Потерявшийся в толпе

Посвящается моим родителям

1
Так вышло, что я пропал в тот момент, когда папа начал рассказ о патио.
Он всегда говорил мне, что это место отличается от других, и именно там прошла свадьба моих родителей. Конечно, это место нужно обязательно посетить, говорил папа, но, если уж так и выйдет, что я не захочу, мне разрешат остаться дома.
Я был в толпе, когда меня похитили. Никто не закрывал мне рот и не связывал руки, просто крепко взяли за локоть и повели по дорожке, усыпанной гравием. Мне казалось это таким смешным в тот момент, что я то и дело топал ногами и дергал руками, - в голове шум и гам, а я все смеюсь.
Толпа была огромная. Взрослые толкали меня, стук в спину отвлекал меня от разговора с папой, который то и дело говорил мне о патио. Сам не замечая своей глупости, я начал разговор со своим похитителем. Я пошел за ним следом, слыша под ногами хруст гравия. Сжимая мой локоть, он вывел меня из толпы.
- Почему ты не плачешь? – спросил тот, чье имя я боялся потом произнести. Я впервые испытал чувство страха. Я ответил, что хочу к маме и папе, начиная сопротивляться. Я искал глазами фигуры моих родителей, но среди толпы их не было. Очевидно, они пошли искать меня в другом месте.
Похититель сжал мой локоть еще сильнее и произнес:
- Ты должен плакать, ведь все маленькие плачут.
И я не выдержал. Слезы потекли у меня из глаз, да такие блестящие, нежные, что я тут же начал вытирать их тыльной стороной ладони. Казалось, они зальют весь асфальт, но я делал все возможное, чтобы папа с мамой меня услышали. Вон там. Среди людей.
- Вот видишь, - сказал похититель, – Теперь ты понял, какой ты маленький и беспомощный. Думаю, что твоим родителям было бы стыдно за твое поведение.
Мы двигались навстречу автомобилям и длинной широкой дороге. Светофоры мигали, напоминая мне искусственную слезу.
- Куда вы меня ведете? – спросил я похитителя.
Он слегка улыбнулся.
- Я тебя похитил, чтобы получить выкуп. Место, куда я тебя веду, называют Стюарт Улицей. Тебе понравится. Я уверен.
Я снова заплакал. Стало очень тоскливо.
Сегодня я плакал в последний раз в моей жизни.


2
На следующий день я проснулся очень рано. Я лежал на кровати и был одет в полосатую пижаму. Но самое главное – похитителя не было рядом, он остался на первом этаже, и сейчас я прекрасно слышал звуки телевизора, раздававшиеся снизу.
Я уже осознал, где оказался.
Поэтому надо было спуститься туда, вниз. На первый этаж. Найти папу с мамой, извиниться за свое глупое поведение.
Я аккуратно зашагал по лестнице, внизу в зале раздавались звуки от телевизора. Тот, чье имя я боялся произносить, сидел напротив него, пережевывая яичницу с беконом, и смотрел утреннюю передачу. Она шла непрерывно.
- Простите… - сказал я, с ужасом поглядывая на похитителя.
Тот, чье имя я боялся произносить, не обратил на меня внимания. По-прежнему смотрел на экран.
На лице ни морщинки.
Я снова заговорил, пересилив страх:
- Простите, мистер ****… Мне нужно умыться. Где я могу найти ванную и туалет?

Похититель не обратил внимание на мои шаги. Он не видел меня. Прямо как в мультике: «Семь ягнят в тумане».
Молчание. Словно я говорил с приведением. Или же я сам был этим приведением? Было невыносимо и очень тяжело, меня совсем не слышали. Это так ужасно. Когда ты не можешь понять даже самого себя.
Я молча направился к выходу.
Возможно, туалет был на улице...
Но я не мог больше терпеть. Очень хотелось писать. Еще хотелось умыться и увидеть папу с мамой.
Я вышел на улицу, стараясь не плакать, и направился вдоль тротуара, здесь мы шагали с моим похитителем еще вчера.
Машины двигались, казалось, целую вечность... Слишком много было снега. Я понял, что машины всегда будут ехать с такой скоростью, такие медленные, совсем, как лодки, плывущие по морю.
Я был одет в пижаму, но мне было нисколько не холодно. Загородный дом стал виден вон там, за голыми деревьями. Осталось несколько шагов, чтобы добраться до места, где меня ждут мама и папа – потом я закончу свой путь.
Я сел на первый попавшийся автобус и поехал на Гран-авеню. Было так тихо. Проезжие не замечали меня и не разговаривали со мной. Лишь одна женщина улыбнулась и подняла руку, чтобы что-то сказать.
- Сколько стоит проезд? – спросила она, когда выходила из автобуса на остановке Брокли, - Я совсем забыла, что платить нужно вначале.
- С вас ни одного цента, мэм, можете идти, - ответил водитель.


3
Дом мамы и папы был совсем не такой, как раньше: повсюду беспорядок. Носовые платки разбросаны на кровати, одеяла лежат на полу, как опавшие листья.
Сегодня я впервые увидел, как маман плачет. Она никогда раньше не показывала слезы, но сейчас ей было трудно сдерживаться. Я знал почему.
- Мама, - сказал я, обращаясь к ней, - Ты слышишь меня? Я пришел к тебе.
Молчание. Лишь громкое всхлипывание. Стук двери за моей спиной заставил меня обернуться.
Папа приехал с работы.
- Ты ничего не приготовила? Я знал, что так будет. – сказал папа без обиды.
Его лицо было таким же грустным, как и у мамы, однако я точно знал одну вещь: папа совсем не жалел меня.
Он испытывал особое чувство. Я догадывался, какое. Чувство горечи, когда потерял что-то незаменимое и не можешь вернуть.
Мама, вытирая слезу, заговорила:
- Принеси зажигалку, я хочу закурить.
 Папа сел на кровать рядом с ней. Ее тело, должно быть, напомнило ему статую. Мама плакала, хотя никогда не делала этого при нем, даже если очень злилась. Я понял. Она никогда больше не захочет нового сына. Никогда.
- Тебе нельзя курить. – ответил папа строго. Ему не понравилась такая просьба.
Манжет на ночной рубашке моей мамочки имел застежку на запонках. Она без конца поправляла его. Мама жмурилась, слеза одна за другой катились из глаз:
- Все равно принеси сигареты и зажигалку, я нуждаюсь в этом.
 Папа повиновался и подал ей сигарету. Она закурила: было видно, что ей стало прекрасно.
- Мама, мама, услышь меня, - сказал я, - Папа, мама, услышьте…
А потом мои крики заглушила мысль: с приведениями никто не разговаривает… Даже собственные мама и папа.
Сегодня я весь вечер пытался заговорить с родителями. Я старался не плакать, потому что знал, что слезы будут ненастоящими.
Был вечер. Снег оставил следы на стекле моего окна. Когда мама с папой ушли в другую комнату, я увидел главную дорогу Гран-авеню, и огни светофоров теперь напомнили мне не слезы, а елочные игрушки.

 

4
Я часто просил прощения у мамы и папы. Я извинялся за свое поведение, мне было стыдно, что я ослушался старших и пошел вслед за незнакомцем в тот день, 7 февраля.
Несмотря на то, что родители меня не видели и не слышали, я все равно стремился общаться. Я даже нашел себе нового друга, который, как и я, оказался приведением, и жил в нашем дворе. Его звали Мэф Квински.
Мэф выходил на улицу каждый день, чтобы поиграть со мной или понаблюдать за игрой соседей на детской площадке. Он был немного старше меня и гордился тем, что быстро находит себе новых друзей.
- Ты тоже звал своих папу и маму, и они тебя не слышали? – спросил я его, когда мы покачивались на качелях.
Мэф усмехнулся.
- Конечно, так со всеми происходит. Разве ты не знал, Гел?
Я начал хмуриться.
- Не знал. Иногда я плачу, плачу и не могу успокоиться. Но мне кажется, что мои слезы ненастоящие, совсем как пластик, и мне становится еще грустнее.
- А мамины слезы ты когда-нибудь видел, Гел?
Я ответил: да. И добавил, что, вероятно, мои родители сошли с ума, раз больше не слышат меня.
- Зачем ты говоришь ерунду? – разозлился Мэф, - Ты же знаешь, что у тебя все не настоящее. Ты приведение, и закончим на этом.
Русые волосы Мэфа не шевельнулись на ветру. Больше я не хотел общаться с ним на тему родителей и детей. Я догадывался, что он испытал боль в ту минуту, когда мы с ним разговаривали. 
После беседы с другом я вернулся домой поздно вечером.
Мама по-прежнему курила и плакала, а папа успокаивал ее. В доме были разбросаны вещи.
Жуткое зрелище. Я хотел проститься с родителями.


5
Спустя неделю Мэф сообщил мне, что уезжает вместе с родителями за город. Мы стояли в вестибюле - вход в метрополитен был расположен рядом с нашим кварталом.
- У папы командировка. Но я просто не могу бросить родителей, даже если они и не слышат меня. – сказал он. – А как бы поступил ты?
Я пожал плечами в ответ. Мои папа и мама не разговаривали со мной уже месяц, и я должен был принять какое-то решение.
Мама плакала каждый день. А папа, возвращаясь с работы, покупал ей новые сигареты. Так было каждый вечер, поэтому я заставлял себя строить новый план. Я обдумывал его уже долгое время.
Но сейчас решение созрело в долю секунды. Медлить было нельзя. Если я не сделаю это сейчас, я никогда этого не сделаю…
- Мэф, послушай, а могу я поехать с тобой? – спросил я, - Я не могу больше смотреть на слезы мамы. Она каждый день плачет и ждет меня. Но я так и не вернулся.
Мэф призадумался.
- Я не знаю… - сказал он, - Если тебе так будет легче: езжай с нами. Мне с тобой будет нескучно.
- Ты уверен в этом?
- Ну конечно. Я вижу, какое чувство вины ты испытываешь.
Светило яркое солнце. Мы знали, что скоро наступил апрель.
- Тогда договорились, - кивнул я.


6
Поезд отъехал в 9:30 утра. Я принял решение покинуть родителей и с грустью помахал рукой, глядя в сторону длинного Бридж-моста. Машины ехали в разные стороны, шоссе казалось бесконечным на фоне высоких деревьев и зеленой травы.
Сейчас я уже не вспоминал о досаде, которую я испытал впервые, когда родители перестали видеть и слышать меня. Но дело было совсем не в этом. Я начал понимать, что мой настоящий дом не здесь, а там, - за длинным Бридж-мостом и высокими деревьями.
- Зачем я только поехал с твоими родителями? - произнес я с сожалением, обращаясь к Мэфу, - Я потерял маму и папу во второй раз. Не нужно было уезжать от них.

Я затрясся, не в состоянии сдерживать эмоции. Это было настолько больно и невыносимо, что я начал ходить из стороны в сторону в нашем купе.
Мэф, видя, как я переживаю, ободряюще похлопал меня по плечу:
- Ты выбрал других родителей, потому что не мог поступить иначе. Ты поехал с нами, потому что у тебя не было выбора. Не стоит грустить.
Царила тишина. Мои губы дрожали, но я не мог позволить Мэфу завладеть всеми моими чувствами.
- Не смей говорить, что я имею права выбирать других маму и папу! - закричал я, -
     Не смей, Мэф! Я знаю, что я совершил ошибку - я выбрал других, я знаю…!
Родители Мэфа читали газеты в купе и не обращали внимания на наши возгласы. Громкие и звонкие как звук эха. Я закрыл лицо руками и продолжал кричать.
- Ты выбрал чужих родителей по справедливости, - успокаивал меня Мэф. – У тебя просто не было выбора.
- Но ведь мама и папа не выбирали меня, они приняли меня таким, какой я есть… - сказал я. – Получается, я худший сын на свете!
Мэф сел на полку, вероятно, думая что ответить, посматривая в сторону своих родителей, которые по-прежнему не замечали нас.
- Вот, что я тебе скажу, Гел, - начал он, - Просто посмотри в окно и попроси у папы с мамой прощения. Тебе станет легче. Я уверен в этом.
В голосе моего друга не прозвучало сомнений. Но мой план был построен за долю секунды. Чувствовалось это и в том, как я говорил и как двигался.
- Я думаю, что мне стоит вернуться домой. Я хочу назад к маме и папе. Я должен быть рядом со своей семьей.
Мэф остановил меня, схватив за руку:
- Ты что, Гел?! Ты же говорил, что поедешь с нами!
- Нет, я хочу к маме и папе... - сказал я твердым голосом. 
- Но ты же обещал... - взмолился Мэф.
- Нет, мне нужно идти!
Остаться с родителями Мэфа оказалось для меня чем-то немыслимым. Несмотря на просьбы друга, я начал быстро выходить из купе.
Поезд уже остановился, точь-в-точь по расписанию.
Ох, как Мэф кричал!
- Остановись, Гел!
Он начал бегать из купе в купе, лишь бы я видел его движения через стекла окон поезда.
Но иногда я сам не могу объяснить свои поступки...
Прошло полчаса, прежде чем я сел в автобус и пересек дорогу Гран-авеню. Я мог ехать и смотреть на зеленые поля, освещенные солнцем. На удивительной окраски желтые листья, падавшие с деревьев.
Время 10:05. Я сам не верил, что мог это сделать. Я уже бежал навстречу маме и папе, идущим на работу.
Я вспомнил.
Это было тогда…
В тот самый день...
Он вывел меня из толпы.
Когда папа говорил мне о патио.
Я шел вслед за своим похитителем.
Но я знал. Мама и папа скоро окажутся совсем близко...
В моей голове шум и гам. А я все бегу. Плача и смеясь одновременно.