Запах величия

Почти собирались уходить, когда Пол почему-то вскрикнул. Что его напугало? Вокруг шумели деревья, и хрустела листва, от проходящих мимо людей. Обычно картина для городского парка, в общем-то. Правда людей в этот момент было не очень-то много, но и это не повод для страха. Мало ли причин. Но он явно был встревожен, что-то тяготило его рассудок, занимало большую часть мыслей. Всю прогулку он был погружен в себя и отвечал изредка, односложными предложениями, стараясь не затрагивать тем, что по привычке могли вызвать бурных дискуссий.

Быть может, его напугал Осьминог, сидящий на соседней лавке? Он что-то странно двигался все это время, шевелил своими щупальцами да издавал какие-то странные звуки. Не привычно для него. Обычно все довольно тихо, сидит себе на лавке, не переживает. Да и о чем в принципе ему переживать, он всегда глядит в одно место. Знает - спасется.

Но эта картина была довольно привычна для Пола. Он уже много раз становился невольным свидетелем такого и в целом не подавал признаков беспокойства сидящим Осьминогом, ну разве что чуть-чуть. Хотя такие мелочи едва ли могут побеспокоить ординарного профессора. В его преклонные годы, шелохнуться заставят, пожалуй, только стая крыс бегущих куда-то без остановок.

Нависло молчание, идеи, как разбавить такой неудобный момент, приходили снова и снова, но оставлялись за неимением повода и наглости ворваться с собственными порядками в такую ситуацию. Молчание это ведь тоже общение? Разве нет? Нет? Но как же взгляд и невольные жесты, наклоны и поза. Разве все это не источник информации для человека ищущего. Напротив, глаза вообще источник огромного пласта общения. Чувствуешь - найдешь, прочтешь, сделаешь вывод. Вот и поговорили, это общение. Не иначе.

Однако и это не интересовало Пола. Он все смотрел на землю, пытаясь как то странно осмотреть это место. Быть может он отыскал там узор, или к нему пришла идея, требующаяся для новой работы? Знаете ли, в профессорской среде он был человеком весьма своенравным, бывало, ворвется на кафедру и давай цитировать себя, в одночасье и сложит статью на ходу. Осталось записать - дело за малым. Достойный специалист.


Кто знает, что он мыслит в своей мудрой голове. Разве что опять дается в рассуждения о поступке. Но разве мог он предположить это? Бросьте. Конечно, мог, он знал об этом, знал и об Осьминоге и о крысах и даже о зайцах, что занимали особую главу работы. Но верх взял драйв, наслаждение, жажда славы и открытия. Наконец-то Адриана примет его таким и приласкает. Бедного маленького человечка, выслушает, поймет и подставит руку. Точно так, но нет, солидность, может и не так. Разве так должен вести себя профессор? Жмет, Жмет. Но за тем все и шло. Драйв. Больше работать, больше. Он бился со строками вновь и вновь, сотни записок, распечаток, расчетов. На кафедре уже вовсю стояло недовольство. Аппаратура как будто бы полностью принадлежала ему. Очередь бывало, и не доходила. Ругались, конечно, но молчали. Знали что впереди открытие, что этот специалист точно чего-нибудь добьется. А он все ждал и работал. Шел домой, с гордой осанкой. Всматривался в людей, остроумничал, надевал маску. По праву ли? Он был достоин счастья, но власть и слава, исключительность давили на него. Срочная доза власти! Срочная доза! Нужные процессы запустились. И вот презренный взгляд уже устремился на свою цель. Оскорбление его не волновали, он получил своё. Жалел где-то в глубине, но понимал что так надо. Так можно работать, чувствовать лучше. Шел дальше, изобретал новые схемы, коллеги удивлялись, создать новые разделы, чтобы объяснить сочиненное, нелегкий путь, однако если возымеет результат… Крысы не вписывались в привычные расчеты, отнести за скобки. Привычная схема. Адриана то отходила на второй план, лишь тормозя его работу, то занимала все его мысли. Вот ведь жалкая натура. Разве может быть так, чтобы в минуты такого занятия, мысли отвлекались на примитивную сущность, присущую всем. Масса, как жаль. Но не отрицал, знал чем обязан. Вдох, мурашки по спине. Двигался дальше, есть цель, идем вперед.

Так он проводил недели, то погруженные в трезвые раздумья и работу, то в обезумевшие танцы и крики, от отчаяния, от злости и внутреннего бунтарства. Надо же, принципиальность губит, медленно и мучительно.

Вскоре появились первые плоды. Работа дала результат. Есть инвестиции, дело пошло, новые люди, новая взгляды. Теперь то точно, добьёмся. Но сомнения все больше закрадывались, не допускать. Не допускать. Больше злости занимало его, маска снималось все реже. Нужно было больше оскорблений. Все чаще в закоулках и кабаках, сравнение и упреки. Новая доза. Объяснения цели - больше надежды что дойдет. Литрами вливалась сладко-горечная субстанция, привыкание к эмоциям. Надо же.

Работа наконец закончена. Полный зал. Первые лица. Все аплодируют, поздравляют, шампанское рекой. Церемониальная кипа институтских бумаг, на дубовой кафедре с гербом. Дошел. Странное чувство, безрассудство? Безразличие? Отвратительно, но справедливо. Награда достойно.





Вокруг опускался вечерний туман, пора бы уже и в путь, по делам, в корпус. Но Пол все тихо сидел.

Закрыл книги и тетради. Теперь-то уже точно пора. Уже Осьминог зашевелился. Верный признак  - слишком долго?

Ну все, терпеть больше нет сил, нужно немедленно исправлять положение. Окликнул Пола. Что-то нашел, ли?

Странным образом смотрит, говорит про бар и столики напротив, но мы не в баре? Разве нити снова дали колебания? Крысы не бегут, значит, все в порядке. Бредит старик, жалко.

Спустя какое-то время все стало на свои места. Пол собрался, вскочил и быстрым шагом, за коим едва поспеешь, двинулся в корпус института. Странный старик, но достойный. Хех. Может, снова привиделся бар. Путешествия, дела ушедших дней? А может и вовсе пропустил стаканчик, пока сидели на лавочках. Дела сердечные в руках, важно прочувствовать, а там и выпивка готова. Все одно - не расскажет, опять запрется в кабинете.

Но и ладно. Своя работа есть. Проникновение кто-то расхлебывать должен. Сотни страниц. Страшное занятие, однако. Хорошо что корпус пустой. Наконец-то очереди в лабораторию ждать не придется.