Компания

Не помню, кому пришла в голову идея отметить день рождения без спиртного. Спиртное на всякий случай припасли (не откажешься же сразу), но условились: хочешь выпить – лезть под стол. И вот спина к спине, с поджатыми ногами сидим на полу (неудобно, тесно, но оригинально) и хохочем. Все, как один, забрались. Хохот вот по какому поводу: это же карикатура на… Сами понимаете на что. На рапорт, что живём по-новому. Многие быстренько отрапортовали, наша контора – тоже, но я знаю, один наш завлаб по тихой гонит самогон, другой по тихой сплавил мать в богадельню, третий втихушку навещает… Стоит ли перечислять? Я всё думаю о механизме пробуждения в людях людского: где он? Как сделать так, что-бы невыгодно было врать, льстить, воровать, громко кричать, сидеть в президиуме, чтобы руководили тихие очкарики, которые могут руководить, но не хотят. Чтобы они походили на Джавахарлала Неру. Я серьёзно. Мы, сердолюбивые, как правило, помогаем какому-нибудь партийному неучу прилюдно выразить мысль, а, если возникла пауза, побыстрей стремимся её заполнить. А вот Неру не помогал и не заполнял. Его беседы с послами больше проходили в молчании, потому что на вопросы, не представляющие интереса (глупые, надо полагать), он не отвечал. Вот бы нам таких мужиков, от которых всё несущественное отскакивало бы.

      Итак, сидим компанией и квасим ничуть не меньше. Обслуживает нас жена Брюханова, совершенно не пьющая женщина. На лице этой всю жизнь не пьющей женщины вижу промельк надежды, что муж её, может быть, снизит дозу потребления, находясь в таком глупом положении? Что-то не видно. Напротив, главный анекдотист и рассказчик – на волне эйфории. Слившись с ножкой стола так, что она врезалась ему в спину, составив с ней единое целое, Брюханов красками приснившегося ему сна живописует картину.

      Будто в его квартиру забрались воры с намерением вынести что-нибудь импортное, телик или видик, но таковых у Брюханова нет, а есть отечественные. Есть-то есть, но они неисправны, их, прежде чем украсть, нужно ремонтировать, в том числе и стоящий во дворе горбатый «Запорожец». Бандиты вот-вот сорвут зло на хозяине (за то, что специально портит вещи), хозяин тянет время, проклиная одну за другой наши ремонтные службы… Дело движется к отрезанному уху героя, но спасение близко. Как сказано в одном стихотворении, «то был лишь сон».

      Ну Брюхан! Теперь разговоров – на целый вечер. Ведь каждый сталкивался если не с ремонтом квартиры, то хотя бы с вшивкой молнии на сапоге, помнит об испытанных мытарствах. Брюханиха спускает сверху квитанцию: третий месяц костюм в химчистке. Сидящие под столом женщины кивают: знакомо. Сидим по-турецки, держа тарелки на коленях…

      Люблю интеллигентные компании. Люблю за их стремительное зарождение, взлёт и медленное умирание. Одинаковые по возрасту, они разнятся по вкусам.  В одной немного посидят и сразу подавай им танцы, в другой – то же самое, но песни, в третьей упорно смотрят телевизор (и как свой не надоел), в четвёртой – говорят, говорят, наговориться не могут. Есть и смешанные: говорят, поют, пляшут, телевизор орёт, дети бегают по постелям. Ну а длительные прощания с выходом на свежий воздух, с непременными объятиями и намерением встретиться и повторить? Это ж прекрасно. Жаль, что жизнь не любит повторений. Особенно я это чувствую в последнее время.

      «Вчерашний день», - говорит Вернягин, художник-оформитель, доселе молчавший. Говорит тихо, себе под нос, конкретно ни к кому не обращаясь, но момент удара по компании вот он – в точке расцвета! Брюханову, будь он умнее, признать бы: да, вчерашний, но он делает вид… Лишь поднятая рюмка предательски дрогнула. Вот всегда так. Всегда найдётся кто-нибудь, кто читает газеты.

- Однопартийная система с её монополизмом и лозунгами, - повышает голос Вернягин, - на наших глазах испускает дух. Кухаркины дети уходят в прошлое. Сейчас движемся по инерции. Из примет пока одна: кооперативы.
- Вы еврей или плохо выглядите? – очухивается Брюханов. – Ваши ср…ные кооперативы: кому они нужны? Купил я масляные колпачки для двигателя и выбросил после первой поездки. Продавец предупреждал меня – кооперативные…
- Кооперативы недолго продержатся, - согласился Вернягин. – Они заполняют потребительскую нишу товаром низкого качества. К тому же правительство говорит им: как хотите крутитесь, но торгуйте по госцене. Почему? – Рынка нет.

      Сделавший заявку на лидера, Вернягин больше доверяется интуиции. Откровенно говоря, он сам ни черта не знает. Поэтому компания не идёт за ним. Компания идёт за Брюхановым. Под руководством Брюханова сидим под столом мятые, но довольные.

      Но червь сомнения посеян. В очередной встрече прежнего единства нет. Компания разделилась: Брюханов сразу устроился под столом, вслед за ним спустилась жена Вернягина, а сам Вернягин остался наверху с моей половиной и Брюханихой. Я пожалел Брюханова и занял место рядом с ним.

      Люблю Брюханова. Настоящий гость. Много ест, много пьёт, тарелка его всегда чиста. Приятно за таким ухаживать. Как-то незаметно мы перешли с ним на крепкие напитки. Когда были молодыми, в ходу были «котнар», «рымникское» и другие лёгкие вина и пили-то символически, а сейчас…

      Интеллигенция неоднородна. Есть гении, есть дураки, а мы – где-то посредине. После техноложки поработали с Брюханом на заводе, смотрим – неинтересно, перешли в НИИ – там одни склоки, вернулись в альма матер – стаж потеряли… Сей-час он в одной конторе, я – в другой, не стану называть их. Сколько ни бегай – платят везде одинаково. Нет у нас ни машин, ни дач, ни гаражей; зато мы встречаемся. Пройдёт неделя-другая, и уже червяк сосёт: надо встретиться. У всех телефоны: созваниваемся, назначаем время и по мере приближения его чувствуем, как жизнь вливается в уставшие члены.

      Вернягина-жена среди удовольствий мира ценит вино и табак, поэтому она с нами. Эта яркая, с большим самомнением женщина несколько озадачена тем, что муж её не полез под стол. А чему, собственно, удивляться? Она его подобрала, можно сказать, выняньчила, а теперь он пошёл в отрыв. Если женщина захочет сделать из мужчины человека, она разобьётся в лепёшку, но сделает. Правда, немногие этим занимаются. Выгоднее держать мужчину под каблуком, а чаще он сам себя держит. Как я. Я ленив, разбрасываюсь, энергично берусь за начало, но конец мне неинтересен и ни в какой конторе, по сути, не стал своим. Жена на меня не давит: лишь бы я выпивал дома и не имел женщину на стороне. А сам на себя я буду давить?

      Вернягина, видать, не рассчитала. Так тянула своего правоверного, что перетянула. Раньше он малевал на фанерках «не влезай – убьёт», а теперь – пожалте – картины. Раньше ходил в коротеньком пиджачке, а теперь на нём пуловер от Кардена. Вот так, товарищи женщины: будете тянуть своих мужичков – не перестарайтесь.

      Я отчётливо помню его как статиста. В интеллигентской компании ими оказываются люди с предметным мышлением. Некоторые из них суетятся, кричат, полагая, что уровень мысли можно заменить уровнем шума, но настоящий статист делается верным помощником хозяйки и начинает с консервного ножа или штопора. Он учится. Не один раз проиграет он в памяти услышанное прежде, чем откроет рот. И вот Вернягин, которого я принимал за статиста, открыл этот самый рот. И не собирается его закрывать.

- По какому поводу встречаемся? – спрашивает.
- По графику, - отвечаю я.
- У меня день рождения, - тоненько встревает моя жена.
- Он у тебя завтра, - как бы оправдываюсь я.
- Вы знаете, Леночка, - говорит Вернягин, - я не так давно видел по телевизору замечательного человека, старенького, но бодрого академика. В детстве его поразил севший на подоконник голубь. А ваши детские впечатления? вы помните их?

      Я замер с налитой рюмкой, Вернягина, затянувшись сигаретой, не выпускала дым, и только Брюханов стучал вилкой, как хорошо отлаженная машина.

      Жена моя долго молчала, потом расплакалась.
- Сколько живу, - сказала она сквозь слёзы, - никто ни разу меня об этом не спросил.
- Полноте. Расскажите, это всегда интересно.

      Жена, чувствовалось, не могла собраться с мыслями.
- Три дня бегала на рынок, день простояла у плиты, и сейчас одна забота: чтоб вы ушли довольные.
- Раньше в гости ходили за тем, чтобы наесться, и это понятно: голодные вре-мена. А сейчас? Свадьбы закатывают на несколько тысяч, люди перепивают-ся, болеют потом.
- Значит вы считаете…, - предположила Леночка.

      Пока Вернягин извинялся, что он вовсе не то хотел сказать, я ткнул Брюханова в бок:
- Он нас забодает.
- После третьей, - невозмутимо ответил Брюханов.
- Не время считать, - сильно дёрнул я его за рукав.
- Уж сколько лет после третьей!
- Для тебя главное…, - в сердцах бросил я, - а не чувство момента!
- Устала по-турецки, - поднялась жена Вернягина, - и не покуришь, как хочется. Поэтому: адью, мальчики, я вас покидаю.
- Хитрая, - заметил ей вслед Брюханов, - и здесь, и там успевает.
- Лен, - крикнул я своей жене, - расскажи, как ты вставала на имя!
- Я пела в детском хоре, и была такая песня «Марш нахимовцев», - улыбнулась жена, - мы надевали матросские костюмы, и я старалась громче всех: «Потому что мы стали на имя…» А там не «стали на имя», а «Сталина имя».
- Когда я была маленькая, - вспомнила Брюханиха, - мать взяла меня с собой в Москву, и там я впервые увидела негра. Настолько он поразил меня своей наружностью, что я не выдержала и сказала: «Мам, смотри, какой жареный».
- А я…,- начал было Брюханов свои детские воспоминания, но ему продолжить не дали.

      Не кто-нибудь, а собственная жена заметила ему, что в детстве он, как будущий пьяница, собирал водочные этикетки. Ничего другого он собирать не мог.

- Так погибают лучшие люди, - поднял рюмку Брюханов.

      Пока он закусывал, общество взялось за меня и с помощью нехитрых подначек довело до того, что я ничего не подарил жене в день рождения: отпетый негодяй, ни больше, ни меньше.

- Да как это? Я стихи сочинил.

      И тут я совершил непоправимую ошибку: вылез из-под стола. Стихи прочёл, и они понравились, но обратно под стол неудобно было лезть, как ни тянул меня Брюханов за штанину.

      Мне налили лимонаду, и забытый вкус его напомнил мне литературный кружок, на занятия которого мы с Брюханом когда-то бегали. Господи, как давно это было… Тот маленький старичок-поэт, что вёл кружок, давно умер, а лимонад остался, всё тот же лимонад. Сколько ж я его не пробовал? И на могилу поэта мы с Брюханом так и не сходили. А ведь это его творческая жилка бьётся в нас, непутёвых.

- А ну марш из-под стола! – закричал я, топнув ногой так, что все вздрогнули.
- Кричать и я могу, Ваня, - спокойно заметил Брюханов, - но приказной стиль, сам знаешь… Сделайте так, чтоб мне интересно было. Много лет я тешил вас байками – потешьте теперь вы меня.
- По части баек я не спец, - откликнулся Вернягин, но о наболевшем скажу. В России так долго культивировали государство, что оно обернулось против человека. Тобою могут заткнуть Чернобыль, а потом кинуть пятак на лекарства, тебя могут послать в Афган, а оттуда ты вернёшься в цинковом гробу. Институтов противостояния нет. Недавно один поляк запал на мои картины. Взял одну в руки, сколько, спрашивает. Приготовил пятьсот долларов, а я спросил пятьсот рублей.
- Дурак что ли?
- Почему дурак? – Заложник. Не знал, что могу котироваться.
- Тогда тебе надо жить в Польше, - подытожил Брюханов, - а нам и в России…
- Сюда тоже придёт капитализм. Цензура и стукачи канут в прошлое, но рядовому человеку станет труднее. Он вынужден будет…
- Бороться? – опередил Брюханов, - я так и знал! Я знал, что нас всунут в дерьмо! И что: есть примеры такой борьбы?
- Дал тут одному по шее, - засмущался Вернягин и замолчал, но компания захотела узнать подробности.
- С фотографии началось, - нехотя продолжил Вернягин.- Приносит дочь фотографию из школы, а на фотографии её нет, учительница заслонила. Кто виноват: фотограф? учительница? Я рассчитывал на извинение, но они так наорали на меня, что вышло: виноват я.
- А дальше?
- Рядом оказался фотограф.
- Последствия были?
- Пятнадцать суток хотели навесить, но…отделался штрафом.

      Брюханиха пожала Вернягину руку, моя Ленка, расщедрившись, заварила цейлонского чаю (неведомо из каких запасов), а Вернягина жена с некоторым изумлением поглядывала на своего супруга. Физические действия интеллигентного чело-века всегда вызывают восхищение. Даже про капитализм забыли.

      Пока женщины бросали в костёр разговора свинооткормочный пункт (школьная столовая), налетающую на учеников саранчу (страховые агенты), я утвердился в мысли, что сатира наводит тоску, а юмор – нет, и сообщил об этом Брюхану.

      Брюхан понял и выдал байку об однофамильцах, которых везде путают. Есть такие фамилии, которые в силу своего распространения… Короче, так и подмывает назвать их кроличьими. В Германии это – Мюллер, в Датском королевстве – Андерсен, а в ненаглядной России – Смирнов. Вот по «Смирнову» Брюханов и прошёлся. Резон таков: пусть человек сам выбирает себе фамилию. А у женщин должны быть женские отчества, например: Лариса Ниновна или Ольга Татьяновна.

      Смеялись? И я в том числе. Но что-то мешало воспринимать Брюханова прежним. Может быть, пятно? В прошлый раз он посадил его на пиджак, в этот раз – на брюки. То, первое, запылилось, стало тенью снятого значка, а это, новое, поначалу крошечное и тёмное, повторяло путь первого. Я смотрел на усилия человека под столом и не понимал, во имя чего они: этих пятен? Если да, то по закону выживаемости компаний мы обречены. Компания пойдёт дальше, а мы останемся. С пятнами на память. Такого со мной не случалось, я выживал во всех компаниях.

      Брюхан не уловил моего настроения, заподозрив, что я переметнулся к Вернягину. Видите ли, не поздравил его с удачной байкой, а до этого поздравлял.

- Потому что ты повторяешься, - сказал я ему по телефону, - а льстить… Тебе это нужно?
- Значит я и раньше повторялся?
- Значит и раньше.
- А ты это только сейчас заметил?
- Только сейчас.
- А до этого не замечал?
- До этого нет.
- А не сам ли Вернягин предложил мне на посошок?
- Пойми, Брюхан, тонкую игру. Это твоя цена в базарный день. Раньше нам всем была такая цена, но компания повысила ставки, а мы – нет.
- Хорошо, Ваня. Предположим, мы с тобой трезвые, пьём чай вперемежку с анекдотами, а дальше? Что дальше?
- Дело не в том, что мы трезвые или пьяные. Мы можем лакать даже больше. Хоть финской, шведской или германской. А в том, что мы пропиваем мозги. Придёт наше  время, а мы их из бутылки не сможем достать.
- Капитализм, думаешь, введут?
- Как пить дать, введут.
- Что в нём хорошего, Вань? Делёж, перестрелки, богатеи в тачках и нищие на помойках.
- Мы инженеры, Брюхан, рано или поздно будем востребованы. Надо обмозговать какое-нибудь дело.
- Какое дело?
- Откуда я знаю? Пока подписался на журнал «Мировые технологии». Сможешь с английского перевести?
- Господи, какая тоска – этот английский!
- Какой ты всё-таки тугой на подъём. А ведь не скажешь, что бесталанный.
- Иди к чёрту!

      «Вернягин – не тихий очкарик, - размышлял я, положив трубку, - и, конечно, не Джавахарлал Неру (где его найти?), но элемент новизны привносит. Пока двоевластие: Брюханов и он. Но Брюханов борется не за лидерство, а за стакан: мелко. Я колеблюсь; как легко жить прошлым! Не надо усилий. Знаю компании, которые питаются идеями предвоенных лет. Там всё понятно, как на чёрно-белом экране. Жить настоящим труднее, потому что не всё понятно. Некое мужество надо иметь – жить настоящим. А уж будущим… Не знаю, есть ли такие компании».

      И вот день рождения Вернягина. Не надо лезть под стол. Стола нет. Водка в баре, бар в стене. С подсветкой, подходи и наливай. Квартира у Вернягиных совмещается с мастерской, и нам предложили осмотреть то и другое. Брюхан не мог оторваться от бара, вид которого его заворожил, а нас ждал сюрприз: розыгрыш в лицах брюхановской байки об однофамильцах. Однофамильцами становимся мы с Вернягиным, врачихой – Брюханиха. Действие происходит в поликлинике, точнее, в терапевтическом кабинете, где врачиха не может различить двух Мюллеров-Смирновых, вписывая одному болезни другого. Байку мы хорошо помнили, но как дошло до дела, то оказалось, что Брюханиха от волнения теряет дар речи, а я по-чему-то стал икать. Господи, никогда не икал… Посадили вместо Брюханихи мою Ленку – та каждой реплике смеётся сама, не дожидаясь зрителей. Пришлось белый халат отдать Вернягиной-жене. А зрителями оказались наши дети. Они рады были неожиданному спектаклю. И зачем мы их всё время отфутболивали?

      Где Брюхан? Захотелось поделиться новыми впечатлениями, но путь в гостиную мне преградила Брюханиха.

- Прости, Ваня, ты – к нему? С чем, скажи на милость? С известием, что нехорошо торчать среди бутылок?

      Острейший момент! Взрослые умеют притворяться, и сейчас делают вид, будто ничего не происходит… А сами напряжены: как там квалифицированный гость? Может, выглянет с виноватой улыбкой?

      Решайся, Брюхан, ты не можешь не видеть: рождается новая компания! С теми же людьми, но новая.

      Под треск берёзовых почек за окном.