Вопреки всему. Глава 9

Ещё месяц тянулся бесконечно долго. Похожие друг на друга адские дни не приносили никакого разрешения, вообще ничего нового. Заявления Мясникова пылились где-то в бумажных потоках, которые в таких случаях ползут очень медленно и порой не достигают конечной цели.

Гавриил Ильич не спал ночами и всё думал, думал, думал. Пальцы мечтали зажать меж собой перо и писать, не прекращая, мучительно хотелось табаку, которого тоже не давали заключённым. Мысли Ганьки Мясникова путались, возвращая его в дни далёкого прошлого.

После убийства последнего российского императора Гавриил Ильич ещё больше уверился в своих силах. Теперь у него уже не оставалось сомнений в том, что ему предназначена некая великая миссия. Ну, что такое убийство царя? Лишь этап, вот то, что ожидало Ганьку впереди, казалось самым главным. Он только ждал возможности сказать своё слово эпохе, режиму и крепнувшей несправедливости, какую чувствовал особенно остро.
 
Многочисленные собрания, встречи и споры слились в памяти в однообразный поток бесконечных слов. На самом деле мало кто по-настоящему понимал идеи Ганьки, но те, кто осознавал их, видели в них угрозу партии, а то и стране. Подобные высказывания нельзя было допустить до ушей вышестоящих органов, тем более претворить в жизнь. И поэтому все мало-мальски толковые партийцы всеми способами препятствовали выступлениям Мясникова и его партийной деятельности. Но толпа Гавриила Ильича боготворила. Он же в ответ так же слепо и свято верил в силы пролетариата, который любой ценой выйдет из всех трудностей и станет по-настоящему свободным.

Однако свободные мысли и высказывания караются жестоко. Рабочим не то, что говорить, уже и шептать было нельзя. Такое положение дел возмущало Гавриила Ильича. Ощущая всем существом необходимость свободы слова, Ганька не боится говорить об этом открыто. Теперь он уже ничто его не пугает.

Чтобы умерить пыл распоясавшегося мотовилихинца, его отправили в Москву с тем, чтобы там ему нашли новую область. Такая мера должна была сбить с него спесь и научить уму-разуму, да и в другой области Гавриил Ильич не будет  своим, а значит, не будет пользоваться столь активной поддержкой со стороны рабочего класса.  Расчёт был верен, но в Москве, когда ему предложили партийную работу в Самаре и Рязани, Гавриил Ильич наотрез отказался и вернулся в Пермь.

За дверью камеры что-то ударилось в стену и вывело Гавриила Ильича из глубокой задумчивости. Света почти не было. Крошечное оконце не могло пропустить достаточно лучей даже для такой небольшой камеры. Мясников приблизился к этому окну. Почти ничего не удалось разглядеть. Видимо, на улице был густой туман. Такой, который сравнивают с молоком. Здесь же, в пыльной и душной камере, он напомнил её узнику молочный кисель. Что-то тягучее, медленное и неповоротливое было за окном. Гавриил Ильич, в который раз обошёл эту комнату-пещеру, снова вслух посетовал на то, что ни бумаги, ни карандаша и тем более чернил у него нет, и растянулся на шконке.
 
Где-то была его семья, какой он её оставил много лет назад. Так ему казалось. Возможно, он не мог представить, что за время его скитаний могло что-то измениться. Но здесь даже самые светлые воспоминания, каких было немного, превращались в мучительную пытку.

http://www.proza.ru/2017/10/19/393