пытаясь как-то разрешить сложившуюся ситуацию.
А пока всё продолжалось: Ф.Н. "напрягала" соседей по лестничной клетке просьбами о помощи. Одна снабжала её молоком и хлебом: благо, магазин был рядом; вторая – оплачивала её коммунальные платежи, ну а самую близкую соседку – Матильду – она "прессовала по полной": стоило той открыть дверь на площадку, как Никитична на автомате открывала свою. Не поздоровавшись, она сурово вопрошала:
- Ты куда? На базар? Купи мне дыньку и подсолнечное масло – только жареное! – привычно формулировала она свои требования. Уже на 1-м этаже Матильду догонял громкий голос «дражайшей» соседки:
- Ещё семечки не забудь, слы-ы-шишь?
- Слышу, слышу, Феодура! – это была самая грубая фраза, которую могла себе позволить Матильда, но и её она произносила или шёпотом, или про себя.
То, что на рынок нужно было ехать двумя автобусами, что с двойной ношей придётся подниматься на высокие ступеньки, а потом спрыгивать с них, Ф.Н. ничуть не волновало. И что удивительно: как ни надоело Матильде это, отнюдь не добровольное опекунство, она ни разу не смогла твёрдо сказать своё «Фэ!», или, по-русски, - «Нет!», а покорная, как овца, продолжала выполнять все мыслимые и немыслимые просьбы соседки.
А ещё, чуть ли не ежедневно, приходила Феодора - то сахарку взять в долг, то картошечки. Но нужно ей было не только съестное – то нитки, то плоскогубцы, то клей, то бинт, то свежие газетки. Сколько раз Матильда намекала своей «подопечной», что в ближайшем магазине можно купить многое из того, в чём та частенько испытывала необходимость, предлагала свои услуги – один раз купить, принести, чтобы только не слышать эти бесконечно-назойливые просьбы.
- А зачем? – заученно, вопросом на вопрос отвечала Феодора. – Мне много не надо. Это тебе деньги не впрок, а надо бы...
- Знаю-знаю - прерывала на полуслове дежурную фразу Матильда - "копеечка к копеечке"! Но я, Феодора Никитична, привыкла жить иначе - как можно мягче завершала она бесполезный диалог.
И правда, - зачем тратиться и покупать всякие «ненужные» вещи, когда под боком живёт добрая душа по имени Матильда? А «добрая душа» пыталась понять логику соседки. Ведь та, неоднократно выговаривая ей за расточительность, продолжала бесплатно пользоваться этими мелкими благами цивилизации:
- Опять новый веник купила! А зачем? Старый ещё сто лет прослужит! - И выдвигала "встречное" предложение: - Давай я его заберу - мой совсем стёрся. - И забирала... Не отказывалась.
- А зачем?
Дочь Феодоры Никитичны, Зоя, любила мать на расстоянии: так мамаша "достала" своих близких. Сама же Феодора звонила дочери несколько раз в неделю – от Матильды или от соседки, что приносила хлеб и молоко, - это когда Матильды не было дома. Себе телефон она так и не поставила. Мотивация была та же:
- А зачем? Я с подружками не чешу языками все вечера подряд! Мне телефон не нужен!
Это заявление не мешало ей бесплатно пользоваться чужими аппаратами и приходить к соседям, когда ей вздумается. Иногда приходилось, отвечая на звонок, выходить на площадку, чтобы пригласить Ф. Н. к телефону. Зимой – в тапочках на босу ногу, в наскоро накинутом шарфике – Матильда, постучав в дверь (звонок не работал никогда – а зачем?), вынуждена была после дежурного отклика Феодоры:
- «Бягу-бягу!», - подолгу мерзнуть у запертой двери, чтобы сообщить соседке:
- Феодора Никитична, Вас к телефону!
Потом уже у себя в квартире ей приходилось стоять, боясь впустить холод извне, и ожидая, когда «Бягущая" наденет, наконец, свой дежурный тулуп и соизволит войти. Поговорив всласть, Феодора уходила довольная, забыв поблагодарить.
Иногда она заявляла:
- Завтра Зойка придёт. - Матильда сразу же реагировала:
- Вот пусть она Вам и принесёт все, в чём Вы нуждаетесь, тем более – живёт она возле рынка.
- Ну что ты! – ответствовала Феодора. – Ей тяжело: она много работает, у неё спина болит.
- Интересно! А я - не работаю? – однажды вырвалось у Матильды. - А у меня ноги не болят и поясница не беспокоит? Мне – не тяжело? У Вас и дочь есть, и внучка взрослая, и правнук подрос – что, некому помочь?
Громче мог явилась звучать только глас вопиющего в пустыне – но с таким же эффектом. Результатом этого взрыва эмоций стала бессонная ночь с таблеткой успокоительного.
Ничего не изменилось после неожиданного бунта интеллигентной, терпимой к чужим слабостям, Матильды. Всё шло своим чередом. Однажды Никитична в целях экономии не выбросила явно перестоявшую заливную рыбу.
– А зачем? Жалко - деньги плОчены!
Но холодильник-то у неё был плохонький – из тех, первых, и найти их можно теперь разве что на какой-нибудь киностудии – разумеется, в качестве реквизита. Вот и не выдержала рыбка – начала потихоньку «отдавать концы». Тем не менее, она была съедена - и не без последствий.
Уже поздно вечером Феодора Никитична почувствовала первые признаки отравления и в панике постучала в стенку. Прибежала Матильда. Увидев соседку, с лица которой сполз привычный румянец, и узнав в чём дело, сбегала домой за марганцем для промывания желудка (своего у Феодоры не было: - а зачем?). Предложила вызвать скорую. Пострадавшая категорически отказалась:
- А зачем? Справлюсь! - Предложила позвонить дочери – ответ тот же:
- А зачем её беспокоить? Да и спят они уже.
Взяв с Феодоры слово, что в случае ухудшения она постучит в общую стенку, Матильда отправилась восвояси. Усталость взяла своё и она уснула. Телефонный звонок раздался раньше будильника.
- Тиля! – услышала она взволнованный голос Зойки, дочери беспокойной соседки – прости, что разбудила, позови мать, что-то сердце не на месте.
Матильда, как была, в ночнушке выскочила на площадку и принялась барабанить в дверь.
- Бягу-бягу – услышала она знакомый, но какой-то приглушённый голос, и продолжала стоять, ожидая звука открываемой двери, но услышала другой звук – глухой звук падающего тела. Секунды хватило, чтобы понять, что на этот раз Феодора Никитична не «добяжала».
Тягостную весть пришлось сообщить дочери в трубку, всё ещё лежавшую у аппарата, и так и не дождавшуюся абонента. Потом примчалась «скорая», но всё уже было кончено.
Похоронили Феодору на следующий день - август, жара. Денежки лежали в давно пережившем свой век холодильнике - копеечка к копеечке. Но старый трудяга-холодильник уже ничем не мог помочь: на следующий день грянул дефолт...
А Матильда ещё долгое время жила с ощущением вины за тот единственный «выговор» в адрес Феодоры, когда она, всегда тактичная, выдержанная женщина, всё-таки не сдержалась и выплеснула всё наболевшее…
Подруга, не желающая понять эти её "интеллигентские" страдания, сокрушаясь, всё выговаривала Тиле:
- Сколько ж лет ты терпела эту самодурку! А зачем?
40 И по делам твоим
Андрей Авдей
Ивана Сергеевича разбудило громкое чириканье и возня на подоконнике. Открыв глаза, он посмотрел на возмутителей спокойствия и улыбнулся – несколько взъерошенных воробьев что-то увлеченно обсуждали, собравшись вокруг засохшего куска хлеба.
«Разделите по - братски», - усмехнувшись, подумал старик.
Словно услышав его, пернатая компания разбила клювиками корку и, разобрав, разлетелась в разные стороны.
Иван Сергеевич вновь улыбнулся и, тихо застонав, присел на кровати. Очень хотелось в конце своего пути сделать несколько шагов до двери, а затем выйти на улицу и в последний раз полной грудью вдохнуть напоенный запахами молодой листвы воздух, но это было невозможно. С возрастом старые раны все больше и больше заявляли о себе, постепенно лишив возможности ходить.
Старику оставался последний день, он это знал. Откуда? До сих пор никто не смог объяснить, как появляется предчувствие неотвратимости конца. Может, завершающих свой жизненный путь заранее обмахивает прохладным покрывалом сама смерть, дав время приготовиться? Или во сне стрелки часов, ускоряясь, начинают крутиться в обратную сторону?
Как бы то ни было, он понимал – завтрашний рассвет не застанет его среди живых. На тумбочке лежала гора фруктов – вчера навещали сыновья с внуками. Четверо трех – пятилетних мальчишек, словно воробьи, устроили грандиозный разнос и в палате, и в коридоре отделения. Любуясь маленькими хулиганами, Иван Сергеевич на несколько минут вернулся в далекий сорок третий, когда он, лихой разведчик, после госпиталя получил краткосрочный отпуск. Тогда его племянники точно также носились вокруг бравого дяди, с восхищением глядя на нашивки за ранения, тихо позвякивавшие на груди медали и гордо сияющий орден.
- Ну что, Сергеич, готовишься, - дверь отворилась и в палату без стука вошел посетитель.
- Я готов давно, - без тени улыбки ответил старик, - а вот тебе…
- Только не надо читать мне передовицы из «Правды», - хмыкнул гость, - поговорить пришел.
- О чем? - Иван Сергеевич снова прилег.
- Да так, мне тоже недолго коптить осталось, дай, думаю, заскочу на огонек, перекинусь парой слов напоследок. Может, простишь перед смертью-то, туда надо уходить с чистой душой, - неприятный смех заполнил палату.
- Моя душа чиста, - твердо ответил старик, - а ты, Семён, жил мразью и подохнешь таким же. Страшно?
- Чего мне бояться? – хмыкнул посетитель, - за свои грехи я положенный срок отмотал, так что…
- Не за все, - перебил Иван Сергеевич, - крыса ты и палач.
- Я? – вскочил Семён, - я жить хотел, а…
- Мы тоже хотели, но не такой ценой.
- Какой ценой, - взвизгнул посетитель, - ради чего ты гнил в окопах, чтобы после войны жить в нищете и голоде, без льгот, без уважения. А толстомордые тыловики, не видевшие передовой, но увешанные медалями до пупа, перебрались в обкомовские кабинеты, откуда плевали на то, что твои дети не видели мяса и ходили босиком в штанах, сшитых из мешковины. Зато их отпрыски – в шикарном цивильном, сапожках и с разъевшимися рожами?
- На всех героев льгот не хватит, и воевал я не ради этого, а за свою семью, самое главное знаешь что – в отличие от тебя мне не стыдно детям и внукам смотреть в глаза .
- Да ладно, - ухмыльнулся Семен, - давай хоть перед смертью помиримся, ты ветеран, и я ветеран, правда, тылового фронта.
Гость расхохотался.
- Золотишко, что у тех жидов отобрал, я успел схоронить. Им оно не нужно было в яме, а мне пригодилось, после отсидки выкопал и нужным людям отнес. Мир не без добрых людей, справили документики новые, даже медальку повесили «За доблестный труд …»
- Только от страха она тебя не спасла, - усмехнулся Иван Сергеевич, - всю жизнь боялся, что придут. И меня видеть не мог.
- Твоя правда, - скривившись, согласился Семеныч, - жаль, не добил тебя тогда, разведчика хренова. Думал, подох, ан нет, выкарабкался. Надо было тоже в яму столкнуть, да поленился. Что ж ты молчал все эти годы, уж родной советский суд мне бы вышак отмерил, не раздумывая.
- Слишком легкая смерть, - старик улыбнулся, - за тех, кого ты сжег, просто пуля – не наказание. Если есть Бог, он сам рассудит, а если нет – ты и так всю жизнь в аду прожил. Это хуже расстрела, убегать от света, вздрагивать, шарахаться от встречных милиционеров. Как таракан.
- Зато в достатке, золота мне на все хватило, - хмыкнул посетитель, - ладно, герой, прощай, на том свете свидимся, если он есть, а нет – то и ладно.
Дверь закрылась.
Иван Сергеевич несколько минут задумчиво смотрел в окно, а затем уснул…
***
- Просыпайтесь, - кто-то мягко тронул его за плечо.
- Ну же, - ласковый женский голос заставил старика открыть глаза.
Над ним склонилась миловидная девушка в медицинском халате. Добрая улыбка на лице, длинная коса, свисающая до пояса и невероятно глубокие, ярко – синие глаза.
- Вы новая? Я вас раньше не видел.
- Нет, - рассмеялась медсестра, - я в другом отделении работаю, попросили подменить подругу. Вставайте, нам пора на уколы.
- Дочка, я ходить не могу, - улыбнулся старик.
- А я вас поддержу, - озорно тряхнув косой, она подхватила его под руки и усадила на кровати, - вот видите, получается, а теперь опускаем ноги на пол, обуваем тапочки и встаем.
Иван Сергеевич сделал неуверенный шаг и остановился.
Девушка, аккуратно поддерживая старика, тихо подбодрила:
- Видите, ничего страшного, ещё шажок, еще, какой вы молодец.
Открыв дверь палаты, медсестра легонько подтолкнула пациента вперед:
- А теперь сами, у вас получится.
Нерешительно переступив порог, старик замер: мимо него прошел Дед Мороз, ведя за руку девочку лет пяти. Малышка радостно смеялась и засыпала сопровождающего вопросами.
Иван Сергеевич оглянулся на свою спутницу – она улыбалась.
- Куда мне идти, красавица?
- Подождите, пожалуйста, одну минуту, вы должны это увидеть.
Предваряя вопрос, из соседней палаты раздались крики ужаса и звуки борьбы:
- Отпустите меня, вы не имеете права!
- Выходи, руки.
- Нет!
Дверь распахнулась, и два офицера НКВД вытащили яростно сопротивлявшегося… Семёна?
- Помогите!
Не обращая внимания на вопли, ему профессионально защелкнули наручники и, нагнув голову, повели по коридору.
- Откуда они здесь? – Иван Сергеевич повернулся к девушке.
Вместо ответа она показала на его кровать – там, освещенный лучами заходящего солнца, вытянувшись, лежал…
- Я понял, - вздохнул старик, - значит, для меня все?
- Да, - улыбнулась медсестра, - я ваша смерть.
- А они, - Иван Сергеевич кивнул в сторону, куда утащили его несостоявшегося убийцу.
- Тоже я, и дед Мороз я, я многолика.
Старик хотел что-то спросить, но его прервал громкий топот. Семен, вероятно, сумел вырваться из рук офицеров – тяжело дыша, как загнанное животное, он добежал до своей палаты, и, жалобно скуля, закрыл дверь.
- Пусть поживет, - без тени улыбки ответила на безмолвный вопрос девушка, - таков его приговор.
- Приговор?
- Вы, люди, думаете, что смерть – это конец. И ошибаетесь, смерть - это начало. Достойных я забираю тихо и спокойно, с улыбкой: добрым дедушкой Морозом, медсестрой или давно ушедшими родителями, лучшим другом или боевыми товарищами. Преступников и подонков - уведу их страхами и совестью: жертвой, обманутым либо в своем классическом виде, с косой. Но не сразу, им нельзя умирать быстро. А такие, как Семен, переживут ужас моего прихода дважды. Вначале, пока не наступит назначенный срок, он будет вырываться, убегать и прятаться в своем жалком теле, трясясь от страха. А два офицера снова и снова будут приходить за ним, застегивать наручники и вести на расстрел. Всю жизнь он боялся разоблачения, ожидая, что за ним придут сотрудники НКВД. Время шло, уже давно нет той структуры, но он все равно боялся именно их. Пробил назначенный час, и они пришли. Каждый получает смерть по делам своим.
- Его все же расстреляют? – не веря своим ушам, спросил старик.
- Да, - кивнула девушка, - душа тоже может умереть, пережив наказание, которое избежало тело. А сейчас.
Она мягко взяла его за руку и подвела к появившейся напротив двери:
- В добрый путь, Иван Сергеевич.
Старик улыбнулся, и смело шагнул в вырвавшийся навстречу сноп яркого света.
41 Байки рыбацкие. На Финском заливе
Владимир Репин
Дело было в 1985. Раздобыли мы путевку на базу отдыха на 37 км Приморского шоссе и отправились отдыхать. Место чудное: Финский залив, сосны, иногда - древовидный можжевельник, песок, грибы торчат повсюду (погранзону тогда еще не отменили). И конечно, рыбалка.
Домики фанерные, 3 спальных места "покоем", в виде буквы П (и вроде бы, окошко над входом). Выше голов - полка для барахла. И что еще надо отпускникам в расцвете лет с трехгодовалым сыночком?
Главное - лодки были. И погода на заливе стояла на удивление: не слишком жаркая, но почти безветренная, не считая легкого бриза, и потому море прогрелось у берега отменно.
Наш молодой человек нашел в соседнем домике друга своего возраста и осваивал с ним территорию. Он с удовольствием шлёпал босиком по песчаной отмели и ходил с нами за грибами, а утомившись, засыпал прямо на поваленном бревне, пока мы подчищали и перебирали грибочки, чтобы освободить место в корзинах и не носить на базу всякий хлам. Или усаживался у кустика и выщипывал бруснику или чернику, а мы бродили кругами рядом, собирая грибы и ягоды.
Очень скоро он выучил слово "погранцы", которым встречал проходящие по кромке берега наряды.
Из-за пограничного режима и вечной слежки в подзорную трубу с ближней вышки лодки не могли выходить далеко в залив, но каменная подводная гряда, у которой в изобилии водились окуни, была почти в километре от берега. Снасть самая простая - самодельная бортовая удочка; или пара снастей, если клев ленивый.
Недостатком местности (только для рыбаков, конечно) был песчаный берег и почти полное отсутствие в нем червей. Но если удавалось их где-нибудь накопать, размеры пойманных окуней зависели только от размеров заброшенного червяка, и на крупного червя вполне можно было вытянуть красавца-горбача в килограмм весом. Но в основном, конечно, это были "матросики" по сто-двести граммов, в самый раз для ушицы. Вы "Демьянову уху" помните? А ведь были еще и жареные грибочки с картошечкой, и компот из лесной малины...
Купаться в совершенно парной воде можно было и рядом с базой, но куда лучше было купание в бухточке левее по берегу, за огромным валуном, где глубина была побольше, и не надо было брести по колено в воде полсотни метров. База оттуда была не видна, и если бы не служивые со своей стереотрубой, загорать можно было бы как угодно.
Впрочем, некоторые любительницы ровного загара погранцов, похоже, игнорировали. Или дразнили?
Там же перед уходом можно было наковырять из песка маслят на жарёху, или поднять на кромке соснового леса полдюжины крепких боровичков для сушки.
А в один прекрасный день на берегу стали попадаться банки тресковой печени.
Плавучесть у них была нулевая, и их выносило на берег почти неделю, как кусочки янтаря.
Нам хватало окуней, а пограничники в наряде теперь ходили зигзагом, разыскивая прикорм. Не только они сами, но даже их пограничные джульбарсы уже икали печёнкой, а банки все прибивало и прибивало - вероятно, какой-нибудь проходивший вблизи сейнер перед внезапной проверкой скинул за борт "левые" консервы...
А какая там была банька по-чёрному! Врытая в склон ручья землянка с фанерной дверцей и еловым лапником под ногами, с можжевеловым духом, с прохладной водой из ручья, в который можно было даже залечь на время...
И незабываемые вечера, когда раскаленное солнце, шипя, опускается в воду залива, тянет дымком костра и чаем - тем самым, "со слоном", и смородинным листочком, и кто-то уже настраивает гитару...
Тридцать лет прошло, а отпуск тот помнится.
42 Последнее плавание Бригга
Владимир Узланер
1.
Старого Бригга списали давно. Наверное, списали и все те суда, на которых он когда-то ходил в дальние страны.
Он жил и работал на старом, позабытом богом и людьми маяке. Так ему было удобно, да и жизненно необходимо. Самое главное - море всегда было рядом, оно было повсюду. Всегда с ним рядышком было и его одиночество, каковым он тоже очень дорожил. Раз он изменил женщине, которую любил, и которая очень любила его. Море - было его второй любовью, и с ней он решил не расставаться никогда.
Бригг и сам был похож на старый корабль. Мускулистые руки – канаты, потрескавшееся загорелое лицо, покачивающаяся походка. Кое-как постриженная борода и кепка, с которой он никогда не расставался, она прикрывала его лысую крепкую голову.
Он смастерил корабельный штурвал там, где мог быть капитанский мостик, если бы маяк был кораблём. Работа была нехитрая - зажигать по ночам и в непогоду мигалку. А если случится - поймать сигнал бедствия, который каким-то образом не доходил до спасателей, и передать SOS в самые надёжные руки, зная, что те спасут терпящих кораблекрушение.
За долгие годы работы на маяке он побывал (конечно, в мыслях) и капитаном, и боцманом, и шкипером, и... даже юнгой - на всех судах, о которых знал, во всех эпохах, с чьими перипетиями он познакомился в потрёпанных книжках.
Наступила ночь перед Рождеством, он планировал провести её как всегда... Но он и не мог предположить - насколько необычна будет Эта ночь, и насколько удивительным будет его новое приключение.
Начался праздничный вечер с традиционного полстакана рома, нехитрой закуски, состоящей из крабового салата и жареной рыбы... Потом Бригг ощутил небольшой толчок, 'за бортом' негодовала стихия. От полстакана рома 'штормовая качка' в его голове никогда не поднималась выше 3-4 баллов.
Но в этот раз всё пошло не так. Сначала послышался ужасный скрежет, как будто старое, но крепкое судно взяли в тиски две огромных скалы и стали проверять его на прочность. А тряхануло с такой силой, что всё, что находилось в комнате, вместе Бриггом было откинуто к захлопнувшейся двери. Треснуло окно у штурвала и в комнату ворвался морозный ветер с шипением волн, превратившихся в настоящих монстров, почуявших очередную добычу, жалящих всех подряд.
Бригг дотянулся до 'непроливайки', как он называл плащ, предназначавшийся смотрителям маяка - тёплый и плотный. Ему удалось накинуть его на трясущееся тело и доползти до штурвала. Он не верил своим глазам: маяк, вместе с обрывком скалы... нёсся в открытое море. Сбоку на него накатывала огромная волна, готовая его поглотить. Бригг инстинктивно крутанул руль, чтобы развернуть корабль навстречу волне. К его удивлению судно повиновалось этому движению.
Он не помнил сколько боролся с бурей, не знал - где находится. Но буря постепенно утихла. 'Вот теперь самое время и проснуться', - подумал с усмешкой 'Капитан Бригг!', как себя он мысленно называл. Но чудеса только начинались! Вдалеке он увидел огни и направил туда свой ‘корабль’.
...
Как ни старался Бригг - маяк врезался в берег с такой же силой, с какой от него оторвался. Очнувшись от удара, Бригг поднял голову. Всё было тихо. Только откуда-то издалека до него доносились звуки фокстрота.
Он спустился на песчаный берег. Неподалёку виднелся кабак, который, очевидно, и был источником суеты и веселья. Бригг отворил дверь и ввалился в салон. По замызганному полу скользили слипшиеся пары, за одним из столиков одиноко сидела пожилая дама, ни на кого не обращая внимания, она уставилась в точку взглядом, тонущим где-то далеко в море. Бригга охватило непонятное тёплое чувство к этой женщине. Он подошёл к ней. Они долго смотрели друг на друга, будто силясь что-то вспомнить.
Женщина была немолода и похожа на несбывшиеся надежды: потухший взгляд, нездоровый цвет лица, не первой свежести платье. Хотя общие черты лица выдавали когда-то симпатичное и озорное лицо.
Наконец, Бригг сказал:
- Мадам, можно мне в ознаменование нашего знакомства угостить Вас? Что Вы пьёте?
Тут же подбежал официант:
- Салли пьёт бурбон.
Бриггу он принёс его любимый ром.
- Так Вас зовут Салли? - сказал он, усаживаясь рядом с женщиной. - Я – Брайан Бригг.
Его собеседница при этом имени как-то вздрогнула и с бесконечным удивлением уставилась на него. После этого, какие бы попытки Бригг не предпринимал – все его старания разбивались об этот удивлённый, пронизывающий его насквозь, взгляд.
- Может, потанцуем?
- А мы... не рассыпемся? Ведь прошло столько лет!
Это были первые слова, произнесённые Салли. Голос был скрипучим и осипшим, очевидно, от длительного употребления виски.
Бригг делано засмеялся:
- Ну, я ещё крепкий. Рано меня списывать на берег.
Салли внимательно на него посмотрела и протянула руку. Они с трудом поднялись и доковыляли до центра площадки, где уже не осталось никого из танцующих. Послышались сальные ободряющие возгласы и... аплодисменты.
Когда они вплыли в бодрящий поток фокстрота, в его освежающий ритм – Бригг почувствовал, что движения его партнёрши стали более плавными, да и старый окаменелый артрит стал постепенно его отпускать...
Бригг вспоминал давно забытые па фокстрота и искусно вовлекал женщину во всё ускоряющийся ритм. Он почувствовал как Салли вздрогнула, как будто сквозь них прошла какая-то волна. Рука, которую держал Брайан перестала быть шершавой, как наждачная бумага, лицо стало наполняться румянцем, глубокие впадины морщин постепенно исчезали. Ресницы удлинились, зубы побелели, волосы постепенно приобретали цвет и блеск.
- Ну что, мой юный друг? Теперь-то ты меня узнал?
Брайан вдруг понял, что давно знает эту женщину... ту, самую, что он оставил тогда... на берегу и к которой никогда уже потом не вернулся.
Он резко остановился и обернулся в единственное зеркало, на него смотрел давно забытый им Брайан Бригг, каким он был лет 50 тому назад.
Весь кабачок превратился в декорации – и скалящий зубы официант, и пьяные посетители, и музыканты. А музыка теперь доносилась с видавшего вида патефона, но и она превратилась в шипение и смолкла
С улицы послышался грубый громкий крик:
- Где его черти носят?!
- Бригг, мы через час отходим! Опять захотел под арест?
- Ну что, мой юный герой? Наше время истекло? - Салли смотрела на него испытующе, глаза горели одновременно и любовью, и презрением.
- Нет, - прошептал Райан. - У меня есть вещи поинтереснее.
- Вещи? А может... жизнь?
Они схватились за руки и рванули в темноту, до того в как этот декорированный кабак не ворвались тёмные силы из прошлого.
2. (альтернативная концовка)
Они скрылись в чаще. Бригг инстинктивно тянул Салли к разбитому маяку, который он оставил совсем недавно.
- Вон они! Держи их! – послышались радостные окрики.
Они вскарабкались по высокой скале до маяка, а потом – на самую его вершину.
Как хорошо быть молодым! Даже дыхание не перехватило и не было никакой усталости.
- Ага! Попались! - один из преследующих показывал на него сквозь разбитое окно.
- Я не хочу тебя опять потерять! - взмолилась Салли.
Брайан очистил окно от осколков и они вступили на карниз. Внизу плескалось море и виднелись острые камни.
- Делай как я! - выкрикнул он, и набрав в лёгкие побольше воздуха и раскрыв руки как крылья, прыгнул вниз.
Салли автоматически кинулась за ним. Мелькание скал перешло в туман, а затем в мелькание волн и... всё успокоилось. Они летели низко над морем и оно отражало двух прекрасных белокрылых чаек.
Первым опомнилась Салли:
- Ну что, надо подкрепиться перед дальней дорогой?
- И я знаю где! - выкрикнул Бригг. - За мной!
Они подлетели к кабачку из которого совсем недавно так поспешно бежали. Подкрепившись хлебными крошками они собрались было лететь, но тут увидели направленный на них удивлённый, но уже мертвенный взгляд одинокой женщины, которая совсем недавно была Салли Хопкинс.
Зрелище было жуткое, Салли не могла оторвать взгляда от застывшей в неподвижности женщины.
- За мной! – выкрикнул Бригг, и звук был таким отчаянным, какие Брайан не раз слышал, от кружащих вокруг маяка чаек.
Они сделали круг над островом. Маяка нигде не было видно, как будто последний корабль Бригга потерпел кораблекрушение и ушёл на дно вместе со своим хозяином.
...
Они долго летели в открытое море.
- Куда мы летим? – спросила Салли
- Мне нужно кое-что проверить! – отвечал Брайан.
К концу дня они долетели до старого маяка. Они влетели в разбитое окно. За столом сидел старый Бригг уткнувшись лицом в стол.
Они долго смотрели на него.
- Не жалей их, - наконец промолвила Салли. – Они были несчастными и одинокими.
Она уже осматривала заброшенное помещение:
- Надеюсь, теперь-то мы совьём себе гнёздышко!
Вокруг маяка кружили многочисленные чайки и о чём-то кричали. Но их язык был им непонятен.
43 ДОМ
Светлана Джус
Этот Дом Она получила в наследство с той самой минуты, как шнур пуповины был перерезан. Впрочем, не Она одна – каждый покидающий чрево матери, обязательно получал новенький, сверкающий окнами Дом в несколько этажей с красивым парадным входом, массивная дверь которого была всегда распахнута. От входа вглубь Дома тянулся длинный-длинный коридор, заканчивающийся где-то вдалеке маленьким светлым пятном выхода.
Дверей в Доме было такое бесчисленное множество, что казалось, будто стены коридоров на всех этажах отсутствуют вообще, а там, где дверей не было, в открытых проемах виднелась лестница. В основном, везде была лестница, которая вела вверх, но была и та - ступеньки которой спускались вниз.
За каждой дверью находилась комната, причем все комнаты были абсолютно разные как по размеру, так и по внутреннему убранству. Здесь были и просторные залы, и уютные будуары, и детские со множеством игрушек, и нарядные гостиные, где можно было помузицировать, и кабинеты с великолепной библиотекой, и игровые с бильярдными и карточными столами, и просто спальные комнаты. Были такие, которые напоминали маленький гостиничный номер – их было очень много, и даже строгие монашеские кельи с щелью-окном под самым потолком тоже можно было найти в этом огромном Доме.
Все комнаты были достаточно светлые, и только те, к которым нужно было спускаться вниз по лестнице, были погружены в темноту. И если во всех коридорах изящные хрустальные люстры роняли на ковровую дорожку яркий свет – здесь внизу каменный тоннель был погружен в темный полумрак.
Её Дом, как впрочем, и всех других новорожденных, благоухающий запахами исключительной новизны и чистоты, был совершенно пуст до того момента, как Она впервые открыла глаза и начала различать мутные контуры людей.
Первой через парадную вкатилась пухленькая масса в белом халате и устроилась в маленькой комнатке гостиничного типа, но пробыв там недолго, укатилась по коридору к светлому пятну выхода. Следом за ней вошла та, которая вкусно пахла молоком, и голос которой Она узнала сразу потому, что часто его слышала, находясь внутри её чрева. Та, которую потом Она будет называть мамой. Мама, дойдя по коридору до лестницы, поднялась наверх и обосновалась в самом красивом золотисто-белом будуаре, где и осталась почти навсегда. Почти – это до того момента, как она умерла, а когда мама умерла, Она собрала Память о ней и отнесла вниз в одну из тех темных комнат, которые находились в сером каменном тоннеле. Потом тоже - все Памяти будут приноситься только сюда и обязательно закрываться на ключ.
По мере того, как Она взрослела, Дом постепенно заполнялся самыми разными людьми, попавшими сюда по тем или иным причинам. Войти можно было только через парадный вход, тогда как выйти - только через дверь в конце коридора на первом этаже и, это правило соблюдалось неукоснительно. Этот коридор вообще был всегда полон и днем напоминал станции метро в час пик. Здесь можно было встретить кого угодно: одни, постоянно озираясь, медленно пробирались к выходу; другие шли степенной походкой; а некоторые, толкаясь, проносились бегом, словно боялись, что их могут задержать. К ночи толпа заметно редела, а иногда пропадала совсем, но на следующий день всё опять начиналось сначала.
На этажах тоже было достаточно народа и комнаты никогда не пустовали. Кто-то заселялся и оставался надолго; кто-то, пробыв всего некоторое время, шумно уходил или незаметно исчезал; кто-то заглядывал всего на один день или просто ночевал в одной из спален. Много было таких, кто просто из любопытства бродил по коридорам, заглядывая в комнаты, словно выискивая что-то и, не найдя это что-то, разочарованно или с облегчением спешили к выходу.
Бродить по Дому и везде всё разглядывать, разрешалось всем и всегда. Другое дело, что попадались закрытые комнаты, доступ к которым был невозможен, пока Она не изъявляла желание открыть двери. Но это делалось крайне редко, и в основном для тех, кто оставался в доме надолго, и кому Она полностью доверяла, но таких было мало. Даже самые близкие ей люди часто не догадывались, что хранится у неё под замком, а особенно в тех комнатах, которые располагались в темном коридоре, внизу. Да, Она и сама старалась меньше заходить сюда вглубь каменного тоннеля, где мрак полностью поглощал узкое пространство, отчего становилось неприятно и жутко до коликов. Туда Она приносила самое сокровенное, самое тайное и порой такое же неприятное и жуткое, которое было похоже на мрак.
Со временем Дом менялся, и чем старше становилась Она, тем отчетливее проступали на нем следы ветшалости. Он уже не был таким сверкающе-чистым, таким распахнуто-приветливым. Парадная дверь была почти закрыта, но ещё оставался узкий проход, куда при желании можно было проникнуть. Днем в коридорах значительно уменьшилось количество людей, а с вечера и до раннего утра они вообще стали редким исключением. Хрустальные люстры, покрытые слоем пыли и паутиной, бросали на протертую ковровую дорожку тусклое подобие света, ярким оставалось только пятно, где был, всегда широко открытый выход в конце коридора первого этажа.
Комнаты, в которых раньше постоянно находились жильцы, постепенно пустели, а их внутренне убранство скорее стало напоминать лавку старьевщика. Она уже не собирала Память о тех, кто здесь жил, чтобы отнести и спрятать в нижние комнаты темного тоннеля. Наоборот, теперь Она безбоязненно спускалась туда, чтобы вынести наверх всё сокровенное и тайное,даже похожее на мрак, которое собирала долгие годы и бережно хранила там. Она размещала всё это в комнатах верхнего этажа, где теперь никого не было, и подолгу рассматривая, пыталась во всем разобраться и понять.
Дом затих как-то сразу. С натужным скрипом закрылась парадная дверь, и как не пытались её открыть двое в белых халатах – ничего не получилось. Тогда, чтобы проникнуть во внутрь, они бросились искать другую дверь, которая была выходом, но её вообще нигде не было. Всё что оставалось, двоим в белых халатах, это развернуться и уйти - они всё равно не смогли бы увидеть, что когда в последнем окне погасло желтое пятнышко, Дом вдруг весь засиял, словно был соткан из миллионов серебристых звездочек, а затем, взорвавшись праздничным салютом, медленно исчез в бездонном небе.
А где-то там, в глубине этого неба серебристые звездочки опять соединятся в новенький сверкающий окнами Дом в несколько этажей с красивым парадным входом, массивная дверь которого будет всегда распахнута. И этот Дом, благоухающий запахами исключительной новизны и чистоты, станет подарком новорожденному, ведь Душа всегда возвращается на землю к новому владельцу.
44 О пишем, А в уме
Ольга Романеева
Прихрамывая, Альбина зашла в дом и кинула сумочку в угол. Нагнулась, чтобы снять тесные босоножки, и тут же ощутила толчок в спину – сын Костик пробежал мимо неё в свою комнату.
– И куда это мы спешим? – с трудом удержав равновесие, она мрачно уставилась на отпрыска.
Костик притормозил на пороге, настороженно глянул на хмурую мать, словно оценивая её настроение и свои шансы, и, торопливо выговаривая слова, объяснил:
– Да я к Коляну забегу, он с машиной просил помочь. Я ненадолго, там делов на пару минут, у него просто задняя фара чудит. Быстренько посмотрю и домой.
– Никаких Колянов! – твёрдо заявила Альбина, рассматривая натёртые пальцы ног. – Выпускные на носу, а они носятся с этой машиной, как оголтелые. Я не пойму, для кого мы с отцом стараемся, такие деньги на репетиторов тратим? А Наталья Валерьевна, между прочим, многим помогла поступить. Что она сейчас сказала? Что тебе надо сидеть и корпеть над учебниками, если хочешь поступить в универ. Кому это надо, нам или тебе?
– Не мне, это точно, – тоскливо пробормотал Костик, поддевая ногтём кусочек отставших от стены обоев. Он уже понял, что мать явно не в духе. – Я бы лучше в каблуху пошёл.
– В каблуху бы он пошёл! – заметив выглянувшую из своей комнаты свекровь, Валентину Матвеевну, Альбина адресовала свои слова уже ей. – Вы только посмотрите на него! Мы стараемся, из кожи вон лезем, чтобы он мог получить высшее образование и достойную профессию, а он в каблуху хочет!
– Так, может, это мечта всей моей жизни! Может, мне нравится машины ремонтировать! – с вызовом прокричал Костик.
– Ничего ты в жизни не понимаешь, о будущем не думаешь. Это сейчас нормально, пока молодой, а вот будет тебе лет сорок-пятьдесят, вот тогда и оценишь нашу с отцом заботу, увидишь, что мы были правы. Твой Колька так и будет до старости под чужими машинами ползать да грязные железки перебирать. От запаха бензина не отмоется, так и будет ходить, вонять на всю округу.
– Да ну вас всех! – обиженно выкрикнул Костя и скрылся в своей комнате.
– А, может, пусть ковыряется в своих железках, коль ему так хочется? – тихо предложила Валентина Матвеевна, но слова прозвучали для Альбины, словно звучная пощёчина – хлёсткая и обидная.
– Как это? Что вы такое говорите? – выпучив глаза, смотрела она на свекровь. – А если он опять передумает? В пятом классе он всех «обрадовал» своим желанием стать ветеринаром, в седьмом уверенно заявил, что хочет быть слесарем, а сейчас вот автомехаником надумал. Выбор профессии – это серьезно, на всю жизнь. Нельзя относиться к этому так бездумно. Надо всё хорошенько взвесить и решить, где ему будет лучше.
– Да делайте, как хотите! Я просто так сказала. – Валентина Матвеевна устало взмахнула рукой и, грузно переваливаясь с ноги на ногу, побрела в кухню.
Альбина с триумфом бросила вдогонку, словно поставив жирную точку в разговоре:
– Вы своего сына даже в лагерь летом не отпускали и в институт его сами пристроили, вы же рассказывали! И Максим рад, что послушался вас тогда. Вот и мои дети поймут, когда вырастут, что я для них стараюсь!
Не ожидая ответа, она прошла в детскую. Тринадцатилетний Денис лежал на диване и сосредоточенно смотрел в учебник, первоклассник Лёва склонился над раскрытой тетрадью и аккуратно выводил в ней буквы. Увидев, что все заняты делом, Альбина прошла в ванную. Намыливая руки, заметила, что вода в ванне плохо уходит, и насупила брови. Заслышав же голос мужа, сделала глубокий вздох и схватила висящее на стене полотенце.
– Мам, сама посуди, мне что, в драку с ним лезть? Ну, задел он её случайно, с кем не бывает! К тому же он сразу принёс свои извинения и всё объяснил. А она прямо в магазине концерт устроила!
Альбина выскочила в коридор с перекошенным лицом.
– Не случайно он меня задел! Ясно? Не случайно! Я что, дура? Не могу отличить, когда случайно задевают или когда специально хватают за задницу? А извинился, потому что тебя увидел. Он же не знает, что это ты с виду такой грозный, а на деле даже не можешь жену защитить, когда её мужик какой-то лапает.
– И что я должен был сделать? – округлил глаза Максим и, ища поддержку, бросил растерянный взгляд на мать, но та, качая головой, зашла в свою комнату. – Морду ему набить? Мужик принёс свои извинения, сказал, что случайно. Думаю, этого достаточно.
Просвистевший затейливой птичьей трелью дверной звонок не дал Альбине ответить мужу, она угрюмо прошла мимо него к окну, на ходу поправляя растрепанные рыжие волосы. За обвитым диким виноградом забором застыла в ожидании учительница физики, жившая через два дома от них. Размышляя, кто из детей успел набедокурить на этот раз, Альбина поспешила на улицу.
– Здравствуйте, я к вам на минутку, муж ждёт в машине, – Маргарита Сергеевна, отказавшись войти в дом, сразу перешла к делу. – Денис вам уже рассказал, что произошло?
Альбина недоуменно покосилась на мужа, но тот смотрел на учительницу, явно не понимая, о чём речь.
– Вижу, что нет, – сделала вывод Маргарита Сергеевна. – Ваш сын сегодня после уроков устроил разборку с одноклассником на школьном дворе. Про причину драки они молчат, – учительница быстро вываливала на родителей подробности, а они стояли с глупыми лицами и внимательно слушали, хотя половина слов пролетала мимо ушей. – У Егора разбит нос, но дело могло быть намного хуже – мальчик мог неудачно упасть и разбить голову. Его отец этого так просто не оставит. Хотелось бы узнать, что вы думаете обо всём этом, ведь надо что-то делать, как-то решать вопрос.
Маргарита Сергеевна резко замолчала и явно ждала ответа, но Альбина не знала, как реагировать и стояла, переминаясь с ноги на ногу, как когда-то в детстве у доски.
– На занятиях он постоянно спорит с учителем, пререкается, – продолжила Маргарита Сергеевна, – перебивает и мешает вести урок. Я ему постоянно говорю, что дома он обязан подчиняться родителям, а в школе учителю, но он меня не слушает.
Автомобильный гудок вынудил Маргариту Сергеевну завершить монолог. Ещё раз повторив, что они обязаны принять меры, она сообщила обескураженным родителям, что ждёт их завтра с утра у себя в кабинете и, торопливо кивнув, поспешила к машине.
Вернувшись в дом, Альбина сразу увидела Дениса. Тот стоял, подпирая стену и мрачно разглядывая потолок.
– Опять драка? – потребовала она объяснений, но тот лишь вздохнул и даже не посмотрел на мать.
– Да из-за девчонки они, – из комнаты выглянул Лёва, обрадованный, что можно устроить незапланированный перерыв. – Горюнов у неё ручку отнял, а она сразу в слёзы, как маленькая. Да и не дрались они, так, пару раз друг другу вдарили. Разве это драка! – разочарованно сообщил мальчишка и захлопнул за собой дверь.
Схватив за руку пунцового Дениса, желающего отомстить за предательство брату, Альбина в ярости прокричала сыну:
– Неужели ты не понимаешь, что так делать нельзя! Ты не должен устраивать драки! Если что-то произошло – подойди к учителю и расскажи. Не хочешь говорить учителю – расскажи нам. Неужели ты думаешь, что мы тебе не поможем.
– Как вы мне поможете? – психанул Денис.
– Нельзя решать споры, устраивая мордобой, – уверенно заявил молчавший всё это время Максим,– это неправильно.
– Да какой мордобой? Не было ничего такого!
– Уроки сделал? – переменила тему Альбина.
–О! – тут же простонал Денис, – да не задали нам ничего!
– Как это не задали? Тогда устные учи, историю или географию, – насел на отпрыска Максим.
Альбина покачала головой. Все её мысли уже занимали замоченные ещё с вечера грузди. Оставив мужа разбираться с сыном, она поспешила в ванную и быстро переложила грибы в другой таз. Грязную воду выплеснула прямо в ванну. Почти сразу поняла, что поспешила – вода постепенно замерла, даже не думая уходить в сливное отверстие. Чертыхнувшись, Альбина громко, на весь дом позвала мужа:
– Макс! Я ведь тебя просила прочистить трубы!
– Я тебе что, сантехник? – Максим мелькнул в дверном проёме. – Я не умею, надо найти сантехника.
– Ну, так найди! – Альбина выскочила из ванной и наткнулась на детей. – Уроки уже сделали? – Лёва и Костя тут же сбежали, Денис замешкался.
Вбежав в кухню, Альбина потребовала от мужа устранить проблему, но тот пытался увильнуть.
– Да могла бы и сама позвонить, это же не трудно.
– Вот именно, что не трудно! – накинулась на него Альбина, – и я не понимаю, почему ты до сих пор не позвонил, почему всё должна делать я сама!
Ссора обещала перерасти в нечто большее, но неожиданно вмешалась свекровь:
– Да ладно вам ругаться, – примирительно и ласково заговорила она, заглянув в кухню. – Альбиночка, ты позвони, пожалуйста, сама, а Максим пока делом займётся и укоротит мне клюку. А то я купила, а она неудобная. Я уже всё измерила, много не надо отрезать, шесть сантиметров всего.
Тихий монотонный голос подействовал на всех отрезвляюще, и уже через минуту Альбина спокойно сидела за столом и искала в записной книжке номер сантехника, а Максим бегал по дому и вспоминал, куда положил ручку. Наконец, раздобыв у детей листок бумаги, он присел рядом с женой и погрузился в замеры и странные подсчёты. Альбина вскоре бросила листать блокнот и не сводила заинтересованного взгляда с мужа, который уже снял резиновую насадку и делал пометки на черенке, отмеряя расстояние при помощи линейки.
– И на сколько сантиметров ты собрался обрезать? – не выдержала Альбина.
– На восемь.
Вглядываясь в лицо мужа, она помолчала минуту, пытаясь понять, не шутит ли он. Затем недоумённо спросила:
– Почему на восемь? Тебя же мама просила на шесть укоротить.
– Так как раз на шесть и получится.
Альбина наморщила лоб, брови её поползли вверх:
– Это как?
– На восемь укорочу, а потом ещё ведь прибавится два сантиметра, когда я насадку надену. Я всё измерил, она как раз два сантиметра даёт.
– Мама уже всё измерила, – медленно выговаривала слова Альбина, – и попросила укоротить на шесть сантиметров, понимаешь, она просила отрезать шесть сантиметров, а не восемь.
– Так я на шесть и укорочу! – злился Максим на непонятливую жену.
– Ты отрежешь восемь сантиметров, и клюка станет короче на шесть?
– Так ведь насадка ещё будет! Говорю же тебе, я всё измерил. Клюка восемьдесят сантиметров, я восемь отрежу, будет семьдесят два, плюс насадку надену, всего семьдесят четыре. Клюка будет короче на шесть сантиметров, чего тут непонятного?
Альбина вскочила со стула, швырнув блокнот:
– Мама просила отрезать шесть, поэтому ничего не замеряй, а просто тупо отрежь от этого черенка шесть сантиметров.
– А потом…
– А потом, если мама скажет, пойдёшь и отрежешь ещё, сколько она скажет. Отрезать ты всегда сможешь, а вот надставить – уже нет.
Максим хотел возразить, но ему помешали вопли Дениса. Альбина, бросив мужа, рванула на крик. Денис копошился под ванной, на кафельном полу была огромная лужа, валялся вантуз.
– Ты что наделал? – выхватив из рук сына тряпку, она стала собирать воду в ведро, но внезапно хлынул новый поток. Отодвинув мальчишку в сторону, Альбина подставила под трубу тазик и поняла, что он будет полон уже через несколько секунд. – Давай ещё таз!
Они в растерянности метались по ванной, пока в дверях неожиданно не появился Лёва:
– А дырку заткнуть пробкой не судьба? – удивлённо спросил он, наблюдая за жалкими потугами справиться с потопом.
Альбина схватила резиновую пробку, висевшую на цепочке прямо перед её лицом и, заткнув дырку, облегчённо вздохнула. Рядом в мокрых носках топтался Денис.
– Ты зачем полез, куда тебя не просили? – раздражённо поинтересовалась Альбина.
– Так я помочь хотел, – обиженно надул щёки Денис.
– Шагай отсюда, помощничек, – выгнала его Альбина и продолжила уборку. За спиной послышался смешок Костика, но почти сразу умолк, раздались тяжкие вздохи, звук затрещины и возмущённый вопль Дениса:
– За что?
– Давайте, бегите, не мешайте матери, раз уж помочь не в силах, – бросила Валентина Матвеевна внукам в спину. – Ну и дети пошли! Вот нами родители особо не занимались, заняты были в поле с утра до вечера, а мы всё сами делали. И ничего, справлялись! Придут, бывало, вечером, а у нас уроки уже выучены, дом убран, огород прополот. Сейчас же столько сил тратишь и времени, а толку от них никакого, легче всё самой сделать, чем им доверить. Ведь любая мать больше всего на свете хочет, чтобы её ребёнок вырос достойным человеком.
– И не говорите, мама! Я вот бьюсь с детьми, всё стараюсь им помочь – и уроки вместе делаем, и к репетиторам возим – а отдачи никакой. – Альбина, вытерев уголком блузки неожиданно выступившие слезы, откинула со лба мокрые волосы. – Приходится самой всё делать – иначе никак. Видите же, что происходит – никакой самостоятельности у них нет, привыкли, что мама всё сделает, а сами ничего не могут.
– Я и говорю, беспомощные мужики нынче пошли, ничего не умеют.
Тяжко вздохнув, Валентина Матвеевна покачала головой и, опираясь на клюку, побрела к себе в комнату.
Альбина же, закончив устранять последствия потопа, поспешила в детскую. Денис удобно устроился на диване и тоскливо читал книгу, Лёва увлечённо рисовал разноцветные машинки.
– Что с уроками?
– Немного осталось, – вздохнув, младший отодвинул альбом в сторону и раскрыл тетрадь. Старший сделал вид, что поглощён учебником химии.
Альбина села рядом с Лёвой за стол и сразу же из открытого окна услышала голос мужа. Чуть привстав, она увидела за забором соседа, что жил напротив. Взгляд упал на понуро свисающие рыжие усы, и губы сами собой растянулись в улыбке – уж больно похож был тот на таракана из детской книжки, что вечерами читала она детям, когда они были маленькими.
– Да тормознул я немного, – вроде как оправдывался Максим, крутя в разные стороны клюку. – Но теперь уже понял, что надо шесть отрезать. Спасибо, что разъяснил.
Альбина насмешливо разглядывала мужа, озабоченно чесавшего затылок, и чувствовала, что настроение улучшается прямо на глазах. Внезапно за калиткой, куда зашёл сосед, что-то загромыхало, сразу же последовал возмущённый женский крик и по всей улице поплыл протяжный голос:
– Да что же это такое творится! Ах ты, сиська тараканья! А ну, сделай всё, как было.
Альбина вздохнула и захлопнула окно.
– Всё, готово! – радостно сообщил Лёва и придвинул к матери тетрадь. Альбина склонилась над столом, внимательно водя по строчкам пальцем и беззвучно шевеля губами. Неожиданно она замерла и огорчённо выкрикнула:
– Ну, надо же! Котер! Посмотри, что ты написал!
Лёва испуганно уткнулся в тетрадь, желая понять, что натворил.
– Виной твоя невнимательность! – выговаривала ему мать. – К тому же написал сразу в чистовик, а нужно было вначале в черновик, я бы проверила, а затем переписал бы начисто. Была бы пятёрка, а теперь из-за одной глупой ошибки выйдет четвёрка.
– Мам, да здесь всё легко исправить, – с облегчением заявил Лёва. – Надо просто пририсовать палочку и будет «катер». Я всё исправлю!
– Подожди! – Альбина выхватила из рук сына ручку. – Ты только хуже сделаешь. Лучше я сама исправлю, чтобы незаметно было.
– Мама, я сам! – Лёва, всхлипывая, схватил мать за плечо, но та только отмахнулась и уверенной рукой вывела аккуратную палочку с маленькой закорючкой снизу.
45 ЧСВН
Михаил Шуваев
Член семьи врага народа
Москва, Комсомольский проспект, погожее солнечное воскресное утро 26 мая 1991 года. Почти пустой троллейбус подкатил к столбику с белой табличкой «Т» и с глухим стуком раздвинул двери-гармошки. Единственный человек, стоявший на остановке, пожилой интеллигентный мужчина в костюме, шляпе, с портфелем и зонтиком-тростью, подошел вплотную к распахнутому входу в заднюю часть салона и, по-гусиному вытягивая шею, громко вопросил:
- Не подскажете, до Дворца молодежи я доеду?
Всех пассажиров в троллейбусе и было-то: молодой парень с книгой, два потрепанных жизнью, слегка похмельных, но прилично одетых мужичка на площадке у заднего окна, я, да пара бабулек с цветами на продажу впереди.
- Доедете, - на секунду оторвался от книги молодой человек, видимо студент или аспирант, и снова уткнулся в свой учебник.
- Ага, спасибо большое!
Мужчина с портфелем поднялся в салон и полез в карман в поисках мелочи. Водитель закрыл двери и нещадным рывком тронул свою машину, которая была немногим моложе пассажирок с цветами. Неудобно обняв одной рукой вертикальный поручень, вошедший достал кошелек и стал копошиться в нем в поисках медяков. Ему сильно мешали портфель и зонтик, а шляпа постоянно норовила соскочить с головы. Он смешно вращался вокруг поручня и близоруко щурился.
Двое «баклажанов» у заднего окна скептически оглядели новенького и продолжили прерванный остановкой разговор:
- Так вот я и говорю, на рынке капустка квашеная знаешь сколько теперь стоит? То-то!
- И не говори. Соленых огурчиков, и то подумаешь, прежде чем купить…
- Да-а-а…Бардак! Перестройка, называется.
Мужички помолчали и посмотрели на интеллигента, которого из-за качки и рывков троллейбуса особо стремительно провернуло вокруг поручня.
- А всё отчего? Оттого, что нет порядка в стране, нет личностей вроде Степан Тимофеича, чтоб людей сплотить, дисциплину навести. Измельчал народ, - неожиданно выдал один из баклажанов, демонстрируя определенную осведомленность в вопросах истории России.
- Твоя правда, то ли раньше - не люди, а глыбы! Грозный, Петр Первый... Во как всех держали!
Мужички опять помолчали, задумчиво глядя на па-де-де человека в шляпе.
- При отце родном, так бы не куролесили. Вот нету Иосифа Виссарионыча, и на тебе – перестройки какие-то, гласности, затеяли, а порядка-то и нет! Дожили – раньше талоны отменяли, а теперь снова ввели! Что – война опять началась? Нет, нету никакой войны. Просто всё эти дерьмократы разворовали. Да я бы железной рукой всю эту шелупонь…
- Да как вам не стыдно! – неожиданно вступил в разговор интеллигент, болтающийся на поручне. – При Сталине людей расстреливали, в лагеря ссылали ни за что. Пора бы уже и забыть методы Берии и Ежова! Нахлебались кровушки – хватит!
Реплика вошедшего нисколько не озадачила, но лишь раззадорила мужичков, а студент-аспирант отлип от своих конспектов и с интересом уставился на спорщиков.
- А ты-то, кто такой, эквилибрист? Костюм нацепил, галстук повесил. Небось, всю дорогу по начальственным кабинетам вьешься, - отреагировал один. – А чем простые люди дышат, не знаешь.
- А сегодня, видать, личная авто у него сломалась, вот и приходится, как весь советский народ – на троллейбусе пилить, - добавил второй. – Езжай себе тихо и не выпендривайся! Нужон на вас Сталин, ох как нужон!
Интеллигент аж задохнулся от таких комментариев:
- Да как вы смеете! – вскипел он. – Мой отец полжизни по лагерям скитался, я сам из Москвы в Сибирь был вынужден уехать, как ЧСВН , мне всю душу наизнанку вывернули, биографию по минутам проверили, а вы тут изголяетесь, ГУЛАГ прославляете!.. Теперь понятно, почему перестройка и демократия буксуют! Из-за таких как вы ретроградов!
Старшее поколение не на шутку распалилось, запахло потасовкой. Я, на всякий случай, придвинулся поближе к площадке задней двери, чтобы разнять, если что, горячих оппонентов. И тут один из мужичков выдал:
- Слышь, Петрович, а я бы его родословную еще раз проверил!
Интеллигент выпучил глаза и не нашелся, что на это ответить. Выручил водитель, который, видимо, слышал спор и решил разрядить обстановку. Молчавший до этого динамик вдруг ожил, и хриплый голос громко прошипел:
- Остановка «Дворец молодежи». Кто спрашивал – на выход!
Интеллигент наклонил голову, прислушиваясь, отлип от поручня и быстро вышел. Двери со скрежетом закрылись, и троллейбус тронулся. Сын врага народа, оставшийся на тротуаре, зачем-то погрозил вслед уходящему троллейбусу пальцем, неловко уронив при этом зонтик.
- Вот ведь люди, - прокомментировал один из мужичков, провожая взглядом оставшегося за бортом мужчину. – Интеллигент, вроде, начальник, зарплата, наверное, большая, а за проезд так и не заплатил, сука.
- Да какой он начальник! Пиджак на локтях протерт, аж лоснится! – неожиданно подал реплику студент-аспирант. – Обычный преподаватель, мнс. Сегодня круглый стол по истории во Дворце молодежи, вот он туда, наверное…
Мужики-ретрограды отвернулись к окну и дальше ехали молча, каждый по-своему переживая спонтанно возникшую дискуссию. А, может, у них, как и у репрессированного интеллигента, всколыхнулось что-то в душе, всплыли давние, запрятанные поглубже воспоминания. И, судя по их хмурым лицам, мысленный экскурс в прошлое тоже не принес им радости и веселья.
ЧСВН - член семьи врага народа
46 Двойник
Ирина Никулова
Человек не умирает, он просто сбрасывает старый заношенный пиджак и душа вырывается на волю. Освободившись , она улетает в небеса, чтобы наконец -то выплюнуть весь смрад, горе и ненависть.
Евсей умирал. Просветы в памяти сливались в один долгий и мучительный сон. И тогда старик стонал громче и крепче сжимал кулаки. На его лице не дрогнул ни один мускул, когда из его уст прозвучала последняя фраза - « Сталин...Иду ».
****
Начало. 1935 год. Винница.
Бухгалтер кооператива , Евсей Лубицкий, сидел за обшарпанным столом и проверял ведомости заготовки сена жителями вверенного ему колхоза. Работа не пыльная , но и зарплата маленькая. А дома жена , две дочки , сын со снохой и любимый внучок Степан. Приходилось кое-как сводить концы с концами, но никто не роптал- время было такое. Не жаловался и Евсей, свято веря товарищу Сталину , говорящему с каждого плаката о скором светлом будущем и о важности любой работы во благо Родины.
- Евсей Лубицкий? Собирайтесь.- Голос вошедшего прозвучал не громко , но убедительно. Военная выправка выдавала в нем сотрудника НКВД. - Машина ждет. Товарищи вам помогут.
«Вот и все». Направляясь к двери, Евсей еще раз окинул взором старый кабинет. Сюда он больше не вернется. Никогда.
Вопреки ожиданию , Евсея повезли не в старую винницкую тюрьму - «черный воронок» прибыл на загородную летную полосу клуба ДОСААФ, где его и сопровождающих, ждал самолет.
- Что с моей семьей, куда меня?
- Все хорошо товарищ Лубицкий, ваша семья в порядке и предупреждена о вашей длительной командировке .
- Командировке? Куда, зачем? Я простой бухгалтер.
- Все узнаете товарищ Лубицкий. Нам велено доставить вас в Управление.
****
Работа.
После убийства Кирова, Сталину постоянно мерещились покушения и на себя. По всей стране агенты главы госбезопасности , Генриха Ягоды, искали мужчин, имеющих внешнее сходство с вождем.
Так у Евсея Аороновича Лубицкого началась новая жизнь. Жизнь в образе вождя всех времен и народов - товарища Сталина Иосифа Виссарионовича. Долгих 16 лет , Евсей Аоронович смотрел на окружающий мир глазами Сталина, долгих 16 лет, винницкий еврей существовал в образе Сталина , мыслил и чувствовал, как вождь молодой страны строителей коммунизма.
Лубицкий оказался способным актером. Обладая очень похожей внешностью и благодаря способностям целой команды помощников, через полгода Евсей достиг серьезных успехов. Он повторял жесты вождя, его дикцию, его манеру поведения так, что даже приближенные вождя не замечали подмену.
Иногда Хозяин и его двойник вместе пили чай и разговаривали о жизни.
- Что вы больше всего хотите в жизни, товарищ « Сталин» ? - вождь не спеша произнес эту фразу и впился глазами в своего двойника.
- Товарищ Сталин, больше всего в жизни я хочу, чтобы Ваше здоровье было крепким и чтобы наша страна победила мировой империализм.
- Врешь. - Евсею показалось, что сейчас под его ногами разверзнется пропасть и поглотит его. - Вижу, врешь. Не люблю, когда меня обманывают. Говори правду.
- Иосиф Виссарионович, я много лет не видел свою семью. Товарищ Ягода , через своих подчиненных передавал несколько раз мне приветы от моей супруги и детей. Но я бы очень хотел хоть краешком глаза увидеть их, хоть издалека, хоть на секунду.
В этот момент, тихо постучавшись, вошла официантка с подносом и увидев двух Генералиссимусов, упала в обморок. Сталин засмеялся и похлопал Евсея по плечу - « Ну вот теперь я точно знаю- есть кому меня заменить на встрече с делегацией иностранных шахтеров. А с семьей твоей все хорошо. Живут, радуются.»
На этом встреча закончилась и Евсея проводили в его комнату загородной дачи .
Потом была встреча с шотландскими шахтерами, которые никогда до этого не видели Сталина и все прошло безукоризненно. Вскоре Евсей стал появляться на ступенях мавзолея и стоять рядом с Молотовым, Маленковым, Кагановичем и другими руководителями страны. Посещения Большого театра, встреча с Мао Дзедуном, с рабочими судостроительного завода. И везде Евсея- Сталина встречали овациями и искренней любовью.
Та команда, которая учила простого бухгалтера в первый год его пребывания на даче номер три, уже давно сменилась и новые люди с трепетом и бескрайним уважением относились к «вождю». Знали ли они, что это двойник? На этот вопрос Евсей не мог ответить однозначно.
Мысль о семье никогда не покидала Лубицкого. Часто во сне к нему приходила жена , нежно гладила по голове и плакала.
Кем стал его внук? Евсей представлял его летчиком или сталеваром.
А девочки...наверное они уже давно замужем. Променял бы он свою сегодняшнюю жизнь на ту, прежнюю , с семьей ? Нет, его место здесь - помогать товарищу Сталину и делать все для того, чтобы Иосиф Виссарионович мог на него положиться. В любом деле, даже если Евсею придется погибнуть. Погибнет Евсей, в живых останется Вождь.
****
Конец.
Евсея арестовали в 1952 году. Слишком заметной стала разница между ним и постаревшим Сталиным. Это стало бросаться в глаза. Не расстреляли. Сослали в Соловецкий лагерь. Только там Евсей узнал, что семью его расстреляли сразу же после того, как его перевезли в Москву, ликвидировали также и ту первую команду помощников, которые делали из простого служащего винницкого кооператива – вождя.
Освободили Лубицкого неожиданно, через месяц после того, как в лагерь пришла весть о смерти Сталина. Бывшему «вождю» выдали направление в Среднюю Азию и взяли подписку о неразглашении.
Жил Евсей уединенно, мало общался с людьми, часто по ночам разговаривал с женой… плакал. Только через 15 лет у него получилось инкогнито выехать из Душанбе и попасть в Москву. Буквально на один день.
Пожилой сутулый человек стоял напротив мавзолея, напротив того места, от куда он столько раз приветствовал народ. Плюнув на брусчатку, мужчина тихо сказал -
«Я найду тебя обязательно. Даже в аду».
47 Приключения блондинки или все о пользе чеснока
Ирина Никулова
Что такое "умный мужчина", кто такой умный мужчина?.
Имея не проходящее с годами авантюрное желание общаться с людьми интересными и необычными, занесла меня нелегкая на известный сайт знакомств. В предвкушении долгих разговоров о ...да о разном и последующем написании шедевров графоманского искусства, я получила кучу предложений о быстром и ненавязчивом сексе и уже собралась уходить в тоске и печали с печального и не оправдавшего мои надежды сайта, как вдруг я познакомилась с мужчиной. Т.е. с человеком, который умел писать интересно на правильном русском больше трех предложений, которые, что удивительно, не содержали даже намека на это милое развлечение- секс на раз.
Наличие мозгов у мужчины, для меня намного предпочтительней, чем наличие страсти дикого скакуна , умопомрачительной улыбки голливудской звезды и присутствие тяжелого кошелька. Ну,а так как за жизнь мне уже были подарены звезды, острова, планеты, восходы и закаты и всего этого было вдоволь и завались в моих запасниках, то просто пообщаться на равных и без обязательств для меня было наслаждением.
Собственно о чем я?
А речь об одном моем свидании с мужчиной с сайта знакомств, с мужчиной, про которого я написала выше.
Интересная переписка сделала свое дело и было принято решение выпить по чашке прозаичного напитка- кофе, в одном из кафе нашего городка.
Короче собралась я на свидание к парню с сайта.
И надо же мне было перед этим залететь на 5 минут к подружке. А подружка у меня гений кулинарии и уйти из её дома не попробовав что -то новое из китайской, испанской, французской и остальных кухонь планеты просто невозможно, потому как обида будет на сто лет и потом замучаешься пить с ней вискарь, доказывая свою любовь и преданность нашей 30 летней дружбе.
В этот день у неё правила балом грузинская кухня. Поднеся что-то темное и невзрачное на вид,она ловким движением буквально всунула мне в рот малую толику содержимого этого тазика. Под одобрительный и измученный взгляд её мужа, я с удивлением поняла- вкусно! Очень вкусно! Ложка за ложкой и очухалась я от своего крика "Ааа, да там же чеснока тонна, а мне на свидание». Было уже поздно и огромное кол-во чеснока, ловко спрятанного в рукоделии моей подруги, попало в мой организм. Понимая чудовищность произошедшего, я обвинила подругу в подрывании моей личной жизни и опрометью бросилась к машине, потому как на встречу я уже опаздывала.
Всю нелепость ситуации я поняла уже в машине, от меня разило чесноком так, что окна в авто покрылись легкой чесночной испариной. Жевательная резинка не помогала, желание заглушить этот аромат, вызывало во мне приступы странных желаний - испить тосольчика,потом поджечь испарения и закусить кусочком кожи , откусив чуток от лежащих на заднем сидении, коньков.
Поняв, что решение принять не возможно, а не придти на встречу низко и как-то уж совсем по детски, я подъехала к кафе.
В тот момент у меня созрело решение- я буду молчаливой и загадочной и то, что мой собеседник крайне удивится,узнав меня в реале «настоящую»- тихую и немногословную, меня уже не так волновало.
Выдохнув напоследок ,я вышла из машины ,но не успев сделать и пары шагов, с грохотом упала на четвереньки, практически перед носом моего визави по переписке. Вставала гордо и степенно и даже не потому ,что отшибла коленку,а чулочки превратились в рыбацкую сеть, а потому что огнедышащие чесночной истомой драконы ,по моей версии именно так и пугали своих врагов перед решающей битвой. Другого варианта для объяснения своего нелепого поведения я просто не нашла. Подошла к ошарашенному товарищу — чесночный дракон, в рваных чулках, с разрезом на юбке как у Мата Хари во время кульминации своего самого эротичного танца.
Меня хватило только на «Привет»...
В кафе мы сидели несколько минут молча. Он молчал от удивления, я вообще решила молчать всю свою оставшуюся жизнь и внимательно рассматривала разводы на столешнице, как будто именно там были начерчены все пути и дорожки к сокровищам скифов. На его вопрос - « Что я буду кушать ?», я как-то очень поспешно ответила- "Ничего" . Тут он немного призадумался, стал старательно изучать меню и подошедшему официанту четко сказал- "Мне стейк и обязательно с чесноком, положите много чеснока".
Попивая свой кофе, я украдкой поглядывала как мой инетный собеседник кушает мясо и с диким аппетитом поглощает чеснок, положенный горкой добрым шеф поваром этого заведения.
Покончив с трапезой, он лукаво подмигнул - "Ну ,а теперь можно и пообщаться!»
Думаю официант, обслуживающий наш столик, не раз задавал себе вопрос- про что же так увлеченно и весело болтают эти два огнедышащих дракона.
48 Вешка российской картографии
Николай Бузунов
Светлому человеку капитану Комсомольскому Г. В. посвящается
Предисловие
В советское время наряду с празднованием очередного юбилея Октябрьской революции отмечалось много событий, приуроченных к этой дате. Одной из таких памятных вех стал выпуск к 50-летию пролетарского восстания Атласа Сахалинской области. Описанию этого значимого для российской картографии свершения и предшествующих, а также последовавших коллизий и посвящён этот текст.
Глава 1. «Забритие в рекруты» одного из авторов будущего картографического шедевра
Пьянка в общежитии продолжалась уже вторую неделю. Она была совершенно безобидной и посвящалась призыву в армию одного из молодых, весёлых и бесшабашных обитателей этого длинного деревянного двухэтажного строения. Им оказался автор этой повести техник-геофизик Бузунов. Был ноябрь и полевые работы закончены. После тяжёлых ненормированных и без выходных дней трудов (всё зависело от погоды) экспедиция занималась камеральной обработкой материалов. В этот период всегда допускалась некоторая вольность нравов. Поэтому, узнав, что я ухожу в армию, выдали в кассе расчёт и махнули рукой на дальнейшие мои действия. Так как место развернувшихся событий находилось в Якутии, полученная сумма была довольно внушительной. И, естественно, устранила все преграды к прекращению или замедлению безудержного веселья по случаю предстоящего укрепления родной Советской армии новым брызжущим здоровьем «гренадером». Тем более, что рост был подходящим - 1,82 м, а на некоторый дефицит веса и очки тогда внимания не обращали. Таким образом просыпавшаяся часов к 12 компания, подкрепившись в столовой и восстановив со смехом в сознании события предыдущего вечера, принималась за наведение порядка и закупку очередной порции «расходных материалов». Подтянувшихся после конца работы ожидал ломящийся стол и уже весёлые хозяева. В выходные это длилось весь день с захватом ночи, а знакомый водитель вёз меня на своём грузовике на другой конец городка в женское общежитие к моей зазнобе, с которой познакомился в «поле». Она была то ли завхозом, то ли поварихой. Нас оставляли одних в комнате, и мне нравилось лохматить её мягкие пепельные волосы. Большего она, к сожалению, не позволяла. Она была маленькая и фигуры, в общем-то, никакой не имела.
Что можно сказать относительно вреда или пользы пьянства. Свой первый опыт я получил в общежитии технаря (геологического техникума) при «обмывке» первой стипендии. Лихо опрокинув по примеру товарищей рюмку водки, я получил спазм горла и несколько мгновений вообще не мог ничего понять. Потом выскочил в коридор и эта порция просто вылилась в стоящую там урну для мусора. Эта реакция организма с подачи высших сил ничему меня не научила. Я вернулся в компанию и вторая, как говорят пьяницы, прошла «ласточкой». Можно было, получив этот сигнал свыше, больше не пить. Есть много вещей, которыми можно себя занять под завязку, но проигрываешь в общении с людьми. Многие возразят, что это неестественно. Трезвый человек, глядя на это «общение» просто покрутит пальцем у виска. Но, «приняв на грудь», погружаешься в некую нирвану, когда все чувства и мысли раскованны, и ты готов совершать подвиги, знакомиться с любой красавицей и плевать на любого начальника. А какое благотворное расслабляющее влияние на нервную систему! Правда, вспомнив наутро свои подвиги, можно снова разрушить её до основания. Так что думайте сами, решайте сами. Безусловно только, что нельзя пить в преклонном возрасте, ибо организм уже не справляется с переработкой алкоголя и последствия будут необратимы.
Несмотря на очки, я нравился если не девочкам, то их родителям и меня в разных семьях нашего городка старались познакомить с юными красавицами. Возможно привлекало уже имевшееся среднее образование, чёрные волосы с кудрявинкой и при этом белая кожа и светлые глаза. Сквозь пьяный туман вспоминается очень красивая высокая метисочка с европейскими чертами лица со жгуче-чёрными глазами и волосами, и красивым смуглым цветом кожи. В другой раз старший коллега геофизик Зорич в порядке шефства над молодым специалистом пригласил на ужин. Его пышная жена поставила на стол запотевший графинчик. В разгар веселья открывается дверь и входит небесное создание 13-14 лет совершенно голенькая и начинает что-то капризно говорить, не обращая на меня никакого внимания. Видимо её слишком рано уложили спать. При этом хозяин не только не возмутился, но даже улыбался, глядя на моё смущение, как бы говоря: вот какое у меня есть сокровище! Он хорошо играл на аккордеоне и приобщил меня к этому занятию. Я даже заплатил за курсы, но с учением не получилось. Почему я не вернулся туда после армии и не свил ячейку общества одному Богу известно. Старались и друзья. Мы жили в комнате втроём: я, Виктор Трегубов, внешне похожий на меня, уже летом призванный в войска ПВО, в дальнейшем попавший во Вьетнам и чудом вернувшийся живым, и Виктор же, но Финогенов. Для краткости три друга называли себя Ник, Вин и Фин. Последний и обратил моё внимание на свою землячку крепко сбитую кареглазую смуглянку-гуцулку с чёрными, как ночь, волосами. Она тоже была молодым специалистом, геологом. Помню в конце вечера, когда все, кто не смог доползти до кровати, уже лежали вповалку где попало, я гонялся за ней вокруг стола. Не догнал, но, как говорится, согрелся. Музыкальное сопровождение всей этой вакханалии выполнял привезённый мной из дома катушечный магнитофон «Яуза» да вовремя «залетевший» в эти края выпускник какого-то музыкального училища со своей гитарой. Он познакомил нас с новой песней Владимира Высоцкого на стихи Игоря Кохановского «Клёны выкрасили город…»
Между тем настал день «икс» и весёлая компания, прихватив мою платиновую красотку, отправилась на призывной пункт. Там ввалились в кабинет военкома и потребовали срочно отправить нас всех в Иностранный легион. Новобранцев посадили в автобус, довезли до железной дороги и обычным плацкартом доставили в тогда ещё закрытый, как и пел Высоцкий, порт Владивосток. Город встретил необычным для поздней осени теплом. Все тут же принялись швырять куда попало свои рваные свитера и старые ушанки. И оказались мы на знаменитой пересылке на Красной речке. Эта огороженная огромная территория напоминало «вавилонское столпотворение». Здесь был народ из всех советских республик. Особенно выделялись в своих рваных халатах представители Средней Азии. Они плохо говорили по-русски, но на все вопросы отвечали «шофёр» и показывали водительское удостоверение. Однажды нас построил старшина и спросил: «У кого есть ножи?» Кто-то дал ему свой перочинник. Он воткнул его между кирпичей, обломил кончик и вернул владельцу. Больше ни у кого ножей, естественно, не было. Но все знали, что если даже совершишь какое-либо преступление – всё сойдёт с рук пока не принял присягу. Этим воспользовался геодезист Володя Шабанов, который тоже имел хорошие деньги после «поля». С группой товарищей они посетили ближайший ресторан, напились там и устроили драку с местным населением. Их всех милиция действительно вернула на пересылку без других последствий. Я тоже выходил в город с целью потратить оставшиеся деньги, т. к. был уверен, что в армии они не пригодятся. Но не нашёл ничего лучше, чем купить и отправить по почте золотые часики своей пепельной блондинке. И теперь сокрушаюсь, почему Господь не надоумил меня послать их родной маме. Любимая же написала мне в армию лишь одно письмо, где сообщила, что вспоминает, как я гарцевал перед ней на коне. В экспедиции была казацкая лошадь для хозяйственных нужд, но зачем я на неё залез верхом так и не припомню. Впоследствии я узнал, что моя блондинка вышла замуж, когда я ещё служил.
Наступил день «работорговли», когда представили войсковых частей подбирают себе контингент вместо демобилизованных солдат. Почему лейтенант Шевченко из всей этой разношёрстной толпы выбрал длинного худого очкарика? То ли «набитый глаз» то ли большой стаж по «работе с кадрами», но перст судьбы остановился на мне. Ещё он взял водителя, но не узбека, а даурского казака Мишу Истомина, внешне почти не отличимого от казаха или тувинца. Мы с ним подружились и были «не разлей вода» до конца службы. Так и оказались два новых друга на Сахалине в картографической, а сокращённо картчасти. Главной достопримечательностью острова были корейцы, которых завезли сюда японцы, как рабов. После войны японцев выслали, а корейцы остались. Они ходили в тряпье и выполняли самые грязные работы. Скупали у солдат всё за три рубля, будь то сапоги, шинель, лыжи или портянки. Зато их дети были одеты по последней моде и ездили на новеньких Жигулях и Волгах по ресторанам.
Глава 2. Чтобы служба мёдом не казалась
Таких воинских частей, задачей которых было обеспечить подразделения картами с маршрутами их движения во время учений и, не дай Бог, боевых действий, и личный состав которых составлял всего лишь отделение, на весь Союз можно было сосчитать по пальцам. Поэтому она базировалась в столице – Южно-Сахалинске при штабе корпуса. Нам выдали обмундирование с красивыми топографическими эмблемами: красная звезда в перекрестии латунных молотка и штангенциркуля. Водители предпочитали свои колёса с крылышками, но могли носить и наши. Их было четверо по числу спецмашин, которые стояли в большом деревянном гараже на территории части. Причём двое украинцы: невысокий со стальными глазами никогда не улыбающийся, но при этом не лишённый чувства юмора, мускулистый крепыш Гриша Горовенко и мешковатый с постоянной доброй улыбкой на полных губах черноволосый больше похожий на молдаванина Степан Михалюк. Видимо лейтенант предпочитал набирать земляков. Четвёртым водителем был Курдаков по прозвищу Жаба. Может быть, за тонкие всегда в улыбке губы, короткую шею и медвежью походку вразвалочку. Он уже нашёл себе в городе женщину и поэтому его отпускали в увольнение каждые выходные на два дня подряд. Перед гаражом росла на грядках клубника.
Командиром отделения был не только земляк, но ещё и однофамилец лейтенанта сержант Витя Шевченко, с которым мы потом частенько играли в шахматы. А пока нас постригли, но не под ноль, как ожидалось, а просто коротко. «Под Котовского» предпочитал Гриша, поскольку уже начинал лысеть.
В бытовом отношении картчасть входила в узел связи, где мы спали и проходили курс молодого бойца. Питаться мы вместе с ними ходили строем и с песней за два квартала в батальон связи. Во время этих походов над нами любили поиздеваться сверхсрочники, мы их называли «кусками». Если они считали, что мы не держим равнение, ходим не в ногу или плохо поём, то гоняли нас кругами по двору части. Тогда выходил наш маленький сержант, сапоги которого казались на два размера больше, и командовал негромким, но твёрдым голосом: «Картчасть, выйти из строя». И мы маршировали к себе. Тогда «кусок» отпускал и своих. Попытки «дедовщины» сразу пресекли сибиряки-речники с Лены, все, как на подбор, крепыши. Однако в батальоне были свои порядки. Как-то после завтрака, одеваясь у вешалки, я обнаружил вместо своей новенькой ушанки с красивым светло-голубым пушистым мехом потасканную серую шапку. Какой-нибудь дембиль, наверное, подсуетился. Приглядевшись, заметил, что в старых шапках ходит много молодых. Утром на построении всегда присутствовал командир узла связи старый боевой подполковник в парадной светлой шинели тонкого сукна. Он был высокого роста и, несмотря на показную суровость, оставлял впечатление добрейшей души человека. Это чувствовали и девушки-телеграфистки, которых он любил распекать за нарушения формы одежды, ибо они могли прийти в туфлях на шпильке. Они переминались с ноги на ногу и улыбались. В одну из них, старше меня года на два, и я был тайно влюблён.
Протекала в роте и спортивная жизнь. Один из связистов был кандидат в мастера спорта по лыжам. Он организовал из нас секцию и гонял до седьмого пота по хвойной дорожке в лесу по очень пересечённой местности. Вечерами кроме этого, мы самозабвенно играли в волейбол, а зимой в хоккей. Старшина узла учился заочно в пединституте. Он никогда не повышал голоса, но поддерживал железную дисциплину. Был по-своему справедлив, но разгильдяям жизни не давал. Таким образом был в конце концов переведён в другую часть наш знакомый Шабанов. При прохождении курса молодого бойца иногда вместо политзанятий читали курс азбуки Морзе и я на всю жизнь запомнил букву Ф – «тё-тя Ка-тя», то бишь две точки тире точка. Может быть потому, что у меня действительно была в Карелии родная тётя Катя. Среди сослуживцев было много неординарных личностей. Один научил меня фигурному катанию на «дутышах» за неимением фигурных коньков. Другой учил всех играть на шестиструнной гитаре. Был ещё такой почти два метра ростом, широкоплечий и худой, который не мог подтянуться на перекладине. Но пользовался большим успехом у женщин, ибо обладал чёрными бровями, большими голубыми глазами и длинным греческим носом.
Глава 3. Картчасть
Командиру картчасти капитану Комсомольскому Г. В. было около сорока. Он имел армейскую выправку, всегда чисто выбрит и аккуратен. Однако отличался от собратьев-отцов командиров выражением лица. У большинства офицерского состава два типа лиц: грозно-туповатое или доброе заискивающее, но подразумевающее, что если кто не понравился – сгноит. У Комсомольского было умное выражение. Серые глаза, казалось, всегда слегка улыбались, даже когда он этого не хотел. Слегка лысоватый и коренастый, он внешне напоминал Главного конструктора Королёва. Странная фамилия нашего командира навела меня на мысль, что он возможно из беспризорников, которыми изобиловала наша страна после гражданской войны. Капитан почти никогда не командовал, в основном проводил время в своём кабинете, думал, читал, писал, изучал карты и другие материалы. Когда он повысил меня, видимо за успехи в боевой и политической подготовке, до ефрейтора, то вручил мне погоны с одной лычкой в гараже. Я сказал: «Спасибо, товарищ капитан!», вместо положенного «Служу Советскому Союзу!» Комсомольский улыбнулся и назвал меня неисправимым интеллигентом. Я постеснялся тогда спросить, а почему он меня награждает не перед строем, как положено. Командовали в части «два в одном»: командир отделения сержант Шевченко В. И. и лейтенант Шевченко М. П. Младший Шевченко, несмотря на то, что отслужил всего год, разбирался во всех тонкостях нашего дела, знал всю цепочку процессов и следил за качеством. Главной же его епархией был громоздкий офсетный печатный станок, установленный на базе автомобиля ЗИЛ-155. Лейтенант, спокойный и немногословный, лицом и усами похожий на адмирала Нахимова, командовал водителями, занимался снабжением и бытом. Кроме офсета, в другой машине была фотолаборатория. Там командовал ефрейтор Петя Миков, степенный сибиряк с квадратным лицом Будды из-за скул и мощной раздвинутой в стороны нижней челюсти, с бледным без кровинки, как и положено химику лицом и бесцветными волосами и глазами. Он всё время возился с листами белого металла, на которые надо было наносить фотоотпечатки, затем вытравливать лишнее и отдавать на офсет. Похоже, что всю картчасть в наше время мог бы заменить один компьютер. Отпечатки делали с листов ватмана, натянутых на деревянные доски из-под кульмана. Чертили на них капитан Комсомольский и я. Тут надо ещё раз удивиться «нюху» лейтенанта Шевченко. Из всех дисциплин, изученных мной в техникуме, только по двум во вкладыше к диплому стояло «отлично»: топографическому черчению и инженерной геодезии. Для нужд черчения и была оборудована третья машина. Так как нагрузка на оси здесь минимальна, использовался «музейный» ЗИС. В четвёртой машине размещался личный состав. Все эти машины, кроме четвёртой стояли на колодках. Её использовали для хозяйственных целей. Даже мне дали однажды «порулить». Я сдавал задним ходом и куда-то врезался. Правда вмятина осталась небольшая, и инцидента не было. Один раз за всю службу нас подняли по тревоге в 6 часов утра. Мы бегали по городу, оповещая офицеров, а водители пошли заводить машины, что и «блестяще» выполнили к обеду. В мирное время задействована была только офсетная машина. Всем остальным мы занимались в одноэтажном здании части. Из выпускаемой продукции запомнились обычные топокарты с нанесёнными на них красными и синими стрелками да буклеты с изображениями военной техники, вооружения и экипировки со знаками отличия японской армии. За картами с топоосновой* мы втроём и офицер один раз отправились в «круиз» на теплоходе из Сахалина во Владивосток. Случилось это в конце лета. Запомнился пирс в порту Корсаков, настил которого представляли торцы деревянных брусков. Сказали, что это осталось от японцев. В порту мы купили шоколадное масло, чтобы пить с ним чай в дороге. Но в начале пути поднялся ветер, и началась сильная качка. Я и Воробьёв пили чай, но наш третий при взгляде на масло хватался за рот и бежал наверх, где держась за перила, выворачивал наизнанку содержимое своего желудка за борт. Но затем уже до конца плавания светило солнце при полном штиле. Мы разгуливали по кораблю в трико между обычными пассажирами. Военная форма висела в каюте, а автоматы спрятаны под подушки. Как-то, сидя на скамье на верхней палубе и наблюдая за чайками, заметил, что какой-то невзрачного вида офицер, севший рядом, положил мне на бедро руку, которую я с негодованием откинул. Традиции Древнего Рима, оказывается, прекрасно дожили до тех дней, а в наше время даже получили в Евросоюзе законодательную основу. Наш офицер от скуки учил нас разбирать своего Макарова. Из Владика мы отправились в конечную цель нашего путешествия - один из городов Приморья, где у нашего друга жили родственники. Прекрасным летним вечером мы втроём пошли к ним в гости и там упились настойкой черешни, после чего между моими друзьями возникла драка. Несмотря на опьянение, помню, удивился, когда один из дуэлянтов взял огромную бутыль и ударил ей оппонента по голове, и тому НИЧЕГО не было.
Я был выбран комсоргом картчасти и с рвением занимался сбором членских взносов. На ту пору в Союзе была объявлена чистка рядов ВЛКСМ, и мы на собрании постановили не выдавать новый билет нашему молодому водителю Рыжкову за его весёлые шутки и некую небрежность в поведении. Надо было видеть, как он при своём кажущемся равнодушии ко всяким комсомолам обиделся на наше решение! Капитан Комсомольский вызвал меня к себе в кабинет и сказал, чтобы мы «дурака не валяли», а выдали парню новый комсомольский билет.
Наша часть принимала участие и в жизни гарнизона Южно-Сахалинска. Комендантом гарнизона был некто майор Линкус, который держал всех в страхе. Ходили легенды, что он даже за один не застёгнутый крючок на кителе мог заставить драить пол в комендатуре. Как-то в один из погожих летних дней мы втроём, возглавляемые лейтенантом Шевченко во всех портупеях и с пистолетом на боку, как дружинники в «Бриллиантовой руке» отправились на защиту города от хулиганов и нарушителей в военной форме. Уже стемнело и тут мы его, наконец, обнаружили. Плотного сложения товарищ с голубыми петлицами неподалёку «выписывал кренделя», будучи в сильном подпитии. Однако, увидев нас, сообразил, что к чему и пустился наутёк. Лейтенант сказал «фас» и я, как самый длинноногий догнал нарушителя и поставил ему подножку. Тут подоспел «спринтер» Гриша Горовенко и мы принялись вязать «лётчика». Однако тот был здоровенный и круглый, как кабан, и вырвался. На этот раз он окончательно убежал, оставив в руке Гриши свой разорванный ремень, как доказательство выполненного нами, хоть и не до конца, долга.
Глава 4. Рождение Атласа
Идея его создания возникла в умной голове нашего капитана. В том числе он гениально использовал подоспевший юбилей Октябрьской революции. Это убеждало всех начальников и открывало все двери. Он же был мозговым центром и организатором связей с предприятиями, научными учреждениями и, прежде всего с власть предержащими: обкомами, горкомами и прочими исполкомами. В результате всего этого он заслужил четыре упоминания своего имени на страницах атласа со скромным пояснением «военнослужащий». А нас там назвали ведомственной картографической группой. Мы все прониклись идеей и старались, как могли. Атлас должен был аккумулировать в себе огромный труд геологов, метеорологов, агрономов, экономистов, океанографов и других учёных области в виде карт с нанесёнными на них условными знаками того, чем богаты и отличимы Сахалин и Курилы. Все эти значки и сопутствующие надписи надо было нанести на контурные карты, которыми нас обеспечил Витя Шевченко с помощью своего офсета. Затем наши материалы ушли в Москву и там, на фабрике №2 ГУГК при Совете Министров СССР обрели окончательный вид книги с тиражом 30000 штук и фиксированной ценой 5 рублей. Мне в награду выдали один экземпляр и большую готовальню. К сожалению, они у меня пропали. Готовальню я держал в ящике рабочего стола и не успел отправить домой по почте, так как увольнения в город были не часты. Грешить можно на кого угодно, но прежде всего на капитана Петрова, который приехал на смену Комсомольскому и успел принять небольшое участие в черчении атласа и в нём упомянут, но наград не удостоился. Видимо решил, что мне эта готовальня не по чину. Бог ему судья, тем более, что мне не пришлось больше в таких объёмах заниматься черчением, а потом появился AutoCAD. Петров имел арийскую внешность, нордический характер и был отличным спортсменом. Став после отъезда капитана Комсомольского нашим начальником, сразу взялся за шагистику и уговаривал всех вступать в партию. Нас с Шабановым агитировал поступить в единственное в стране Ленинградское военно-топографическое училище, которое окончил сам, сказав, что на парадах я там буду правофланговым. Шабанову идея понравилась в том смысле, чтобы прокатиться за казённый счёт до Питера, а потом завалить экзамены и вернуться. Но медкомиссия была местная, и меня забраковали по зрению, а один Шабанов не поехал. Тем более, что он положил свои оставшиеся деньги в ближайшую сберкассу города и каждый норовил пойти с ним в увольнение.
Гнилая сущность Петрова проявилась позже, когда он сообщил в военную прокуратуру о неправомерном использовании армейского имущества на составление «гражданского» Атласа. Нас всех стали таскать на допросы. Мы старались отвечать уклончиво, чтобы причинить как можно меньше вреда нашему бывшему командиру. У меня возникли неприязненные отношения с Петровым, но, по словам Крылова «у сильного всегда бессильный виноват». В результате я получил пять суток гауптвахты. После этого перестали предлагать стать коммунистом.
Послесловие
После армии мой друг-«шкаф» ленский сибиряк Володя Куксов предложил мне пойти на третий курс Невельской мореходки и стать механиком рыбфлота. Но я не захотел, потому что в училище опять муштра, как в армии, и он тоже не стал. Я всё-таки остался работать на Сахалине по своей специальности - газокаротажником, жил в общежитии, где один грузинский еврей и умыкнул мой экземпляр Атласа, взяв почитать. Сказал, что потерял, а в виде компенсации предложил книгу «Сталин». Наш лейтенант перевёлся в ВМФ и со своим нахимовским профилем стал неплохо смотреться в чёрной форме. Младший Шевченко перешёл на сверхсрочную и получил однокомнатную квартиру во «Вьюжно-Сахалинске», как мы его называли, куда и вызвал с «материка» свою зазнобу.
В заключение скажу, что все имена в повести подлинные, и автор будет признателен читателям за сообщения о дальнейшей судьбе кого-либо из этих людей.
*топооснова - географическая карта универсального назначения, на которой подробно изображена местность
49 Любовь в пятом А
Сергей Карский
Зима 1985 года, пятый А класс. Полярный круг южнее, новогодние конфеты и мандарины подъедены. Старшая сестра грызёт гранит высшего образования на материке. До прихода предков с работы, Он предоставлен сам себе.
Три яркие и странные звезды, наблюдаемые в темно-синем глубоко-утреннем небе, образуют треугольник, напоминающий коровью голову. По дороге на уроки это занимает его больше, чем “Северное Сияние”. Для многих сейчас - это название алкогольного коктейля. Романтизьму нынче не хватает.
Он и Она жили в одном подъезде трёхэтажки на берегу Северного Ледовитого Океана, на первом и втором этажах соответственно. Девчонка из квартиры номер пять (ул. Обручева д. 9). Сидели за одной партой, что в третьем ряду у окна, она справа.
А для него, посредине вселенной. Чукотские холода и советская стеснительность не добавляли возможности общения.
Мусорные пакеты тогда отсутствовали, мусоровозка приезжала к 19-00 до 19-15. Дети выносили мусор в вёдрах, поддевая залипшую газетку внизу пальчиками. Брр.
Он жирный мальчик, с мелкими чертами лица, тонкими губами, ладно, хоть нос прямой. Смею предположить - сердца толстяков умеют любить навсегда.
Она приняла свой рассвет рано. Смешлива, глубокий голос, крепкий мышечный каркас и отчетливые волнующие изгибы. Мягкая и плавная походка. Крупные черты лица, большие глаза, открытый взгляд.
С его стороны безответная и безнадёжная любовь, а может только страсть. С её стороны...
За весь учебный год, Он, конечно, не прикоснулся к ней ни разу. Ни до ни после их вместе не усаживали. Её аура одновременно обжигала и умиротворяла его животный магнетизм. Хотелось прожить вместе всю жизнь и отдать всего себя без остатка.
Неужели одноклассницы не замечают наших чувств?
А может, это просто не любовь?
Школьный dress code не позволял выделываться родительскими доходами. Однако, кроссовки носить можно. Те самые, великолепные GOLD CUP, но ей на них было плевать, как позже никого не впечатлил мопед ( Рига 22, покруче Карпат будет).
Как привлечь Её внимание? Океан не переплыть - ледовитый однако. Остаётся подсмотреть, когда Она будет выносить мусор, и выскочив навстречу в одной футболке, выбрасывать свой мусор на лютый мороз.
Саундтрек эпохи Arabesque. Молодая Сандра, разумется напоминала о Ней. С своем мирке себя Он отождествлял с Джони Рембо. Такой патриотичный конфуз.
Девчонки ходили на баскетбольную секцию в ДЮСШ, чем потом долго гордились в сети через 20 лет. По-этому, одноклассницы на физре бегали по кругу спортзала в спортивной униформе. Что врезалось в память, как один из самых запоминаемых эпизодов школьной жизни.
Она перебралась в Москву, вышла замуж, стала мамой.
Разбилась в автомобильной катастрофе. Когда узнал, про невыносимую смерть любимого человека, переместил ежедневное поминание из за здравия в за упокой.
Интернет - великая сила, при жизни Она узнала о Его большой и чистой школьной любви. Сделала вид, что раньше не замечала, что как бы приятно удивлена.
- Ах, ты мил! (Написала взрослая тётя)
Наверное, правильно не говорить одноклассницам о своих чувствах. Любите на расстоянии и времени, так надёжнее.
У каждого человека есть люди, которым стыдно посмотреть в глаза. Слава Богу, тогда они не допустили ошибок молодости.
Годы летят быстрее короткого северного лета и когда наступят сроки, он будет рад поцеловать её вечную душу.
50 Захват - секретные материалы
Александр Чубанов
ФОТО ИЗ ИНТЕРНЕТА
Не знаю, как бы развились события в тот злополучный день, не вернись я домой раньше обычного. Страшно болела голова, я ушел с работы и стремился, как можно быстрее добраться до постели, принять лекарства и закрыть глаза.
Войдя в свой подъезд, я остановился у лифта. Спиной ко мне уже стоял высокий мужчина в длинном пальто и шляпе. И тут началось…
Возникло смутное предчувствие, подкатило необъяснимое беспокойство. Я попытался понять причину и внимательно осмотрелся. Все было в порядке, кроме… фигуры стоящего передо мной человека. Я всмотрелся и не поверил своим глазам. Это, определено, был ПЛАТЯНОЙ ШКАФ. Сходство усиливалось покроем пальто с широкими квадратными плечами. Пуговицы на хлястике – вылитые ДВЕРНЫЕ РУЧКИ… Даже шляпа, которая громоздилась сверху - не портила, а только подтверждала сходство. У меня закружилась голова.
…..
Мы вошли в лифт, незнакомец повернулся ко мне лицом и ледяным тоном спросил:
- Какой этаж?
Я был поражен происшедшей со ШКАФОМ переменой. Передо мной уже стоял ЛОНДОНСКИЙ БИГ БЕН: ВЫСОКАЯ БАШНЯ, круглое, как ЦИФЕРБЛАТ лицо, усы – ЧАСОВЫЕ СТРЕЛКИ, надменный английский вид… У меня пересохло во рту.
…..
- Четвертый, – стараясь выглядеть невозмутимым, ответил я.
Следующее превращение произошло, когда попутчик повернулся боком и протянул руку к пульту управления кабиной лифта. Я пришел в отчаяние – передо мной был - ШЛАГБАУМ. Сходство подчеркивали белый шарф, в красную полоску, высунувшийся из-под расстегнутого пальто, и раздавшийся звонок мобильного телефона, копирующий ПРЕДУПРЕДИТЕЛЬНЫЙ СИГНАЛ. Озноб пробежал по телу.
…..
Мною овладел страх, я поймал себя на мысли, что предчувствие не обмануло - это бандит высшей квалификации. Дело, наверняка, закончится плохо. Я представил, как глупо буду выглядеть, если останусь в живых, когда придется давать показания, а я не смогу составить словесный портрет этого субъекта. У меня засосало под ложечкой.
Я попытался лучше запомнить ШЛАГБАУМ. Нет, уже снова – БИГ БЕН, но лифт остановился. Я шагнул в дверь, точно зная, что меня ждет…
Он, крадучись, вышел за мной и, несомненно, превратился в ТОПОР ПАЛАЧА, ГИЛЬОТИНУ, ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ СТУЛ, что там еще… Я чувствовал это своим мокрым затылком. Ужас сковал тело.
Было ясно, как только я достану ключи или обернусь, он нападет. На площадке, кроме моей – еще три квартиры. Я решил выиграть время и постараться сбить наблюдавшего за мной монстра с толку.
Одновременно, надеясь на помощь соседей, я поочередно позвонил в каждую дверь. Никого не было дома…
За спиной я уже чувствовал возбужденное дыхание своего врага, превратившегося в готовый раздавить меня ПАРОВОЗ. Удушливый запах РАЗОГРЕТОГО МАШИННОГО МАСЛА ударил мне в нос.
…..
Оставался последний шанс на спасение… Мгновенно повернувшись, я толкнул ПАРОВОЗ головой в грудь и бросился по лестнице вниз, к людям.
Краем глаза я видел, как ИСТРЕБИТЕЛЬ СТЭЛЗ, расправив полы пальто – КРЫЛЬЯ, ощетинившись РАКЕТАМИ и ПУШКАМИ, с ужасным воем, понесся за мной. У меня потемнело в глазах.
…..
Последнее, что помню – на меня упала ГОРА ЭВЕРЕСТ…
…..
Очнулся я на больничной койке. Рядом были врач и милиционер, оба в белых халатах.
- Только не долго, он еще слишком слаб, - тихо сказал врач и отошел.
- Вы меня слышите? Как себя чувствуете? К нам поступило заявление, - вкрадчиво начал милиционер, раскладывая бумаги. – Потерпевший, гражданин Петров пишет о вас:
«…Неизвестный мне гражданин, позволил себе в отношении меня хулиганскую выходку, когда я стоял в подъезде, ожидая лифт. Он, как МЫШЬ, тихо подкрался сзади, с силой ЛЕОПАРДА, дернул меня за хлястик пальто и, кривляясь, словно МАКАКА, издал звук, напоминающий скрип открывающейся двери. Безусловно, это был вызов, но я сдержался и не ответил.
Когда мы вошли в лифт, эта СВИНЬЯ, глядя мне прямо в глаза, и, откровенно провоцируя на конфликт, произнесла какое-то английское ругательство и голосом имитировала бой курантов. Чудом, сохраняя спокойствие, я спросил у нее (у СВИНЬИ), какой ей нужен этаж, и, дождавшись ответа, нажал кнопку. Тут, этот ПАВИАН, схватил меня за шарф, скорчил рожу, присел и, пипикнув, как старинный автомобиль, дико заорал: «поднимай, поднимай же быстрей!..»
Я окончательно убедился, что имею дело с очень опасным маньяком. Осознавая на сколько это рискованно, я все же решил не оставлять этого СКОТА без присмотра и, при первой возможности, вызвать милицию.
То, что я поступил правильно, подтвердилось, как только ЖИВОТНОЕ вышло из лифта. Я пошел следом и, оставаясь незамеченным, наблюдал.
Сначала, ЗВЕРЬ, в образе человека остановился посреди площадки, нижней частью тела издал животный звук, прислушался, втягивая испорченный воздух задранным носом. Затем, генерируя нечеловеческие звуки, от которых кровь стыла в жилах, он принялся звонить во все квартиры, желая, как я понял, напасть на жильцов. К счастью, никто не открыл. Я не из пугливого десятка, но от происходящего, мои волосы встали дыбом.
В это время на нижнем этаже послышался детский голос. Почувствовав легкую добычу и желая устранить помеху в моем лице, этот ГАД ПОЛЗУЧИЙ, с криком: «чух-чух» – напал на меня, сильно ударил головой в грудь и с раздирающим душу свистом, бросился по ступенькам к своей жертве. Во избежание трагедии, этого ХИЩНИКА я должен был остановить даже ценой собственной жизни…», - милиционер сделал паузу, стер пот с лица и опасливо покосился в мою сторону, - что вы, как ответчик, можете сказать по существу документа?
В состоянии шока я закрыл глаза, голова откинулась в сторону… Через пелену бесчувствия еще было слышно, как врач сделал укол.
- Ну, что? – донеслось до меня.
- Как я и ожидал, молчит. Как РЫБА! - ответил милиционер, устало опуская руки, - судя по фактам, изложенным в заявлении, и учитывая, как ОН при задержании, ИКРУ МЕТАЛ, поверьте моему опыту – это, настоящая АКУЛА криминальной стихии. Сейчас проверяем на причастность к громким делам… Такая КРУПНАЯ РЫБА редко попадается в СЕТИ. Потерпевший – спортсмен, очень сильный физически человек. Чтоб такого ТОЛСТОЛОБИКА помять, это ж, какая силища нужна? До сих пор боится. Думает, ЭТОТ его рано или поздно в ФИЛЕ ТРЕСКИ покрошит. В какой палате наш бедолага?
- В седьмой, - складывая инструмент, вздохнул врач. - Но я вам вот, что скажу: этот ваш подозреваемый мне тоже не кажется ЛОПУХОМ, однако считаю - все вышло из-за болезни. Смотрите, какой характерный для инфекционных неврозов, ЛИМОННЫЙ цвет лица. Лежит, как БРЕВНО, и это еще – ЦВЕТОЧКИ. Анализы подтверждают: дело – ТАБАК, я думаю, мы имеем дело с новою формой гриппа. Натворил ОН дел, в состоянии болезненного перевозбуждения! Сами подумайте, как эта ТРОСТИНКА, в нормальном состоянии, могла такого ДУБА свалить?.. Если срочно не придумают сыворотку, ох и ПОКОСИТ эта болезнь нашего брата… Свои выводы я уже изложил главврачу, но ему – ХОТЬ ТРАВА НЕ РАСТИ…
«Животные… рыбы… растения… - пронеслось в моей голове. – Телевизор!!! Работает телевизор. Идет моя любимая передача о Природе! – я очнулся, в глаза ударил солнечный свет. – Нужно завесить шторы»!
…..
- Смотрите, доктор, ОН встает… Делает странные движения… словно РАЗМАТЫВАЕТ И ЗАБРАСЫВАЕТ УДОЧКИ…
- Вы ошибаетесь! Ничего ОН не разматывает, смотрите внимательно: машет руками, как будто ТОПОРОМ КОЛЕТ ДРОВА… В жизни такого не видел!
- Вы правы, доктор, ОН НЕ РАЗМАТЫВАЕТ… а на наших лоховских глазах, СМАТЫВАЕТ УДОЧКИ… Уже - возле окна… Хватай ЕГО!!!
…..
И на меня снова упала ГОРА ЭВЕРЕСТ…
Лонг-лист 11-го Номерного конкурса
© Copyright: Клуб Слава Фонда, 2017
Свидетельство о публикации №217101800015
Свидетельство о публикации №217101800015
Рецензии