Императоры. Родительский подвиг

Императоры – несомненно, единственный вид, не покидавший берегов Антарктиды даже в эпохи гляциальных максимумов, когда толстый лед покрывал все береговые скалы, окрестные архипелаги и распространялся далеко в море.
 В ответ на суровый климатический вызов пингвины приспособились к жизни и выведению потомства на морском льду. Они проводят на нем по 8–10 месяцев в году. Для тяжелых и максимально «утепленных» птиц это единственная возможность, ибо они уже утратили способность забираться на крутые ступени каменных островов для устройства стационарных гнезд.

 Они приступают к родительству в последний месяц морозной осени,то есть в мае, когда «почва» под ногами уже довольно прочна, и впереди есть добрый запас времени для небыстрого у этого вида роста птенцов.
 То, что это время приходится на самые суровые месяцы зимы и весны, – это уже издержки природы. Родину, как известно, не выбирают. И если серьезно, то лютый холод для них – залог жизни, ибо возможное глобальное потепление сделает ненадежным зимний припай, что поставит этот уникальный вид на грань вымирания.
 
Да, они выводят потомство прямо на льду. Точнее на своих собственных лапах, поверх которых  удерживают сначала яйцо, а потом и единственного птенца, прикрывая его от холода специальной кожистой складкой.
 Обычно, снеся свое хрупкое чудо, самка передает его счастливому отцу, а сама с подругами уходит к далекой кромке припая. Самцы и выстаивают с драгоценным яйцом по полтора–два месяца, пока не вылупится птенец и не появится откормленная подруга.

В сильные ветра и морозы все птицы сбиваются в сплоченные группы, выставив наружу темные спины и опустив головы вниз. Вероятно, таким образом они и спят.
 Издали эти группы, по определению Короткевича, кажутся черными осенними клумбами. При подходе людей птичьи клумбы тотчас расцвечиваются гибкими желтыми шеями с бутонами черно-белых голов.
Если же подходить осторожно и не делать резких движений, пингвины реагируют спокойно и даже позволяют дотрагиваться до себя.
Поражает поведение крайних птиц: они с криком и хлопаньем узких крылышек норовят забиться в самую гущу птичьей толпы, спасаясь от холода.
 При длительном наблюдении становится ясно, что скученная масса птиц совершает медленный круговорот. Внутренних счастливчиков постепенно вытесняют на край, откуда они медленно, но упорно пробиваются к центру. Те же птицы, у кого не хватает на круговорот сил, – замерзают в сильные пурги на периферии.
 
 Между прочим, все птицы удивительно похожи и разыскивают друг друга исключительно по голосу. Вернувшаяся  самка вскармливает первый месяц птенца своеобразным птичьим молоком: полупереваренной жирной, сметанообразной массой. Она приносит из моря за раз до 5 кг пищи.
 Но бывает и так, что самка опаздывает или гибнет в пути, и голодный самец, питающийся лишь мерзлым снегом, выкатывает из-под себя яйцо и уходит.
 Некоторые самцы неуклюже бредут с яйцом навстречу вереницам возвращающихся самок. Но, как правило, это кончается плохо: они либо гибнут от голода вместе с будущим потомством, либо теряют яйцо и добираются к морю налегке.

Все эти трудные семейные будни имеют место, повторяю, в самые суровые месяцы полярной ночи, в период максимальных холодов и неистовых пург. Поэтому смертность среди нарождающегося потомства весьма велика: от 40 до 70% в разные годы.
 И если численность императоров сохраняется на стабильном уровне, то только потому, что живут они по 30–40 лет и успевают за долгую жизнь не раз довести родительское дело до счастливого финала.
 Но мало у кого из земных обитателей стоят на этом пути столь адские трудности. Эти истинные покорители шестого материка доподлинно знают, почем фунт полярного лиха.
 Человек там – лишь любознательный гость, с облегчением покидающий эти неприютные края. А они остаются там навсегда, потому что с рождения и с «молоком» матери даны им эти лед, вода и стерильный студеный воздух.
 Наверное, об этом писал со смешанным чувством поэт и полярный геолог Олег Тарутин:

Ну что, пингвин, мой славный пиня,
Ведь ты не зря приковылял?
Как там живет твоя пустыня –
Обетованная земля?

Ну что ж, прощай, давай мне ласту,
Тебя я в сердце сберегу.
Мой человечек в птичьей маске,
Стоящий грустно на снегу («Неделя», № 17, 1973).


Фрагмент из книги Анатолия Лайбы "Восхождение к Антарктиде" № 6