Иллюзия-блюз. Глава 6

После обеда Пална просматривала невесть откуда взявшуюся газету.

- В сельское хозяйство ударились? - вкрадчивым голосом спросил Филбор, которого
прибило к администраторской стойке после блуждания по вестибюлю.

Ирка на момент отвлеклась, взглянув на первую страницу, обнаружила, что читает
"Сельскую жизнь", и, звучно хлопнув ладонью по развороту газеты, весело сказала:

- Да. Ударяем вот по бездорожью!

Филбор удовлетворённо хмыкнул.
Но вдруг внимание его привлекло нечто, очень его поразившее. Этим нечто оказалась
его коллега - швейцарша из ресторана, деловито семенящая на своих тоненьких,
кривеньких ножках к главному выходу. Маленькая, дробненькая, с птичьим личиком
старушка; в своём чёрном задрипанном пальтишке она вряд ли привлекла бы к себе
столь пристальный взор такого видного мужчины, как Филипп Борисович, если бы не
огромный букет тюльпанов, который эта бабулька прижимала к груди. И не серебристое
горлышко шампанского, загадочно выглядывавшее из видавшей виды болоньевой сумки.
Провожать своего работника до дверей вышла сама Надька-метрдотель.
Сложив руки под грудью, она неспешно шла за бабулькой и хрипло выкрикивала ей
вдогонку заботливо-строгие наставления.

- Куда это швейцарка с цветочками? - озадаченно спросил себя Филбор.

- Куда очаровашку свою отправила? - посмеиваясь глазами, спросила  у Надьки Пална.

- Олега встречать пошла, - охотно ответила та.

- Это за что Олегу такие почести? - изумилась Евгеша. - Цветы, шампанское! Орден,
что ли, получил?

- Да нет! - Надька досадливо отмахнулась и хрипло засмеялась. - Олег просто более
компетентный в таких делах. - Она приосанилась и гордо откинула голову, изображая
таким образом первого ресторанного красавца-официанта. - Он должен отправиться в
диспетчерскую таксопарка, поздравить Федоровну с днем рождения.

- Ага, задабриваете, значит. Чтобы машины ночами исправно подавали к ресторану,
ваших работников по домам развозить! - изобличающе закивала головой Пална.

На что Надька только рассмеялась многозначительно. Мол, сама понимаешь, приходится
связи налаживать, без этого нам никак нельзя.

- Вот уж, действительно, не подмажешь - не поедешь! - то ли удивился, то ли съязвил
Филбор.

После того, как швейцарка исчезла с горизонта, и Надька-метра удалилась восвояси,
вестибюль гостиницы обезлюдел.
И наполнился, насытился до краёв, до потолка, до самых укромных уголков!... горячим
дыханием солнца.

Евгеша засмотрелась, выпорхнув взглядом за стеклянные стены.
И там, разомлевшая от весны, широко разворачивалась, горбатясь чёрной асфальтовой
спиной, огибавшая гостиницу улица, по которой озабоченно шныряли туда-сюда
разноцветные жуки-автомобили.

Подавив тоскливый вздох, Евгеша засела писать кассовую ведомость.
Рука, вооруженная дешевой шариковой ручкой, самозабвенно выводила номера квитанций,
фамилии, суммы, в то время как мысли, совершенно отвлеченные, витали где-то...

- На нас бронь должна быть, - как сквозь вату тумана доцарапался до Евгешиного
слуха тусклый мужской голос.

- Как ваша фамилия? - спросила Пална, доставая папку с заявками на сегодняшний день.

- Герасимов.

Евгеша вздрогнула.
По быстрому сочетанию мыслей, в сознании её встрепенулся призрачный лик фокусника:
печально-мудрые, туманные глаза его улыбнулись.
Стряхнув с себя это наваждение, она подняла голову, чтобы взглянуть на того, кто
только что назвался Герасимовым.

Возле окошечка администратора стояли трое невзрачных мужчин с усталыми, серыми,
незапоминающимися лицами.

- Герасимов? - переспросила Евгеша машинально, пытаясь угадать лицо того, кто
произнёс магическую фамилию.

- Герасимов, - покорно подтвердил однофамилец фокусника.

- Не похож, - произнесла она задумчиво и покачала головой.

- Не похож! - весело подтвердила за ней Пална, видимо, принимая выпад кассира
за оригинальную шутку.

Сам Герасимов растерялся, а его спутники засмеялись, тоже восприняв всё это, как
забавную шутку.


- Так, заявочки посмотрим! Сколько их там на сегодня ещё осталось.. - напевала-
мурлыкала Пална, когда Герасимов и его развеселившиеся спутники оформились, взяли
ключи и удалились. - Электроламповый завод: два человека. Трикотажная фабрика:один человек. Филармония... Ой, держите меня! - напевное бомотание администратора
прервалось удивленным восклицанием:  - "Гита Ромэн"! Никак, цыгане?! И директриса
подписала?! Она что, забыла, как в прошлом году от них в гостинице все чуру просили?

- Это когда шторы с окон на юбки поснимали? - припомнила Евгеша.

- Да-да... Шторы! Что там шторы! Они здесь прямо всем своим табором такое
устраивали!.. Только что костры в номерах не разжигали!

- Это другие цыгане, - вмешалась вдруг в разговор директриса.
Она имела привычку вырастать, выждав момент, откуда-то сбоку администраторской
стойки. Появлялась как бы невзначай, втихаря. И слушала непосредственные разговоры
своих подчиненных, не подозревающих о присутствии поблизости начальственного уха.

- Да какая разница, те или не те?! Цыгане есть цыгане, - вырвалось у Палны.
Но она тут же поспешила прикусить язык, сообразив с кем разговаривает, ибо спорить
с начальством было чревато.

- Филармония пообещала, что с этими недоразумений не будет. И они в нашем
ресторане выступят, - спокойно ответила директриса, пряча усмешечку.


Евгеша была довольна тем, что вторую смену подряд имела право на ночлег не в
администраторской, а в служебке. Пална решила ознаменовать начало своей новой жизни
в другой смене и своё освобождение от Бороды установлением нового графика ночного
дежурства.И как учил когда-то небезысвестный Василий Иванович Чапаев: "Где должен
быть командир? Командир должен быть впереди!" Вот и отсчет ночного бдения за
стойкой начался с администратора.

И утром Пална не будила Евгешу чуть свет, как это практиковала Серафима, а позвонила
в служебку только в восьмом часу, когда уже в вестибюле потихоньку начали появляться
гостиничные обитатели.

- Ну, как спалось? - спросила она весёлым голосом у появившейся на своём рабочем
месте кассирши и, не дожидаясь вежливого ответа, начала рассказывать сама о ночном
заезде цыган.

Они прикатили в гостиницу, успев выступить с концертом где-то в районе.
Но, не смотря на это, не взирая на свою усталость, один немолодой толстенький цыган
после поселения в гостиницу, после того как получил ключ от номера, прямо тут, в
вестибюле, лично для неё, для Палны, плясал, играл на гитаре и распевал душераздирающие романсы.
Чувствовалось, что она была под сильным впечатлением от этого ночного концерта и в
превосходном расположении духа. Её так и распирало от желания поделиться с Евгешей,
рассказать, расписав всё в ярких красках и подробностях. Но, как на зло, это
вдохновенное повествование то и дело прерывалось: то кто-то заявлялся поселиться по
заявке, то кто-то кого-то разыскивал и совался к администратору за справкой... Или
ещё с каким-нибудь недоразумением...

Например, одна рыже-крашеная, лет пятидесяти, мадам из триста десятого номера всё
приставала сначала к Евгеше, а потом и к Палне, пытаясь выудить какие-нибудь
сведения о своей соседке, которая проживала с ней в одном номере, но два дня тому
назад как съехала. Кто она такая, да откуда, какой у неё домашний адрес? Всё это
хотелось знать рыжей даме о своей бывшей соседке.
А когда и Евгеша, и Пална ответили, что таких справок они давать не вправе, дама
разразилась захлебывающейся исповедью о том, как собственноручно вручила своей
соседке четыреста рублей на покупку пальто и сапог; как та обещала позвонить по приезду
домой, и не позвонила.

Выслушав это, Пална посоветовала даме обратиться в милицию, которая располагалась
буквально рядом, прямо за углом.
Рыжая мадам унылой походкой удалилась в указанном направлении.
Но, явившись через час снова, злющая-презлющая, начала предъявлять претензии к
администрации, мол, зачем такую проходимку с ней поселили? и что это не гостиница,
а самый настоящий проходной двор!
Оказывается, как потом выяснилось, в милиции сделали запрос в Киев: оттуда, якобы,
приехала эта злополучна соседка. И получили ответ, что Купцова Ирина Яковлевна, увы,
в Киеве не проживает.
Короче, соседка эта - не милая, приятная во всех отношениях женщина со связями,
умеющая всё достать, а самая обыкновенная аферистка и мошенница, которая смылась
в неизвестном направлении с денежками доверчивой рыжеволосой мадам.

Пока эта пострадавшая высказывала администратору своё неудовольствие, в вестибюле
гостиницы на чернокожем диванчике тихонько сидела, ожидая вызванную милицию,
другая пострадавшая дама. Пышнотелая, большеротая, с маленькими серенькими
глуповатыми глазками. Эта сорокалетняя туристка из Мытищ каким-то образом забрела
ночью в девятьсот четвертый номер, где проживали тяжелоатлеты с Кавказа.
Для начала они её пригласили покушать гранатов. А потом, вроде как, начали к ней
приставать. Это даме не понравилось, и она треснула кого-то по морде. Тогда ей
двинули по уху.
И вот с утра пораньше, очнувшись после шока, она пришла к администратору, чтобы
вызвать милицию.

Пална позвонила в отделение, вызвала наряд, велела пострадавшей сидеть ждать, а
сама побежала на пятый этаж: позвонила дежурная, там что-то стряслось.

А ещё раньше, до милиции, она вызвала пожарного, так как ночью по всему
туркомплексу часа на два было отключено электричество. Когда же его подключили
снова, загудела пожарная сигнализация, и её пришлось отключить совсем, потому что
она гудела не переставая.

Первым приехал не милиционер, а пожарный.
Но не успел он войти в вестибюль, как к нему моментально подскочила побитая туристка
из Мытищ, и принялась исповедываться ему о своих ночных приключениях в гостях у
тяжелоатлетов. Она рассказывала эмоционально, со всеми подробностями: как она ела
гранат на спор, что ни одно зернышко не упадёт, и как в это время начали к ней
приставать.
Пожарный таращил изумленно глаза, но терпеливо слушал. До тех пор слушал, пока
Пална, возвратившаяся с пятого этажа, не подошла к нему и не спросила:

- Вы - пожарник?

Потом приехал опер.
И дама из Мытищ, вздохнув, снова принялась расписывать свои ночные похождения.
После чего двое милиционеров поднялись наверх и забрали обоих спортсменов из
девятьсот четвёртого. И пострадавшая с подругой тоже уехали вместе со всеми в
отделение.

Когда все туристы спустились на завтрак, Пална вызвала из кафе групповода из Мытищ
и сообщила ей новость. Та, конечно, расстроилась и стала звонить в милицию,
узнавать в чём дело. На что ей ответили, что сообщить ничего не могут, так как дело
очень серьёзное.

- Этих тяжелоатлетов теперь точно вышибут из команды, - рассуждала Пална, когда
расстроенная групповод ушла. - Как двоих из девятьсот четырнадцатого выперли из-за
Козелковой. - она вздохнула, словно сочувствовала кому-то, непонятно только кому. -
Ну эти-то с гранатами своими, хулиганье, конечно. А те за что пострадали? Ладно тот,
который с ней, с этой дурой Козелковой, спал. Он за любовь пострадал. А другой за
что? За дружбу? Он ведь даже в номере своём не ночевал. Любезно согласился пойти
к ребятам, чтобы не мешать другу...

- Выходит, за дружбу, - согласился Филбор, который, гонимый любопытством, уже
успел прибиться к администраторской стойке.

- Да, дела! - снова сочувственно вздохнула Ирка. - Вечером легли спать в команде,
а проснулись не в команде.

- А вы что, Евгения Николаевна, молчите? - поинтересовался вдруг Филбор.

- А что вы, Филипп Борисович, хотите от меня услышать? - удивилась Евгеша.

- Неужели вы до сих пор ничего не заметили? - задал свой очередной дурацкий вопрос
швейцар.

- А что такого я должна была заметить? - продолжала недоумевать Евгеша.

Пална непонимающе посмотрела на них обоих.

- Да вон, Евгения Николаевна, вон тот Будулай давно уже там стоит и с вас глаз не
сводит. Влюбился, что ли, в вас? - Филбор вежливенько хихикнул. - Не иначе, как
влюбился в вас Будулай, Евгения Николаевна.

На ступеньках, ведущих к лифтовой площадке, возвышаясь над всем вестибюлем,
стоял какой-то странный человек. В довольно нелепом одеянии: в черных, в обтяжку,
но слегка расклешенных от колена, бархатных брюках; в короткой, до пояса, курточке
из такого же чёрного бархата.
В его бледном, чуть горбоносом лице было что-то ястребиное, а роскошно-пышная грива
черных, слегка волнистых волос придавала всему его диковатому облику некий богемный
оттенок.
Этот тип стоял и в упор смотрел на Евгешу.

От его цепкого взгляда девушке сделалось не по себе. Но она, как загипнотизированная,
никак не могла отвести от него глаз и, недовольно нахмурившись, произнесла насмешливо:

- Боже, что это за чудо такое? Откуда прилетела эта странная птица? Чёрный ворон
какой-то...

Сам вОрон этих слов, конечно, не мог слышать, так как стоял достаточно далеко от
администраторской стойки.
Но впечатление было такое, как будто он услышал.
Отвернувшись, напялил на свою гривастую, гордо вскинутую голову, широкополую из
черного фетра шляпу - такую же нелепую, как и весь он сам, - и медленно, с
необыкновенно грациозным достоинством направился к выходу.
На ногах его были старомодные туфли на платформе и толстых каблуках. Но двигался
он легко и красиво.

- Птица?! - прыснул легкий на смех Филбор. - Ворона?! Это не птица и не ворона,
Евгения Николаевна, а Будулай!

- Какой ещё Будулай? - проворчала Евгеша, пряча глаза и делая вид, что очень занята
перекладыванием бумаг, лежавших на столе. - Если вы имеете в виду фильм "Цыган",
то этот совсем даже на него и не похож.

- Похож, Евгения Николаевна, очень похож! - не согласился с нею швейцар. - Только
этот молодой, а в кино был постарше. А так, прямо копия! Похож, очень даже похож.

- "Гита Ромэн". Один из них, - спокойно пояснила Пална, проводив артиста взглядом
до самых дверей и подождав, когда он выйдет на улицу. - Ночью заехали. А этот уже
на ногах! Спать, дураку, что ли не хочется? - она выразительно потерла глаза и с
мечтательным вздохом потянулась, показывая тем самым, что, вот если бы ей довелось
добраться сейчас до постельки, то уж, будьте уверены, так просто покидать её она бы
ни в коем случае не стала.

После сдачи смены Пална с Евгешей, усталые, но довольные - как любят писать в
газетах и школьных сочинениях - оккупировали тесную, налитую тусклым светом кабинку
лифта, которая, гудя и лязгая, медленно поползла вверх.
Разогнавшийся было, но быстро опомнившийся лифт тряско замер на седьмом этаже,
где располагался один из гостиничных буфетов.

Буфетчица, добродушная смешливая толстушка, сразу заметила вошедших и, не дожидаясь,
когда они станут в общую очередь, спросила:

- Кофе?

- Как всегда, Лилек, как всегда, - проворковала Ирка. - А пока мы выпьем по чашечке
кофейку, ты мне грамм триста сметанки приготовь. Я тебе баночку тут ставлю. А
Женечке, пожалуйста, пирожное. Какое тебе? - обернулась она к своей спутнице,
словно была переводчицей при иностранном госте.

- Заварное, - послушно ответила Евгеша и пояснила, обращаясь к буфетчице
оправдывающимся тоном: - Юлька, как всегда, что-нибудь вкусненькое запросит.

Лилек понимающе кивнула и, зыркнув веселыми глазами, поставила перед Палной две
чашки, источавшие пар и кружащий голову аромат.

Администратор с кассиром пили кофе и рассматривали остальных посетителей буфета,
среди которых добрую половину составляли заехавшие ночью цыгане.

- Вот эта старуха - тёща руководителя ансамбля, - пояснила Пална, указывая на худую
седовласую цыганку, подметавшую буфетный пол просторными, длинными, тёмными
юбками. - А эта, молодая, с пузом... Да-да, она, та, что рядом со старухой... Его
жена. Судя по животу, на шестом месяце, - с видом знатока заключила она.

Евгеша неодобрительно покачала головой, и Пална, истолковав этот жест по-своему,
заметила:

- Это ещё что! Там у них одна прикатила с новорождённым младенцем на руках.

- Кочуют, что ли, табором?  - предположила Евгеша.

- А Бог их знает! Вообще-то, настоящих цыган у них там и не так уж и много: человек
семь, не больше. Остальные - сплошной интернационал: украинцы, евреи, грузины...

- Да ну?! - не поверила Евгеша.

- Я тебе говорю! - заверила её Пална. - Зато те, которые настоящие, со всеми своими
семействами на гастроли мотаются.

- Может, у них постоянного жилья нет? Вот и разъезжают туда-сюда по гостиницам, -
сказала Евгеша, понизив голос, словно надеялась, что собеседница последует её
примеру, ибо ей казалось, что Пална разговаривала слишком громко, ничуть не
испытывая при этом неловкости.
А вдруг эти люди, цыгане, услышат, как о них говорят? Не по телевизору всё-таки их
показывают!

- Не знаю, - ответила администратор, не последовав примеру кассирши или не уловив
в её голосе своеобразного приглашения говорить потише. - По крайней мере, в паспортах
у них у всех прописка имеется. Правда, сборная солянка: кто где прописан, кто во
Львове, кто в Москве, кто в Киеве. Но большинство из Грозного. В общем-то, и весь
ансамбль за Грозненской филармонией числится.

  Продолжение:   http://www.proza.ru/2017/10/20/157