Пустые страницы

Игорю, моему другу

Предисловие

Личные дневники - это всегда люди. Мы не рассказываем истории бумаге, мы рассказываем их людям. Рано или поздно, но когда-нибудь точно, может, только за редким исключением, наши дневники попадут в руки к людям. Не важно, каким образом это произойдет. Не имеет также значения, что это будет за человек. Посторонний, друг, враг, близкий человек или мы сами. Рано или поздно дневники читаются, наши истории кем-то узнаются, проживаются. Наши послания, казалось бы, в пустоту проходят сквозь время и находят своего адресата. Мы еще не знаем об этом, но пишем людям. Личные дневники - всегда люди.

ПУСТЫЕ СТРАНИЦЫ

По дороге домой я попал под сильный ливень. Что-то страшное творилось на улицах: ветер, воя от ярости, с силой трепал деревья, бросал их сухие ветки под ноги прохожим и уносил без возврата не опавшие еще листья; дождь же, будто стараясь перекричать ветер, изо всех сил лупил по асфальту, крышам домов и хрупким зонтикам; и темно было, как поздним вечером. Улица сразу стала какой-то грязной: не останавливаясь, на полном ходу проносились мимо пустые пластиковые бутылки, мокрые бумажки и обертки. Вместе с промокшими листьями, мусор иногда попадал в лапы упавших веток, бился о стены зданий и лип к ногам прохожих. Как призраки, высоко над головами проносились полиэтиленовые пакеты, еще выше - черные тучи.
Предупрежденный прогнозом погоды, утром я взял с собой зонтик. Но сейчас он не помогал, я был почти насквозь мокрый. Обозленные на что-то капли дождя с такой силой разбивались о землю, что я сжимался весь и вздрагивал, ветер же не менее яростными порывами ударял потоками воды то мне в лицо, то в бок, делая старый черный зонтик почти абсолютно бесполезным. Мои руки, которыми я попеременно держал зонтик, окоченели. Не смотря на все старания обходить крупные лужи, ботинки были полны затекшей в них воды. Как-то странно быстро обезлюдела улица, исчез рассеянный поток разноцветных зонтиков, мощный и пугающе долгий раскат грома прогремел над головой. Съежившись под своим несчастным зонтиком, я еще больше ускорил шаг. Такой зигзаг молнии разрезал небо, что на одно мгновение стало совсем светло, будто над улицей зажгли огромную лампу. Снова грянул гром, дождь, если это возможно,  стал еще сильнее. Я принял молниеносное решение переждать дождь в каком-нибудь сухом и теплом месте. Только что я оставил за спиной здание городской библиотеки, посеревшей и унылой. Быстро развернувшись, я побежал обратно, преодолел ступеньки и застывшей рукой с трудом отворил тяжелую старую дверь. Внутри здания меня по ушам ударила тишина. Вой ветра, шум дождя, удары грома - все осталось снаружи, за толстой деревянной дверью, как в другом мире. Мне показалось, что в библиотеке было не теплее, чем снаружи, но зато сухо и не было ветра. Я сложил зонтик, и тонкий ручеек дождевой воды полился на плитчатый пол. Слева, в углублении стены, стояла вешалка. Там я оставил зонтик и мокрую куртку.
Я с любопытством оглядел холл. В последний раз я был здесь в детстве, на экскурсии с классом. Тогда была весна, солнце, и воспоминания остались хоть и не яркие, но тепло окрашенные. То ли от времени, то ли от мрака, сочившегося во все щели с улицы, сейчас все было совсем другим: большое пространство холла было покрыто кое - где треснувшей и расколовшейся бесцветной плиткой, стены, украшенные по углам и выступам белым цветочным барельефом, в остальных местах покрывала простая голубая краска, прямо была лестница, по сторонам - деревянные двери с табличками и без, под потолком тускло переливалась от скудного света и, может, пыли хрустальная люстра. Я рассеянно задумался о том, зачем библиотеке такой большой холл. Не знаю, как другие, но наша не была местом большого скопления людей, редкий посетитель вполне мог бы поместиться в помещении поскромнее. Одна из дверей со скрипом отворилась, в холл вошел пожилой мужчина в темной форме охранника, полностью седой, тонкий, ссутулившийся, весь его вид, каждое движение говорили о скуке, мучившей его каждый рабочий день.
- Здравствуйте, - вежливо кивнул я ему, и эхо пронеслось по холлу.
- Здравствуйте, - мрачно бросил он, глядя на меня исподлобья, потом быстро кивнул острым подбородком на двери позади меня, - Льет?
- Льет.
- Ты как, по делу или обогреться? - все так же, исподлобья глядел он на меня застывшими глазами, все стремительнее нагоняя настороженный страх.
- Согреться, - неосознанно я начал говорить тише, чтобы и эхо, походившее на третьего собеседника, было не таким громким.
- Ну, проходи, - он указал на лестницу, а сам не сводил с меня взгляда.
Я поудобнее перехватил промокший рюкзак рукой и осторожно зашагал в указанном направлении, стараясь не будить эхо, а цепкие глаза охранника не отпускали меня. Только когда я начал подниматься по лестнице, он сдвинулся с места и пошел за мной, громко ударяя подошвами по бетонным ступенькам.
На втором этаже было гораздо теплее и почти не было пустого пространства. Впереди, в нескольких шагах от ступенек, стоял обдертый местами деревянный стол, а за ним извивался лабиринт книжных стеллажей, и не видно было дальней стены, под потолком горело несколько лампочек в запыленных абажурах . За столом сидела пожилая женщина, сложив руки на стопках книг и бумаг. Она была пухлой, с большими щеками и мягкими руками, седина еще не полностью скрыла буйные кудри каштановых волос, голубые глаза в окружении морщинок сияли добротой, как и спокойная улыбка. Когда мы к ней подошли, она встала, и я увидел, что она была одета в цветастое легкое платье не по погоде. За столом стоял обогреватель, я блаженно улыбнулся, чувствуя, что начинаю согреваться.
- Здравствуйте, - поздоровался я.
- Здравствуйте, здравствуйте! - радостно воскликнула женщина, - Меня зовут Елена Сергеевна, я библиотекарь, а это, - она посмотрела на старика, - Павел Анатольевич. Что-то мне подсказывает, что он еще не представился, - сказала она с озорной улыбкой. Слова, сказанные вскользь, о странностях в поведении библиотечного охранника, меня очень успокоили, так как эта женщина проводила с ним вместе целые дни, и если она считала все это нормальным, то я могу чувствовать себя в безопасности. Елена Сергеевна вызывала огромное доверие с первых минут знакомства, - А как тебя зовут?
- Костя, - ответил я.
- Попьешь с нами чаю, Костя? - спросила библиотекарь.
Я почти физически почувствовал косой взгляд Павла Анатольевича.
- Да, конечно, - улыбнулся я, -спасибо.
 Они завозились с водой, чайником и заваркой, а мой взгляд привлекли книжные стеллажи. Они стояли ровными рядами здесь и перпендикулярно к ним там. “Настоящий лабиринт”, - подумалось мне. И сколько же там книг! Я даже не мог представить, какое разнообразие текстов кроется под разноцветными переплетами.
- Хочешь посмотреть? - голос Елены Сергеевны выдернул меня из мыслей, я перевел взгляд на нее, она улыбалась странной улыбкой, смысла которой я не смог понять, - Не стесняйся, походи, полистай, если хочешь. Может, выберешь себе что-нибудь почитать.
Я кивнул и медленно двинулся мимо стола. Размеренно шагая по среднего размера проходам, я иногда останавливался, чтобы потрогать переплеты, провести пальцем по корешкам, кое-что даже брал в руки и листал, выборочно читая. Я натыкался на всем известные книги, вроде “Красное и черное” Стендаля, “Мастер и Маргарита” Булгакова. Но встречались и другие, незнакомые мне. И их, наверное, было подавляющее большинство. У меня возникло странное желание прочитать их все. Мне казалось, что если я это сделаю, то стану вдруг кем-то другим, более возвышенным и просвещенным, лучшей, неограниченной привычными всем рамками, версией себя.
Перед одной из полок я закрыл глаза, провел туда-сюда пальцем по книгам и вытащил одну наугад. Это оказался сборник произведений Рэя Брэдбери. Я не был особо близко знаком с творчеством этого писателя, но часто слышал хвалебные отзывы от читающих друзей, так что выбор меня удовлетворил. Я удобно устроился на полу, облокотившись о стеллаж, и раскрыл книгу. Странички уже пожелтели от времени и пахли резко, стариной.
Я с головой погрузился в описание пожарников из будущего, иногда останавливаясь, чтобы осмыслить прочитанное. Внезапно я почувствовал сильный толчок слева, на меня с грохотом упало что-то тяжелое, потом зашевелилось, вскочило, наступив мне на ногу. Не помню, как я оказался на ногах, помню бешеный стук сердца и распахнутые глаза нас обоих. Когда шок прошел, я почувствовал боль в ушибленных бедре и локтях. Передо мной стояла девушка примерно моего роста и возраста, с темными волосами, собранными в высокий хвост, и многочисленными выбившимися из него прядями. У нее были большие черные глаза и длинные, как лапки паука, ресницы, ярким румянцем горели щеки, густые брови нахмурены, губы возмущенно приоткрыты. На ней были белая рубашка и черная юбка до колен, к груди она обеими руками прижимала книжечку в бордовом переплете.
- Что ты делал на полу? - строго и звучно отчеканила она.
- Я читал, - у меня возникло страшное желание оправдаться, - Извини, я не думал, что кто-то здесь будет ходить, думал, здесь больше никого нет...Но и ты могла бы смотреть под ноги.
Она устало вздохнула, так протяжно и тяжело, будто на ее плечах лежала вся тяжесть мира:
- Я помогаю Елене Сергеевне следить за порядком и чистотой. Но я здесь не работаю, - зачем-то добавила она, развеяв все мои предположения о ее возрасте, - Я студентка.
- А я заканчиваю школу, - ответил я, -  Меня зовут Костя.
- Понятно, - она кивнула.
Несколько секунд мы молча рассматривали друг друга. Над нашими головами с треском два раза мигнула лампочка. Незнакомка, не пожелавшая назвать свое имя, проследила за моим взглядом на потолок:
- Их давно не меняли, - выразительно сказала она мне, - Вон там две вообще уже сгорели.
Она повернула голову в конец библиотеки, из которого и появилась. Я только сейчас обратил внимание на темень, царившую там.
- Что читал? - девушка кивнула на сборник Рэя Брэдбери, о котором я совсем забыл. Я поднял его с пола и протянул ей.
Она одобрительно кивнула, я как будто даже стал выше в ее глазах.
- Будешь брать домой?
- Не знаю, - я пожал плечами, засунув руки в карманы брюк, - Я так, листал.
- Понятно, - кивнула она и вернула книгу на полку.
- А у тебя что там? - я посмотрел на книгу в ее руках.
Она почему-то покраснела, ее губы приоткрылись для ответа, из другой части библиотеки донесся голос Елены Сергеевны:
- Костя, чай остынет! Иди скорее к нам!
Я инстинктивно посмотрел в ту сторону, откуда меня звали, а когда повернул голову обратно, передо мной уже никого не было. Я посмотрел по сторонам, прошелся, заглянул за угол. Никого.
- Костя! - снова позвала Елена Сергеевна.
- Иду! - откликнулся я, все еще шаря глазами по проходам. И тут кое-что привлекло мое внимание: на выцветшей плитке белым пятном распласталась забытая незнакомкой книжка. Она была раскрыта, текст в ней был написан от руки, я смог разобрать лишь несколько фраз:
“ ...Что ты делал на полу?...
…- Я помогаю Елене Сергеевне...Я студентка…
…- Я так, листал…
...Костя....чай…”
Из-за угла показалась голова Павла Анатольевича, что очень меня напугало, я поспешно закрыл книгу.
- Тебя не дозовешься, - проворчал он, глядя исподлобья.
- Я иду.
Стол Елены Сергеевны был расчищен для электрического чайника, трех чашек и двух тарелок печенья, книги аккуратной стопкой стояли рядом на полу, на них же находилась и стопка бумаг. Откуда-то взялись еще два стула, на которых устроились мы с охранником. Чай был слишком горячим, чтобы не обжечься, так что я временами обхватывал чашку ладонями и грелся, пока не становилось больно. Мы вели вполне милую, дружескую беседу, будто знали друг друга много лет. Но казалось так только оттого, что говорила, в основном, Елена Сергеевна, я же кивал головой и со всем соглашался, изредка отвечая на ее вопросы, старик что-то ворчал и раздражающе часто ударял ложкой о стекло, мешая сахар в чае.
- А-а, “О чем думают люди, когда листают пустые страницы?” - понимающе улыбнулась библиотекарь, заметив на стопке бумаг бордовую книгу.
- Что, простите? - не понял я.
- Еще не читал? - ее улыбка стала кривой, - Интересный выбор.
- Я не читать. Ее уронила та девушка, - я кивнул вглубь лабиринта, - Надо бы вернуть. Почему она не пьет с нами чай?
Впервые за время нашего знакомства с лица библиотекаря сползла улыбка, старик перестал мешать свой чай.
- Какая девушка? - спросила Елена Сергеевна.
- Студентка, - пояснил я, недоумевая, - Она сказала, что помогает Вам в библиотеке.
- Опиши ее, - тихо попросила библиотекарь. Ее лицо выжидательно застыло, чем очень сильно напомнило мне маску.
- Брюнетка, черноглазая, среднего роста.
- Что еще? Расскажи подробнее! - потребовали побелевшие губы Елены Сергеевны.
- Черная юбка, белая рубашка, - я задумался, - Волосы собраны в хвост, но все равно торчат прядями. Сама белая-белая, а щеки очень розовые.
- Она назвала свое имя? - буркнул старик.
- Нет.
Павел Анатольевич и Елена Сергеевна встретились взглядами и надолго замолчали, будто общаясь телепатически.
- Что происходит? - наконец спросил я. Их поведение было настораживающим, и я уже начал думать, что ошибся, считая странным только старика.
Мой вопрос был проигнорирован. В попытке привлечь внимание я закашлял. Библиотекарь посмотрела на меня так, будто не сразу узнала, охранник, казалось, избегал моего взгляда и снова начал сосредоточенно помешивать чай.
- Раньше она часто приходила, - услышал я тихий голос Елены Сергеевны.
- Теперь приходит реже? - предположил я, сбитый с толку.
Старик с такой силой ударил кулаком по столу, что звякнула посуда, я и библиотекарь подпрыгнули на стульях от неожиданности.
- Теперь не приходит!!! - страшным голосом прогремел надо мной Павел Анатольевич, грозя кулаком.
Напуганный и потерянный, я поискал взглядом помощи у Елены Сергеевны.
- Она умерла, - тихо и сочувственно, с грустью в глазах, шепнула библиотекарь.
От этих слов по моей спине пробежали мурашки.
- Этого не может быть, - я усмехнулся, хотя мне ни капельки не было весело, - Я ее видел около десяти минут назад.
Стеной стояло молчание.
- Она в меня врезалась, я упал, - я заговорил громче, - Мы разговаривали, она поставила книгу на полку. Не могло все это просто показаться. Она там была. И есть сейчас где-то там, - я указал на лабиринт из стеллажей, - Вы ошиблись.
Тишина. Две пары сочувствующих глаз смотрели на меня. Молчали, позволяли мне говорить без умолку одно и то же разными словами, не вмешивались, просто смотрели. А я не мог до конца прочитать эти взгляды, как ни старался. Я мог говорить, говорить, не останавливаясь, иногда скатываясь в абсолютную несуразицу, лишь бы не было тишины и исчезли эти взгляды.
- Нелепо! -  кричал я, - Мало ли темноволосых и черноглазых здесь бывают?
- Тише, - наконец сказала библиотекарь. И ее тихий голос так контрастировал с моим криком, что у меня появилось желание закрыть руками уши, - В здании только мы трое. Послушай, не кричи, - она подняла ладонь, призывая к молчанию, когда я снова был готов закричать что-то из того, что произносил уже не раз, - Я сижу здесь, на этом месте, или хожу по залу целый день. Павел Анатольевич каждый час проверяет первый этаж. Вдвоем мы бы заметили, если бы здесь был кто-то еще.
- Она дала мне эту книгу, - я ткнул пальцем в бордовый переплет, по непонятной причине глаза застлала пелена слез.
Елена Сергеевна ласково погладила мою ладонь рукой и мягко посоветовала:
- Прочти ее. Только без криков и слез, пожалуйста. Прочти, а потом мы постараемся ответить на твои вопросы, если они возникнут.
Ее голос будто управлял мной, будто крича я потерял свою волю. Я проглотил горечь и дрожащей рукой потянулся к книге.
“Мой дневник”, - гласила первая страница.
Я метнул взгляд на библиотекаря, на охранника. Заметив, что я смотрю на них, они поспешно отвели глаза.
“ 25.09.93
Дорогой дневник, что чувствуют люди, когда листают пустые страницы? Просто так никто не станет этим заниматься, правда же? Когда что-то листают, имеют цель хоть краем глаза что-то прочитать, узнать. Зачем читать пустые страницы? Они не несут никакой информации. Просто трата времени. Но кто в наше время станет тратить время зря да еще на такое бесполезное дело? Пустые страницы. Они, может, и не пусты совсем? Что-то в них все-таки есть, должно быть.
Этому странному предисловию есть объяснение: я завела новый дневник, тебя. Осознанно я веду дневники уже больше пяти лет. Привязываясь к обложке, страничкам, записям, вклеенной всячине, вкладышам,трудно переходить от старого к новому. Непотертая, блестящая обложка и белоснежные листы сбивают с толку. С одной стороны, меня охватывает воодушевление, ведь мне предстоит заполнить весь дневник от начала до конца. С другой же - паника. Мной овладевает желание писать без остановки, пока я не заполню все пробелы, пока не испишу каждую строчку. Новый дневник жив и молод, но одновременно с тем, мне он видится уже мертвым с этими чистыми страницами. Зачем они нужны, эти пустые страницы? Кто, кто их читает? Зачем?

27.09.93
Четвертый понедельник нового учебного года. Я их считаю, дни, недели, месяцы. Зачем? Я не знаю. Может показаться, что я отмеряю время потому, что чего-то жду. Но я уже давно ничего не жду. Все смешалось в моей голове, и больше ничего не хочется. Ничего из того, что может предложить мне этот мир. Я все больше мечтаю, живу в выдуманных мирах. Может, поэтому в моей реальной жизни ничего не происходит.

01.10.93
С днем рождения меня, с девятнадцатилетием. Этот день должен был стать таким же серым и обычным, как все остальные. Учебу никто не отменял, еще и на дополнительные по французскому вечером. Дополнительно я занимаюсь с нашим университетским преподавателем Инной Игоревной, хожу к ней домой. Сегодня, когда я пришла, она была не одна. Она вела беседу со своей соседкой, которую, как я узнала чуть погодя, звали Кузнецкая Елена Сергеевна. Она была молодым и энергичным главным библиотекарем города, старше меня всего на семь лет, невероятно красивая и улыбчивая женщина. Она просила называть ее просто Леной и звала к себе в библиотеку на чай. Когда она узнала про мой день рождения, то принялась так горячо меня поздравлять, что мне пришлось собрать все силы, чтобы сдержать слезы. Вскоре она ушла, мы с Инной Игоревной начали заниматься. Но продлилось это недолго: вернулась Лена с тортом. Весь вечер мы пили чай и общались. Потом пошли гулять на площадь. Это мой лучший день рождения за последние лет пять.

09.10.93
Дорогой дневник, однажды зайдя к Лене в библиотеку, я не могу перестать туда ходить. Она находится всего в трех остановках от моего университета. Когда отменяют последнюю пару, я прихожу к Лене, мы пьем горячий чай с чем-нибудь вкусным и разговариваем обо всем на свете. Иногда я даже помогаю ей расставить книги или убрать пыль с полок. Мне там очень нравится.

17.10.93
Я почти совсем перестала посещать занятия. Все началось с одной пары, потом я пропустила полностью учебный день, потом - несколько. Вместо учебы я хожу в библиотеку. Лена всегда мне рада. И Паша, охранник, с которым я завела знакомство, улыбается мне при встрече и носит печенье к чаю. Но я вижу беспокойство в их глазах.

07.11.93
Я все чаще хожу в библиотеку. Вчера на меня накричала мама за то, что я вернулась поздно (где-то в 11 часов вечера). Я все оправдывала учебой. А перед Леной я оправдываюсь желанием помочь ей с порядком. По правде же, там и помогать сейчас особо не с чем. Все масштабные дела переделаны, и я развлекаюсь вытиранием пыли и чтением за одним из столов в дальней части зала.

22.11.93
Меня не было в университете две недели. Ну никак не могу себя заставить туда идти. Умом я решаю, что сегодня иду на учебу, но ноги поворачивают в другую сторону. Теперь я даже выходные провожу в библиотеке. Она стала для меня местом, в которое я сбегаю. От чего сбегаю? Да от всего. Начиная напряженной учебой, неопределенным будущим и заканчивая сложностями во взаимоотношениях с людьми, отсутствием настоящих друзей. Здесь я счастливый человек. Но и в библиотеке не все так уж гладко. Я все чаще вынуждена слушать лекции Лены о пропусках учебы. Сегодня она спросила:
- Может, у тебя какие-то проблемы? Если я могу помочь, ты только скажи.
Я ответила, что лучшей помощью будет, если я буду продолжать бывать в библиотеке. Взволнованная возможностью моего отчисления, Лена уговорила Инну Игоревну выступить руководителем моего несуществующего проекта. Это объяснило бы мой фактический переезд в библиотеку. Скрипя зубами, Инна Игоревна согласилась меня прикрыть, но было поставлено условие о посещении университета хотя бы два раза в неделю в определенные дни. На этой неделе это будут вторник и четверг.

23.11.93
Какой ужасный день. После тихой просторной библиотеки было настоящей пыткой попасть в этот кишащий заразой муравейник. Они ходят по лестницам, коридорам, смеются, сидят в аудиториях, разговаривают, читают, едят...Почему-то любое их действие жутко раздражает меня. Я ненавижу их всех, хотя каждый из них в отдельности не сделал мне ничего плохого.

30.11.93
Я так зла, просто в бешенстве. Эти двое не отставали от меня целый день. Они шутили надо мной, им было весело. Они находили во мне все новые причины пошутить и смеялись, смеялись. Они думали, я ничего не вижу. Когда поняли, что это не так, начали смеяться уже открыто. Не желая проблем, я проглотила все это молча, сдержалась. Но как же это было трудно! Я свернула в пустой коридор и сильно укусила свою руку. Мне было больно, но это было даже приятно. Я не пошла на следующую пару, пряталась в кладовке для инвентаря уборщиц и причиняла себе боль снова и снова. Я не могла остановить это, потому что когда проходил болевой эффект, мне становилось настолько паршиво, что я начинала рыдать от бессилия сделать что-либо еще. Немного успокоившись, я ушла с занятий совсем. Придя в библиотеку, я столкнулась с негодованием Лены по поводу пропуска пар. У меня не было сил ни слушать ее, ни оправдывать свои поступки. Я развернулась и ушла. Половину дороги за мной бежал Паша. Он пытался остановить меня, успокоить, чем-то помочь, чем расстроил еще больше. Сейчас я сижу в парке, уже темнеет, я одна, и мне страшно.

01.12.93
Не могу отделаться от мысли, что за моей спиной все перешептываются. Я прислушиваюсь, и шум стихает. Оборачиваюсь на косые взгляды - они исчезают. Мне кажется, что каждый норовит подставить мне подножку или толкнуть в спину, что каждый может найти во мне причину для смеха или издевок. При всем этом никто меня еще не трогал. Возможно, мне просто все кажется.

08.12.93
Дорогой дневник, меня саму удивила моя сегодняшняя паника. Как только коридоры наполняются людьми, мне словно недостает воздуха, а от каждого случайного соприкосновения - этого не избежать в местах скопления людей - я задыхаюсь. Мне так страшно, до дрожи. Я больше не хочу ходить в университет.

10.12.93
Я снова была на учебе. Инна Игоревна и Лена так накинулись на меня, что легче было уступить им. Все шло вполне нормально, я ничего не боялась, что очень меня обрадовало.

14.12.93
Сегодня в коридоре меня случайно толкнули. Мне не нравится нарушение моего пространства и чужие прикосновения. Такое чувство, что все это понимают и специально стараются досадить мне. Со всеми этими нервами я практически не учусь, другие мысли отвлекают меня, мне бывает трудно сконцентрироваться. Я сказала об этом Лене, когда снова завела тему о полном уходе из университета. Она устало на меня посмотрела и попросила пойти завтра хотя бы ради нее. У меня нет выбора, я не хочу ее расстраивать, она столько для меня сделала.”
Я перевернул страницу и обнаружил, что она пуста. Все остальные тоже были пусты. Я пролистал их быстро, потом медленно, разглядывал каждый листочек. Нигде не было даже случайно оставленного штришка ручкой. Не было никаких заметок, посторонних записей. Не нашел я и того фрагмента, который мельком увидел еще в лабиринте. Пусто. Эти белые страницы кричали своей пустотой и в немоте своей смотрели на меня, и мне стало страшно. Когда я читал дневник, что-то показалось мне странным, что-то я не понял. Самая первая запись показалась мне чистейшим бредом. Я все не мог понять, чем ей не угодили чистые листы. Теперь же мне самому хотелось заполнить их, исписать, лишь бы не было тишины на них. На этих страницах должны были быть описаны дальнейшие дни жизни незнакомой мне девушки, а они были пустыми. По такому же принципу, их не могло быть совсем...Погодите. Почему они пусты? - - Почему она перестала писать? Она. Кто она? Девушка, студентка, девятнадцать лет, значит, примерно второкурсница, помогает Елене Сергеевне…
- Неужели это она? - спросил я у библиотекаря.
Она молча выдвинула один из ящичков стола, порылась там, достала большую книгу, полистала и протянула мне небольшой листочек. Это была фотография, старая, пожелтевшая. На ней были три девушки. Одна, та, что слева, была стройной и кудрявой, с такой же улыбкой, как и сейчас. Елена Сергеевна. Справа стояла блондинка в очках, ее я не знал.
- Белоконь Инна Игоревна, - подсказала мне библиотекарь.
А в центре стояла брюнетка в черной юбке, выглядывающей из-под пальто, с растрепанными волосами, собранными в хвост. Это была та самая студентка, которая споткнулась об меня в лабиринте, которая дала мне бордовую книгу, чей дневник я читал. Все трое обнимались и выглядели счастливыми. На заднем фоне сияли огни вечернего города. На обратной стороне фотографии ручной была написано: “01.10.93 - ее день рождения”.
Ее. Чей?
- Как ее имя?
- Она его почти не истользовала, не называла,- буркнул старик.
- Хотя в ее имени не было ничего такого, обычное имя, - добавила Елена Сергеевна.
Может, в этом и была причина. Из того, что я прочитал, мне было видно, что она не была обычной девушкой и даже выделялась не так, как другие. Ей не хотелось быть частью обычного. Она упоминала, что много мечтает, что почти не принадлежит реальному миру. Так зачем ей обычное, реальное имя? “И в лабиринте она не назвалась”, - вспомнил я с улыбкой.
- Что с ней случилось? Почему она больше не писала?
- На следующий день она пошла в университет. На перерыве, спускаясь, она упала с лестницы. Умерла от перелома шеи, - проворчал Павел Анатольевич.
Мной овладел ступор, потом ударила крупная дрожь. Я почувствовал себя так плохо, что, казалось, во мне нет ничего, кроме взявшейся откуда-то горечи. За одним из дальних книжных стеллажей мелькнул край черной юбки. Решение пришло само. Я встал, подо мной скрипнул стул, от этого звука я поморщился.
- Куда ты? - забеспокоились Елена Сергеевна.
- За ней, - сказал я, направляясь вглубь лабиринта, туда, где она любила читать, где давно перегорели две лампочки. Наверное, ей неудобно читать в темноте…
- Посмотри на дату, - кричал старик, - Это было почти двадцать четыре года назад!
Но я не слушал. У меня в руках был дневник, откуда-то взялась и ручка. Я сел за один из столов у дальней стены, чувствуя ее руку на спинке стула. Я не оборачивался и писал в темноте, уничтожая пустоту страницы:
“21.10.17
Дорогая хозяйка дневника, не обижайся, что я пишу в твой дневник. Дорогой дневник, не обижайся, что пишет не она. Не знаю, что чувствуют другие, листая пустые страницы. Они, как и я недавно, могут даже не понимать смысла этого вопроса. Теперь я все понимаю, и чувствую непомерный ужас, мне очень страшно. Я заполню все страницы, чтобы и она больше не боялась…”
Дождь закончился, одиноко и редко падали холодные капли с насквозь промокших деревьев. Ветер слабо трепал оставшийся на мокрой и грязной земле мусор. Все так же безнадежно серели безлюдные улицы. Город был лишен сил, опустошен дождем, как был опустошен я этой встречей, как страницы бордового дневника опустошены ее уходом.