Телефон - автомат

      Солнечным днём ранней осени я возвращаюсь с тобою из центра города в свой район. Выходим из трамвая на остановке " Больница Ильича ", спускаемся в подземный переход, чтобы оказаться на другой стороне многополосной дороги. Дальше следует довольно длинный подъём по лесистому участку, отделяющему на протяжении нескольких километров заводы от жилмассива, к территории больницы. Золотится в синеве  купол с крестом недавно построенной высокой церкви на углу больничного парка. Листва окружающих больницу деревьев всё ещё остаётся зелёной, и всё же распад в природе начался - что - то обречённое уже наметилось в кронах. Мы огибаем пустой постамент посреди аллейки ( кто и когда занимал это место? почему был низвергнут? ), подходим к главному корпусу, идём мимо дверей и окон Приёмного покоя. Здесь, почти от самого угла здания, отходит каменная ограда, охватывающая весь больничный комплекс. В образованном стенами пространстве карабкаются вверх по камню красноватые листья дикого винограда.
- Ты ещё помнишь то славное время, когда не было мобильной связи, и по всему городу стояли телефонные будки, - спрашиваю я тебя. В этот момент мы выходим через центральные ворота в ограде и оказываемся  на своей улице.
- Конечно, помню, - отвечаешь ты, - и даже помню одну из них, стоящую в этом углу.
- Значит, ты помнишь и тот рассказ.

       В этот же день я извлекаю из картонного ящика, что стоит уже долгое время рядом с моей шестистрункой в углу нашей комнаты, большой синий пакет, вместивший основную часть моего творчества. Среди тетрадок со стихами, рассказами и текстами песен, нахожу и ту, на которой проставлен год "1997", и в ней, среди прочих, тот самый рассказ ---               
               
                Телефон - автомат.

    Вот что я вам скажу сейчас, ценители американских фильмов ужасов, все эти ваши Байки из склепа, все эти истории чрезмерно плодовитого выдумщика Кинга, - всё это полнейшая ерунда, не стоящая и малой части того немыслимого по объёму и так бездарно потраченного времени, которое вы уделяете им. Совсем другое дело тот ужас, что преследует меня уже много лет подряд, особенно в летние ночи, когда неожиданный порыв ветра наваливается на дремлющий парк за открытым настежь окном.
     Старый парк при больнице, разрушенной в годы войны и восстановленной сразу же после отступления противника чуть ли не силами медперсонала, всегда вызывал в жителях близлежащих улиц не самые добрые ассоциации. Несмотря на попытки регулярно занаряженных на расчистку санитаров, было в нём что-то берендеевское, непролазное. Солнечные лучи достигали далеко не все загущенные его закоулки, а некоторые из тропок неожиданно преграждали безобразно разросшиеся, не замеченные прежде нигде в парке, растения.
Сама же больница была строением весьма выдающимся с архитектурной точки зрения. Полукруглый фронтон, завершённый величественным куполом, придавал массивной четырёхэтажке с одним левым крылом ( Но каким! Превосходящим длину фронтона вдвое!! ) вид чуть ли не соборный. И всё же, несмотря на свою монументальность и художественное убранство фасада, утопающего в зелени стоящих вплотную деревьев, это была самая обычная больница, мимо которой я, проживающий в доме через дорогу, проходил минимум дважды в день.
         В тот вечер на город налетел настоящий ураган. Он бушевал с самого утра и число трагических происшествий увеличивалось с каждым часом. И всё же обыкновенная жизнь этого города продолжалась, не останавливаясь ни на минуту, и большинство людей преодолевало превратности стихии стойко и не меняя своего привычного распорядка. Вынужденный в довольно поздний уже час пробираться вдоль больничного парка, навстречу ливневым потокам, несущимся параллельно земле, как много произнёс я всего ненужного, о чём неоднократно пожалел впоследствии. В насквозь промокшей одежде и исцарапанным летящими сорванными ветвями лицом, я меньше всего нуждался в звонке кому бы то ни было, когда увидел старую телефонную будку, защищённую от непогоды выступом больничной стены. Получив возможность хоть на короткий срок оказаться вне бури, я вбежал в неё и захлопнул за собою дверь.
    Трубка телефона - автомата была сброшена с рычага и раскачивалась из стороны в сторону в тусклом свете размещённого сверху плафона. Иногда свет становился настолько слабым, что крохотное замкнутое пространство погружалось во тьму. Без устали вспыхивающие молнии наполняли тогда кабину сквозь залитые дождём стёкла призрачным свечением. Мне показалось, что из трубки доносится голос. Зачем я схватил эту трубку и попытался услышать исходящие из неё звуки, мне никогда не понять. То, что я услышал, не было человеческим голосом. Это был непередаваемый, внушающий неизъяснимый ужас, рёв. И самым жутким было то, что я понимал его. Со мною говорили деревья парка, и я, оцепеневший от происходящего со мною кошмара, мог только внимать доносившимся из другого мира и подчиняющим себе всё моё сознание звукам. Когда же рёв сошёл на шелест и сквозь отверстия трубки на меня полилась флюоресцирующая гадость, самообладание вернулось ко мне. Я налёг изо всех сил на дверь, но она не тронулась с места - видно заклинило ржавый механизм дверной задвижки. Поняв, что оказался в западне, я выбил ногой нижнее стекло стенки и стал выбираться наружу, сразу угодив в непонятно каким образом образовавшиеся повсюду густые заросли. Через мгновение я вывалился  из телефонной будки и, преодолев сопротивление ветвей, оказался среди несущегося по улице грязевого потока. Оглянувшись назад, я увидел, что массивный ствол упавшего дерева блокировал дверь кабины и почти полностью оплёл её сомкнутыми ветвями - такова была истинная причина того, что дверь не поддалась мне. Став пленником парка, я должен был оставаться в телефонной будке до окончания бури. Но стоило мне нарушить не поддающиеся никакому объяснению и неведомо кому принадлежащие планы и продолжить своё движение к дому в клокочущем мраке, как буря начала ослабевать и совсем скоро сошла на нет.
    Думаю, нет смысла объяснять, почему я расстался со своей коллекцией книг Стивена Кинга. Почему не приемлю такой жанр, как " мистика." Мне совершенно не важно, что заставило взбунтоваться парк при больнице подобным образом: незабываемые ужасы минувшей войны, безжалостные деяния молодых хирургов в операционных палатах, либо что другое. Но в тёмные летние ночи, когда из  незримого парка за окном вдруг раздаётся недоброе бормотание, мне становится не по себе от мысли, что придётся ещё раз выслушать то беспредельно ужасное, произнесённое по телефону тем вечером.


    Собственно, осень - то ещё впереди. И лучшее её время, когда жёлтое пламя листвы трепещет на фоне пронзительно яркого небосвода и днём ещё по - настоящему тепло. И худшее - когда безысходность подступает со всех сторон и  точку в расползающейся по миру черноте может поставить только зима. Но сейчас ещё почти лето. Я открываю окно и вижу на возвышении вдали скульптуру, которую понемногу начинают теснить высотки города. Я также вижу часть парка, безлюдную улицу и заводские трубы, которые не дымят уже много лет. Ещё дальше, чуть видимая в просвете деревьев, несёт свои воды река. В такие мгновения жизни максимально близко приближаешься к понятию абсолютного счастья, составленного из ясного дня, горизонта, отступившего дальше, чем обычно, открытых новых пространств, которые зовут, вселяют новые надежды и того, что ты рядом.

                Волгоград 2017