Полоса

               
                2008 г.
               

На утренних, еще негнущихся ногах, по-медвежьи потопал на кухню. Минералки нет.  Нигде. В шкафчике валяются только пустые пластиковые бутылки. Воды в чайнике тоже нет: потряс пустой чайник.
– Оптыть! – то ли прохрипел, то ли взмолился в потолок.
Пить ужасную питерскую воду из-под крана невмоготу, при одной мысли об этой вонючей жидкости затошнило, Антон бессильно опустился на табурет. Открыв холодильник, не обнаружил ничего, что могло бы утолить жажду: кучей навалены какие-то сыры, колбасы, паштеты, лекарства и прочая лабудень, но из напитков только Анькино детское молоко. Для грудных младенцев. С отвращением взяв бутылочку, открутил колпачок и понюхал. Молоко пахло молоком. Как ни странно, оно не вызвало приступа тошноты и Антон, коротко глянув в сторону спальни, сделал порядочный глоток из горлышка. Быстро завинтил колпачок, поставил бутылочку на место и вдруг захохотал. Из груди вырывались сипловатые клокочущие звуки:
– Да-а-а! Дожились казаки! Пипец! Молоко у дочки ворую! – прошептал и затих: в животе что-то забурлило, опрометью кинулся к унитазу.
Молоко, видать, створожилось. Прямо в желудке. Потом еще несколько минут сидел, окончательно просыпаясь, и мысли в голове стали потихоньку выстраиваться в осмысленный ряд.
– Мля… круто день начинается…
Вчера допоздна забурился в бар на Невском проспекте. Но для жены назвал это мероприятие деловой беседой. А сегодня предстояла командировка в Ростов на Дону, точнее, на Украину. Ростов лишь перевалочный пункт: оттуда надо еще трястись автобусом.
«Не, ну чо за хрень?! Ох, и жадные хохлы… машину не могли прислать… Должен как лох ехать в вонючем автобусе…»
Шеф позавчера дал задание: слетать и заключить договор с украинскими поставщиками на пять фур помидоров. Ну, понятно: нет более приятного занятия, чем ехать черт знает куда, пить с «колхозниками» говённую водку, закусывая салом.
«Почему они все так гордятся своим дурацким салом?»
Сердце грела только одна приятная мысль: в Ростове его ожидала встреча с бывшей любовницей – Люськой. Года эдак три назад она приехала в Питер по каким-то хрен их знает делам, он с ней познакомился в какой-то хрен ее знает компании и у них случился обычный, ничем не примечательный перепих. Наутро Люська сделала ему минет, который он помнит до сих пор.
Фейерверк! Никто ни до, ни после не делал это так яростно и блаженно! Все эти годы мысленно сравнивал тот яркий всполох с пресной, а подчас и неуклюжей возней других женщин, в том числе и собственной жены.
Сейчас эта мысль грела его, ощущал приятные щекотки в животе. Вчера позвонил Люське из конторы, она заверещала, что будет рада его видеть и пусть Антоша обязательно приезжает к ней домой! Только к ней! Никаких отелей!
Это складывалось весьма кстати: можно схомячить «отельные» деньги. «Гы! А буху скажу, что ночевал в частном секторе, потому как мест в гостиницах не было!» Но, несмотря на теплые воспоминания, лететь в Ростов почему-то не хотелось. Тупая заноза сидела в сердце и саднила. Черт его знает, почему саднила…
В шкафу не оказалось ни одной чистой рубашки. Зло косясь на спящую жену, которая не может оторвать зад от телевизора и закинуть в стиралку его вещи, зубами разорвал упаковку с новой рубашкой, припасенной «на всякий случай», в полутьме надел ее, стал заправлять в брюки и заорал. Иголка впилась ему в живот!
– Ты чего? – разлепляя глаза, спросила сонная жена.
– Да ничо! Уроды, блин! Натыкают иголок в рубашку, чуть яйцо себе не проколол!
– Ну, ты осторожней, – сказала жена, перевернулась на другой бок и засопела.
«Ну ладно хоть в живот, а если бы правда в яйцо? Что за непруха сегодня?»
По дороге на работу заехал в магазин, купил три бутылки фирменной питерской водки «Синопская», сыра «Камамбер», несколько коробок нежного французского паштета и шоколадных конфет.
Проворчал:
– Не… я ихний самогон пить больше не стану… и сало пусть сами жрут.
Потом случилась еще одна неприятность, которая чуть не поставила крест на его командировке, а заодно и на месячной зарплате. На Обводном канале какой-то козел на «Газели», стоявшей у обочины, вдруг резко рванул и стал разворачиваться: Антон чуть не въехал ему в бок, еле успел затормозить на своем «форде». Идиот весело посигналил, извиняясь, и умчался. Стоял еще с полминуты с аварийкой, пытаясь унять колотившееся сердце.
– Оспадя… что за день сегодня…
В его и без того больную голову лезла дикая каша из арии Ленского «Что день грядущий нам готовит» и резкого голоса дуры-радиоведущей, весело трещавшей о курсах валют и котировках легкой нефти марки «Брент» на лондонской бирже. Оптимистически визжащее сопрано способно свести с ума кого угодно, даже саму нефть марки «Брент». Подъезжая к офису думал, что если сейчас проколет шину или на крышу его авто упадет кирпич – он уже не станет удивляться. Вроде как в порядке вещей. Но шины остались целы, и кирпичи прочно сидели в стенах домов. По крайней мере, ничто не собиралось падать на Антона. День, так нелепо и по-дурацки начавшийся, обещал наконец-то расслабуху.
«Не, ну не бывает же так, чтобы сплошная черная полоса! Это ж фантастика! Ща приду, а меня ждет в конторе приятный сюрприз: например, шеф пошлет в эту командировку кого-то другого!»
– Антон Николаич, – глухо пропела секретарша Анжела по селектору, – зайдите за билетом и командировочными в бухгалтерию.
Мечты, мечты…
Получив все необходимые бумаги и печать для договоров, решил все-таки поехать домой и поспать еще хоть пару часиков, но не удалось: у жены давно уже запланирован визит к доктору, пришлось сидеть с дочерью.
«Пулково» как всегда сиял светом, весельем, множеством народа. Антон набрал еще раз Люськин ростовский номер:
– Привет, зая! Я через полчаса вылетаю! Ну… буду через два… дык еще добираться до тебя… на тачке, конечно, не на трамвае же! Ага…я тебе позвоню на трубу! Целу!
Самолет приземлился в аэропорту Ростова уже ночью. Сговорившись с частником, сел в его потрепанный «опель» и через полчаса стоял у Люськиного дома.
«Так… цветы это пережиток мрачного советского прошлого…обойдется», - вдавил кнопку серого от грязи звонка. Квартира молчала. Сверив по бумажке номер квартиры, он еще раз позвонил. Квартира не подавала признаков жизни.
– Да блин! Что за дела?!
Медленно, при свете тусклой, загаженной мухами лампочки, набрал Люськин мобильный номер. Барышня-автомат прерывающимся голосом сообщила, что телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
«Бред! Это какой-то дикий бред… А-а! может, дом перепутал?! Точно! Наверное, не туда ломлюсь!»
Легко сбежав по лестнице с этажа, тупо и недоверчиво смотрел на номер дома: он соответствовал написанному на бумажке. Идиотизм ситуации очевиден.
– Веселуха продолжается? Этот ****ский день когда-нибудь закончится, а?!
Антон яростно посмотрел на часы – четверть первого. Странная тишина стояла на этой южной улице, не было ни пьяных, ни тусующегося молодняка, не шмыгали коты. По улице не ездили машины, не горели в округе и огни ночных магазинов. Даже воздух оставался пугающе неподвижен – ни легкого дуновения.
Казалось, природа в замирении.
Нехорошая мысль закралась в душу: «Что за хрень? Они все умерли что ль? Почему так тихо? Опять какая-нибудь АЭС вроде Чернобыля херакнула? У них же тут недалеко… как его… ну какой-то город с атомной станцией! Волгодонск! Волгонобыль!»
Холодная змея скользнула по спине – это уже никакие не шутки!
«Нету людей! Никого! А вдруг они все уже эвакуировались, один я, как последний мудофель, хожу и собираю радиацию?» Несколько секунд стоял в некоторой растерянности, потом стряхнул с себя дурацкие мысли, пробормотал довольно громко:
– Фу! Тосик, ты мудак-с! Какие к чертям собачьим АЭСы?!
И окончательно отогнал наваждение: «Да я бы знал об этом еще в самолете! А самолет просто не посадили бы в Ростове! И таксист об этом знал бы!»
Улица, тем не менее, оставалась пугающе молчалива и темна, фонари не горели, единственный источник света - окна на лестничных пролетах.
Набрал номер домашнего телефона Люськи – с тем же успехом. Трубка отвечала длинными тоскливыми гудками. Нет, конечно, если бы он не телефонировал из Пулково, можно подумать, что номер ошибочен, но эту успокоительную мысль пришлось отбросить как заведомо негодную. Номер правильный.
Это попадос. Это наглое, дешевое разводилово!
«Но зачем? Какого рожна? Я же не набивался в гости, она сама предложила к ней приехать! Даже упрашивала! Щас я устрою ей ночную развлекуху!»
Быстро поднялся на этаж и стал дубасить ногой в металлическую дверь. Квартира долго не отвечала, но потом, ее обитателям это, видимо, надоело и какой-то мужик голосом «ботаника» плаксиво доложил ему, что Люда спит, не может открыть, и что завтра на работу, и что он вызовет милицию.
Антон стоял на лестничной площадке, злобно и коротко всхохатывал.
«День сурка» продолжался, а в качестве сурка он сам: молодой, сильный, наглый и голодный. Судьба ставила сурка в позу, которая неприлична для уважающего себя мужчины, она просто издевалась над ним! И апофеозом этого идиотского дня – облом, которого он не прощал никому.
Чертыхаясь в пустынную улицу, долго по ней шагал, потом кое-как поймал такси и спустя некоторое время стоял перед кассой автовокзала. Табличка на окошке обещала открыть кассу только через два часа.
Идти и искать гостиницу уже нет смысла. «Пока найду… да пока оформлюсь – надо уже ехать в колхоз… Поздняк метаться».
В зале ожидания командированный Антон присел на скамью, поставив рядом свою сумку с документами, водкой, конфетами и разной вкусной едой, оказавшейся ненужной. На соседних скамейках коротали ночь такие же, как он, дремавшие бедолаги. Склонив голову, задремал. Приснилось, что едет куда-то на юг, к теплому морю в трамвайчике, а трамвайчик этот катит не просто по улице, а по Дворцовой набережной Питера… Да не просто по набережной, а прямо по верху гранитного ограждения Невы! Смешной транспорт легко поднялся на решетку Летнего сада и, весело блямкая, как по монорельсу, проскользил по самому eё верху, по остриям знаменитой ограды, лихо скатился вниз, взвыл и понесся по проводам высоковольтной линии к виднеющемуся вдали теплому морю с бархатными пальмами, к синеве ласкового неба.
Когда немного отдохнул от передряг и поднял голову, в окружающей его атмосфере что-то неуловимо изменилось. Он пока еще не понимал этого изменения, пытался поймать какую-то ускользающую мысль из сна, но через пару секунд понял: сумки, которую он поставил рядом, не оказалось. Не было ее и под ногами: пространство вокруг на несколько метров пусто. Лоб мгновенно взмок, тупая заноза в занывшем сердце разыгралась с новой силой.
В сумке лежали печать и бумаги.
Пропажа печати означала увольнение из фирмы. Путешествие, которое он совершил из Питера, бесполезно. Нет, конечно, водки тоже жалко, но в этот момент думал только о печати. Представил ироничную улыбку шефа, выгоняющего Антона Николаевича Заломова из своего кабинета и с работы.
Наискосок от него, метрах в десяти, сидел молодой мужчина и с удивлением наблюдал за растерянным человеком, что-то судорожно ищущим.
– Извини, братан! У меня сумку украли! Ты не видел никого здесь рядом… Может видел, кто-то взял ее?
Мужчина ненадолго задумался:
– Да… ты знаешь… к тебе подсаживался какой-то хмырь… я решил, что вы вместе. Хотя, он был какой-то замызганный, на бомжа похож.
Хоть тонкая, но ниточка!
– А ты б его узнал? Давай поищем, а?! Там печать… документы… Блин, проблем будет выше крыши! Давай походим по округе, а? – Антон взволнованно и нервно проглатывал окончания слов.
– Что, и деньги были в сумке?
– Да нет, деньги в паспорте, а паспорт в пиджаке! Хоть деньги на месте!
То ли Антон выглядел слишком расстроенным, то ли парень оказался сговорчивым, но вскоре парочка рыскала по вокзальной площади, заходила в близлежащие скверики и всматривалась в сидящих на вокзальных скамейках. Полтора часа поисков ничего не дали, ни малейшей зацепки. Парень развел руками и сказал:
– Ну… мне уже пора ехать. Бомжа даже милиция искать не будет, где его теперь найдешь?
Устало опустился на скамейку, тело гудело. Сквозь вокзальную муть до него доносился аромат цветущих лип и еще чего-то сладкого. Тупо упершись взглядом в торец вокзального здания, мысленно вопрошал: «Боже, за что ты меня так, что я тебе плохого сделал?» Он несколько раз повторил эту фразу. «Ну… и что дальше будем делать, а? – обращался он к себе. – Чо молчишь? Давай, думай! Надо что-то делать, а не сидеть как пришибленный хер с брегов Невы!»
С трудом встал и побрел вдоль железнодорожного полотна, метра на полтора приподнятого над тротуаром. Он думал о том, что крупные неприятности в его жизни всегда возникали только из-за одного предмета, из-за одного отростка, болтавшегося между ног и постоянно чего-то требовавшего. Этот предмет приносил ему исключительно проблемы: не триппер, так алименты, но отказывать его притязаниям так же бесполезно, как и бороться с последствиями.
Он плелся мимо чирикающих воробьев, мимо пассажиров, спешивших на утреннюю электричку, мимо разбитых бутылок, которые валялись прямо у рельсов.
«Синопская» – равнодушно отметил он боковым зрением, проходя мимо пустой бутылки прямо на уровне его головы.
– Стоп!
Резко остановился: что-то показалось ему непонятным.
«Откуда в Ростове питерская водка? «Синопскую» не пьют на вокзалах!»
Перемахнул через ограждение, и взору его открылась радостная картина: прямо у полотна железной дороги, рядом с рельсами стояла скамейка, а под скамейкой валялась его сумка! На самой же скамейке сидя дремал бомж, второй лежал и храпел. Поодаль стоял и третий персонаж: молодая бомжиха, кормившая булкой голубей. На ней надеты собственные, Антона Заломова спортивные штаны славной фирмы «Адидас»! Его имущество, напяленное на грязное и, вероятней всего, вонючее тело отстойной женщины не огорчило, наоборот – обрадовало. Стараясь казаться как можно более равнодушным, хотя адреналин сотрясал внутренности, лениво направился в сторону троицы.
Сидящий на скамейке бомж, уже осоловелый и зело удовлетворенный, получил ногой Антона удар и слетел на землю. Лежа на животе, бомж медленно загребал руками гравий, вероятно, силясь понять: что за непредсказуемая странность произошла в его жизни и существует ли связь между этим новым ощущением и употребленным напитком. Чумазая дама, кормившая голубей, обернулась, оторопело уставилась на незнакомого безмолвного человека в хорошем костюме и при галстуке, левой рукой поднимающего ее приятеля со скамейки, а правой, ударом в челюсть отправляющего его в кучу, к первому.
Выпрямился и ровным, глухим голосом приказал бомжихе:
– Ложись.
Бомжиха непонимающе смотрела на незнакомца, но с места не двигалась.
– Ты плохо слышишь? Я сказал – ложись.
Дама выглядела молодой и даже не очень опухшей, что обычно присуще бомжам. Она прокашлялась и заговорила, по южному растягивая слова:
– На скамейку ложиться?
И стала покорно расстегивать кофточку.
– Не на скамейку, дура! – рыкнул Антон.
– Только не бей меня! Может, тебе отсосать? – уже с долей любопытства, через паузу спросила любительница голубей.
Сексуальная готовность бомжихи, способная в других обстоятельствах породить приступ хохота, сейчас вызвала злобную ухмылку, которая, впрочем, тут же и улетучилась.
– К ним ложись! – уже спокойно он показал пальцем на двух лежащих мужчин. – И если какая-то падла хотя бы пошевелится, урою всех троих. Тебя ударить или ты понятливая?
Бомжиха кивнула и проворно легла на своих собутыльников, распластав руки и ноги, как наседка, прикрывающая птенцов.
Печать и бумаги на месте.
– Й-й-йе-ессс! – дернул воображаемый паровозный гудок.
Не было только водки, еды и штанов, надетых на даму дна. «Ну, так и хрен с ними… Мало ли на нашем веку не выпитой водки? А штаны… не сдирать же с нее! А то подумают, что приличный мэн хочет оттопырить бомжиху прямо на горячих ростовских рельсах!» Эта мысль все же заставила его улыбнуться.
Сидя наконец-то в салоне автобуса, направлявшегося к вожделенным помидорам, Антон благостно думал о том, как все-таки прекрасно устроен мир и как здорово, что существует такая великолепная штука – удача! Как точно он купил именно питерскую водку, а не какую-нибудь безликую «Пшеничную» или «Столичную»! Слава «Синопской»! Слава этикетке!
Он думал, что этот ужасный день остался позади и далее все пойдет спокойно и без проблем. Автобус проезжал по высокому мосту, внизу в солнечных бликах струилась  речка.
От лучезарных мечтаний его отвлек громкий хлопок, автобус стало заносить вправо, Антон вдруг увидел, как приближается к его лицу металлическая решетка моста. Потом ограждение стало отдаляться, послышался скрежет, визг тормозов, автобус завихлял на мосту и замер. Весь салон вдруг разом сделал выдох «ха-а-а-ах», потом этот звук рассыпался на сотни осколков: кто визжал, кто бубнил басом… Красный как рак водитель вышел к пассажирам и объявил, что заднее колесо лопнуло и потребуется время для установки запасного. Люди высыпали на мост и побрели на другой берег. Автобус медленно выполз туда же, встал на обочину, водитель принялся менять колесо.
Антон стоял невдалеке и курил. К нему подошел молодой человек в бейсболке и, не говоря ни слова, дрожащим жестом попросил прикурить.
– Водила молодец, – парень сделал глубокую затяжку и выпустил дым, – если бы не он, мы бы уже рыб кормили.
Антон, подставив хмурое лицо солнцу, выдавил из себя:
– Это я виноват.
Парень в бейсболке недоуменно посмотрел на Антона и замер. Потом встряхнул головой и спросил:
– Так… ты же в салоне сидел! Я ж тебя видел! Причем тут ты?
– Да не в этом дело… У меня черная полоса, непруха. Я приношу неудачу.
Глядя куда-то в сторону, тусклым голосом рассказывал незнакомому человеку о том, как началась эта мучительная черная полоса, как судьба его предупреждала в Питере. Как он метался по ночной ростовской улице в поисках сексуальных приключений и по утренней вокзальной площади в поисках сумки.
Его рассказ вдруг прервался, Антон почувствовал, как ему на пиджак что-то шлепнулось. На плече красовался белый птичий помет. Спокойно, без малейшего признака нервозности, показал парню в бейсболке пальцем на свое левое плечо:
– Смотри. А теперь посмотри туда, – вскинул указательный палец.
Наверху ни единого облачка, очень высоко летали птицы, они казались черными точками в сияющей голубизне небесного свода.
– С такой высоты ни одна птичка не попадет, даже если очень захочет.
Парень изумленно посмотрел в небо, потом снова на белый птичий «подарок» и на всякий случай отодвинулся от собеседника. Когда водитель прикрутил колесо, пассажиры уселись в автобус и он тронулся, у края дороги остался стоять только один равнодушный мужчина с белым пятном на пиджаке.
Антон медленно перешел на другую сторону дороги и поднял руку, чтобы ехать обратно. Взгляд его приобрел некоторую отрешенность, движения стали размеренными.  Комичная странность: птичье дерьмо, свалившееся с небес так идиотически внезапно, сделало его спокойным и невозмутимым. Шеф со своими помидорами уже мало заботил, а работу можно всегда найти молодому и умному мужчине, если он этого захочет.
Уже сидя в аэропорту, Антон Заломов через наушники своего мобильного телефона слушал встревоженный голос радиодиктора:
«На украинском железнодорожном переезде грузовой состав на полном ходу столкнулся с пассажирским автобусом, который следовал из Ростова. Все пассажиры и водитель автобуса погибли. На месте трагедии работает милиция и службы скорой помощи. Движение автомобильного транспорта не нарушено».
На лице безмолвного слушателя не дрогнул ни один мускул.
Тупая заноза из сердца исчезла.