Патрик I

Эта история о мальчике Патрике, которому 13 лет. В первой главе рассказывается о том, как он живёт в своём городе, как влюбляется в первый раз, учится общаться с новыми одноклассниками. По совету учителя литературы он пробует писать маленькие рассказы. Постепенно это становится одним из его любимых занятий. Патрик даже не подозревает, что в будущем станет великим писателем.


Патрик

В нашем городе почти всегда тепло. Лето, весна сменяют друг друга, как будто из календаря просто убрали и осень, и зиму, которую я к своим 13 годам видел лишь на картинке, то есть на огромном плакате, висевшем у моего деда в кладовке, которую он гордо называл кабинетом и сидел там часами, чем дико раздражал бабулю. На плакате были изображены дети, которые лепили снежную бабу, катались на санках и играли в снежки. Их щеки были ярко-розовыми – я всегда думал, что они просто покрасили их краской, для того чтобы отличаться от обычных детей, например, таких, как я.
Меня зовут Патрик. Как я уже говорил, мне 13 лет, живу я с мамой и папой. Дедушка с бабушкой живут рядом с нами, но в отдельной квартире. Я хожу в школу. У меня много друзей, хотя мой отец говорит, что много друзей не бывает, что дружбу нужно проверять годами, ситуациями, и всегда можно ожидать подвох от того, кто рядом. Видимо, поэтому к его сорока годам у него этих друзей нет ни одного, а соседи считают его занудой и ворчуном, натягивают улыбку, когда его видят, и приветствуют из вежливости.
Папа этого никогда не замечал и всегда говорил за обедом: «Вот сегодня Джеки был так рад меня видеть! Мы с ним болтали о ситуации в стране и вообще о том, что футбол уже не тот». При этом он густо намазывал хлеб маслом, клал на него сыр, сверху ветчину, ещё сыр. Эти немыслимые пирамиды из еды были для меня так же необъяснимы, как и нежелание замечать очевидное, но я молчал и слушал, так как ещё не имел привычки спорить со старшими. Я тихо поглядывал на маму, которая была невероятно красива, я её обожал, был влюблён в неё, восхищался и считал её самой красивой на планете. Вот когда моя мама встречала соседей, никто не натягивал улыбку: все просто сияли при ней, особенно мужчины. Она была невероятная, свет, который она излучала, я до сих пор вижу и чувствую, даже когда в комнате темно.
Маму звали Патрис, а отца – Роберт. Я очень гордился, что наши с мамой имена похожи, как и наши души.
Свою жизнь до определенного момента я бы смог охарактеризовать таким понятием, как «штиль на море».
Изо дня в день все было логично и понятно. Утром я просыпался, завтракал мамиными блинами, шёл в школу, потом обедал дома, гулял, спал… и снова, и снова. На выходных мы ездили в парк или зоопарк. В общем, вполне счастливая, обычная жизнь.

***

Я позже расскажу про всех своих друзей, но начать хочу с рассказа о своей подруге однокласснице – белокурой Сури. Ах, как же я её по-детски любил, обожал, как от неё пахнет конфетами.
Сури, моя милая подруга, жила со мной на одной улице, училась со мной в одном классе, и знал я её много лет. Мы катались на велосипедах, после школы рисовали друг друга карандашами и смешно подписывали рисунки. Если бы нам было лет по 18, то наши отношения многие бы назвали интрижкой, а в 13 это всего лишь дружба. Но я уже тогда понимал, что это нечто большее, ведь когда она дотрагивалась до моих волос или руки, ощущение было такое, будто в районе сердца разбили банку с вишневым джемом – так же сладко, и я ещё долго чувствовал этот аромат внутри себя.
Вот и сегодня мы встретились на улице перед школой и вместе шли на урок. Она снова ела конфеты, о Господи, запах ванили я всегда буду ассоциировать только с ней:
– Патрик?
– Что?
– Ты сегодня очень грустный.
– Я просто плохо спал.
– Плохо спать невозможно, спать – это всегда хорошо!!!
Ещё я любил Сури за те глупости, которые она говорила с очень умным видом, вкладывая в это вселенский смысл.
Путь от школы до дома занимал пять минут, улочка была узкой и проходила между домами. Я очень любил краем глаза заглядывать в окна и наблюдать, что в это время делают другие.
Пожилая пара пила кофе и смотрела утреннее шоу, при этом дама гладила своего мужа по спине так трогательно и влюблённо, как будто у них первое свидание, хотя им было уже под 80.
В другом окне постоянно горели свечи, и одинокая женщина стояла у окна и курила. Про неё никто ничего не знал в нашем городе, могли только догадываться. Отец говорил маме, что она сумасшедшая. Сури говорила, что она морячка, по ошибке оказалась здесь и ждёт корабля. Бабуля говорила, что такие женщины рушат брак, а мама говорила, что она просто несчастна. Я ничего не говорил, просто любовался её окном и вдыхал запах её сигарет.
Подходя к школе, Сури достала из кармана листок клетчатой бумаги и протянула мне. На картинке была нарисована собака, а лицо у неё было моё, и внизу подпись: «Ты вернее пса!»
– Спасибо! – сказал я. И уже достал из рюкзака салфетку, на которой была изображена ромашка, а вместо сердцевины – лицо Сури.
– Это тебе.
Она выхватила, покраснела и сказала:
– Бегом, звонок, опаздываем.

***

Немного расскажу про нашу школу. Небольшое здание, покрашенное в синий цвет. Все ученики в форме, и я в том числе. Я учился хорошо, но ни один предмет интереса у меня не вызывал, я просто очень любил смотреть на людей – изучать, додумывать, наблюдать. Вот сейчас урок литературы. Моя учительница очень толстая женщина по имени Мелиса. Её лицо постоянно хмурое и рассказывает она о своём предмете неуверенно, мысли её совсем не здесь, а там, дома, где пустые шкафы. В ванной нет его зубной щётки, муж ушёл, и Мелиса уже никогда не сможет улыбаться, потому что, когда у тебя разбивают сердце, эта боль навсегда.
Прозвенел звонок, и мы с Сури решили немного погулять. Сури… Моя милая подруга с белокурыми волосами и веснушками! Я знаю, сколько веснушек на её лице: ровно 22, и я бы хотел, чтобы её чуть желтоватые веснушки всегда были передо мной.
Мы вышли на улицу и там встретили Люка. Он постоянно нас с Сури обзывал, задирал, кричал какие-то банальности из серии «жених и невеста» и так далее. Выглядел он так же неприятно, как и те гадости, которые говорил.
У него был длинный нос, волосы лежали на голове как солома, а ботинки всегда были грязными. Сегодняшняя встреча с ним ничем не отличалась от предыдущих: как только он увидел нас издалека, то стремительно направился в нашу сторону и стал кричать.
– Сури, ты зачем надела бабушкину юбку? – и тут он начал дико ржать, оголив при этом свои чёрные зубы.
Я относился к его выходкам очень спокойно, ни в коем случае не раздражался и не реагировал, всегда отворачивался и уходил в другую сторону. Это была не трусость, это было именно нежелание с ним даже разговаривать, настолько он мне был неинтересен и неприятен одновременно.
Но сегодня всё пошло совсем по-другому, сегодня произошло что-то страшное – я впервые увидел слезы Сури. Её синие, как озера, глаза наполнились слезами. Первым моим желанием было врезать этому исходящему желчью Люку, вторым желанием было поцеловать Сури и очень сильно прижать к себе, так сильно, чтобы она поняла, что я никогда не дам её в обиду и никому не позволю её задирать.
Когда он крикнул про юбку, мы уже отошли от него довольно далеко, и, резко развернувшись, я направился в его сторону.
– Эй ты, Люк!!! – крикнул я ему и при этом скинул свой портфель на землю.
– Стой! – я так сильно закричал, что у меня зазвенело в ушах и стало очень страшно. Люк, в принципе, не убегал. Он повернулся ко мне лицом, и я снова убедился, что пока ещё не встречал ребёнка уродливее. Видимо, на его лице отразилась его душа.
– Тебе что надо, Патрикос? – и снова этот идиотский смех.
Я обернулся и посмотрел на Сури. Она стояла, уже не плакала, просто смотрела на меня глазами полными ужаса. От всего происходящего она, как мне кажется, онемела.
Я подошёл к нему ближе, от него пахло сосисками, неизвестно где он ими успел наесться.
– Извинись перед Сури немедленно! – закричал ему я.
– А за что мне извиняться?
– За то, что ты обидел её.
– Я её не обижал, просто пусть она больше не надевает бабушкины вещи, – и опять этот дикий, звериный хохот.
В тот момент я не сдержался, взял палку, которая лежала под ногами, и ударил его со всей силы.
Кровь потекла у него из носа, но уже я был как в тумане. Подбежали другие ученики, учителя, а главное, она – Сури, которая пыталась мне что-то сказать, но я этого не слышал.

***

Я сидел в своей комнате. Дома никого не было, лишь часы тикали, тикали и тикали без остановки. Я ждал, когда вернутся родители из школы, куда их немедленно вызвали. Мне было страшно, раньше я никого не бил и понимал, что по приходу мама и отец точно будут со мной вести серьёзную беседу. Минуты, секунды, даже миллисекунды текли так медленно, что я просто не мог ждать, бегал из комнаты в комнату, потом залез под одеяло, потом вылез и встал у окна, смотрел и ждал, понимая, что как раньше уже не будет.
Где-то через час подъехала папина машина, родители долго не выходили, что привело меня в бешенство. Я резко открыл окно, на котором стоял декоративный корабль, с силой раздвинул ставни, и он упал и разбился вдребезги.
Это произошло в тот самый момент, когда мама и папа вышли из машины. Мама даже не подняла головы, а отец крикнул мне:
– Ровно два часа назад ты так же бездарно разбил свою маленькую жизнь.
Они зашли в подъезд, а я заплакал и убежал в свою комнату.
Дверь открылась не сразу, в неё вошёл отец.
– Тебя исключили из лицея. Мы будем искать другой. Наказания тебе нет, ты с этим сам прекрасно справился, лишив себя друзей и своей драгоценной подружки. Лицей я найду тебе на окраине города.
И дверь захлопнулась. Мама даже не зашла. Это был страшный день.
Я уснул нескоро, я плакал. Потом взял листок бумаги, поставил на нем дату и ниже подписал: «Это всё ради тебя, Сури. Прости».

***

Утром мне совсем не хотелось выходить из комнаты. Но я чувствовал запах маминых блинов и, если закрыть глаза, можно было представить, что вчерашнего дня не было и сейчас я снова пойду в школу рядом с Сури, а после – катание на велосипедах и так далее.
Я зашёл на кухню. Папа сидел мрачный, мама подошла ко мне и погладила по голове.
– Садись завтракать, Патрик.
Я сел. Папа опять делал немыслимые бутерброды и при этом не произносил ни слова.
Все молчали. Только потом, повзрослев, я понял, что самое страшное – это когда близкие люди молчат, хотя уже тогда я чувствовал, что нужно говорить, говорить несмотря ни на что, так как молчание – будто тебя бьют плеткой, сильно, больно, до крови, а при этом просто молчат.
Прошло минут десять и, наконец, отец заговорил:
– Сейчас я отведу тебя в новый лицей, договорился через знакомого по службе, будешь там учиться, и не смей больше никого быть палкой, веди себя нормально, чтобы не позорить нас. Собирайся! – приказал он.

Новый лицей
Мы подъехали с отцом к очень красивому красному зданию, и он повёл меня внутрь. Мне показалось, что здание состоит из одних коридоров, так как мы шли очень долго, пока не дошли до кабинета моего нового классного руководителя. Отец постучал.
Из-за двери раздался приятный женский голос: «Войдите!» И мы вошли.
Класс был уже заполнен. Детей было меньше, чем в моём прежнем лицее. Лишь потом я понял, что здесь за учебу платят и тщательно отбирают учеников.
– Это наш новый ученик Патрик Шале, – представила меня учительница, которую звали Малена Энгельс.
Класс встал и поприветствовал меня хором.
Я был немного ошеломлён, так как в предыдущей школе такого не было, там каждому новенькому ученику могли запросто положить кнопку на стул или жевательную резинку, но я пока ещё не сел и понял, что рано радоваться. Моему отцу Малена разрешила уйти, а мне предложила сесть на свободное место.
Свободное место оказалось рядом с кудрявым мальчиком. Начался урок. Это был урок географии, и учительница принялась крепить на доску карту невероятной красоты, в том смысле, что она была яркая, не выцветшая, как в прежней школе, и на ней сразу было видно, где что находится.
В предыдущей школе злой учитель географии вызывал меня к доске и просил показать что-то, что, как мне казалось, невозможно было разглядеть, даже если ты знал, где находится та или иная река или горы. Чаще всего я не знал и отправлялся с двойкой на своё место.
День прошёл для меня совсем по-новому. Мне было интересно слушать учителей, ребята оказались приятными собеседниками, и в перерыве здесь разрешалось выходить на улицу и завтракать на скамейках около небольшого озера.
Кудрявый мальчик, которого звали Дэррил, обладал хорошим чувством юмора и, как оказалось, был любимчиком класса. Он рассказывал истории, от которых хохот стоял на весь двор.
По окончании уроков я вышел на крыльцо и стал ждать маму, которая должна была меня забрать. Я пинал листья под ногами и, вспоминая истории Дэррила, улыбался: мне здесь будет хорошо – я это понял за один день. Мама задерживалась, и я пошёл к дороге.
Вдруг я увидел, как из моего нового лицея вышла Сури и села на велосипед. Первый раз в жизни я испытал на себе выражение «подкосились ноги». Я не мог поверить своим глазам, мне оставалось только закричать:
– Сури, Сури, – но она не обернулась. Тогда я помчался за ней, но она стремительно ехала вперёд. Я кинул маленький камушек ей под колесо и велосипед остановился. В моей голове промелькнула мысль, что, наверное, разбивать нос и кидать камни под колёса велосипеда – это равноценно, и я рискую сменить третий лицей, при этом уже получив от папы и палкой, и камнем. Сури остановилась и обернулась. Без сомнения, это была она.
– Ты что ненормальный? Зачем ты кинул мне под колёса гравий?
– Сури, прости, я просто хотел тебя догнать!
Девочка посмотрела на меня очень внимательно и улыбнулась совершенно обворожительной улыбкой.
– Я не Сури, я Кэти, её сестра. Откуда ты знаешь мою Сури?
– Сестра?
– Да, мы близнецы, только не живём вместе. Сури живёт с мамой, а я с папой, но если мы не вместе, то все равно чувствуем друг друга...
И она начала что-то рассказывать, тараторить про чувствительность близнецов, а я не мог поверить, что это не Сури, а Кэти, ведь они были похожи, как икринки! И даже веснушки были у обеих! Я хотел посчитать, сколько их на её лице, но не успел – меня окликнула мама.
– Патрик! Я жду.
Я поднял портфель и сказал:
– Пока, Кэти, прости за камень, мне очень жаль, что так вышло.
– Пока, Патрик! Я тебя прощаю.
Я немного опешил – откуда она знает моё имя? И подумал, что всё же это Сури, которая ловко меня разыграла.
– Откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Патрик, тебя мама ждёт! – и она засмеялась так, как умели смеяться, видимо, только две девочки на всём свете, две сестры – Кэти и Сури.
Я прыгнул к маме в машину, и мы поехали домой. Впереди были выходные.

***

Как я уже говорил, раньше в выходные дни мы ходили в зоопарк или просто гуляли в парке, кормили уток, или шли к бабушке с дедушкой. На этот раз мама с папой решили, что мы все втроём пойдём в кино. Я был очень этому рад, так как кино заканчивается быстро, а значит, потом я смогу взять велосипед и найти Сури, чтобы спросить её, почему она никогда не рассказывала о сестре.
Мы ехали в кино. Настроение у всех было хорошее. Мои родители, особенно папа, хоть и были своеобразными людьми, но быстро забывали плохое и жили как прежде. Кинотеатр в нашем городе был очень маленьким, и там всегда было много народу. Отец пошёл за билетами, а мы с мамой отправились за газировкой и шоколадными конфетами – это был целый ритуал в нашей семье. Около кассы, стоя в очереди, я увидел Сури и её маму. Сури стояла в стороне, очень грустная. Я тут же отпросился у мамы и подбежал к Сури.
– Сури! Привет!
– Привет, – удивлённо сказала она и почему-то начала опасливо оглядываться по сторонам.
– Сури, я так рад тебя видеть. Как у тебя дела?
Она молчала, просто смотрела на меня, а потом безучастно ответила:
– Нормально.
Мы оба замолчали. Это было впервые за всё время нашей дружбы, когда мы не хохотали и не подкалывали друг друга. Потом она вдруг сказала:
– Зачем ты взял ту злосчастную палку? Зачем?
В глазах её появились слезы.
– Я защищал тебя.
– Ну и дурак.
Я опешил. Опустил голову. Тут подошла мама Сури и сказала, что пора идти смотреть фильм.
– Сури! – сказал я. – Это тебе, – и достал из кармана листок, на котором было написано: «Это всё ради тебя, Сури. Прости» – и дата того дня, с которого мы больше не учились вместе. Она взяла листок и молча пошла, держа маму за руку. Я смотрел, как они уходят. Я так и не спросил её про сестру, не узнал, когда мы сможем покататься на велосипедах и, вообще, почему мы не можем дружить как раньше.
Подошёл мой папа и сказал, что пора идти смотреть фильм. Я смотрел кино, совершенно не понимая сюжета. Все мои мысли были заняты Сури. Я понял, что очень сильно люблю эту маленькую девочку, которая теперь со мной разговаривает уже не так, как раньше, и даже смотрит на меня совсем по-другому. Мы стали чужими.

Новый день в колледже
Я пошёл на занятия в хорошем настроении, был активен, мне впервые в жизни стало интересно учиться, особенно меня завораживала литература и массивный учитель, который очень интересно объяснял предмет и при этом всё делал с юмором. От этого мощного мужчины, Мэтью Саливана, мы заряжались позитивом. В качестве домашней работы нам задали написать рассказ на тему: «Волшебный предмет». Нужно было пофантазировать на тему, если бы у меня было что-то необычное, что бы я с этим сделал. Мне тут же захотелось приступить к работе, хотя, о чем писать, я пока не понимал, но писать хотелось, что называется «руки горели».
На перемене я вышел в коридор, чтобы дойти до библиотеки и взять там книги. До этого я читал через силу, без интереса, а тут, после одного урока литературы, мне захотелось просто поглощать книги одну за другой.
Подойдя к библиотеке, я робко постучал, никто не ответил и я вошёл. Я буквально онемел: стеллажи с книгами были от пола до потолка и в таком количестве, что казалось, будто это книжный лабиринт. Из лабиринта вышла библиотекарь и сказала:
– Добрый день.
– Добрый. Я Патрик, учусь в седьмом классе, я новенький.
– Ну что же, Патрик, заведём тебе карточку, и ты выберешь себе книги, прочтёшь и вернёшь, – и она улыбнулась.
– Хорошо, – робко ответил я.
– Пока я оформляю карту, ты иди, выбирай книги.
– Хорошо, – так же робко ответил я и отправился в совершенно незнакомый для меня мир.
Книги были расставлены на полках по алфавиту. Я вспоминал фамилии писателей, которых называл нам учитель, говоря при этом: «Придет время, и вы это прочтёте, и волна интереснейшей жизни захлестнёт вас.
Я взял Сэлинджера, Хемингуэя, Джека Лондона, Теодора Драйзера и даже Агату Кристи. Я листал книги, мне они нравились, я чувствовал себя, как в кондитерской лавке.
– Патрик!
Я обернулся и увидел Кэти. Она была очень, очень похожа на Сури. От одного её присутствия у меня мурашки побежали по коже.
– Привет, Кэти!
– Ты любишь читать?
– Наверное, – ответил я, совершенно не понимая, что со мной происходит: руки дрожали, слёзы наворачивались на глаза. Это была трагедия, которую я осознал гораздо позже: передо мной была оболочка человека, которого я безумно любил.
– Наверное? – переспросила Кэти. – А я очень люблю читать, вот мои книги, – и она начала доставать яркие тома и говорить, за что она любит эти произведения. – Патрик?! Ты слушаешь?
– Да, – очень тихо ответил я.
– Ты странный. Почему?
– Я, я... – я ничего ей не ответил. Просто развернулся и пошёл.
– Патрик? Выберись из раковины, расскажи, что происходит!
Я слышал это выражение и раньше и знал его значение, но сейчас я закрыл раковину на замок.
– Спасибо за совет. Пока, – сказал я.
Около стойки с библиотекарем я остановился, выложил книги и начал ждать, когда их запишут в карточку.
Кэти тоже подошла и стала ждать своей очереди. Я не смотрел на неё, но она смотрела на меня, я чувствовал это.
– Это все книги, что ты выбрал, Патрик? – спросила библиотекарь.
– Да.
– Читай с удовольствием, относись к ним бережно и верни в срок.
– Конечно. Спасибо, – и я пошёл. Впереди было ещё три урока.
Урок английского языка. Я сидел рядом с Дэррилом.
Тихим шёпотом он спросил у меня:
– Патрик, почему ты такой грустный?
– Я потом тебе расскажу.
Я не хотел шептаться на уроке, боялся, что отругают, а я стремился быть примерным учеником.
После уроков мы с Дэррилом ехали в одном автобусе. Как оказалось, мы жили рядом, в одном районе.
– Расскажи, Пат, что с тобой?
И я рассказал все от и до: и про семью, и про Сури, и про Кэти, и про любовь. Такие вещи обычно рассказывают друзьям, но я почему-то понял, что Дэррилу можно доверять. В дальнейшем, на протяжении всей своей жизни, я убедился, что не ошибся. Мой рассказ подходил к концу, когда мы почти уже приехали. Мы вышли из автобуса и Дэррил совершенно по-взрослому мне сказал:
– Время всё расставит на свои места, – и затем добавил, – можно стать твоим другом, Пат?
– Конечно!!!! А мне можно стать твоим другом?
– Нужно, – ответил Дэррил. Он был оригинален во всем, даже в таких ответах.
Так мы скрепили нашу школьную дружбу, которую пронесли через всю жизнь.

***

Домой я пришёл довольный. У меня теперь есть друг, книги и задание, к которому я очень хотел приступить. Дома была бабушка. Моя любимая, добрая бабушка! Я был рад её видеть.
– Патрик, солнце, садись кушать, всё остынет.
Я сел за стол. На обед были суп, паста с помидорами и лимонад – всё очень вкусное. Бабушка расспрашивала про новый лицей, про друзей. Я рассказал ей про Дэррила. Она улыбнулась и сказала:
– Я очень тебя люблю.
– И я тебя, бабуля.
Я поблагодарил её за обед и пошёл в свою комнату. Для начала я расставил все книги на полке, в предвкушении посмотрел на них, достал тетрадь для домашних заданий и вывел первую строчку: «Если бы у меня был майский жук, умеющий разговаривать».
И я начал писать, писать. И закончил, когда уже стемнело. Я закрыл тетрадь, подошёл к окну, все мои мысли были в рассказе.
Уснул я моментально. Завтра новый день.

***

Весь класс уже собрался, так как прозвенел звонок. Первым уроком была литература. Учитель вошёл в класс, улыбнулся и сказал:
– Утро доброе. Приступим. На прошлом уроке я попросил вас написать небольшую историю на заданную тему. Некоторых я попрошу прочитать её вслух. Те, кто читать не будут, сдадут тетради, и я поставлю им оценки.
Я оторопел. Читать вслух, тем более при всех, я был не готов. Я тихо надеялся, что не окажусь в числе тех, кому нужно будет это делать. Учитель сел, надел очки, поправил журнал и сразу приступил: он водил пальцем по журналу, а мне казалось, что этим пальцем он водит прямо по моим нервам.
– Лари Монтини?
Это была девочка Лари, отличница, очень высокого роста, её за глаза называли «колонна», но не зло. Лари вышла к доске с достоинством. Как мне показалось, она была слишком серьёзной для своих лет.
– Лари, твоя тема?
– «Если бы у меня была волшебная палочка».
И Лари начала читать о том, что бы она сделала с этой палочкой, в какие бы страны полетела и с кем бы встретилась.
Рассказ подошёл к концу.
– Молодец, Лари, ставлю тебе «отлично»! Садись на место.
– Следующим будет Джои Кэмбел.
Я выдохнул, решил, что меня уже не спросят. Джои читал про волшебный самолёт и тоже что-то про путешествия, но читал тихо, робко, постоянно запинаясь, ребята стали похихикивать. Дэррил мне шепнул:
– Если Джои барахлит, то и самолёт его вряд ли взлетит.
Джои закончил. Мэтью Сэливан сказал:
– Ну что же, Джои, содержание очень даже не плохое, но читать нужно смелее, громче. Ставлю тебе «четыре». Ты молодец. Джои сел на место и, как мне показалось, был недоволен своей оценкой.
– И последний, кого мы сегодня послушаем, будет Патрик Шале.
Мне захотелось убежать, я не был к этому готов. Я продолжал сидеть.
– Патрик, ты не готов?
– Готов, – и я отправился к доске.
– Тема твоего рассказа?
– «Если бы у меня был майский жук, умеющий разговаривать».
В классе все притихли. А учитель сказал:
– Необычно. Мы тебя слушаем.
Я учёл замечания, которые сделали Джоиу, и, собравшись, начал читать громко, смело и решительно:
«Говорящих животных, насекомых, рыб не бывает, но мне бы очень хотелось, чтобы они существовали. Это не от того, что мне не с кем разговаривать, а чтобы я мог их отправить на задание. Есть люди, с которыми я не могу видеться и общаться по ряду причин, и, например, я мог бы отправить этого жука к подруге, которую давно не видел. Вернувшись, он сел бы ко мне на влажную ладонь, рассказал, что у неё всё хорошо, что она сегодня получила две пятёрки, а мама за это купила ей огромное шоколадное мороженое, она испачкалась вся и потом смеялась. И мы бы с моим жуком смеялись. Или, например, когда в течение дня я скучаю по маме, он бы к ней подлетал, садился на плечо и тихо жужжал: «Патрик вас очень любит». А она в ответ жуку: «Скажите, уважаемый жук, моему Патрику, что я люблю его больше всех на свете. Такого жука у меня нет, о нем я могу только мечтать. Быть может, я когда-нибудь увижу его?»

***

По окончании моего рассказа в классе стояла тишина. Учитель тоже молчал, потом, наконец, сказал:
– Патрик, это замечательный рассказ. Я ставлю тебе «отлично». Ты молодец.
Я сел на своё место мокрый от волнения. Дэррил мне сказал:
– Ты будешь писателем, Пат, я тебе это обещаю.
– Спасибо, друг.
Урок пошёл своим чередом, но я заметил, что учитель всё оставшееся время смотрел на меня очень внимательно, как бы изучая. Прозвенел звонок. Все стали собираться.
Учитель сказал мне:
– Патрик, задержись на минуточку.
Я задержался.
– Ты сам придумал тему рассказа?
– Да, – ответил я.
– Это очень хорошо. Пиши чаще, по любому поводу, у тебя талант. – И он хлопнул меня по плечу.
Я вышел из класса. Меня ждал Дэррил.
– Что он хотел?
– Сказал, что я талант.
– Хм, ну а я тебе что говорил! Ты – будущий писатель! – тогда, 35 лет назад, мне показалось это какой-то игрой, я не воспринял всерьёз ни слова учителя, ни слова Дэррила.
На большой перемене мы пошли к озеру. Подходя к скамейке, я заметил Кэти с подругой. Дэррил сказал: «Подойдём к девчонкам, я тебя ещё не знакомил с Джессикой» – и на ухо шепнул мне, что Джесси его девушка.
Когда мы подошли, Кэти покраснела и перестала есть сэндвич.
– Привет, это Патрик, а это Джесси и Кэти. Ну, с Кэти вы знакомы.
– Да, знакомы. Привет, – сказал я.
– Привет, – тихо и робко ответила Кэти, глядя на меня.
– Привет, Патрик! – весело и громко сказала Джесси. – Рада с тобой познакомиться.
Мы сели, начали есть и болтать. Кэти резко встала и сказала:
– Мне пора.
– Куда? Ещё 15 минут! – заметила Джесси.
– Я хочу подготовиться к истории, я её плохо вручила. – Она оговорилась, мы непроизвольно засмеялись, а Кэти убежала, забыв свой рюкзак.
– Что с ней? – спросил Дэррил у Джесси.
– Я потом тебе скажу, – хитро улыбнулась Джесси, посмотрев на меня.
Вскоре прозвенел звонок, и мы с Дэррилом зашли в здание лицея.

***

После уроков мы с Дэррилом опять поехали на автобусе домой:
– Ты знаешь, что сказала мне Джесс по большому-большому секрету?
– Нет?
– А хочешь узнать?
– Да, конечно, – ответил я.
– Кэти в тебя влюблена с той самой встречи, когда ты перепутал её с сестрой!
Дэррил сделал большие круглые глаза и открыл рот. Этим он хотел, видимо, показать ту реакцию, которая должна была быть у меня.
– Что-то я не понял?
– А что тут непонятного? Это же девчонки, им нравятся симпатичные парни вроде тебя, потом они думают, что влюблены в них, а потом, увидев, давятся крошками от бутерброда и забывают рюкзаки. Что скажешь?
– Мне нечего сказать, мне она не нравится как девчонка, и тем более, ты сам знаешь всё про Сури.
– Но Сури нет! Вы больше даже не видитесь, не говоря уже о прогулках за ручку, ну или как это у вас раньше было!

***

Наступили долгожданные летние каникулы.
Обычно наша семья ездит к морю, у нас там маленький домик, где мы проводим около двух месяцев, а потом снова возвращаемся в город. Этот год не стал исключением. Я знал, что мама заранее собралась в эту поездку. Папа доделывает работу, и ровно через пару дней мы поедем отдыхать, и, конечно же, бабушка с дедушкой тоже будут периодически к нам приезжать.
Перед отъездом я всегда прощался со своими школьными друзьями. С Сури мы обычно подолгу сидели у озера и болтали. Теперь этого прощания не случится, и я отпросился у мамы попрощаться с Дэррилом и Кэти. Она, конечно, меня отпустила, моя милая добрая мама.
Мы договорились встретиться в парке развлечений, там было много аттракционов, можно было вдоволь накататься и наесться сладостей.
Я приехал к месту встречи на велосипеде. Погода была восхитительной, солнце заливало всё вокруг и дул прохладный ветерок. Подъезжая, я увидел, что мои друзья уже стоят около парка и привязывают свои велосипеды. Дэррил, Кэти, подруга Дэррила Джессика и ещё какая-то девочка. Я подъехал поближе. Кэти и неизвестная мне девочка зашли внутрь парка. А мы с Дэррилом крепко обнялись.
– Патрик! Долго же ты ехал.
– Я спешил, – и мы рассмеялись. Мне было очень хорошо с Дэррилом.
– Пат, ты помнишь Джесси?
– Да, конечно!
Джесси стояла рядом с Дэррилом и держала его за руку. Когда я видел такие проявления их отношений, то они мне казались очень взрослыми.
– А куда ушла Кэти? Я видел её с какой-то подругой.
– Ух ты! – вдруг громко, но не зло сказал Дэррил. – Теперь ты свою бывшую единственную подругу Сури называешь «какой-то»? – и он улыбнулся. А я опять стоял опустошённый. Меня самого это уже начинало раздражать, что я именно так реагирую на любое упоминание о Сури. И в тот самый момент я для себя решил, что больше не хочу переживать, страдать, постоянно ощущать мокрые ладони, когда думаю о ней. Я решил просто наслаждаться общением с друзьями и относиться к Сури, как к бывшей однокласснице и не более того, потому что даже в 13 лет я уже понял, что нужно учиться держать себя в руках.
– Хм… – сказал я, – не узнал её. Ну что же, Дэррил, Джесси пойдём отрываться на аттракционах! – и я действительно засмеялся, легко, так как пересилил свой ком в горле и ватные ноги, зная, что всё это время с нами будет девочка, которую я очень сильно люблю.
Мы втроём вошли в парк и замерли. Как же я давно тут не был и ребята тоже, потому что то, что мы увидели перед собой, было поистине волшебством.
Очень яркие аттракционы разных форм, летучий корабль, огромный пират с открывающимся ртом – можно было сесть прямо на зуб, как на стул, и пугаться, кричать. По территории парка ходил поезд, и к любому аттракциону можно было доехать! Сколько же здесь было палаток, где продавались горы сладостей: взрывающиеся во рту конфеты, карамельные яблоки, куски шоколадного торта и сладкая вата всех цветов радуги.
Мы поспешили купить билеты, чтобы поскорее начать испытывать каждый аттракцион на прочность и каждый кусок торта на вкус.
Наконец, билеты были на руках. Нас пропустил мужчина-охранник, убедившись, что мы купили билеты нашего возраста, так как на взрослые аттракционы с этими билетами он нас просто бы не пустил.
– Патрик! – сказала Джесси, нужно найти Кэти и Сури, мы договорились держаться вместе.
– Конечно, мы их сейчас найдём, но для начала давайте прокатимся на пирате? – и Дэррил хитро подмигнул мне и Джесс.
Мы грохнули от хохота и восторга и понеслись к огромному пирату.
Отстояв очередь, мы залезли в рот к этому весёлому пирату, пристегнулись защитными ремнями и замерли в ожидании. Заиграла пиратская музыка и аттракцион начал подниматься. На самом верху пират захлопывал рот, мы оказывались в полной темноте, потом аттракцион опускался, создавая ощущение, будто ты проваливаешься в желудок пирата, и внизу рот слегка открывался. Все это время мы визжали, хохотали и были безумно счастливы от того, что этот пират сделает с нами так ровно 10 раз, по крайней мере, так было написано в брошюре. Три первых раза и четвёртый, и пятый... От хохота мы уже были мокрые. И сейчас, став взрослым человеком, я понимаю, что, пожалуй, никогда не был так счастлив, как на том аттракционе. Даже в преклонном возрасте, посетив этот парк развлечений, я подходил к своему старому зубастому другу, и меня охватывала невероятная ностальгия. Но об этом чуть позже.
На шестой раз, когда пират опустил нас и открыл рот, я увидел Кэти и Сури, которые махали нам руками и что-то кричали, но мы их не слышали. Кэти жевала сладкую вату, а у Сури в руках были леденцы, и запах этих конфет я моментально ощутил. Но аттракцион понёс нас вверх, ребята смеялись, а я уже не мог смеяться и был рад, что пират закрывал свой рот, погружая нас в темноту. Я понимал, что нахожусь под серьёзным влиянием этой девочки. Опускаясь снова, я видел их, только Сури всегда замирала в разных причудливых позах, чем смешила и Дэррила, и Джесси. Я не смеялся, я понимал, что она дурачится и совершенно не переживает, что мы не общаемся. Из-за этого мне стало грустно.
Аттракцион остановился, и мы спустились к Кэти и Сури.
– Да, уж вы там кричали, – сказала Кэти, – мы уже хотели идти вас спасать.
Все засмеялись.
– Привет, Сури! – отстранённо и сухо сказал я. Этот «привет» я репетировал в тот момент, когда рот пирата закрывался и меня никто не видел.
– Привет, Патрик! – тоже довольно отстранённо ответила она. Уверен, что это у неё вышло без репетиций.
Дэррил всегда был очень инициативным, задорным, и он предложил нам отправиться рассмотреть все аттракционы, поесть сладостей и снова где-нибудь прокатиться. Все поддержали его идею.
– Вперёд! – крикнул он и сделал колесо, чем привёл всех в восторг, особенно Сури, которая хохотала громче всех и старалась идти рядом с Дэрриллом, чем, как мне кажется, смущала Джесс. Мы шли по аллее парка: Дэррил, Сури и Джессика впереди, а мы с Кэти позади.
– Патрик, – спросила Кэти, – ты уезжаешь к морю?
– Да. С мамой и отцом, мы так делаем каждые каникулы. А ты?
– Нас с Сури тоже хотят отправить на море к нашим дедушке и бабушке, мы очень этого ждём.
– Да, я тоже, – ответил я не много невпопад.
Дальше мы все вместе катались, сидели на скамейке, и вскоре настала пора расходиться по домам.
Мы попрощались на всё лето, пожелали друг другу хорошего отдыха, крепко обнялись. Чувство дружбы меня распирало, окрыляло и делало счастливым человеком. Дэррил, Джесси и Кэти сели на свои велосипеды и помчались домой.
Мы с Сури жили в соседних домах, так что ехали рядом. Все дорогу мы молчали. Она ехала чуть впереди, думаю, тем самым давая понять, что мы уже не друзья, а лишь приятели, и единственно общее у нас – это велосипедная дорожка.
Подъехав к дому Сури, я остановился.
– Желаю хорошего лета, Сури.
– Спасибо, – ответила она сухо, без эмоций, привязывая свой велосипед к забору.
В тот момент из-за её «спасибо» и её поведения во мне просто неимоверно что-то вскипело. Я сказал очень громко, выпалил всё, что думал:
– Сури! Погоди. Да что с тобой происходит??? Что за поведение? Мы с тобой столько лет дружили, да черт с ним, дружили, между нами всегда была связь, такая связь, которая не может рухнуть из-за одного поступка в твою защиту. Неужели эта драка и злосчастная палка, и твои принципы важнее всего того, что мы годами растили? Помнишь наши разговоры, рисунки с записками, как мы сидели у озера? Я же за руку тебя держал, когда ты плакала из-за плохих отметок. Почему ты решила всё это перечеркнуть, делая вид, что мы просто приятели? Ты нарочно смеялась над шутками Дэррила?! – тогда впервые я понял, что такое ревность. – Ты, ты… – я уже начал немного заикаться, – ты просто заигралась в правильную девочку. Так оставь её! Я Патрик, а ты Сури, и я, черт возьми, люблю тебя.
Закончив этот монолог, я посмотрел на Сури. Она заплакала. Я подошёл к ней ближе, взял её ладони в свои и сказал:
– Ты слышишь? Я люблю тебя. Ты мне необходима.
Она перестала плакать и поцеловала меня в губы, это был мой первый поцелуй и, поверьте, я прожил долгую, разную жизнь, но этот поцелуй – лучшее, что со мной случилось.
– Я тоже люблю тебя, Патрик. Я и злилась на тебя из-за того, что если бы не та драка, мы по-прежнему были бы вместе. Понимаешь?
– Глупая, невероятная девочка, мы и так можем быть вместе, мы живём в соседних домах. Так случилось, но если мы нужны друг другу, то даже на разных концах земли все равно будем вместе.
Я обнял её, и мы ещё часа два стояли у калитки её дома и рассказывали друг другу, как скучали, как же нам хорошо сейчас и что лето пролетит быстро, и мы будем вместе.
На прощание она поцеловала мою руку и сказала.
– Патрик, ты мой ангел, я люблю тебя. Я буду писать письма тебе на море, а ты мне? Обещаешь?
– Конечно, конечно!!!
Я не мог не обнимать её, но время было позднее.
Я сел на велосипед. Она смотрела на меня, а я на неё. Уже тогда, в 13 лет, я знал, что Сури – любовь всей моей жизни.
– Пока, – сказал я.
– Пока, Патрик, – и она улыбнулась.
Я поехал к дому. Так счастлив я не был никогда. Только остановившись у калитки, я услышал сзади шорох велосипеда. Я оглянулся. Это была Сури. Я слетел с сидения, и она тоже, и мы снова помчались друг к другу. Мы простояли, обнявшись и ничего не говоря, ещё, наверное, с полчаса. Вскоре я был дома. Счастливый и расстроенный одновременно, что не увижу её всё лето.
Меня встретила мама.
– Патрик, ты очень задержался, – мама никогда не кричала, она всегда со мной общалась тихо и очень ласково.
– Мама, я был с Сури. Мы помирились и долго не могли распрощаться.
Мама улыбнулась.
– Я видела в окно. – Она погладила меня по голове. – Патрик, влюблённый ты мой мальчик, ложись спать, завтра рано мы уезжаем.
Я улыбнулся. Моя мама удивительная. Пишу сейчас эти строки и опять жалею, что у меня нет майского жука, чтобы я смог отправить его к маме туда, куда не долетишь, и чтобы он сказал: «Патрик вас будет любить до конца своих дней».

Лето
В нашем доме на море мы уже находились две недели. Дни протекали разнообразно. С отцом мы ходили на рыбалку, потом ныряли прямо с лодки, с мамой я загорал, мы просто отдыхали и наслаждались этим прекрасным временем, когда вся семья была вместе.
От Сури я получил три письма. Я очень их ждал и по много раз перечитывал. Она писала, что отдыхает с Кэти, что ей немного скучновато, в письмах она всегда что-то рисовала, например, как мы сидим с ней на скамейке, а над нашими головами парит большое сердце, и много других картинок в том же духе.
В одном из писем я спросил Сури, рассказала ли она сестре о нас, и начал ждать ответа. Мне просто очень хотелось, чтобы Кэти об этом знала и больше не заигрывала со мной, ведь теперь я считал Сури своей девушкой. Потом она обязательно будет моей женой, потом дети, да и вообще в то лето в моей голове творился сумбур: я думал и думал о нас с ней, о будущем, подолгу сидел у моря и мысленно разговаривал с Сури и Дэррилом – мне их очень не хватало.
Я как раз сидел у моря, когда услышал голос отца.
– Патрик! – крикнул он издали. – Ты готов к рыбалке?
– Конечно, па, – ответил я и побежал к лодке.
Мне действительно очень нравилось рыбачить с отцом, рассматривать лески со снастями, слушать его истории, в какой-то степени, как мне казалось, преувеличенные.
Мы прыгнули в лодку, она была ярко-зеленого цвета, и отец называл её «наша гусеница».
– Ну что, Патрик, помчимся на «гусенице» к Индийском океану, да и останемся там навсегда дикарями? А? – и он хитро подмигивал.
– Конечно, пап! – отвечал я, и мы вместе смеялись.
Отплывали мы не очень далеко от берега, кидали небольшой якорь, отец заряжал удочки, и мы ждали клёва. Разговаривать можно было только шёпотом, чтобы не спугнуть рыбу, и мы подолгу вполголоса шептались друг с другом. В этих разговорах была какая-то невероятная магия, я очень скучаю сейчас по этим разговорам. Когда мне снится зелёная лодка на синей глади, огромные серые глаза отца и этот шёпот, то в этот день у меня всегда грустное настроение. Я обязательно расскажу о таком дне. А сегодня это всё не во сне, а наяву.
Я был счастлив.
– Пап, а расскажи мне, как ты влюбился в маму?
Папа немного опешил, но растянулся в улыбке, видно было, что воспоминания эти для него приятные, да и сейчас в маму влюблён.
– Патрис, она особенная женщина, – начал отец, – я таких больше не встречал. Ей не надо диплома архитектора, спортивных кубков, корон первых красавиц, ей ничего этого не надо, так как она умная женщина. А познакомились мы с ней очень забавно, – и лицо отца просияло, он заулыбался улыбкой, которую я видел очень редко, и начал рассказывать. – Я стоял в лавке с мороженым. Это был последний год моего обучения в институте. Я долго выбирал, какое мороженое взять, и, наконец, выбрал, полез за кошельком и, оказалось, что его у меня нет. Как выяснилось потом, его украли. Продавец понял, что у меня возникли проблемы с оплатой и сказал: «Молодой человек, к сожалению, мороженое бесплатно я вам дать не могу». И тут я услышал мамин голос, она стояла позади меня, тоже в очереди, и сказала: «Я заплачу, нельзя такого большого ребёнка лишать сладкого». Она протянула ему деньги, я забрал большой шоколадный рожок и сказал: «Огромное спасибо! Я вам всё верну».
Мама улыбнулась, взяла своё мороженое и пошла к выходу, я догнал её и спросил:
– Девушка, как вас зовут? И как мне вас найти, чтобы вернуть долг?
– Я Патрис, – она снова улыбнулась, и в то мгновение я понял, что пропал, влюбился, опешил от её доброты, улыбки, женственности, красоты. – А как вас зовут?
– Роберт.
– Роберт, ешьте уже, а то растает то, из-за чего мы с вами сейчас можем пойти и прогуляться, съев это волшебное мороженое.
– Почему волшебное? – спросил я.
– Мне так кажется, – ответила Патрис. Мы пошли по улице и долго рассказывали друг другу о себе. Я сказал, что учусь в университете, что буду архитектором, а мама сказала, что уже окончила университет и теперь дизайнер по пошиву одежды. В тот день мы расстались только ближе к вечеру, потом мы встречались каждый день. – И отец вновь заулыбался.
– А дальше, пап, как дальше??? – мне было невероятно интересно, так как до этого я не слышал истории их любви.
– А дальше мы встречались, я окончил институт и решил сделать маме предложение. Арендовал машину, которая продавала мороженое, надел форму продавца и подъехал к её дому. Посигналил, мама вышла, она не знала, что в машине я, но я знал, что она непременно выйдет, так как обожает мороженое.
Патрис была в голубом платье. Выскочив на улицу, она крикнула своим маме и папе, то есть твоим бабушке и дедушке:
– Мороженое! Кому какое брать, ма, па? – подошла к окну фургона и обомлела.
– Роберт?
– Я не Роберт, я Джереми, какое вам мороженое?
Патрис рассмеялась. Я протянул её любимое клубничное мороженое и коробочку с кольцом.
– Ты выйдешь за меня?
– За Джереми? – она хохотала и уплетала мороженое. – За Джереми – нет, а за тебя Роберт – с радостью.
Я вышел из фургона, надел ей кольцо на палец и поцеловал. В тот момент мы были счастливы. В скором времени мы поженились, потом появился ты, Патрик.
Я смеялся, пока папа рассказывал, представлял его в фургоне с мороженым. Я даже не подозревал, что мой отец такой романтичный.
– Да, папа, эта история, классная! – я тоже был счастлив, как будто побывал с ними в этом эпизоде их жизни.
Вдруг отец закричал:
– Клюёт!!! – и начал подтягивать удочки, хохотать и радоваться тому, что мы поймали двух огромных рыб.
– Ну что, к берегу, Патрик?
– Да, – гордо ответил я, крепко держа в ведре двух рыб, и почему-то подумал, что одна из этих рыб сделает сейчас предложение другой.
– Давай сделаем сюрприз? – предложил папа.
– Какой?
– Зайдём к мороженщику, и я куплю твоей маме угощение.
– Клубничное?
Отец мне подмигнул и очень крепко меня обнял. Хочу добавить, что это, пожалуй, один из самых, светлых и счастливых моих разговоров с отцом.
Мы поплыли к берегу.

***

Прошёл месяц, отдых продолжался, лето радовало погодой, и именно этим летом я понял, как важно быть рядом с родными тебе людьми, особенно если все они – и мама, и папа, и бабушка с дедушкой (которые тоже приехали) – живут в любви и уважении друг к другу.
Я наслаждался каждым днём. Единственное, что меня огорчало, это то, что Сури прекратила мне писать. Я даже сделал несколько попыток написать ей телеграммы, но на них ответа тоже не получил. Правда, мне, как ни странно, было некогда об этом думать: у меня каждая минута была занята тем, что я читал книги – те, которые набрал в библиотеке, и те, что нашёл в этом старом доме, который мы снимали. Я читал, читал и читал. Однажды я рассказал отцу и деду о своих книжках, об эмоциях, которые меня переполняют после прочтения, и они мне посоветовали начать писать заметки или маленькие рассказы, в общем, энергию, бушующую от прочтения, направлять в перо (так выразился мой дед). И помимо чтения я начал ещё писать: описывать дом, свои эмоции и даже придумал много рассказов о том майском жуке, про которого читал на школьном уроке. Через 10 лет это станет детской и моей первой книгой «Жук-путешественник».
За всеми этими чудесными занятиями я не заметил, как отдых подошёл к концу. Скоро я окажусь дома, смогу увидеть друзей, Сури, вернуться в лицей, опять посещать уроки литературы, без которых я уже не представлял свою жизнь. Погрузив все вещи в нашу машину, папа, мама и я отправились домой. Ехать предстояло три часа, и папа сказал:
– Как ты, Патрик? Что-то ты погрустнел.
– Папа, все хорошо, – ответил я.
– А я думаю, ты грустишь о своей красавице Сури, – и он подмигнул мне в зеркало заднего вида.
– Нет, я просто не понимаю, почему она мне не отвечала, и немного беспокоюсь.
– Эх, Патрик! Ты выбрал себе такую любовь и такую девушку, с которой всегда будешь обеспокоен, озадачен, будешь не понимать, что ты сделал не так, – и папа посмотрел на маму и погладил её по волосам. – Это характер, твоя Сури очень непростая девочка, поверь.
Я ему поверил, но чуть позже.
Подъезжая к дому, я начал нервничать, предвкушать встречу с друзьями, Сури, возвращение в колледж. Меня туда тянуло, особенно в библиотеку, и мне очень хотелось показать свои литературные наброски.
Придя домой, я начал с огромной скоростью разбирать чемоданы, так как мама разрешила мне после этого идти гулять.
Покончив с делами, я вскочил на велосипед и первым делом помчался к Сури. Подъехав к её дому, я зашёл в калитку и начал звонить, но дверь мне не открыли, из чего я сделал вывод, что они ещё не вернулись, и очень расстроился.
Немного подумав, я решил поехать к Дэррилу. Я знал, что он уже вернулся, об этом он мне сообщил в письме. Я ехал по своему любимому городу, по узким улицам и понимал, что за это лето очень вырос: улицы мне казались малы, а мысли – глубже и серьезнее. Я чувствовал нечто, что во мне породило изменения, которые я точно не мог сформулировать, но знал, что стал другим, чуть старше ребёнка. Езда на велосипеде была резвой, я был счастлив. Вдруг вдалеке я увидел два велосипеда – Дэррилла и Сури, я узнал их сразу.
Мы остановились одновременно и немедленно побежали навстречу друг другу. В моей голове пронеслась мысль, что, оказывается, Сури уже приехала. Но почему же они катаются с Дэррилом вдвоём, без Джессики и Кэти? Мне стало немного тревожно и почему-то обидно.
Подбежав, мы начали обниматься, хохотать, наперебой расспрашивать и рассказывать, крича с такой силой, что я не слышал ни себя ни их. В тот момент мне хотелось взлететь, сделать в воздухе сальто, я был счастлив их видеть!
– Патрик! Патрик! – кричал Дэррил, как сумасшедший, – я так скучал, друг!
Он предложил присесть на траву под огромными деревьями и начать всё рассказывать по порядку.
Сури вела себя немного странно. Она была не так рада меня видеть, как Дэррил. Я видел, что она на меня почему-то обижена, но совершенно не мог понять, что я сделал не так, точнее, написал в письмах.
Дэррил рассказал, что был с родителями в Диснейленде и в восторге от этого путешествия. Он стал показывать американские горки и визжать при этом. Потом он рассказал, что они заехали поплавать с дельфинами. Увидев рядом большую корягу, он лёг на неё и начал изображать, как будто плывёт. Восторг, невероятная энергия, которые исходили от него, захлестнули нас с Сури. Мы слушали не отрываясь. Дэррил был таким до конца своих дней – с неуемной энергией и жаждой жизни.
Я обратил внимание на Сури: она смотрела на него по-особенному, с восхищением. В мою голову пришла мысль, что он ей нравится не просто как друг.
Просидев так часа три, мы решили ехать домой. Я предложил Сури проводить её, но она отказалась. Опять ничего не поняв, я поехал с Дэррилом.
– Ты знаешь, Пат, я расстался с Джессикой, – Дэррил немного погрустнел.
– Вот тебе на, и почему?
– Без особых причин, просто, как говорится, без травм и ненависти друг к другу. Теперь мы просто друзья. А что у вас с Сури?
Я начал ему рассказывать про письма, про то, что она перестала отвечать, и так далее.
– Она сложная, Патрик, и странная, обязательно с ней поговори и всё выясни.
– Хорошо, – пообещал я ему. И мы рванули на огромной скорости домой, напевая во весь голос популярную тогда песню про дружбу.
Я решил, что поговорю с Сури завтра. Сегодня я хотел разобрать все свои заметки, очень хотел побыть с родителями – это лето нас очень сблизило, и решил, что как только проснусь, обязательно поговорю с ней.
Утром, когда моя мама покормила меня завтраком, я сел на велосипед и отправился к Сури. К моему удивлению, она ехала мне навстречу.
– Сури! – громко крикнул я ей.
– Привет, Патрик.
Мы отбросили велосипеды и оказались рядом.
– Сури, почему ты перестала отвечать на мои письма?
Она молчала и смотрела в сторону.
– Ну, так в чем же дело? – переспросил я.
– Патрик, те обещания, тот порыв, который мы сами с тобой придумали, понимаешь… – и она начала бормотать что-то непонятное про возраст, про Кэти и так далее.
– Что ты хочешь сказать? Поцелуи, объятья, наше общение… Что ты вообще говоришь!
– Мне нравится Дэррил.
Она покраснела, начала трепать платье, опускать и резко поднимать голову.
– Дэррил?
– Да.
Я молча сел на велосипед и поехал в сторону озера, там можно было посидеть одному, подумать и первый раз почувствовать на вкус женское предательство.
– Патрик! – запричитала она мне вслед. – Он легче, пойми, легче!
Я уезжал, мне было не легче. Я хотел уехать от неё как можно дальше.
На озере я сел на траву прямо у воды и начал думать. Знает ли Дэррил, что нравится Сури?
Я решил поговорить с ним при встрече, а не ехать сейчас к нему домой.
Завтра мы условились встретиться на футболе. Там, выбрав момент, я задам ему все вопросы.
Я ещё долго сидел и смотрел куда-то вдаль, толком так ничего и не поняв, сотни раз прокручивал в голове слова Сури, особенно ту фразу, в которой она сказала, что Дэррил легче. В общем, я был очень расстроен. И решил ехать домой.
Я сидел в своей комнате один. Родители заметили, что я расстроен, но не стали ничего спрашивать. Свет был выключен – мне хотелось темноты, такой же, какая была у меня внутри. Я вспомнил, как Сури сказала, что мы много надумали, придумали всю эту первую любовь мальчика и девочки. Наверное, у неё так, но я был абсолютно уверен, что очень сильно её любил. Я плакал и радовался, что никто не видит. Потом, когда я вырос, я понял, что неразделённой любви не бывает, точнее, нет такой формулировки. Любовь – это когда любят двое. Когда любит один, а второй треплет платье и не смотрит тебе в глаза, это не любовь, это мучение. С этими мыслями я заснул.
Утром моё настроение стало ещё хуже, чем вечером. До школы оставалась неделя, мне не хотелось ничего. Но меня ждали на футболе, и я никак не мог подвести команду. Приближаясь к стадиону, я увидел Дэррила, но почему-то он не вызвал у меня злости. Мне не захотелось ему вмазать за то, что моя любовь выбрала его, так как Дэррила я тоже очень любил.
– Патрик! Привет. Ну что, готов сегодня к бою? Проигравшая команда ставит ящик газировки!
– Да, – грустно ответил я.
– Что-то случилось?
Мы переодевались в раздевалке, там было много парней из нашего лицея, все смеялись, подкалывали друг друга. Жизнь шла своим чередом, но я ничего этого не слышал: у меня внутри всё рвалось на части от боли, тоски по Сури, и мне захотелось опять сидеть в тёмной комнате.
– Патрик? Почему ты молчишь?
– Дэррил, давай поговорим после игры. Это не быстрый разговор, правда.
– Я понял. Это касается Сури?
– Как ты догадался?
– Я знаю, как ты любишь её, Патрик, и знаю, что ты очень хороший. Прости, но твоя Сури, конечно, как выражается мой отец, вертихвостка. Как только ты уехал на море, она начала мне писать, признаться в чувствах и, когда я ей ответил, что люблю Джессику, она со своими письмами пропала. Вернувшись, я сразу поехал к Джесс, и она отправила меня к Сури, так как этот белокурый ангел взял да и сказал, что мы с ней переписываемся, что я по уши в неё влюблён и так далее. Джесс быстро меня отправила восвояси, а вообще, Патрик, я не встречал никого лучше неё. Она – моя Джесс, и будет моей, и ещё родит мне детей, но пока она этого не знает, это будет для неё сюрпризом. Так что, Патрик, выбрось свою Сури из головы: она подлая, а ты её сильно идеализируешь.
Он надел бутсы, прокричал клич.
– Эй, «острые зубы», готовы уже сейчас идти за газировкой в магазин, так как мы вас сегодня порвём?!!! У-у-у! – Дэррил взвыл, как волк. Все подхватили кроме меня и побежали на поле.
– Патрик, идём.
– Последний вопрос.
– Ну что, игра уже начинается.
– Зачем ты вчера с ней катался???
Я впервые в жизни увидел Дэррила таким. У него желваки заходили на скулах, и он очень тихо, почти на ухо мне прорычал.
– Я с ней не катался, она увязалась за мной. Я орал на неё за то, что она вытворила и что тебя предала. И когда уезжал, она ехала за мной и кричала: «Дэррил, я люблю тебя!» Потом мы увидели тебя… Пойдём играть, Патрик, и ни слова больше о ней.
От такой неожиданности я резко встал и побежал на поле за всеми, при этом очень удивляясь, каким Дэррил может быть в гневе. Он говорил совсем как взрослый мужчина, но его обиду на Сури я тоже мог понять.
В новом лицее я играл в футбол всего один год, и по сравнению с другими мальчиками играл средне. Но сегодня на этой злости, ярости, адреналине, который просто разрывал меня, я забил два меча и мы победили. Радость переполняла нас, мы бегали по полю под аплодисменты родителей и друзей. Все кричали: «Патрик, ты молодец! Патрик, ты сегодня в ударе!»
Я бегал по полю в полной эйфории и вдруг увидел, что Кэти и Сури сидят на втором ярусе, прыгают и кричат: «Патрик, Патрик!» Сури махала руками и, не переставая, кричала. И тут почему-то в моей голове появилась мысль, что она сумасшедшая или не в себе. Я пробежал мимо неё, даже не махнув им головой. После матча мы пили газировку со сладкой ватой и все мне говорили, что я хорошо играл. Мне было приятно. К нашей компании подошли Кэти и Сури. Кэти сказала:
– Поздравляю с победой, Патрик, ты классно играл.
– Спасибо, Кэти, – ответил я.
Сури, улыбаясь, тоже начала говорить:
– Да, Патрик, ты действительно сегодня был в ударе.
Мы с Дэррилом переглянулись. Я ничего не ответил, не потому что не хотел, а просто я так и не смог понять, она издевается надо мной или опять хочет понравиться Дэррилу. Мы с Дэррилом решили покинуть компанию и прогуляться пешком до дома.
Когда мы со всеми попрощались, Кэти и Сури предложили пойти с нами. У меня от возмущения даже заболела голова. Именно тогда, с той злосчастной минуты я перестал себя контролировать.
– Слушай, Сури! Ты действительно думаешь, что мы горим желанием гулять с тобой? Ты предала меня, подставила Дэррила, разбила его любовь с Джесс! И ты вот так думаешь, что мы все вчетвером пойдём домой? Извини меня, черт возьми, но ты не в своём уме! Будь добра, при встрече со мной не здоровайся, не обращайся ко мне и, в конце концов, прекрати изображать из себя ту, кем ты не являешься. Хочешь гулять, говори: «Дэррил, можно я пойду с тобой?» – хватит вот этого невинного взгляда. И очень тебя прошу, когда заводишь друзей, предупреждай их на берегу, какой ты человек, чтобы им потом не было так же больно, как нам сейчас. Уйди! Кэти, тебе всего хорошего.
И мы с Дэррилом пошли домой.
Наступило начало учебного года. Мы все собрались на торжественную линейку около лицея. Родители с фотоаппаратами, много новых учеников, которых я не знал. Все бегают, суетятся. Мы с Дэррилом стоим рядом, настроение у обоих не очень праздничное. Я наблюдаю, как Дэррил смотрит на Джесс – она учится в другом классе. В его глазах невероятная грусть и злость одновременно. Я подумал, что займусь этим вопросом позже. Также в толпе я заметил Кэти. Она кого-то искала, оглядывалась. Я помахал ей. Она, облегченно вздохнув, подбежала ко мне и сказала:
– Привет, Пат.
– Привет.
Мы с ней неожиданно чмокнулись.
– Патрик, я хотела тебя предупредить: Сури перевелась в лицей, в наш лицей.
Я онемел. Не зная, что ответить, я просто стоял и смотрел. Дэррил увидел нас и подошёл.
– Привет, Кэти! Что случилось?
– Сури перевелась к нам в лицей.
– Что? Что? – закричал, Дэррил. – Зачем? Она что, совсем одурела?
Раздалась громкая музыка, и диктор объявил о начале праздника. Он начал нас поздравлять с первым учебным днём. Классы выстроились в линейки, и я увидел Сури. Она стояла с тем классом, где учились Джессика и Кэти. Сури увидела меня и улыбнулась, помахав мне рукой. Я опустил голову. Это будет трудный год, подумал я про себя.