Нокдаун

Моя одногруппница Марина выходит замуж. Жених Андрей. Мы все знаем друг друга по литературному клубу.

А вот и Таня – двоюродная сестра невесты. Студентка первого курса. Смотрим друг на друга. Танцуем вместе. Сидим в столовой на краю ванной для мытья посуды. Еще один общий друг Сергей Б. (еще один поэт) стоит над нами как священник, соединяет наши руки и говорит: «Только не бросайте друг друга! Серега (это мне), смотри, не вздумай обижать Таню, а обидишь, я тебя найду и накажу!» Он красив, даже когда пьян, потому что добр и искренен.

Я тоже не совсем трезв. Эта хмурая тёмная поздняя осень меня доконала. Пишется сплошное мрачнотьё. Как горячий чай в стужу - необходима любовь. И вот она – Таня.

Мы идем пешком через полгорода. Таня живет в общежитии, но оно уже закрыто. Я веду её к себе домой. С нами и Сергей Б. Он в умилительно-прекрасном настроении, он любит весь мир, а особенно нас с Таней, без конца повторяет, какие мы классные, какая мы хорошая пара. Достает из кармана зажигалку и дарит мне. Я отказываюсь, зачем она мне, я не курю, и тем более, проснется, протрезвеет, пожалеет. «Не пожалею!» - говорит Сергей, и ему невозможно отказать. Кладу зажигалку в карман и забываю о ней.

Мама, конечно, немного в шоке, но лучше уж я буду дома ночевать с гостями, чем не ночевать вообще. Сергея кладем на тахту в моей комнате. Таня располагается на моей кровати. Я стелю себе на полу.

Мы долго держим друг друга за руки. Холодно. Я встаю и ложусь к Тане. Молчу и не двигаюсь. Молчит и она. Может, испугалась? «Спишь?» - спрашиваю. Молчит. Обнимаю – никак не реагирует. Мне становиться страшно, бужу ее, а она не пробуждается!

Сердце, вроде бы, бьётся. Легко бью Таню по щекам, и она приходит в себя. «Что это было, спрашиваю?» «Обморок», - говорит спокойно. «Из-за чего?» - интересуюсь. «Смеяться не будешь?» «Клянусь, не буду» «Из-за тебя… У меня, ну, во время этого, из-за сильного волнения, так бывает иногда, отключаюсь». Весь хмель улетучился. «Ничего себе», - говорю. «Ты теперь меня бросишь?» - спрашивает несмело.

Мы стали дружить, гуляли по городу, разговаривали, грелись в магазинах, целовались на морозе. Не было места на свете, где бы можно было нам остаться вдвоем. Дома мама, в общежитии сокурсницы. Впрочем, однажды обитатели Таниной комнаты уехали на выходные по домам. А Таня осталась. Она устроила романтический ужин, всё как положено, я пришел с цветами, выдержав и подозрительные взгляды вахтерши и случайно встреченных однокурсников. Мы долго-долго целовались, задыхаясь, как рыбы, выброшенные на берег, потом упали на кровать, путаясь в одежде. Раздеться не успели – Таня отключилась. Я привел её в чувство. Таня сказала: «Я сейчас отдышусь, и мы ещё попробуем». Нет уж, я уже боялся к ней прикоснуться.

Потом были попытки у меня дома, когда мама была на работе, но всё заканчивалось одинаково. Таня сходила в поликлинику, прошла обследование, но ничего серьезного, выписали какие-то таблетки. Я уже ничему не рад. Хотел расстаться, но не мог, это было как-то неправильно. Таня говорила, что скоро родители снимут ей квартиру, и вот тогда…

Общее мучение объединяло нас больше, чем общее чувство. Поцелуи с болью, объятья с душевной тоской.

Однажды мы возвращались из гостей, довольно поздно. Постояли в теплом подъезде целуясь, вышли на улицу. Справа от входа чернел вход в подвал. Я потянул туда Татьяну. На дверях не было замка. Мы зашли внутрь. Эх, фонарик бы! Нащупываю в кармане куртки что-то твердое, это зажигалка! В слабом свете мы проходим в подвал. Ржавые трубы, вентили, ряды оббитых досками подвальных клетушек с номерами квартир. «Крысы», - говорит Таня, но в  обморок не падает, что странно. Снимаю куртку, кладу её на трубу. На куртку сажаю Таню. Не очень-то тут жарко, но и не холодно, как на улице. Темнота. В пыльное подвальное окошко проникает слабый свет фонаря. Глаза привыкли к сумраку. Мы исследуем друг друга наощупь. Как дикие звери, как потерявшие много лет назад и вновь обретшие друг друга люди. Отпускаются какие-то тормоза, страх, что она вот-вот упадет в обморок. Пускай. Все равно, одним разом больше, одним меньше. В другой темноте под веками вспыхивают огни, я сам чуть не падаю в обморок. А с Таней все в порядке. Она чувствует себя прекрасно.

Мы расстались, наша влюбленность оказалась короткой.

Марина и Андрей живут счастливо до сих пор. У них куча детей, с которыми сидит Марина, а Андрей служит, то в ФСБ, потом в торгово-промышленной палате, потом в УФАС, но, когда бы я его не встречал, он неизменно рассказывал мне анекдоты про евреев, и со смехом, улыбочкой, почему-то выпучивая глаза (словно для большей убедительности) внушал, что во всех бедах России виноват народ Израиля. В конце концов, мне это надоело, и я перестал с ним общаться. А чуть позже, когда на меня хотели уволить с поста главного редактора муниципальной газеты, Андрей выступил за это решение, пожаловался моему начальству, на то, что мы не всегда принимаем его материалы к печати. Ничего особенного, всё равно, что выбежать на ринг и пнуть человека после нокдауна. Почему антисемитизм и подлость идут рука об руку?

У Сергея Б. тоже, кстати, много детей. Он стал священником, и теперь многие называют его отцом. Мы встречаемся в неожиданных местах, но чаще почему-то на автостоянках. И говорим по полчаса обо всем на свете. О. Сергий рассказывает о разных интересных случаях из своей практики, как бог помогает даже в самых безнадежных случаях. Он по-прежнему дарит людям мистические зажигалки, чтобы они нашли свет в конце тоннеля. Жалуется, что священники теперь нарасхват, надо и в школах уроки вести, и на всех значимых мероприятиях города и республики быть. Разговор часто прерывается звонками – батюшка востребован. Когда ему говорят «Всего доброго!», о.Сергий отвечает: «Во славу Господа!»

Такие вот разные судьбы поэтов. Хотя, наверное, никакими мы поэтами не были, просто умели рифмовать и подбирать метафоры. А если мы всё же были поэтами хоть в малой мере, тогда все, что с нами потом произошло, страшно.

Таня вышла замуж и у неё тоже дети. Все девушки, с которыми я расставался, очень быстро выходили замуж, рожали детей и были счастливы. Видимо – натерпелись. Я благодарен Тане за тот мучительный роман. Выход есть, даже если этот выход находится в темном подвале.

Сергей Решетнев ©


Рецензии