Подпольный альбом Аллы Пугачевой

 Это было в Москве в августе 1988  В прихожей послышались голоса. Один  голос показался незнакомым. Когда его обладательница в сиянии коридорных ламп явилась в противоположном конце длинной гостиной, я увидел неожиданно пышную девчонку, примерно среднего роста с какими-то едва-едва уловимыми крадущимися манерами.
Было впечатление, что она только что с пляжа. Желтоватые, выцветшие, словно на солнце, и растрепанные будто на ветру пучки скомканных - так и не терпелось сказать «ржавых" волос, и глаза — с быстрым под ресницами взглядом... На мгновение, во время короткого вздоха, озорно и хищно проглянули неотчетливые зубы. И тотчас губы, привыкшие улыбаться, слегка мило сжались и вообще вся она была как распахнутое окно.
На ней не было привычных для обычных женщин ни сережек, ни колечек, ни цепочек, ни перстеньков, ни каких-то иных побрякушек. Судя по всему, она очень дорожила своей естественной привлекательностью и резко ненавидела лишь приукрашивающую женщин искусственность. И была очень права.
Это была Алла Пугачева. Да. Можно было бы сказать: «Другой я представлял ее себе в жизни...» Можно было бы... Но зачем так говорить, если я ее не представлял себе - никакой! Не представлял - и все! Зачем что-то выдумывать?
Что телевизор - большая иллюзия я знал.
Однако потрясающее превращение не прекращалось Напротив. Начиналось новое преображение. Она уселась. Заговорила, Попросила настежь открыть окно, в которое сразу ворвалось эхо московского затяжного дождя.
Выпила и, спешно перебросившись последними впечатлениями, попросила гитару.
Пока ходили за гитарой, я успел получше рассмотреть такую знакомую всем незнакомку, однако мало что смог добавить к своему первому впечатлению. Разве что продолговатые розовые ногти рук обратили на себя жадное мое внимание. Были они, разумеется, ради театральных ролей лакированными. И еще: на оголенных частях ног торчали в разные стороны одинокие рыжие волосинки. А так... больше ничего особенного! И хотя всегда - великое множество народу крутится вокруг нее, показалась она мне одинокой, как одиноки те рыжие волосинки на ее походивших по белому свету ногах.
Вздрогнули и заиграли струны, и она негромко, но очень внятно запела. Она хотела и показывала свои новые, находящиеся еще в работе, песни.
Пела-пела, слушала-слушала и вдруг с заразительной
пугачевской интригой проговорила: «А хотите, я вам покажу свой «подпольный альбом»?»
—
Посмотри на меня, мой любовник и брат.
Неужели глаза мои могут соврать?
Неужели глаза мои могут забрать
Все, чем раньше ты был так безмерно богат?
Ты глаза мне закрой, будет все хорошо!
Схорони ты меня за своею душой!
Задушил ты меня, этим душу сгубил!
А ведь ты был хорошим, хорошим ты был...

- Я не очень-то рискую его показывать где попало, но здесь, кажется, это будет к месту, - сказала она и тотчас запела уже совсем незнакомым мне голосом такие круто-иронические строчки, что я даже задохнулся от зависти, когда на мой вопрос: "Кто написал?" - она довольно спокойно и просто ответила: "Сама". До сих пор звучит в памяти шутливая припевка из того "подпольного" ее альбома:
"Старик, ты не врубаешься ваще..."
Пой еще, Алла! Такой тебя еще никто не слышал.
Это - новый твой рок! Пой!"
1989 Николай Добрюха "Рок из первых рук"
(Глава 10. Последняя из могикан)