Планета желаний

            ПЛАНЕТА ЖЕЛАНИЙ

     Лиль Клинтон,экспедитор на моношаттле «Зоринг»  флотилии Первичного обнаружения иных миров грустно провожал глазами падающий уровень пригодной для питья воды. Он хорошо понимал, что работа экспедитора – дело весьма опасное. Трудно себе представить человека, подходящего для работы, во время которой нужно постоянно голодать, дышать скудным воздухом через пыльный обогатитель, панически бояться чужеродных болезней и постоянно перестраховываться от всех и вся. Но, как и сейчас, перестраховаться от всего невозможно. Да и вообще каждая новая планета готовит свои сюрпризы для первооткрывателей и первых поселенцев.
     Когда вода из треснутого бака уверенно и верно дошла до отметки ноль, капитан сел и представил себе, как сотни людей ходят по парку имени первооткрывателя планеты – Лиля Клинтона, который геройски погиб, преодолевая трудности пионерства добрую сотню, а может и две, лет. Может быть Z-260 даже назовут Клинтониада или что-то в этом роде.
     Собравшись с мыслями, Лиль сел и начал чертить схему на песке, говоря себе под нос четко и внятно, как говорят политики на собраниях или демонстрациях:
      -Я, Лиль Клинтон, межзвездный пилот, радист и механик, первооткрыватель D-370 и A-26 застрял на планете, и если не придумаю выход, то точно погибну. Питьевой воды мне хватит примерно на неделю, если, конечно, резервуар цел, и я сокращу потребление вдвое. Еды мне хватит недели на три, и это очень ободряет. Воздух у меня бесконечен благодаря обогатителю, а вот и плохие новости: мой шаттл «Зоринг» заржавел и рассыпался за две недели, как и почти все железное оборудование. Что поделать? Чужеродный грибок. Улететь я отсюда не смогу, а до ближайшей базы четыре дня пути. Придется звать на помощь.
     Он уверенным шагом вернулся в лагерь и первым делом  проверил резервуар с водой. Из осколков бачка торчали огромные клочья уродливых грибов. Вероятно, они проросли и раскололи бочок надвое. Вся вода, само-собой, либо ушла, либо была поглощена грибами. Лиль не удостоил этот ужас ни криком, ни стоном, а только удивленно поднял бровь.
     - Какая интересная форма жизни, - сказал он и соскрёб гриб себе в контейнер для образцов, - воды больше нет, придётся звать на помощь.
    И не удивляйтесь, что человек, проводящий большинство времени в одиночестве так странно  говорит сам с собой. Это вполне нормально.
    Он выкатил на середину поляны две сигнальных ракеты и средних размеров приёмник.
     - «Вернадский», это я, «Зоринг». Как слышно? Ответьте.
    Тишина.
     - «Вернадский», это я, «Зоринг>. Как слышно?
    Тишина.
     Лиль взял приёмник в руки, покрутил и выругался. Вся задняя стенка была рыжая от ржавчины, кое-где зияли дыры, сквозь которые ржавчина проникла внутрь, и приёмник накрылся. Клинтон раскрутил отверткой щиток приёмника, и, пошарив внутри, вытащил ярко-рыжую перчатку скафандра.
     - Чёрт. Этот грибок пройдет сквозь что угодно. Выстрелом из сигнальной установки (по краям уже ржавой) он в условное время осветил полнеба неуютной  Z-260.
     - Ну вот, за мной скоро приедут, четыре дня, это не так уж и много.
   Ровно через два часа, как и положено по договорённости, небо словно вспыхнуло – ответ с Вернадского.
     - Они едут, – тихо произнес Лиль и побрёл к станции, которая как рыжее пятно маячила посреди неземного поля.

     На следующее утро Клинтон не пошел по привычному ему делу – поиску руд и форм жизни, а также чего-то нового. Зачем зря тратить воду? Это вполне разумное и приятное решение немного подбодрило межзвездного пилота. Он сократил потребление воды вдвое, чтобы, на крайний случай, он смог продержаться пять недель, хотя без воды это маловероятно. Теперь единственная мысль руководила им: выжить, выжить, что бы ни случилось. Надо всего лишь доказать планете, что ты сильнее. Он выстоял на А-26, где должен был жить посреди пустыни, где минимальная температура была +100 градусов по Цельсию. Он выстоял на D-370, где вездесущая плесень съела его станцию.  Сейчас эту плесень используют крупные фирмы и почти все перерабатывающие заводы. А А-26 стоит сейчас на четвертом месте по выработке титана, и на пятом - по выработке радия. Многие и не знают, что, по сути дела, это все заслуги Лиля и компании «Первичное обнаружение иных миров». Он выстоит и здесь. Это его работа – всячески стараться выстоять.
     Весь день Лиль читал книги, ел, писал что-то в блокноте, спал и изредка поглядывал на прибор. Он без единой эмоции глядел через иллюминатор на то, как падает его заржавевший радиомаяк, который он построил неделю назад.
      Внезапная мысль ударила его, как громом. Он вскочил и начал ходить по комнате, как сумасшедший.
     - А что, если… - бормотал Лиль, - что, если корабль с Вернадского подхватит эту ржавчину. Надо срочно найти противодействующее вещество, или хотя бы предупредить «Вернадского» … Вот чёрт!
     Клинтон жег грибок огнем, полностью замораживал, обдавал радиацией, заливал кислотами, обливал всевозможными химическими растворами, проводил по нему ультрафиолетом и пробовал такие штуки, которые на Земле убивали всё под корень. Наконец, помочившись на него, пилот с ненавистью в голосе пробормотал:
     -Да, этот грибок, если это только грибок, пробьет что-угодно, и его не остановить земными средствами.
    Попробовав на всякий случай зеленку, йод, перекись и кока-колу, он окончательно сдался.
     Ужасная жажда и отсутствие какого-либо средства от вездесущей ржавчины поставили его в затруднительное положение. Совершенно уставший, он свалился спать. Первый раунд остался за планетой.    
     Он проспал до обеда, несмотря на то, что ему снилось, как его жену и детей жрёт ржавчина, а он сам ничего не может поделать. Да и вообще, ситуация, в которую он попал, мягко скажем, была неординарной.
     Клинтон вспоминал. Вспоминал, как экспедицию под командованием Новородского сожрала стая неизвестных форм жизни, напоминавших мух. Вспоминал, как только что высадившуюся экспедицию Савчука на Тибериадну А-38 поглотила планета, как его друга и товарища Тадати Кёто разорвала тигро-крыса на Альфе-Цезории С-36, как девушку, которую он когда-то любил, поглотил гриб на запретной D-3, и, наконец, как от взрыва на D-7 погиб его дядя. Настал и его черед, как и всех остальных убитых, съеденных, коагулированных, без вести пропавших, замороженных, засохших и утопленных его коллег. Хотя, с другой стороны, их труд более чем втрое окупился. Согласитесь, любое совершенное правительство с удовольствием отдаст тысячи жизней ради серебра, нефти, пирита, золота, радия, титана, алмазов и многого другого, чем богат космос, и без чего политики не могут вздохнуть спокойно. Вообще- то, как известно из учебников биологии, неживые существа дышать не могут, а, в случае с политиками, они могут только вздыхать, охать и обещать.
     Без воды Лиль быстро ослаб. При постоянной работе и прочих космических фактах, потребление воды организмом удваивается, а то и утраивается. Гравитация, отсутствие витаминов, повышенная пигментация кожи – все это требует энергии, а ее у него не было.
     Клинтон очень боялся, что однажды так заснет и не проснется, ведь теперь он очень много спал. Однажды он забыл, кто он и чего он ждет, и ему было очень тяжело вспомнить и побороть амнезию. Когда он вспомнил, он понял, что напрочь сбился с понятия времени. Он не знал, сколько ещё ждать спасения. День? Два? Год? И если бы не бортовой журнал, так и не узнали бы. Оказалось, что с момента сигнала SOS прошло пять дней. Больше так не может продолжаться! День, два, и он погиб, нужно срочно что-то придумать.
     Сидя, он вспоминал учебники по пилотированию, химии, биологии и физике, но нигде не мог отыскать ответа. Мысли лились одна за другой, и вот он уже вспоминает дом, жену, детей, друзей…
     Его прервал грохот, грохот извне.
     - Вернадский! – как можно сильнее закричал Лиль и, застёгивая скафандр, выбежал на улицу
     Перед остолбеневшим Клинтоном лежала ржавая развалина, которая когда-то была сводом над входом в станцию.
     - Сегодня обвалилась одна арка возле входа в станцию. Утечки кислорода не наблюдались. Продолжаю ждать и верить, что скоро «Вернадский» спасет меня. Конец связи, – коротко проговорил Клинтон в рацию обратного журнала.
     Пятый день близился к закату, как и надежда Клинтона, и крепость станции. У него начались миражи, и очень часто темнело в глазах, будто он слепнет. Непонятно почему, но у него началась клаустрофобия. Стены станции сдавливали его, он пыхтел, бормотал, мычал и подрагивал, и, будто пьяный, пытался опереться на стену. Наконец, он не выдержал и, одевшись, вышел на поляну. Его тут же снова стошнило. Он забыл, что улица здесь и улица на Земле совсем разные. Здесь нет Солнца, только эта вонючая и синяя, как бородавка на заднице тролля, Проксима-Центавра.
      Скафандр перестал быть для него второй оболочкой. Он где-то сжимал, где-то чесался, где-то кололся, где-то присасывался, - вот только Лиль не мог ответить, где именно. С паршивым настроением он побрел к станции.
     Перед входом его снова ударила шизофрения, и возле него вырос медведе-лось. Клинтон привык к миражам и нагло побрёл прямо на него, и только когда уперся в его шерсть, понял, что это лосе-медведь, и что он живой. Существо было средних размеров и имело толстую серую шерсть.  Оно напоминало бурого медведя, только серого цвета, если бы не ветви торчащих рогов у него на голове. Минуту они в упор смотрели друг на друга, и каждый из них думал: «Что за уродливое существо стоит передо мной?»
     Клинтон несколько раз пытался протереть глаза, -(ему ведь мешал скафандр),- а медведь несколько раз фыркнул, и только потом, убедившись в правдоподобности друг друга, они приступили к распределению ролей охотника и добычи.
     Убегая, Лиль навскидку пустил три выстрела из лучемета, но, пробив медведю (или лосю) ухо, только разозлил его. Лось (или все-таки медведь) оказался не быстрым, но одного его удара хватило бы для Клинтона. Медведе-лось догнал его за  три-четыре метра до спасения, до входа в станцию. Сие создание фауны ударило Клинтона по плечу и вскинуло его на рога, пробив живот в дюйме от легких, но всё же Лиль успел влететь в люк и захлопнуть его за собой прямо перед носом этой твари. Отдышавшись и оглядев раны, межзвездный пилот констатировал:
     - Мне крышка… - тут он взвыл от боли. - Теперь мне точно крышка.
     Приготовившись с разнообразием встретить свою гибель, Клинтон закрыл глаза и вздохнул. Почему-то он представил себе огромный медный таз, который доверху был наполнен чистой, прозрачной, переливающейся водой. Он совершенно целый лежит в чане, где плавают кубики льда, горстья мяты и дольки лайма. Ему хорошо и приятно, он счастлив…
     Лиль с детства не любил, когда вода попадает в нос. Выпив залпом около литра воды, он, полностью голый и не израненный, упал на кровать и заснул.
     Он проспал больше двух часов. Проснувшись от холода, благословляя Бога за то, что ему ничего не снилось, Клинтон встал и выпученными глазами пожирал медный чан с водой. Сначала он думал, что ему это снится, потом думал, что мерещится, потом решил, что он умер. И наконец, съев кусочек лайма и выпив воды, осознал, что перед ним действительно медный таз и в нем реально вода. Он быстро оделся и очень удивился, что животного нет.  Обеспокоенный, он подошел к тазу и пнул его ногой. Послышалось глухое эхо от удара.
     Что же произошло? Не сошел ли он с ума? Ведь он только пожелал спасения, как вдруг оно появилось.
     - Только пожелал, – шепнул Лиль. – Неужели эта планета материализует желания?! Эй ты! Желаю, чтобы мои штаны загорелись!
 Ничего не произошло
     -Ну? Что же не так? Ах вот оно что… - сказал межпланетник и представил себе медведя-лося, шагающего у него под иллюминатором.
     Минут пять ничего не происходило. Лиль уже хотел перестать страдать ерундой,  как под окном заревел медведь.
     Удивившись и обрадовавшись, что наконец-то нашел свое спасение, Лиль снова застыл, так как оказалось, что управлять своими мыслями нелегко. Он снова представил себе медведя-лося, потом гильотину над его головой, потом капли синей крови на земле…
     За окном с визгом отлетела голова медведя-лося. Обезглавленная туша лежала на мокрой от крови гильотине.
     - Невероятно… - пробормотал Лиль. – Неописуемо, фантастично, неожиданно и поразительно!
     Он схватил со стола чертежную линейку и, оперевшись  одной ногой на стул, завопил:
     - Я генерал! –  Он стал размахивать линейной, будто шпагой, - Я офицер! Я Бог!
      После минутной паузы на нем сверкали медали, а сам он был одет в форму французского генерала времен Наполеона. Он гордо опирался на шпагу, инкрустированную золотом и всевозможными драгоценными камнями. Возле его ноги вертелась, заранее описанная в его пожеланиях, комнатная собачка, само собой, очень дорогая и породистая. Блеск его медалей и шпаги, конечно, не мог сравниться с Солнцем, но Проксиму-Центавра обставлял по всем критериям.
     - Защищайтесь, сударь, – сказал генерал французской армии, личный друг первого консула и, как оказалось, его двоюродный брат, господин Лиль де Клинтон, и набросился кромсать серую стену золотой шпагой. Потом он застыл минут на пять и начал парировать и наступать уже на настоящего противника, который, само собой, вообще не смыслил в фехтовании, и убить или поранить генерала не имел права.
     Покончив с дуэлью, Лиль стал русским офицером и, лихо отчеканив ногой в начищенных сапогах и быстро дунув в ус, сказал на чистом русском (хоть его совсем не знал):
     - Осмелюсь доложить, что ваш приказ выполнен, ваше высокоблагородие.
     Лиль ещё побаловался с ушами и захохотал.
     Последующие его выходки подробно описывать я не стану, но вкратце скажу, что подурачился он на славу. После офицера он превратился в Микки Мауса и Путина, в Бреда Пита и черта, в своего начальника и в свою сестру, в Моисея и в Авраама, в Байрона и в Мильтона, в Молнию Макквин и в девушку из рекламы грязного белья. Он собственноручно разбил Теслу, лично участвовал в казни Джордано Бруно, гладил кожанку солиста металлики, выступал с обвинительной речью Катилины, помогал Преображенскому оперировать собаку, сбрасывал бомбу на Хиросиму, подрагивающими руками гладил усы Гитлера и благословлял на постельные утехи всех красавиц и старого, и нового света. На своей маленькой планете он повторял Бородино, Ледовое побоище, Эль-Аламейн, Куликово поле, взятие Орлеана и даже Лепанто. Он рисовал с Сократом и обсуждал технологические новинки с Аристотелем, курил сигару с Черчиллем и от души предупреждал Кромвеля, чтобы тот просил похоронить его где угодно, только не в Англии. Он пил вино с Цезарем и приказал да Винчи нарисовать его портрет в подобии Зевса.
     Уставший событиями за день, он свалился на огромную кровать из китайского шелка, отделанную золотом, в которой некогда спал Людовик XVI.
     На следующее утро,- (кстати только сейчас вспомнил, что я забыл упомянуть, что сутки на Z-260 делятся ровно на 26 земных часов), -  за завтраком, он объяснял остолбеневшему Марксу, к чему привела его «свободная торговля», а затем, под соответствующий хохот, рассказывал Сталину, что многие до сих пор верят, будто его сын действительно погиб на войне.
     - Воспитание, – сказал Иосиф Виссарионович и гордо поднял палец.
     - Сына? – не понял Клинтон.
     - Народа… - блаженно растянул старикан.
    После завтрака Лиль без скафандра вышел прогуляться -(здесь же теперь земная атмосфера, он так пожелал). Он был погружен в размышления о том, чем он займется сегодня, когда его прервал глухой шум реактивных двигателей. С неба прямо на поляну с двух-трех километров от станции села красно-черная махина. Когда пыль от выжженной поверхности и пар от остывания двигателей утихли, Клинтон, спрятавшись в кусты, смог разобрать выгравированную надпись на шести земных языках: «Алиса II, фотонная ракета класса IV-A с украинско-белорусской станции «Вернадский». «Осторожно! Люки открываются автоматически». Чуть выше основного люка красовалась надпись на русском: «Привет ребятам с Вернадского. Удачи в открытии новых звездных просторов. Команда с Циолковского». А рядом ещё что-то по-китайски и по-арабски. Все надписи были буквально выжжены в толстой шкуре «Алисы>> и останутся с ней навсегда, будто татуировка на чьем-нибудь теле.
     - Осматриваются. Сейчас поймут, что атмосфера стала земного образца и будут сидеть там два часа, лепетать, что приборы сломались, – профессионально оценил ситуацию Клинтон.
    Так и случилось. Выходить из ракеты прибывшие явно не спешили. Мало того, они боялись включить сирену для того, чтоб умирающий от неизвестно чего Клинтон смог их услышать, если, конечно, он только жив. Но Клинтон был жив. И не просто жив. Он был счастлив здесь. Он уже привык к этой милой планетке , и к её тусклому освещению, и к её приятному сюрпризу. Размышляя о том, может ли он бросить жену и детей, оставив их на пособие семьи погибшего межпланетника, (а пособие это у экспедиторов чуть-чуть меньше, чем зарплата губернатора), он решил идти к станции, до которой было минут двадцать ходьбы. Уже на половине пути Клинтон понял, что дым на горизонте и устойчивая вонь неспроста. Чем ближе он подходил к станции, тем сильнее ощущалась вонь жареной дохлой кошки.
     Станция, вернее то, что он нее осталось, была не то что в разрушенном, а в уничтоженном состоянии. Казалось, огромный плуг взял и прошелся по его временному дому. От защитного барьера не осталось никаких следов, пристройки к станции напоминали сплющенные и переломленные надвое диски, а сама станция была разрезана на четыре части и почти сожжена. Клинтон ступил на обугленную поверхность, и пеленгатор радиации тревожно запищал. Только сейчас он понял, что газоблок и железо не могут плавиться при даже очень высокой температуре, но могут растекаться под действием чудовищной дозы радиации. Он ещё с минуту постоял над пепелищем, потом пнул камень и, сплюнув, сказал:
     - Вот идиоты. Как это я ещё жив остался? Ну, придурки, вы за свою фантазию ответите!
     Догадка Клинтона была правдоподобна и очевидна. Всё, что он может наблюдать на месте его жилища, является глупой, но сосредоточенной фантазией (или, даже, желанием) кого-то с «Алисы». Видимо, тот, кто представлял себе, что он обнаружит, когда всё-таки доберется сюда, хоть и обладал хорошей фантазией, но, слава богу, забыл упомянуть среди всего  ещё и обугленный труп Клинтона. Только благодаря вселенскому везению он остался жив.
     - Нет, – сказал Лиль, - я точно остаюсь на планете. На своей планете. На планете своих желаний.
     Следующей ночью «Алису» обступили сотни вооруженных до зубов туземцев, которые получили приказ от верховного жреца уничтожить железную птицу и всех её обитателей, почему-то стопроцентно похожих на рисунки в древних письменах.