Сущиха

   
                -1-

Детства у героини моего рассказа не было. Как не было его у миллионов ее
сверстников родившихся в последнем десятилетии девятнадцатого века. Конечно,"детства" в том понимании, как мы привыкли его видеть сейчас.
Бедная, даже по понятиям того времени, крестьянская семья из шести человек - отец, мать и четыре сестры. Она ничем не отличалась от двух десятков таких же семей глухого хутора в Запорожской степи.

   Младшая из дочерей - Мария, о которой пойдет рассказ, уже с пяти лет работала, помогая по хозяйству. Малограмотные родители не могли дать даже самого минимального образования. Возможности и средств на обучение детей не было, да и необходимости тоже. Только благодаря грамотному деду Василю они освоили грамоту и научились считать. Вот и все образование.
Особо стоит отметить разговорную речь хуторян. Это был язык Малороссии - язык, вобравший в себя словарный запас украинской, русской, польской речи. В то же время этот "коктейль" сохранил свою прелесть, певучесть и многогранность своих составляющих. Как бы мы его не называли - "хохляцким" или украинским он всегда вызывает добрую улыбку и уважение к истории народа на нем говорящем. Был он родным и для нашей героини.

   Когда Марии исполнилось семь лет отца забрали на Японскую войну, это было в 1905 году, откуда он уже не вернулся. Через три года умерла, не справившись с болезнью, мать. К этому времени старшие сестры уже имели свои семьи и детей. Мария жила в семье старшей сестры, у которой было трое ребятишек. Присмотр за ними и работа по хозяйству стали ее обязанностью.

   В 1914 году опять началась война - первая мировая. Почти всех мужиков призвали в армию. Нелегкий крестьянский труд полностью лег на плечи женщин и подростков.
В 1917 и до их глуши докатились слухи о революции, свержении царя. С фронта стали возвращаться служивые. Среди них был молодой парень, из соседнего хутора, с усами и бородой цвета красной меди и бронзы. Молодца природа не обидела ни ростом, ни  красотой, ни умом. Звали его Лаврентий, отроду двадцать три года, из большой зажиточной семьи. Ему и приглянулась Мария, которой тогда шел девятнадцатый год. Лучшего жениха для нее и пожелать было нельзя. Да вот только "красная борода" по народным приметам - принадлежность упрямого и злого человека. "Добрые люди" предупреждали Марию - "выйдешь за такого - намаешься". В отношении Лаврентия эта примета оказалась справедливой лишь от части - упрямство было, но в великом трудолюбии и почитании сложившихся, в то время семейных устоев, а вот злости и самодурства не было.

   Сватовство, свадьба пролетели быстро. Молодая семья стала налаживать свой быт и жизнь. Но пришли новые порядки, а с ними и новые беды. Человек по природе справедливый и требовательный Лаврентий не мирился с праздностью и обманом. Именно по этому, уже после революции, приняв ее лозунги о земле и свободе, он не мог, молча, смотреть на выверты продразверстки, насильственное становление социалистических отношений на селе. Во многом этим объясняются последующие переезды семьи с одного обжитого места на другое. Голод и разруха после гражданской войны гнали людей на поиск лучших мест.

   Вот опустел и хуторок в Запорожской степи, покинутый его жителями. Собрав нехитрый скарб в повозки, запряженные лошадьми и быками, семьи спасая жизнь свою и своих детей, двинулись пыльными дорогами на Дон, на свободные восточные земли - Сальских степей.


                -2-


   Почти десять лет обустраивали жилье, распахивали нетронутые степные просторы, выращивали хлеб, разводили скот, растили детей. Их у Марии и Лаврентия было уже восемь - два сына и шесть дочерей. Старшему сыну - четырнадцать, а младшей дочери - два года.

   Но пришла и сюда беда - коллективизация. Лаврентий не принял нового веяния и попал в списки неблагонадежных - "кулаков". Распродав и собрав пожитки, семья с  другими родственниками опять отправилась в путь. Теперь было решено двигаться на Кубань - в Ставропольскую губернию, уже переименованную  в Ворошиловский край. Нельзя сказать, что жизнь здесь была легче, но все же проще. Обескровленная казачья станица, на берегу реки, встретила переселенцев конечно не как родственников, но и без злобной враждебности. Как и везде здесь были нужны рабочие руки.

   Жизнь была тяжелая - порой на грани выживания. Повседневный, изнуряющий труд обеспечивал не только хлебом насущным, но позволял получать скупые моменты радости и своего немудреного житейского счастья.

   Проводили в армию старшего сына - Василия. А когда подходил срок ему вернуться - осенью, пришло лето 1941 года. Началась война. Через полгода призвали мужа - Лаврентия, а весной и младшего сына - Егора. Не прошло и месяца, как получила Мария похоронку на мужа и стала вдовой. Еще не улеглась боль утраты, а горе снова пришло в ее дом - не стало первенца - Василия, "геройски погиб под городом Сталинградом..."

   В конце лета 1942 года пришел враг и в станицу. Немцев у них было не много, в основном румыны. Да и тем воевать было не с кем - бабы, старики и дети вот и все население. Основной задачей их немногочисленного "гарнизона" была заготовка продовольствия. Выгребали все вчистую. Никого не волновало, как выживут люди. Только благодаря тому, что в последнии дни перед оккупацией спрятали в подпольях зерно, удалось выжить.

   Недолго хозяйничал враг. Зимой 1943 года пришла Красная армия. Только освобождению предшествовало еще одно событие, после которого Марию в станице стали звать Сущихой - производным от фамилии Сушко. Имя Мария как - то само собой ушло, со временем даже забылось, а шел ей только сорок пятый год.

               

                -3-


   Уже три дня по станице ползли слухи, что немцы отступают. Собрали последний обоз и румыны, но никто не мог сказать, куда делся их капрал. Поиски по дворам и окрестностям ни чего не дали, а времени ждать или продолжать поиски уже не было. Так и ушли они, толи решив, что он уехал на машине с немцами, днем раньше заезжавшими в станицу, толи еще что... . Нашли его, когда пришли наши. В канаве, под снегом, с топором в голове, благо , что зима выдалась снежная. Соседи сразу узнали, чей это топор, да и место указала сама Мария. Она никому ничего не объясняла.Только пошел слух, что это она за старшую дочь рассчиталась - "по портил румын девку, когда та убиралась в их казарме...". Но это были слухи, а Мария молчала. Правда седых волос у нее стало больше и морщины на лице стали глубже, да перед иконой молилась дольше, а станичники, с молчаливым уважением и даже опаской, смотрели на нее. Да еще - никто не решался вслух вспоминать эту историю.

   Лишь однажды, уже после войны, она ненароком выдала себя, когда к ней в дом определили на постой студента-практиканта, будущего ветеринара. Дело было летним воскресным утром. Сущиха вернулась с утренней службы из станичной церкви. Переоделась, покрыла голову ситцевой косынкой, в мелкий горошек, тщательно запрятав под нее седые пряди. Повязала передник. Развела огонь в летней печи, сложенной во дворе, под раскидистым тутовником. Пошла к колодцу. Сбросила одной рукой, в прохладную темноту, ведро, закрепленное цепью к вороту, за много лет отполированному руками, до зеркального блеска, другой придержала его стремительное вращение. Легко подняла до краев наполненное водой ведро. Ловко подхватила его и поставила на сруб колодца. Перелила воду в кастрюлю. Потом пошла в курятник. В это время на порог дома вышел постоялец. Он с любопытством стал наблюдать, как Сущиха ловит то одну, то другую курицу, ощупает ее и отпускает. Наконец выбор был сделан - в руках мирно сидела пестрая несушка. Тихо, что-то нашептывая ей, Сущиха вышла из курятника.

   - Доброе утро, баб Маша, - сказал студент, щурясь от яркого утреннего солнца. 

   - Здоровеньки и ти будь, милок,- ответила та.

   - Баб Маша, а что это Вы так долго выбирали курицу?

   - А ти ветелинар мабуть не разумеешь? Хочу сварыть локшину.
Глаза студента вопросительно округлились.

   - Тю на тобе, лапшу - поняв?

   - Так это Вы пожирнее выбирали курицу?

   - Нет, милок, они у  мене уси справни. Я щупала скильки вона яйцив може снести, а то шош рубыть без разбиру. Цю мижно.

   С этими словами она направилась к сарайчику, возле которого стояла деревянная плаха с торчащим в ней топором. Держа курицу левой рукой за лапы, положила ее на плаху, правой перекрестилась, прошептав молитву, взяла топор... . И вот уже обезглавленная птица замерла на земле.

   - Баба Маша, а Вы всегда креститесь, когда курицу рубите?

   - Ни титьки курку. По другому не можно - уси божьи твары.
Потом помолчав, что-то вспоминая, сказала еле слышно, скорее для себя, чем для студента:

   - Один раз не христилась... .И зашептав, трижды перекрестилась.


                -4-


   Шли годы. Жизнь входила свое русло - со своими заботами, бедами и радостями. Казалось, что неподвластным времени остается неуемная энергия Сущихи. До шестидесяти лет она работала на колхозных полях и в своем немалом домашнем хозяйстве. У нее кроме птицы, были две свиньи и любимая кормилица - корова Зорька.А еще внуки, к этому времени, их у Сущихи было восемнадцать. Семьи дочерей и сына сложились крепкими. Из их домов, с приусадебными участками, на краю станицы образовалась целая улица. А так как в округе было несколько старинных курганов - ее назвали Курганной, но все станичники называли этот район - "у Сущихи".

   Своей любовью Сущиха не выделяла и не обделяла никого из своих детей. Поровну доставалось тепла, заботы и всем внукам, но все же нельзя было не заметить ее особого отношения к самому младшему - Лаврентию, сыну младшей из дочерей. Названному в честь погибшего деда. Сама она звала его ласково Лаврушей, правда чаще "бесюгою или чертякою" по причине озорного характера мальца.

   Родители Лаврентия рано утром уходили на работу, а возвращались не поздним вечером, скорее "ранней ночью", когда ребенок уже спал. Так что присмотр за ним полностью лег на бабушку. Вихрастый, с лицом усыпанным веснушками и постоянно сбитыми коленями, он доставлял ей немало хлопот. Если с утра не уследишь, а сделать это было невозможно, то вечером, только с хворостиной в руке, вернешь его домой. Конечно поведение Лавруши ни каким особенным не было. Ватаги разновозрастных, станичных пацанов  постоянно "пропадали" на речках и прудах. Особенно любимым местом были находившиеся в нескольких километрах горные кряжи. Их манили заброшенные каменоломни, гроты и пещеры. Здесь разыгрывались не шуточные поединки между группировками подростков. Формировались они чаще по местам проживания и именовались по улицам - Георгиевские, Садовые, Войковский, конечно же Сущихинские с Курганной. Враждовали, прежде всего, за право пользоваться и верховодить в "престижных" местах. Доставалось синяков и шишек, конечно всем, но серьезных травм и тем более увечий не было.

   Существовали и беспрекословно исполнялись написанные правила схваток. Даже в запале драки не позволялось наносить удары ногами и бить лежачего. Редко, но случались взаимные "перестрелки" подручными средствами с использованием рогаток. Удивительно, чем ожесточеннее были стычки, тем крепче завязывалась мальчишечья дружба. Не только со "своими", но и с "чужими" ребятами - казалось бы непримиримыми врагами.

   Именно такими были первые жизненные уроки дружбы и смелости, чести и достоинства для ребят после военного поколения. Уже позже, по прошествии не одного десятка лет, не Лавруша, а Лаврентий Николаевич - руководитель крупного предприятия, заслуженный и уважаемый человек, с нескрываемым трепетом вспоминал: как он обжигая пальцы выхватывал, из запаренных для свиней отрубей, мелкую картошку. А Сущиха с напускным гневом ругалась:

   - Лавруша, чертяка, ти ж усю картоплю зъишь. Чим свыней кормыть будемо?

  Ароматный дух и вкус той картошки врезался на всегда в его память. Так же зримо, как рассказанные ему перед сном, певучим украинским говором, сказки Сущихи. Как будто совсем недавно, при еле заметном свете от лампадки, в углу под иконой, она на распев, говорила:

   - Кози ви мои кози,
     Чи ви елы, чи ви пыли?
     Ни чёго ни елы
     Ни чёго ни пыли
     Бежалы по мосточку
     Хватыли клыновий лысточик...

   - Топу, топу ногамы
     Заколю тобе рогамы...

   Он скоро начинал засыпать, а бабушка тихо вставала, чтобы не потревожить, начавшую одолевать, внука дрему. Походила к иконе, становилась перед ней на колени
и шепча слова молитвы, кланялась и крестилась. Только дрожащее пламя лампадки, как маленький, яркий мотылек, мерцало в темном углу, озаряя грустные глаза святого лика. Лавруша засыпал. Сущиха все молилась, молилась за здравие живых и упокой мертвых.

   Она была человеком верующим. Придерживалась канонов православных праздников и обрядов. Вера в Бога стала той основой, которая давала ей силы жить,трудиться, растить детей. Человек, по сути не грамотный - с трудом читала, писала только печатными буквами. С позиций веры принимала и объясняла все происходящие события.
Явления природы, общественные отношения, поведение и действия конкретного человека - все, по глубокому ее убеждению, происходило по воле Всевышнего. Эту веру она пронесла всю жизнь, ее не смогли поколебать ни годы воинствующего атеизма, ни какие открыти ученых, ни полет человека в космос. Но ортодоксальным церковником она тоже не была.

   Всех своих внуков Сущиха крестила в церкви, не принимая ни каких и ни чьих возражений. Часто их родители узнавали об этом уже после свершившегося. Так она оберегала "партийных зятьев" от возможных последствий. Она свято считала, что только так можно уберечь внуков от болезней и опасностей, но никогда и ни кого силой не тянула в церковь. Даже обещание Лавруше - взять его на службу в церковь, где батюшка угостит его сладким медом, осталось не выполненным. В свою очередь внук спрашивал ее:

   - А большую красную машину батюшка мне подарит?

   - Видкеля вин тобе ее возьме. Потом, мабудь по позжее, як вырастешь дасть, - улыбаясь отвечала бабушка.
Сама каждый раз, ранним утром, видя, как сладко спит малыш, крестила его, целовала и шла молиться одна.   


                -5-


   Особой статьей гордости, для всей многочисленной  родни, был знаменитый кулинарный шедевр - борщ Сущихи. Настоящий, густой, наваристый украинский борщ. Казалось бы, ничего особенно сложного, но ни у одной хозяйки не было борща с таким ароматным духом, вкусом и даже цветом, какой готовила Сущиха.
Не хитрый рецепт его приготовления она передала и своим дочерям. Их "творения" тоже были праздником вкуса. Но борщ Сущихи - верх мастерства.

   В станице все помнили историю, когда их колхоз посетила большая партийная величина из самой Москвы. К приему высокого гостя готовили все хозяйство. В программе пребывания запланировали обед на стане полеводческой бригады. Чтобы приготовить первое - борщ, специально послали автомобиль за Сущихой.
Позже она не раз вспоминала как "ихала на председательской "Победе" почтувать секлетаря бильшивикив".

   Дважды гость просил добавки и ничего другого не стал есть. Потом утерев платком
испарину на лбу, спросил:

   - Кто у вас такие борщи варит?

   Сущиха - смущаясь ответил председатель.

   - Так, проводи меня к ней, - встал и вслед за председателем пошел на кухню, где
ему и представили ее.

   - А что за имя у Вас такое - Сущиха?

   - Так таки у станици кличуть, а вибще я Марыя, - ничуть не теряясь ответила она.

   - А по отчеству то как?
Все окружающие переглянулись, повисла неловкая пауза. На выручку пришла Сущиха:

   - Батьку Тимофеем кликали, тик я Тимофеевна.
Секретарь обнял ее за плечи и глядя на местное начальство спросил:

   - Мария Тимофеевна, а может Вы приедете в Москву, так сказать, в командировку, поучите наших поваров борщ варить.

   - Нет, шановний, Ваши кухари небось краще мово разумеют як борщу варити. Тильки
тута треба ни тильки знати. Треба чуить. Будуть у усих видни харчи, а борщ выйде разний. Ви лутче до нас прийжайте, а борщу ми наварым.

   - Ну, а все же, Мария Тимофеевна, какие-то тонкости и особенности приготовления у Вас есть?

   - А як же, у сих они исть. Тильки в  усе, шо готовишь треба душу вкладывать и поганых думок не должно быти.
   
   - Вы все же поделитесь секретами, - не унимался гость, - я свою жинку поучу.
С этими словами он усадил Сущих на стул, сам присел на поданный табурет.

   - Слушаю.

   - Якой же Вы наполигливый, ну добре, слухай, - с усмешкой сказала Сущиха.

   - Как Вы меня назвали? - В свою очередь поинтересовался он.

   - Да ни як - наполигливый - значить упрямий. Слухай! 
Першим дилом юшка, ну бульон значить. Шобы був наваристим добре отварыть яловичинии с кистью.

   - А это что? - опять переспросил секретарь.

   -Так говядина, ну ти слухай, не перебувай. Мижно пивня, - предвидя очередной вопрос Сущиха пояснила, - петуха значить, свинины узять тиже добре. Вместе з мясим
треба варыть и буряк - свеклу по нонешнему, коренья петрушки, пастернака, тогда цвет у борщу буде ни бурячный, а як у помидору. Ще картоплю - не надо резать, вина
варыться целая. Это уж опосля, когда буде готова, ее треба покрошить, одну или другу растолочь и в юшку, а трохи добавить в зажарку. От нее - зажарки, дюже зависить якой буде борщ. Кладуть в зажарку цибулю - лук значить, маленько его притушують, а потом морковку, пастернак, перец булгарский, стакан томату и ложку томатной пасты. Тильки окуратни - не перекисли. Коли прожаркуется, это усе в кастрюлю. Мьясо вже сварыться, ёго мижно витащить. Опосля закладують нашинковану капустину. Як тильки закыпыть, треба на масенький жар поставыть, шобы вин томывся - хвылин пятьнадцать, а то по более - буде выдно. Вот зараз и увесь рецепт мово борщу.

   Потом разговор зашел о семье, муже, детях - все интересовало столичного гостя. Прощаясь он еще раз поблагодарил Сущиху за кулинарный урок. И уже обращаясь к председателю колхоза сказал:

   -Иван Васильевич, ты завтра, после совещания подойди ко мне, кое-что обговорим.

Через три месяца Сущиху пригласили в правление колхоза, где торжественно вручили награду - орден "Материнская слава" второй степени. В станице, после этого, еще долго подшучивали - если бы не борщ, то и не вспомнили о восьми детях Сущихи.

   Это была ее единственная награда. Она никогда ее не носила, положила в деревянную шкатулку, где лежали два пожелтевших листка - две похоронки на мужа и старшего сына.


                -6-


   Умерла Сущиха, когда ей было семьдесят шесть лет. Она долго не болела. Когда-то
сильный организм не перенес гипертонии и инсульта.
Ее могила на старом станичном кладбище и сейчас всегда присмотрена, без ограды - так велела она сама:

   -Ни коли не була в вязьнице (тюрме), и после смерти зачинять мене за грати (решетку) не треба.