Мне и радостно, и грустно

 НАЧНУ эту короткую историю с того первого послевоенного года, когда накануне праздника, клубя морозным паром, в комнату ввалилась моя бойкая, одетая во что и как попало маманя.
- Точка! Больше никаких страданий! - сказала она, поставив в угол небольшую разлапистую сосенку, которая и должна была заменить нам Ёлку.
Из вывернутых карманов драного полушубка долго сыпались на стол звенящие леденцы, и радости моей, казалось, не было предела в те минуты. Но и это было не все.
- Празднуй, Шурка! - ослепительно блеснули из распахнувшейся хозяйственной сумки настоящие ёлочные украшения. Веселись, сынок, радуйся. Мамке твоей недолго пришлось обласканной быть. Пусть у тебя хоть чуток радости будет.
С мятным леденцом за щекою и впрямь счастливый подхожу к притихшей матери.
- Не надо их, - киваю на игрушки, - Я сам... Сам хочу сделать.
Ждал взрыва. Но мать, отдавшая, может, ползарплаты за эти богатые по времени украшения, не возмутилась, не накричала. А могла. Ох, как могла!
- Хорошо, сын. Будь по-твоему. Делай сам. Бегать бы тебе ещё верхом на палочке... Поди ж ты ... Са-а-ам!
До глубокой ночи сидели мы с мамой у нашего покрытого газетами военных лет стола: вырезали, раскрашивали, склеивали варёной картошкой самоделки для Ёлки. На следующий день пришли гости: такие же одинокие, как мать, брошенки и солдатские вдовы. Пришли их дети. "Ёлка" стояла на табурете посредине комнаты, запах хвои перемешивался с ароматом жареного картофеля и вчерашнего пюре, служившего клеем для игрушек.
Не было свечей на ветвях, не блестела краска на самоделках. Но для меня та Ёлка с леденцами, с картонными, газетными поделками запомнилась на всю жизнь.
...Вспомнил я о ней и нынче. Причём не в минуту тоста, не собираясь в гости, и даже не в час традиционных поздравлений на всегдашнем корпоративном обеде. Вспомнил раньше, когда с внуком купили чудесную пушистую Ёлочку на базаре и зашли в универмаг выбрать что-нибудь из украшений. У Костика - так зовут мальчика - разбегались глаза от блеска многочисленных шаров," сосулек"," звёзд"," дождей". Восторженно вскрикивая, делал малыш все новые и новые открытия на витрине прилавка.
- Выбирай скорее,- торопил я внука. - Говори, что хочешь. И я пойду в кассу.
- Ничего.
- То есть как - "ничего"? - рассердился я.
-Давай купим бумаги цветной. Я сам хочу игрушки сделать...
Очень знакомая упрямая морщинка легла по вертикали у бровей внука.
... Второй вечер подряд мы сидим всей семьёй, вырезая из фольги и бумажного разноцветия самодельные игрушки. Внучара страшно доволен. Сын с невесткой норовят «сачкануть». Бабка охотно играет у внука роль подмастерья.
Больше всех радуюсь я. Правда, в этом чувстве подмешана изрядная доля грусти. Догадываюсь: эта грусть от того, что нет в этом мире мамы, - Костиной прабабушки. Что самому даже не шестьдесят и нет полной уверенности в вечности счастья нынешних потомков. Смогут ли карапузы переложить все наши заботы на себя и главную из них - заботу о мире?
Вглядываюсь в живой портрет Костика, словно ищу в нём черты прадеда, погибшего под Смоленском и свои собственные, пусть далеко не лучшие черты... Грустные мысли уходят под натиском сердечной радости. Счастлив, что готовлюсь к Ёлке, сижу с карандашом и ножницами, что Ёлка настоящая. Что шоколад припасен, запрятан в заплечный мешок Деда Мороза и завтра мне приклеиваться к Морозовой бороде. Ещё сшиты костюмы детишкам. И будет много гостей, у каждого из которых полный «комплект» в семье.
И всего-то остаётся купить леденцов. Чтобы в роли настоящего и сказочного деда можно было сладостью послевоенного лихолетья напоминать самому себе о далёком детстве. Ох, каком далёком...