Перевал, глава 19

Не зная, целы ли кости, Илья осторожно поворачивался, садясь на земле. Но к знакомым болям смертельно уставшего, промёрзшего насквозь тела добавилось разве что несколько новых синяков. Тогда он упёрся руками в землю и стал медленно подниматься, сначала на четвереньки.
Поверхность под ладонями была шершавая, непривычно мягкая и, ещё не успев выпрямиться во весь рост, Илья вдруг понял, что это – трава.
Мёртвая, коричнево-серая, лишь у самой земли едва-едва зеленеющая.

Но – трава!


Цепляясь за глыбу, остановившую его падение, Илья встал и огляделся.
Позади в высоте громоздились холодные, чёрно-белые пространства, но снижаясь поверхности приобретали разнообразную гамму оттенков. Лишь кое-где припорошенные снежным покрывалом, они то открывали светлый, до седины стёртый ветрами и ливнями выступ породы, то шли землистой, тёмной и влажной, рыхлой полосой.

Отвесный обрыв служил как бы границей между зимой и летом. Там, откуда упал Илья и где лежал сейчас Гришка, среди снежного наста редким подарком проглядывали участки жесткого, заледенелого грунта. А здесь, внизу была настоящая, живая земля, повсюду виднелись лохматые кочки сухой травы с пробивающимися изнутри свежими изумрудными иголочками.


Вышли… Неужели вышли?


Илья хотел крикнуть, позвать Гришку, сказать что-то радостное, обнадёживающее, но пересохшие и перемёрзшие связки не издали ни звука.

Осматривая путь, который так лихо проделал он кувырком, Илья понял, что обратно ему не залезть. От места падения стена шла почти вертикально, да и часть, оставшаяся до валуна, не походила на ровное шоссе. А под руками нет даже старой верёвки. Падая, Илья выронил мешок и тот лежал сейчас рядом с Гришкой, такой же неподвижный.

Отцепившись от каменного утёса, кое-как, где ползком, где медленным ходом подобрался он поближе и снова попробовал кричать. Но выходящий из горла свистящий шепот и самому был едва слышен.


Отчаявшись дозваться или добраться до Гришки, Илья поднял небольшой камень и, слегка замахнувшись, бросил.
Камень попал, но Гришка никак не отреагировал. Тогда Илья повторил попытку, благо, в камнях не было недостатка.

Поле третьего броска, уже начиная беспокоиться, старик, наконец, услышал ответный стон.
Словно гипнотизёр, вперил он взгляд в нечёсаный Гришкин затылок и, то ли от внушения, то ли сам по себе тот приподнял голову, кинув мутный, посоловевший взгляд.

- Гриша! Гриша! – хрипел и сипел старик, из последних сил напрягая больные связки. – Вышли! Вышли! Смотри!

Он суетился и махал руками, а Гришка, одеревенев от непрестанных болей, бессмысленно смотрел на странные манёвры старика, и в зыбком тумане, где тонули окружающие предметы, ему представлялся шаман, исполняющий дикий танец.
Перевалившись с живота на спину, он отвернулся и, цепляясь за ближние камни, попытался сесть.


- Мешок! Гриша! Мешок! Бросай! – сипел Илья.


Но Гришке было не до того.
Ныло всё тело, от колена, пронзая ножом, вверх и вниз расходилась боль и, сидя на земле, крепко держась за неё обеими руками, он наблюдал, как вокруг всё плывёт и кружится, чувствовал, что сейчас упадёт.

Постепенно головокружение утихло, и он стал медленно разворачиваться, чтобы оказаться лицом к Илье.
Когда это удалось, и он уселся, свесив ноги с обрыва, глазам открылась удивительная панорама, совсем не похожая на то, что привыкли видеть они в последние дни.

От места, где, махая руками, беззвучно открывал рот Илья, гора заметно шла под уклон и на всём протяжении её не было ни единого снежного заноса. Наоборот, всюду виднелась растительность, трава и кусты, а ещё дальше, выглядывая из-за камней, весёлой зеленью трепетали верхушки растущих где-то внизу деревьев.


Полюбовавшись на это волшебство, Гришка перевёл взгляд на Илью.

- Мешок! Мешок! – из последних сил хрипел тот.

Оглядевшись, Гришка заметил, что рядом одиноко и сиротливо лежит бессменный их товарищ, в течение всего трудного времени так надёжно хранивший в себе то единственное, что давало надежду выжить.
Протянув руку, он захватил мешок, доволок его, до края обрыва и столкнул вниз.

- Теперь сам! Сам! – шипел Илья.


- Сам… Хорошо тебе говорить… - опасливо и недоверчиво оглядывая крутизну, бубнил Гришка. - Как это я тут, интересно… сам…

Приноравливаясь и так, и этак, спуская то одну, то другую ногу, как бы испытывая – не получится ли спрыгнуть, Гришка, наконец, плюнул на это бесполезное занятие и, как сидел, так и съехал с обрыва на пятой точке, вопя от боли и матерясь, но на этот раз не потеряв сознания.

Внизу, растопырив руки, ловил Илья.
Поддержав Гришку, не давая катиться до валуна, он усаживал его, уже без натуги шепча:

- Ну вот… вот и всё... вот и хорошо… потерпи. Ничего, потерпи. Теперь уже всё. Вышли.


Обхватив больную ногу, покачиваясь и болезненно мыча, Гришка сидел у подножия обрыва, с сомнением глядя вперёд и вниз, туда, где возвышался валун и куда предстояло ему дойти.


- Ничего, Гриша… как-нибудь… Главное – вышли, - успокаивал Илья.


Развязав мешок, он плеснул в кружку воды из бурдюка и, размочив пересохшие связки, заговорил человеческим голосом.

- Ты пока посиди, отдохни тут. А я вот сейчас мешок отнесу, да поищу, может какое местечко получше найду… может, под деревьями даже… или хоть под кустами… Где потеплее. Ничего… Главное – вышли.


Подхватив мешок, он побрёл, волоча его по земле и, глядя на выпирающие из-под дырявой рубашки мослы, Гришка снова чувствовал пронзительную жалость.


Зная, что вернувшись, старик снова скажет, что должен тащить его на себе, он решил во что бы то ни стало, хоть на четвереньках, хоть ползком, но - двигаться самостоятельно.
Отовсюду торчали камни и Гришка думал, что цепляясь за них, опираясь так же, как опирался он на спину Илье, удастся ему понемногу перемещаться.

Раскинув руки, справа и слева ухватившись за камни, он присел на здоровую ногу, вытянув больную вперёд. Потом, упираясь уже в один камень, медленно выпрямился, всё так же стоя на одной ноге.
Немного усилилось головокружение, но других отрицательных явлений не наблюдалось. Переместив руки, а с ними и центр тяжести, на соседний камень, Гришка прыгнул к нему единственной своей ходячей ногой.

Резкое движение острой болью аукнулось во всём теле, поплыли перед глазами предметы, но немного постояв в обнимку с глыбой, Гришка ощутил готовность к новому шагу.


Так, подпрыгивая и переставляя руки, иногда останавливаясь и отдыхая, добрался он до валуна, возле которого остановился в своём полёте с обрыва Илья.

Вскоре показался и он сам.


- Эх ты! - заулыбался старик. – А он уж вон где! Смотри – ка! А ещё – нога, нога у него… а сам вон чего…

Илья балагурил и улыбался довольный и, хотя сам колыхался от каждого порыва ветра, думал только о том, как это хорошо, что не совсем доконало Гришку и даже может он сам передвигаться.

- А я – такое место нашел! За камнем – ни ветерка не дунет! Тепло и кустики рядом, травка… Будем с тобой как на пикнике отдыхать… Давай-ка, становись, - говорил он, привычно подставляя Гришке свою исхудавшую спину.
- Дед! Хватит что ль?! – сделав зверское лицо, заговорил тот. – Что - я сам не дойду, что ли? Ты, как этот… как маленький, прям…
- Да как же ты пойдёшь? Это тут – камни, а там, смотри - голая степь. И уцепиться не за что и уклон большой. Как раз свалишься. И полетишь кубарем, как я… Давай, становись.

От валуна вниз простиралась широкая, ровная долина, очень подходящая для лыжной трассы. За ней начиналась полоса сравнительно густой растительности, изобилующая, так же, как и на другой стороне горы, подъёмами и провалами. По этой полосе Гришка смог бы идти и сам, но одолеть долину и впрямь удалось бы ему разве что ползком.
Беспомощно поискав глазами, так и не нашел он ничего лучшего, как, снова облокотившись о спину старика, прибегнуть к старому, проверенному способу.


Медленно, с осторожностью спускались они, «согласовывая» каждый шаг и, благодаря этому, не падая. Казалось, что вокруг с каждой минутой становится светлее, теплее и зеленее, а внутри просыпалась, оттаивала и прибывала – жизнь.


Гора шла круто вниз, расстояния казались близкими, но когда дошли до места, которое облюбовал Илья, уже смеркалось.
Ему удалось найти уютный закуток, загороженный глыбами, где под ногами вместо жестких каменных плит расстилался плотный зелёный ковер. Кругом торчал кустарник, попадались и деревца.


Усадив Гришку, Илья хлопотал вокруг котелка.

- Видал, как хорошо, - приговаривал он. – Тут тебе и веток набрать и травы сухой – всё рядом! Раз – спичкой чиркнул – вот тебе и костерок! Не то что с этим углём возиться… Сейчас - чайку, да и баиньки. Теперь – сколько хочешь спи. Теплота, красота… Отоспимся, отдохнём, тогда и дорога по-другому пойдёт. Тогда и быстрее, и легче будет…


Ощущая давно позабытое тепло, покой и безопасность, Гришка блаженствовал. Наблюдая за стариком, заботливо перебирающим кульки и кулёчки, он улыбался, уже готовый отпустить одну из своих дурацких шуточек, как будто и не было ничего, как будто не они это ещё вчера умирали среди снегов.


Сладкий, горячий чай – вот чего не хватало для полного счастья.

Расслабленный и сонный, прихлёбывая из кружки, Гришка думал, что теперь некуда торопиться, что уже не опоздают они и, сколько бы ни проспали, всё равно поспеют ко времени.
Сделав последний глоток, он сразу отключился.
Илья, утаптывая обгоревшие ветки и укладывая в мешок котелок и кружки, тоже клевал носом, но не хотел ложиться, пока не придумает, куда спрятать мешок.
Неизвестно, что может произойти пока они будут спать, а в мешке осталась ещё кое-какая провизия, сало… мешок может ещё пригодиться.

Осматриваясь по сторонам и не находя надёжного места, Илья решил положить мешок себе под голову. Но едва опустившись на него и почувствовав, что засыпает, снова забеспокоился и решил, что так тоже не пойдёт, потому что во сне он может не почувствовать, а кто-нибудь возьмёт, да и вытащит мешок…
Кто бы это такой мог оказаться здесь, на высоте в тысячу метров над уровнем моря, Илья и сам не смог бы ответить, но продолжал искать «тайник». Измучившись, не в силах больше бороться со сном, он просто привалил мешок камнем, уснув, казалось, раньше, чем улёгся рядом с ним на траву.

                ____________


Проснувшись утром Илья первым делом проверил, здесь ли мешок. Убедившись, что он всё так же лежит, придавленный камнем и никуда не убежал, он потянулся и сел на траве.
Отдохнувший, оживающий после страшных стрессов организм пребывал в приятном расслаблении, располагая к лени и ничегонеделанию.
Нежась в лучах яркого солнца, которое теперь не только светило, но и грело, а иногда по-настоящему припекало, Илья поднял глаза вверх и увидев, где это солнце находится, понял, что проспали они почти до полудня.

- Ого! Вот это придавили… - бормотал он, доставая котелок.


Со сна хотелось чаю и, разведя костёр, старик возился с пакетиками, когда проснулся и заурчал, сладко потягиваясь, Гришка.

- Теплынь!..
- Да-а-а… А продрыхли-то сколько! Видал, солнце уж где…

Гришка, улыбаясь, поднял глаза и жмурясь, пытался взглянуть на солнце, положение которого не говорило ему ровно ни о чём, кроме того, что от лучей его тепло, светло и хорошо.

Почуяв терпкий запах заварки, Гришка вдруг ощутил зверский аппетит.

- Слышь, дед, а чего у нас там этой… каши-то… крупы этой, чего - совсем не осталось?
- Крупы осталось маленько… а вода кончается. Надо воду искать.

Разлив по кружкам чай, Илья выплеснул остатки заварки и поставил на огонь пшенку. Он и сам чувствовал голод. Возвращаясь, жизнь требовала подкрепления сил.

Кроме пшенки, в запасе оставалось несколько лепёшек и, разломив одну, они закусывали сладкий чай, будто на заправском домашнем завтраке.

- Эх… сейчас бы маслица… сливочного… - мечтательно протянул Гришка.
- Ну-у… разморило тебя…


Когда закипела пшенка, Илья достал оставшийся, мизерный кусочек сала и весь его искрошил, изрезал в кашу.

- Ничего, - приговаривал он. – Сейчас уже можно… сейчас уже легче пойдёт… И тепло, и деревья… растения кругом… найдём что-нибудь. А поесть надо.
- Спохватился ты, дед, - следя за каждым движением Ильи и глотая слюни, подначивал неугомонный Гришка. – Это, «поесть»-то, ещё когда надо было! Ещё на горе нужно было… поесть. Вот чего бы тебе тогда-то такой кулеш не заварить бы? А?
- Угу… заварить бы… вообще бы не дошли…


Когда прикончили котелок с ароматной, в разводах жира кашей, Гришка почувствовал, что его снова непреодолимо тянет в сон.

- Надо нам каникулы устроить, дед, - растягиваясь на земле и сладко зевая, говорил он. – Сколько можно идти. И так намучились. Давай-ка перерыв сделаем. Поспи-и-м, отдохнё-о-о-ом…
- Поспи, поспи... Поспи, ничего. А я пока схожу, осмотрюсь.


Он вспомнил, как Айгуль говорила, что внизу, в лесистой части горы есть ручьи, вспомнил и ручей возле аула, из которого носили они воду, и решил спуститься, поискать.


Сложив пожитки в мешок, он снова придавил его камнем и отправился на разведку. После сытной каши, после целительного, восстанавливающего сна, Илья ощущал энергию и непривычную бодрость.

Место спускалось круто и ему то и дело приходилось цепляться то за кусты, то за камни, торчащие из земли, то за траву. Но зеленеющий, наполненный звуками жизни пейзаж с лихвой выкупал неудобства пути.
На смену кривеньким и худосочным былинкам стали попадаться настоящие, заправские деревья, слышались голоса птиц, и давно уже не по жесткому камню, а по мягкой, зелёной траве ступали ноги.

Не забывая о главной цели своей вылазки, вглядываясь и вслушиваясь, - не покажется ли, не зажурчит ли откуда-нибудь ручеёк, Илья и мелочей не пропускал мимо.
Пшенки оставалось немного, а кроме неё из съестного имелись и у них только заварка и сахар. Долго на этом не протянешь, и Илья всё смотрел, не найдётся ли среди трав и деревьев чего-нибудь такого, что можно употребить в пищу.
На одной из открытых полян среди погустевшего разнотравья заметил он желтые цветки зверобоя. Вспомнив, что выше, на проплешинках среди мхов попадались торчащие веточки полыни, он подумал, что неплохо было бы целебным отваром попотчевать Гришку, да и самому выпить кружку – другую.

Мария всегда сушила на зиму зверобой и Илья по опыту знал, что универсальная трава эта помогает от всего. Ну, а уж вместе с полынью – и не сыскать равного такому отвару.


Измученным трудным переходом, не имеющим не только лекарств, но даже нормальной пищи, им оставалось надеяться лишь на помощь матушки – природы. Щедрая, она дарила неисчерпаемые свои блага всякому, кто умел читать её мудрую книгу.


Илья наломал пучок зверобойных веток и отправился дальше.
Склон становился пологим, деревья росли гуще, пропало ощущение высоты и казалось, что зашел он в обычный лесок, каких тысячи на родных, необъятных пространствах, что не существует вовсе заснеженных вершин, обнаженных и неприступных, и что страшное, поставившее на самую грань, жестокое путешествие – только кошмарный сон.


Пройдя вглубь пронизанного солнцем лиственного леса, Илья услышал знакомый тихий звук текущей в траве воды. Он взял чуть правее и вскоре увидел ручей.
Извиваясь, огибая кочки и пробивая ложбинки, струился поток, то прячась в траве, то вновь искрясь отраженными лучами.
Илья присел и, зачерпнув горстью, хлебнул воды. После старой, впитавшей запах кожи жидкости, она показалась невероятно вкусной, сладкой.


Недалеко от ручья перепад высоты и нагромождение камней образовывали углубление, напоминавшее пещеру. Осмотревшись, Илья понял, что место отлично подходит для стоянки.
Густая растительность скрывала пещеру, а близость воды позволяла задержаться надолго, и старик думал, что вот здесь и вправду можно остановиться и осмотреться.

Если про путь через перевал им хоть что-то было известно, то о том, как идти дальше, они не имели ни малейшего представления. Надеялись на Айгуль.
Теперь нужно искать дорогу, разведывать, ходить и туда, и сюда. И делать это удобнее, имея надёжный тыл.

                _____________


Вернулся Илья под вечер.


- Ну, наконец-то! А я уж думал искать тебя идти, - говорил давно выспавшийся и заскучавший Гришка.
- Прямо – идти? – лукаво прищурился Илья.
- А чего? Теперь уж и не болит почти, - бодро отвечал Гришка, оглядывая злосчастное своё колено. – Вот смотри… Видал?

Опершись о большой камень у себя за спиной, Гришка присел, согнув в колене здоровую ногу и выпрямился во весь рост.

- Видал?!
- Видал, видал. Давай-ка вот сейчас травы заварим… да попьём. Трава лечебная, от неё сразу лучше станет. Можно будет и колено твоё… приложить можно будет.
- Угу… ещё мочи приложи, - нахмурившись пробубнил Гришка.


Илья поставил на огонь котелок, щедро наломав в него принесённые ветки.
Отвар получился насыщенным, тёмно-коричневым, очень горьким.

- Брр… ну и дрянь, - сделав маленький, опасливый глоток, скривился Гришка. – Нет, дед, я это пить не буду. Это… оно… невозможно его пить.
- Ничего, ничего, - настойчивый и непреклонный, отвечал Илья. – Зато полезно.

Кое-как осилили они по кружке отвара и ещё полкружки истратил старик на то, чтобы омыть распухшее Гришкино колено. Прикладывать смоченную тряпку на ночь тот отказался категорически.

- Ну ладно… ладно, завтра посмотрим, - примирительно говорил Илья, оставив в котелке отвар и не пряча его в мешок вместе с остальными пожитками.

Стемнело и обоим хотелось спать.


Придавив мешок камнем и завернувшись в остатки одеяла, Илья устроился на земле рядом с Гришкой и, уже засыпая, бормотал:

- Там… пониже… место хорошее. Закрыто, деревья кругом… Завтра надо будет… надо будет сходить…

                _____________


На следующее утро, бодрый и отдохнувший, первым проснулся Гришка.
Неизвестно, подействовал ли отвар или почти сутки непрерывного сна сделали своё дело, но чувствовал он себя так, что хоть снова на перевал.

Усевшись на земле и, от нечего делать, обследуя колено, он обнаружил на воспалённой синюшной поверхности проступающий желтоватым пятном гнойник.

Ползком добравшись до камня, под которым лежал мешок, Гришка отвалил его и достал нож.

В небольшой порез потоком хлынула тошнотворная, вязкая жидкость и Гришка почувствовал невероятное облегчение.
Ушла, испарилась боль, нога стала лёгкой, подвижной и, пораженный эффектом, он всё жал, давил на кожу вокруг раны, чтобы вытекло всё, чтоб ничто не мешало выздоровлению и заживлению.

Когда перестала идти изнутри гнилая водица, Гришка поднялся и пошел к котелку с остатками отвара.
Не поскакал на одной ножке, не пополз, опираясь на всё, что ни попадёт под руку, а именно пошел. Ещё очень сильно хромая, ещё ступая на цыпочку, на самый носок, но уже по-настоящему, по-человечески шагая, добрался он до намеченной цели.
Вновь опустившись на землю и плеснув из котелка на колено, Гришка смывал гной, одновременно втирая в рану целебную жидкость и понимал, что самое трудное – позади.


Проснулся Илья и, обрадованный, тоже принялся суетиться вокруг исцелённой Гришкиной ноги, отрывая клочки от своей и без того изодранной рубахи для того, чтобы перевязать рану.


После чая, уложив в мешок небогатое имущество, двинулись вниз, к месту, которое вчера обнаружил Илья.


- …и там ещё ручей совсем рядом, а вода в нём – у-у-у! Вкуснотища! Прям – живая вода. Вот попробуешь, когда дойдём - сам увидишь, - увлечённо нахваливал старик.

Ступая на повреждённую ногу, Гришка ещё чувствовал боль. Он осторожничал, старался не слишком давить, ступать на носок. От этого, и от того, что неудобной, неровной и крутой была дорога, вдвоём шли они медленнее, чем Илья шел один.

                ____________


Вода в ручье оказалась действительно очень вкусной, пещера Гришке тоже понравилась.

- Та-а-ак, - тянул он, по-хозяйски осматривая укромную, скрытую от постороннего глаза нору. – Местечко – ничего себе. Только засиживаться-то нам тут нечего… А, дед? Говорю - нечего рассиживаться на месте, а то мы и к зиме домой не доберёмся. Сколько мы там, на перевале на этом проваландались? А? Чай, недели три, не меньше.
- Ну… три не будет…
- Ну, не три. А всё равно. Идти надо.
- Ладно уж ты… ходок. Сиди уж…
- И правда… посижу-ка я маленько… устал.

Гришка уселся в глубине пещеры, а Илья, развязав мешок, стал деловито устраиваться.

- Вот тут можно будет костёр разводить… и не далеко, и не слишком близко… в случае чего, пожару не наделаешь. Та-а-ак… вода у нас рядом, еды немножко есть… Можно будет ещё сходить, поискать, может, найдём чего… может, грибов, ягод… всё-таки – лес…
- Надо по ручью идти, - без обиняков приступил к делу Гришка. – Вниз по ручью. Он выведет.

Но осторожный Илья, как всегда, сомневался.

- Выведет… Выведет-то он, выведет, только куда? Там, помнишь, она… девушка говорила - там дорога должна быть. На этой стороне. Ещё один аул и – дорога. Дорогу нужно искать, а то опять плутать будем.
- Думаешь?
- Конечно! Без дороги – как идти?
- Хм… ну ладно. Тогда завтра – в разведку! Искать аул. Теперь я пойду. Моя очередь.
- Какая твоя очередь? Пойдёт он… И сюда-то еле добрёл. Ходок…
- Да хватит тебе, дед! Чего ты меня… как маленького… Всё уже! Зажило! Ясно? И закрыли эту тему. Сейчас вот пойду, дров тебе наберу. Будешь кашу варить.

Гришка, смело опершись на обе ноги, рывком поднялся, и тут же застонал, согнувшись.
В дороге вскрытый гнойник, не имея покоя, непрерывно сочился жидкостью. Теперь рана присохла, гной снова стал скапливаться внутри и острая, режущая боль лишала возможности двигаться.

- Твою же ты… - распрямляясь и провожая взглядом последние звёзды, сыплющиеся из глаз, шипел Гришка. – Достала она уже меня.

Размотав тряпку, Илья сразу понял, в чём дело.

- Нужно, чтобы всегда мокрая была. Чтобы не закрывалась, - говорил он, внимательно разглядывая вспухшую, цвета свежего синяка кожу. – Нужно намачивать… чтобы всё время вытекало, не оставалось внутри.
- Намачивать, намачивать… Ну намачивай уже, что ли!

Протерев влажной тряпкой рану, Илья слегка надавил на её края. Снова пошел гной, стало полегче.

- Уф-ф… Больно!.. зараза… - кривился Гришка, уже сам, решительно и сильно давя на колено.
- А ты как думал? Ходок…


Но Гришка, успев убедиться на опыте, что движение – лучшее лекарство от его болезни, всё-таки пошел собирать хворост и ветки для костра.

Вернулся он повеселевший, даже как бы отдохнувший и, устраиваясь на ночь, окончательно и бесповоротно заявил Илье, что искать аул пойдёт завтра именно он.


Следующая глава  http://www.proza.ru/2017/10/20/408