Серьёзный разговор

Среди пациентов психиатрических и наркологических больниц только около 7% действительно нуждаются в госпитализации и приёме нейролептиков. Остальные 93% — люди, которые по разным причинам решили не брать на себя ответственность за свою жизнь. Это не психическая болезнь, а проблема личности – её бегства в невроз. Она тоже требует помощи специалиста, иногда и медикаментозного лечения, но другими лекарствами, не антипсихотиками.
Главная задача врача – помочь такому человеку разобраться в себе, в своих переживаниях, научиться жить с ними. Для этого необходима эмпатия — умение вчувствоваться в другого человека, поставить себя на его место. Тяжёлый труд, требующий и огромных душевных усилий, и высокой гуманитарной культуры. Гораздо проще выучить термины и потом навешивать их как ярлыки на каждого больного. Этим, за редким исключением, и занимается наша психиатрия, в которой с советских времён мало что изменилось. Если мы посмотрим историю болезни людей, прошедших через психиатрические клиники (и не в Москве и Петербурге, а в целом по России), то убедимся, что 90% людей психиатры до сих пор лечат от одной болезни – шизофрении. Ставят этот диагноз гораздо реже, чем раньше, но дело академика Снежневского живёт (это он фактически объявил, что все психические заболевания сводятся к одной только шизофрении, и при нем её ставили всем подряд) и, увы, побеждает.
Проблема не в том, какой диагноз поставят (сформулировать его можно по-разному), а в том, что лечить человека всё равно будут от шизофрении. На этот диагноз в одной Москве работают три института, притом, что до сих пор так и не найдены однозначные биохимические или цитологические критерии его подтверждения. То есть даже по результатам анализов ДНК ни про одного человека нельзя сказать, что он болен шизофренией. Слава Богу, в душевных болезнях нет таких явных признаков, поэтому любой диагноз в психиатрии – миф, нужный для того, чтобы врач упростил свой взгляд на больного. Видеть в больном уникальную личность, пытаться понять его переживания трудно, а навесить ярлык в виде диагноза и назначить нейролептики очень легко. Возникает универсальный стереотип взгляда врача на больного: болезнь – это «процесс», который течёт где-то внутри больного. Мы ничего не знаем об этом процессе, кроме того, что его нужно «оборвать» с помощью дорогостоящих лекарств.
Алкоголизм вроде бы не имеет никакого отношения к шизофрении, но врач, лечащий алкоголика, вынужден пользоваться тем же мифом – он считает, что не человек по причине его собственных душевных терзаний или внутреннего кризиса бежит искать водку, а водка бежит за человеком и определяет его поведение. Есть два подхода к лечению алкоголизма. Можно видеть в больном личность, и тогда мы пытаемся понять, какие душевные проблемы эта личность решает с помощью водки. Есть даже такое понятие в мировой наркологии – «проблемное пьянство». А можно лечить как Болезнь с большой буквы, и тогда врачи начинают описывать его как процесс, который протекает независимо от личности… то есть всё ту же шизофрению. Наша наркология предпочитает второй вариант. Мне не раз известные наркологи говорили примерно следующее: «Вы неправильно пишете в истории болезни, что человек уже год не пьёт. Этого не может быть – у него третья стадия алкоголизма». Как и в психиатрии, в наркологии есть примерно те же 7% пациентов, которые нуждаются в серьёзном медикаментозном лечении. Но лечат-то наркологи по этому принципу не 7, а 100 процентов. По той же мифологической модели психиатры почти у каждого пациента заранее подразумевают шизофрению. То есть, по мнению большинства российских психиатров, не человек управляет процессом пьянства, например, а процесс человеком.
Особенно страшно, когда этот стереотип применяют к детям. В большом городе при современной экологии нормальные роды с точки зрения состояния мозга новорожденного невозможны. Даже по стандартам середины XX века. Надо понять, что у всех московских детей есть хотя бы минимальная церебральная недостаточность, при которой мозг развивается рывками – что-то в его развитии притормаживается. Допустим, ребёнок эмоционален, но в интеллектуальном развитии отстаёт от сверстников. И в момент такого диспропорционального развития нервной системы появляется очень много компенсаторных механизмов. Один из самых распространённых – патологическое фантазирование. Ребёнок придумывает себе внутреннего партнера, друга, с ним общается. Во всём мире появление у ребёнка внутреннего партнера считается одним из вариантов нормального развития мозга. У моей сотрудницы мальчишка общается с таким внутренним другом по имени Аним. Замечательный мальчик, умный!
А если она придёт с ним на приём к ортодоксальному детскому психиатру…. Неважно, какой диагноз психиатр напишет в карточке но, пользуясь «материалистическим» мифом о шизофрении, он назначит мальчику нейролептики. А самые дорогущие нейролептики (около 1000 рублей за таблетку или капсулу), так называемые «мягкие препараты», резко замедлят развитие мозга ребёнка, и без того атипичное на фоне минимальной церебральной недостаточности. Через год мы получим ярко выраженную задержку развития, а врач скажет: «Ну, что я говорил! Видите, какая тяжёлая болезнь». Хотя если бы он читал западные исследования по поводу внутренних партнёров, знал бы, что 99% таких историй заканчиваются очень хорошо. Если ребёнка не ломать (в том числе и родительскими угрозами типа: ещё раз услышу, выпорю), скорее всего, вырастет умный талантливый человек. Конечно, есть те же примерно 7 процентов, которые нуждаются в наблюдении у психиатра. Но большинство детских проблем – не психиатрические, а неврологические. Я в этом убеждён и советую всем родителям проблемных детей искать сначала хорошего невролога. Чаще всего современные неврологические препараты и подходы стимулируют развитие мозга и улучшают психологическое состояние ребёнка. Если возможности невролога исчерпаны, а улучшений нет, может быть, стоит подумать об обращении к психиатру. Но родителям надо помнить, что это уже крайняя мера, с которой ни в коем случае нельзя начинать. Я не говорю о случаях явного умственного расстройства, но у нас при возникновении типичных возрастных психологических проблем многие родители предпочитают не задумываться о воспитании, а сразу тащат ребёнка к психиатру. Повторяю, нейролептики чаще всего затормаживают развитие мозга, а большинство психиатров, скорее всего, назначат ребёнку именно нейролептики.

(Из статьи врача-психиатра Александра Данилина "Любой диагноз в психиатрии - миф")

Всё всегда упирается даже не в специалиста, а в того, кто его учит, и в ту систему требований, которые к этому специалисту предъявляются. И пока такая система не изменится, мы можем делать всё, что угодно. Можем построить шикарные психбольницы с душем и туалетом в каждой палате. Но в них по-прежнему будут лежать люди с бессмысленными лицами, душой и психикой которых никто заниматься не будет.
Могут существовать только две цели госпитализации пациента в психиатрическую больницу: лечение больного и его изоляция от общества. Лечение в психиатрии — это попытка понять и помочь душе страдающего человека, именно это имел в виду Ясперс.
Но лечением отечественная психиатрия не занимается — врачи занимаются только изоляцией больного. У психиатрических стационаров есть одна задача: больной должен спокойно лежать в палате и «не мешать врачу работать» — т. е. писать истории болезни. Для того, чтобы «не мешать», он должен перестать говорить, и, желательно, думать, чего очень несложно добиться «тщательным» подбором нейролептиков. И это не стоит особого труда — представители фирм-производителей соответствующих препаратов стаями вьются вокруг больниц.
При такой задаче терапии врачу собственную душу развивать незачем — всё просто, а отпуск большой, да и проценты за вредность платят. Так называемый «нозологический» подход в московской психиатрической школе, созданной А. В. Снежневским, сводится к умению ставить один диагноз — шизофрению, что, согласитесь, тоже особого ума и напряжения души не требует. Диагноз в психиатрии из реальной медицинской задачи давным-давно превратился в мифологему, позволяющую врачу не задумываться о внутреннем содержании души больного. Зато мифологема эта позволяет врачу, после получения весьма поверхностного образования, испытывать чувство власти и превосходства над больным.

(Из статьи врача-психиатра Александра Данилина "О том, почему из психбольницы нельзя выйти здоровым")