Мать

  Каждый раз, возвращаясь в отчий дом, всегда с волнением и нетерпением стучишь в окно или дверь, и с не меньшим волнением ожидаешь, что сейчас мать загремит засовом, тяжело пройдёт до двери, и, не спросив, кто?», как это делают в городе, откроет дверь. Я даже не представляю, что всё – же наступит тот момент, когда некому будет открыть эту дверь, и тебе незачем будет  ехать сюда и не к кому. Какая страшная пустота! А сейчас видишь. Какая радость светится в глазах матери, она пропускает тебя в дом, зачем - то стирает с табуретки, со стола несуществующие и потому видимые никому пылинки и от радости не зная, что делать, всё топчется, о чём - то спрашивает, хотя и знает, что спрашивает не то, о чём хотела бы спросить. Затем начинает собирать на стол еду, ну как же, сын с дороги, голоден. Останавливаешь её, погоди, мама, успокойся, посиди, поговори со мною, ведь я не голоден. Посмотри лучше, какие подарки я тебе привёз. Она же против них, "ну зачем ты их покупаешь, деньги тратишь, мне и жить – то осталось…, ну кому они? Она говорит каждый раз, да и я знаю, что, действительно, всех  вещей матери не износить, да и куда ей наряжаться, но всё – равно ей приятно, да и перед соседками есть похвастаться. Мать преображается и, хотя она это и скрывает, но в глазах видна радость, гордость за сына, что он её не забывает и приехал не «с пустыми руками».
  Но наступает пора и надо уезжать. Как она изменяется в лице. В погрустневших глазах стоят слёзы, тело как – бы опускается, ноги перестают её слушаться. Она беспомощно приседает на диван, «как, уже?» – тихо произносит она. Сердце обливается кровью, глядя на неё в эти минуты, но эти минуты страшно быстро бегут вперёд. Да, время. Какое ты беспощадное, остановись, ублажи безутешную мать, пусть наговорится, насмотрится. Нет, не слушается оно. Ему всё некогда, спешит и спешит. Спешим и мы, покидая мать, и спешить будем до тех пор, пока сами не
будем старыми, и также будем ждать и считать секунды, как считает сейчас мать.