Алис. Пробуждене Творца. глава 3. о жизни и смерти

Глава 3
О жизни и смерти

Пять часов утра. Прокричали вторые петухи, значит силы тьмы оставили этот мир, и, как говорил пророк Мухаммад, конец света в этот день не наступит.  Это первая хорошая новость наступающего дня.

Прошла неделя. Скептик не звонит. Не появляется и в обществе моих друзей.  Что ж, все идет как надо. Чувственные восприятия, прежние  концепции и ощущения должны ослабнуть, мысль разрыхлиться и стать податливой. Скептику это сделать не просто, ему нужно два-три года, чтобы понять идею Пробуждения. И вообще я сомневаюсь, что он «нырнет» вглубь Себя. Я нырнула в тридцать с небольшим, но у меня был багаж, знания, опыт. Он – чистый лист, нулевка. Все его прежние усилия направлялись к личному благу и мысли о том, было ли это подлинным благом, никогда не посещали ум. И что является его подлинной Сущностью – для него это полный туман. Он все это время шел в противоположном направлении, и что заставит его сменить курс? Беседа, записи… Но кто знает точный ответ? Я, кажется, догадываюсь, и что-то говорит мне, неспроста все это, неспроста…

После недельного отдыха в Сочи мы вчера вернулись в свой N-ск.  Шли по тихой улочке к нашему дому и понимали, что-то изменилось за время нашего отсутствия. Внешне все было как обычно, но чего-то не хватало. Сразу стало ясно – кто-то ушел из жизни. Умер.  И ворон своим грудным карканьем  подтверждал наше чутье.  Из ворот вышла соседка с мусорным ведром, мы поздоровались и настороженно ждали: кто? «А у нас, пока вас не было, сосед умер, Николай. Из углового дома!» Понятно.  Хороший был человек, приветливый.
В почтовом ящике лежало письмо от моей ученицы с далекого Севера. Она редко пишет, и процесс трансформации сознания идет тоже медленно.  Ее письма говорят о том, что о Пробуждении речи не идет, но в них прорисовывается духовная миссия. На мой взгляд, последнее письмо стоит того, чтобы его поместить в книгу:

«Здравствуйте, Алис!
Не стану разводить турусы, а сразу к делу.   
Если человек живет обывательской жизнью, то вопросы «жизни» и «смерти» у него не решены. Это факт.

Люди, пока кто-то не умрет, говорят о смерти отвлеченно, бабушки готовят «смертное», даже хвастают им перед подружками, такими же, как они сами.  Выкладывают узелки и с трепетом перебирают содержимое: платье, покрывало, платочек. Копят деньги «на смерть», некоторые, как моя соседка, накопили по миллиону, чтобы «на все хватило».  Но к смерти, по существу, они не готовы, потому что все они и в 90 лет жаждут жизни, как молодые.
Люди не понимают принципов рождения и умирания как процесса. Или понимание чисто физиологическое, или религиозное с адом и раем.   В разговорах о смерти их волнуют могилы, гробы, в которых будет лежать прах, катафалки, на которых будут везти на кладбища, гранитные плиты надгробий.  Они о смерти думают как о последующей жизни на кладбище.
Мало кто задумывается над тем, как их Душа будет покидать тело. Как она будет «отрываться» «куда она «полетит», «как она при этом будет себя чувствовать, кем?»

Люди иногда проговариваются, мол, брошенными не будем, будут приходить родственники, приносить еду, разговаривать…
Так что с понятиями о смерти, даже у воцерковленных людей все в запустении. Иначе бы не было такого трепета к телу. Никто не сказал, что старый костюм надо выбросить на свалку. А то – чтоб могилка была в сухом месте. И не уверяйте меня, что это не так: тысячи разговоров среди пожилых людей. Некоторые выбирают кремацию. Типа: сожгут и дело с концом. Ан, нет, прах-то все равно в колумбарии хранят. Мало кто возвращает прах стихиям. Мой брат уехал из южного городка лишь потому, что там кладбище подтапливает. Так и сказал: «не хочу, чтобы меня хоронили в воду…»

Помните, вы писали мне про загадку, заданную восточному Мудрецу: «Какое самое большое чудо на Земле?» Мудрец, улыбнувшись, ответил: «Смерть каждое мгновение наносит свои удары, а человек живет так будто он бессмертный…»
 Мой муж неожиданно отреагировал на этот феномен так: «Душа бессмертна и возраста у нее нет. И  пока она одухотворяет тело, оно живет-поживает будто бессмертное».

Умирает людей больше, чем рождается. Но и статистика мало трогает, потому что люди научились жить так, будто смерть не касается их. Они  научились подсознательно отрицать смерть: «это может произойти с кем угодно, только не со мной». И стараются не думать о том, что процесс умирания не остановить, что он происходит ежеминутно, рядом с нами или вдалеке, но ежедневно, ежечасно, ежеминутно, ежесекундно. Трудно себе представить, чтобы о смерти говорили также часто как о счастливой жизни. Это табу: тс-с-с.  Никто ничего о смерти не знает и не хочет знать. 

Каждый из нас встречался со смертью близких, родных, чужих.  Но мне неоднократно приходилось наблюдать процесс умирания, и чем дольше это происходило, тем осознаннее становилась смерть для умирающего человека. Он как бы смирялся с нею, но в процессе умирания он испытывал большое разочарование жизнью: и это не так, и то. Многие люди сожалели именно об этом.  И редко кто уходил удовлетворенный жизнью.

Но вот парадокс: в последние минуты жизни вместо агонии, медленно умирающие люди почти все  испытывали неизъяснимый покой, говорили: «мне так хорошо». И кто отдавался этому покою уходили легко. Остальное все – мусор, который надо бросать в огонь и распылять над водой и над землей по воздуху.

Галя была третьей, чье умирание мне пришлось наблюдать в процессе. Это было в Индии, куда мы «самоходом» приехали из Сургута.  Из всей группы мы сразу притянулись друг к другу. Мы сошлись так, будто скроены были на один лад.  Она – врач, пережившая в прошлом рак молочной железы. Худенькая, зеленоглазая, пышноволосая, похожая на русалку. И я – журналистка сорока двух лет, привыкшая больше наблюдать, чем говорить. В Дели – самолетом, дальше в Путапарти, в ашрам Саи Бабы поездом. Галя была преданной Саи Бабы, а я примкнула к группе, чтобы побывать в Индии не туристом, а паломником. Весь месяц  мы были рядом, ходили в матримандир (храм Саи Бабы), в столовую, ездили в Гоа, жили в бунгало, купались в океане. В откровенных беседах Галя призналась мне, что чувствует свою отверженность в этой жизни: детей нет, с мужем охлаждение отношений, живут двумя одиночествами, родителей нет, сестра далеко… И только Баба (как она называла учителя) держит ее «наплаву»…

Несколько слов о Саи Бабе. Я не преданная этого индусского учителя, и мало что понимала в происходящем, но скажу одно: когда его провозили в коляске (у него была сломана шейка бедра) и его глаза встречались с моими, во мне происходил взрыв любви, катарсис. Ради этого катарсиса я ежедневно  ходила в храм, и на этом все заканчивалось. Но было еще одно обстоятельство, о котором надо сказать. В магазине на территории ашрама (ашрам – типа санатория с гостиницами, столовыми, больницей, магазинами и прочими заведениями и охраной) на чеках были напечатаны высказывания Саи Бабы, которые, как считалось, относились лично к тебе.  Так вот на одном из чеков было написано, что мне придется провожать умирающих. Грустное предсказание  отложилось в подсознании.

В конце нашего пребывания (мы были месяц) за неделю до отъезда приехала старшая сестра Гали – Наташа, тоже врач, и тоже преданная Бабы.  Конечно, сестры стали больше времени проводить вместе, а я посвятила свое время лечению маслами.
И вот наступил день, ради которого преданные Саи Бабы приехали в Путтапарти: Махашивара;три, «великая ночь Шивы». Праздник попадает на ночь перед новолунием последнего лунного цикла зимы, на февраль-март. Это яркое зрелище в восточном стиле, какого я ни до, ни после не видела.  Но суть в том, что  в эту ночь можно получить «мокшу» – освобождение от пут материальной природы. Мы с Галей были в разных местах, поскольку попасть в мандир в эту ночь было большой удачей: на праздник приезжают тысячи паломников со всего мира. И как рассказывали наши попутчицы, которые оказались рядом с Галей, она умоляла Саи Бабу «освободить ее, забрать к себе». 

Не знаю, было ли это случайным стечением обстоятельств, или предначертанием судьбы, но именно в эту ночь у Гали случилась (как потом показало вскрытие) тромбоэмболия (оторвался небольшой тромб и перекрыл легочную артерию). Два дня она задыхалась, я, как журналист, выбила ей место в госпитале ашрама, куда ее не хотели принимать. Не буду рассказывать  подробностях – это жуткая картина, даже в воспоминаниях. Нам пора было выезжать, и Галя тоже рвалась домой. Я знала, насколько это опасно, но унять ее было невозможно.  Тогда я стала уговаривать  Наташу подействовать  на сестру силой своего убеждения. Но  она (тоже врач) отказалась оставить Галю в больнице, дала расписку, что претензий к врачам не будет при любом исходе. Врачи (в основном европейские) с недоумением разводили руками. Что я могла сделать? 

Галю из больницы к поезду везли в инвалидной коляске. Я думала, что нужно продержаться только сутки, в Дели есть российская миссия, которая сможет помочь. Но Галя продержалась только день. Я дважды вызывала скорую помощь, и было видно, что в сутках слишком много времени. Перед смертью она успокоилась, хотя дыхание было прерывистым, и повторяла: «мне так хорошо, мне так хорошо...»  Было видно, что она уходит. Третья скорая сняла ее с поезда в незнакомом городе, где через пятнадцать минут Гали не стало… 

Ее кремировали и через представительство передали прах мужу. 
Неужели состояние Гали видела только я? Ведь она могла получить милость умереть на руках родного человека, не в поезде, не в чужом городе, среди чужих людей. Но эту милость Баба доверил мне и нашим спутницам. Для «просветленных» «преданных» нет привязанности к жизни.

Смерть – это конечное событие, и каждый из живущих примет ее в свое время. Но вопрос в другом:  неужели начало сбываться предсказание Саи Бабы из магазинного чека? Может заработала моя миссия провожать умирающих Домой? Потому что следом за Галей Дама с косой пришла в наш дом. Когда я приехала из Индии в доме уже лежал смертельно больной муж моей сестры. Мне пришлось уехать из Сургута и помогать сестре ухаживать за ним долгие три месяца.
На этот раз все  происходило по другому: болезнь растянулась во времени, и таинство умирания можно было наблюдать. Мы разговаривали о жизни и смерти, и у Володи (так звали мужа сестры) была одна забота: как он оставит жену? Самые простые заботы тревожили его больше, чем собственный уход. Как она будет справляться с большим домом? Как будет ходить в магазины и сама нести домой продукты? Но уходил он очень разочарованным, потому что считал себя примерным семьянином, воцерковленным христианином,  успешным в делах . И задавался вопросом:  почему в его  роду  такие же хорошие люди почти все умерли от рака? Отец, брат, сестра, а теперь – он.

Он умер у жены (моей сестры) на руках, и последними усилиями целовал ее руки. Это милосердная смерть, светлая и благородная.
Через год умерла жена племянника. Во сне. Еще вечером мы говорили по телефону, а наутро Вадим звонит: Лена умерла. Через час я была уже рядом с ним. Организация похорон легла на мои плечи, потому что нужно было везти ее к родителям в Казахстан, а не хоронить на Севере. На Севере люди живут десятками лет, но потом уезжают «домой», на «большую землю». Могила могла остаться «одинокой», и мы решили увезти Леночку на родовое кладбище. Теперь у Вадима и детей на душе спокойно, придет время, рядом с  Леной лягут ее отец и мать.

Открылась еще одна тайна жизни и смерти: люди ходят на кладбища потому, что нигде, ни в одном уголке Земли они не найдут своих любимых кроме, как здесь. Это иллюзия присутствия, иллюзия продолжения существования, пусть в такой форме… Кто их за это упрекнет? Не всем дано понять тайну рождения и смерти: входа и выхода из Жизни – в Жизнь.

В обществе материалистов принято отрицать бессмертие души. Но нужно отказаться от представлений о смерти, как о конечном акте земного спектакля под названием «Жизнь». Мало кто не слышал о цикличности повторения жизни, а ведь акт смерти происходит в нас самих ежедневно: одни клетки отмирают, другие нарождаются, волосы выпадают и вырастают новые, двадцать один день – и все в организме обновляется.

О смерти мало говорят – это табуированная тема. Но есть интересные примеры, когда судьбу пытаются  изменить. Однажды я приехала навестить маму. Она, загадочно улыбаясь, сказала, что написала Богу письмо. Иди, говорит, оно на гвоздике в кладовой висит.  Читаю: «Господи, пошли мне еще десяток лет пожить. Ведь для меня жизнь только началась: масло ем, сметаной заедаю. И конфет могу вдоволь купить и одеться красиво. У меня туфли «золотые», о которых я мечтала всю жизнь, платье бархатное с «серебряным» воротничком, бусы из жемчуга, кольца золотые на пальцах. Сплю как барыня на атласных подушках… Ну как умирать при такой жизни! Продли, Господи, мое счастье! Спасибо, твоя Аннушка…» И Господь дал ей долгую жизнь – за восемьдесят.
Спасибо за то, что прочитали письмо. Мне необходимо было выговориться до конца. Ваша Алина»