Золото, гл. 12

  Глава двенадцатая
Конец апреля 1911 года

     Никола Лаптев своим молодым умом все понял и сидел, выпрямившись, будто кол проглотил, со страхом посматривая в сторону Лисицкого. Старший же Лаптев явно пребывал в растерянности, не разумея того, что сейчас его авторитет разрушается полностью и окончательно.
     - Это с какой же стати мы с Николой пойдем в ночь со скотиной через пролив? – после долгого молчания спросил Василий почему-то осипшим враз голосом.
     - Не с Николой, Василий! – ухмыльнулся Лисицкий. – Никола-то как раз останется со мной, ибо мне нужны рабочие руки. Ты пойдешь один!
     - Никола не останется с тобой! – твердо произнес Василий.
     - А вот это уже не тебе решать! – в руке Лисицкого блеснул револьвер. – Как написал мне капитан корабля, ссаживая меня на этот, Богом забытый берег, «бунт на корабле карается смертью». А ты, Василий, поднял бунт… И если не подчинишься мне, как капитану корабля, ну, или губернатору этого острова, я безо всякого сожаления казню тебя. Мне здесь бунтари не нужны! Решай, Василий, или ты подчиняешься мне беспрекословно, или сей же час забираешь часть скотины, какую сочтешь нужной тебе для пропитания, и уходишь. Третий вариант – только смерть!
     - Батя! – робко подал голос Никола…
     - Молчи, сыне мой! – жестко оборвал его Василий. – Не дай скверне проникнуть в твою душу! Мне же погибель за веру не страшна!
     - Погибель за дурь твою, Василий! Не за веру! Ты не бросайся словами, холоп! Мы все здесь в равном положении, и только помогая друг другу, только в общем стремлении обеспечить хоть как-то свою жизнь, мы можем выжить. Ты ведь даже не заметил, мой шибко верующий собрат по несчастью, что своими действиями ты меня свел в положение своего холопа, запретив мне то, что положено мне по праву старожила острова: жить рядом с тобой, пользоваться своей же посудой… И меня же обвинил в том, что я пытаюсь обратить в холопство тебя! Где же здесь логика, Василий?!
     - Чего ты добиваешься? – спросил Василий, впервые за время тягостного для всех разговора подняв глаза и прямо посмотрев в глаза Лисицкого.
     - Малого! – ответил тот. – Я тебе уже сказал, что выжить мы сможем только сообща, не важно, останемся ли мы здесь, или пойдем через пролив. Мы не в том положении, чтобы расшатывать сейчас лодку, в которой плывем все вместе. Я не хочу тебя убивать, но я сделаю это, коль не ты не станешь мне подчиняться. Ни в коей мере я не желаю низводить тебя до положения холопа, но и терпеть твои нравоучения и попытки обратить меня в твоего духовного ученика я не буду. Теперь будет так: я не вмешиваюсь в ваши духовные дела; вы же не пытаетесь силой ли, угрозами ли выселить меня куда-то на задворки обратить в свою веру. Я либо приду к ней сам, убедившись в ее священнодействии, либо останусь при той вере, которая заложена во мне от рождения. Другого не будет!
     - И как ты будешь «губернаторствовать», коль не смыслишь ничего ни в обращении со скотиной, ни в других хозяйственных делах? Ты же загубишь все!
     - А я и не собираюсь руководить хозяйственными делами, Василий. Это возложено на тебя и Николу. Но все, что смогу, чему вы меня обучите в этих делах, я буду делать наравне со всеми. Барином я над вами не буду, а только лишь товарищем по труду.
     - Тогда в чем же я должен тебе подчиняться?
     - Просто привыкни к мысли, что не ты, а я главный в нашей команде. И все главные вопросы решаю я, а не ты.
     - Только по той причине, что у тебя в руке оружие?! – криво ухмыльнулся Василий. – А ежели мы отберем его у тебя?
     - Даже не пытайся, Василий! – твердо сказал Лисицкий. – Не забывай, что я командовал сотней самых отчаянных храбрецов Русской императорской армии. И рука у меня не дрогнет, коли что!
     - Батя! – вновь подал голос Никола. – Господь нам ниспослал испытание, и мы должны, ничтоже сумнящеся, принять его. Иного ведь не дано нам. Не упорствуй, батя! Пусть будет так, как хочет барин!
     - Верно, Никола! – сказал Лисицкий. – Я ведь и не желаю многого. Только лишь того, чтобы далее по жизни мы шли слаженной командой. В которой все друг дружку понимают и поддерживают.
     - Но при этом, ты постоянно держишь наготове свое оружье! – угрюмо произнес Василий.
     - Что ж, временно это необходимая мера, Василий! Надеюсь, что в скором времени она не потребуется. А сейчас давайте спать, коль мы решили готовить переход через пролив. Но до этого нам нужно будет еще не один раз сходить к кораблю.
     С утра шторм утих, была ясная солнечная погода, и островитяне отправились к месту кораблекрушения. Шторм окончательно добил судно, и теперь берег был завален досками палубы, почти не поврежденными волной, и обломками обводов бортов, из которых можно было выбрать довольно крупные. Весь день островитяне стаскивали тяжелые доски в одно место и увязывали их в пачки, чтобы потом можно было утащить их волами.
     Уже смеркалось, когда Никола нашел среди кучи обломков разбитую телегу.
     - Вот это дар Господен! – воскликнул Василий, когда Никола показал ему свою находку. – Гляди-ко, колеса целые, оглобля одна сломана, но весь металл с нее можно снять и поставить на новую. Даже хомут цел!
     - Чему вы радуетесь? – спросил подошедший Лисицкий. – У нас ведь нет лошади!
     - Но у нас есть волы! – сказал старший Лаптев. – Телегу мы переделаем под волов, и в нее сможем погрузить большую часть нашего скарба. Конечно, придется сделать не один переход туда-обратно, но ведь это лучше, чем тащить весь груз на себе!
     Уже стемнело, когда закончили разбирать обломки телеги и снесли то, что могло еще пригодиться в общее место.
     До жилища дошли полумертвые от усталости и сразу же завалились спать.
     Утром волов пригнали на берег, и Василий, вооружившись топором, стал вытесывать из палубной доски ярмо для них. Лисицкий и Никола тем временем собирали среди обломков все металлические предметы, которые смогли найти.
     Василий закончил работу к полудню и, примерив ярмо, позвал товарищей. Пока они удерживали обе части ярма, Василий увязал их веревками между собой, и  Никола подвел волов к первой пачке досок. Доски на длинных веревках привязали к ярму, и Никола, повел волов к проливу, погоняя их хворостиной. Несмотря на тяжесть груза, волы тащили его без особых усилий.
     - Лихо! – только и смог сказать Лисицкий, провожая взглядом воловью упряжку.
     - А то! – поддержал его Василий, рукавом рубашки утирая пот со лба. – Таскать, конечно, далековато, но что поделаешь… Времени много уйдет, пока переправим все.
     - Василий, пока у нас все подготовлено к  переправе, может быть, ты сходишь через пролив, чтобы выбрать место, где мы будем обустраиваться? А мы с Николой управимся здесь вдвоем.
     - В этом есть резон! – ответил Василий. – Заутра, пожалуй, и отправлюсь. Хотя я не таежник, а на Дону у нас великих лесов нет, выбрать сухое место у какой-нито речки смогу.
     Вечером островитяне сняли сети, поставленные накануне в лагуне, и вытряхнули из них три мешка рыбы. Дотемна рыбу разделывали, солили и развешивали у «чума» вялиться. Оба кота – Васька и Кузька, обожравшись рыбой, валялись у сетей, и их постоянно приходилось обходить…

Продолжение следует -