История про Гу

                ...Имя, которое может быть названо, не есть постоянное имя...
                Дао дэ цзин, 1.

                Лучший правитель тот, о ком народ знает лишь то, что он существует.
                Дао дэ цзин, 17.


    Его звали Гу. Я не хочу сказать, что он был Гу, но фактом остаётся только то, что его звали Гу.
    Он был подобен многим великим. Но ни один из них, возможно, не преуспел вот в этом единственном – они были теми, кого знали многие, и соответствовали тому имени, которым их называли, а его все звали Гу, но всё-таки не было доподлинно известно, хотел ли он пребывать скрытым, позволяя именовать себя так.
    Конечно, кто угодно с тех пор при желании мог бы заявить: это именно я был Гу. Но это ни к чему не привело бы, потому что никто уже, пожалуй, не сможет, быть известным и вместе с тем оставаться в тени, именоваться Гу и всегда проплывать мимо всякого имени.
    Как объяснить это? Ведь он в самом деле был человеком, вероятно, даже более обычным, чем всякая самая неказистая обыденность. В этом, как думают, было одно из качеств его неизвестности.
    Был ли он простым сапожником или двумя замужними женщинами, как в историях, происшедших с некими преподобными отцами, или кем-то ещё, – кем бы он ни был, скорее всего, он даже не догадывался о том, что он – Гу. Как, впрочем, и о том, что он – не Гу.
    Я не смеюсь, поверьте, для меня самого это было удивительным до слёз, когда однажды удалось мне заметить его. Или, лучше сказать, не его, а то, далёкое, делавшее его неизвестным. Он даже не пытался никак организовывать вокруг себя пространство, он просто жил, и оно само становилось рядом с ним таким, как был он – простым и ясным, и вместе непостижимо и непоколебимо ускользающим, каким бывает весенний воздух.
    Искал ли он чего-либо? Думаю, да. Но только самого простого, как какая-нибудь стручковая фасоль, садовая лопатка или фланелевая салфетка для протирания очков... Думаете, я скажу: «несмотря на то, что он их не носил»? Да, но если бы это было так, тогда это не было бы уже тем, что было. Я не знаю, носил ли он очки.
    Что ж, если говорить о нём, ища хотя чего-нибудь прочного, можно сказать об этом. Он есть, но никто о нём ничего не знает. Все о нём всё знают, но на самом деле даже не догадываются о том, кто же он есть.
    И это, – пусть будет так, – Гу. Не Гантенбайн какой-нибудь, вовсе нет. Он даже не искал ничего подобного, – ни сам себя не именовал, ни устраивал никогда так, чтобы кто-нибудь дал ему это имя.
    Может быть, чуть больше можно было бы узнать о том, как он пришёл в это. Ведь многие знают о том, как это бывает, однако же не многим удаётся увидеть в безликой или наоборот, многоликой толпе – его, идущего по своим (или никогда не своим) делам, как если бы он шёл никуда, как Кристофер Робин.
    Сказал один человек, что его всегда занимала мысль, чем заняты люди, когда не заняты они совершенно ничем, что делают они, ничего совершенно не делая? Ведь это, судил он, есть момент самой что ни на есть чистой, ничем не прикрытой жизни. И вместе – кто увидит её, хотя она никак и не скрыта?
    Да это человек, но такой, глаза которого не покраснеют от слёз, или наоборот – покраснеют, но всё равно, это будет так, как если бы он плакал всегда или никогда не плакал, а только смотрел и смотрел, исчезая, непрестанно оставляя себя открытым.
    Я не знаю, кто был он такой, не знаю, когда я видел или знал его, не знаю, где и как это было, – знаю лишь одно: я был с ним, я видел его, я однажды (даже если бы это было тысячу раз) узнал его. И вместе с этим, или лучше сказать, это со мной произошло именно потому, что я его никогда не узнаю.
    Не видя, я видел его, и увидев его – не видел. Но кто же, скажите, дал мне такую милость?
    Пусть скажет тот, кто знает.
    Став правителем одного простого и малого мира, мгновенья, себя, цветка или муравья и хлеба, или чего угодно того, что можно так просто видеть, он вместе стал и правителем всего. Да только он того никогда не хотел. И не стал им, потому что то невозможно. Но всё творение отвечало ему тем же, чем он повсюду встречал его – обыденной, как самая жизнь, незаметной в своём равновесии, словно несуществующею, – любовью.

Апрель 2014.


    Ван Гу – согласно легенде, китайский изобретатель (около 1500) пилотируемого порохового ракетного летательного аппарата. Ван Гу соединил фермой два коробчатых воздушного змея и снабдил их сиденьем. В нижней части змеев были установлены 47 пороховых ракет, которые при старте одновременно должны были поджигать 47 человек. Погиб при попытке осуществить полёт, в результате взрыва ракет. Один из кратеров на обратной стороне Луны назван именем Ван Гу.