Затопи-ка мне баньку по-черному

     Баня – неотъемлемая часть деревни, но в наших палестинах местное население мылось в печах. Деревенские говорили, что на такое мытье дров уходит меньше. Недостаток дров в селе, окруженном  дремучими лесами, скорее свидетельствовал о пережитках советской власти,  чем о деревенской беспечности. Тогда за каждое полено, тайком привезенное из леса, можно было получить немалый срок. Мытьем в печи убивали сразу двух зайцев – и дом согревали, и баньку принимали.
     Местные жители невысокого роста, поэтому в печи помещались без проблем. Большая часть из них относилась к угро-финской нации – мере. Испокон веков в Ростове Великом русские и меряне селились в разных чертах города. Если меря принимал святое крещение, его переселяли на территорию к русским. Вот и наша деревня как мини-город – по образу жизни, речи, обрядам и даже одежде можно легко распознать кто есть кто и где его место. Но баня объединяла всех.
     Однажды мне удалось стать свидетелем, совершения обряда омовения тети Сони.  Отправившись, как обычно, за вечерним молоком я застала ее в раскаленной русской печи, охваченную клубами пара. Растопленная до предела печь была тщательно очищена от золы, ошпарена кипятком и застелена пахучей соломой. В глубине печи на соломе сидела намыленная тетя Соня, а дядя Коля подавал ей ковш с горячей водой. Искусство заключалось в том, чтобы вымыться, не перепачкавшись о копоть печных стен.
     Но сохранилась в нашей деревне и настоящая дореволюционная русская банька по-черному. Она стояла в стороне от домов, чуть выше полутора метров, вросшая в землю. От хозяйского дома давно ничего не осталось, а о бывшей усадьбе напоминал лишь разросшийся сад из одичавших яблонь. Дверь в баню была почти по пояс, ни одного окна, и только тусклая керосиновая лампа «Летучая мышь» над дверью словно маяк указывала в темноте путь ко спасению. Стены, потолок и пол сбиты из широких дубовых досок, отполированных за многие годы до блеска и сохранивших стойкий запах старого древа.
     Не каждый банщик мог искусно приготовить ее к процедуре. Здесь нужен особый навык, скорее знания банных секретов, полученные от дедов. В центре бани был выложен глубокий круглый очаг из камней. В него укладывали и разжигали дрова. Над очагом на крепких медных цепях прикованных к потолку висел цельнометаллический круглый чан с водой. Когда вода закипала, пар поднимался вверх и дым оседал в виде сажи на потолок и стены, на пол и на длинный настил, предназначенный под лежак. После того как дрова полностью прогорали, а пар очищал от копоти воздух, банщик натирал лежак мыльной пеной и обдавал кипятком. После этого баня была готова.
     Низкий потолок и непроглядная тьма, закрытая наглухо дверь и замкнутое пространство без света с непривычки вызывали чувство дискомфорта и страх. Только горящие красные угли освещали бликующий чан, из которого невидимая рука банщика черпала ковшом кипяток и расплескивала по раскаленным камням. Клубы пара обдавали разгоряченное тело жаром так, что подняться после этого было невозможно.
      Как ни странно, но во время парилки темная комната безгранична. В ней не видно ни стен, ни потолка, одна непроглядная тьма. Невольно уходишь в себя, отчего твой внутренний мир становится шире и глубже, а ты улетаешь в пространство и мысленно пересекаешься с теми, кто на протяжении ста с лишним лет лежал на этом широком настиле и чувствовал то же, что ты сейчас. Кто были те люди, чем занимались, какие их имена и судьбы... Теперь уже не узнать.
   
     Почему-то мы парились только ночью. Наверное здесь так было заведено. Приходили на закате солнца, а возвращались по первой росе под сводом ночных небес в льняных банных  рубахах до пят, распаренные до умопомрачения и счастливые. Как призраки с фонарями, вырвавшиеся на свободу из темного жаркого небытия, очищенные от забот и проблем и готовые к новой жизни.
     Со временем баньку  снесли, а землю распахали под картошку. Сохранились ли еще где-нибудь эти уникальные экспонаты или старинная «черная» баня стала историей? Могу сказать, что построенная нами обычная просторная светлая баня не смогла ее заменить.