Хан Шёнебек. Меннониты в Азии

/В моём основном сборнике будет подробней о путешествии меннонитов в Азию, а это не большой рассказ/

Хан Schoenebeck,

По всей степи растянулись провожающие, кто мог идти, ушли вслед за вагонами далеко, а кто-то сидел и просто смотрел в даль и теперь уже встречал возвращающихся провожающих, ну вот и всё, кто знает, что их там ждёт, кто знает, что будет с оставшимися. К этому времени колония была уже вполне жизнеспособной.
Из щелей неплотно прилегавшей дверной кошмы серелась тоскливая мгла мелкого, частого дождя, словно сквозь сито падавшего из обложивших весь горизонт непрерывною пеленою бесформенных масс густых облаков. Сколько уже смотрит Иоханнес на эту мглу в щель вагона, он и не знал. Он уже в которой раз вспоминал Семёна, может тот что-то знал, почему он так относился к их переселению. У них в посёлке работал один русский, и он часто приходил на работу со своим сыном Семёном. Парень был по возрасту такой же как он, конечно, хотелось с ним общаться, но и времени у обоих не было, да и языковые проблемы, Иоханнес посещал курсы русского языка и в школе учил, но этого было недостаточно. Но как-то неожиданно он оказался рядом с Семёном, сначала обменялись жестами, а потом начали кое какое общение, было и смешно и даже интересно. Иоханнес почти не выезжал за пределы их колонии, и что там дальше знал только с рассказов, а этот парень знал много и пытался рассказать. Однажды Семён его спросил так прямо без всяких, зачем Иоханнес идёт в Азию, не ужели он не видит, что им не всё говорят на собрании. Это ж итак понятно, что тесно здесь стало тем, кто рвётся к власти, что они ищут причины, чтобы увести народ, начать всё с нуля, а они станут у них руководителями. Такие вольные мысли напугали Иоханнес он был сильно верующий, а это мысли против того что говорит старший. А значит так думать нельзя. Им говорили, что там их ждёт спасение. Иоханнес стал избегать встречи с Семёном.
С утра старшие ушли в Ташкент узнать, что с их прошением. За старшего в лагере остался его дедушка. Иоханнес хотел пойти в степь, он любил туда ходить смотреть на диковинные растения, птиц, насекомых. Он пошёл к дедушке сказать куда идёт, но он только успел поздороваться с дедом, как оба застыли от неожиданного. Во двор их лагеря зашли три местных незнакомых человека. Видно было что это очень непростые и, похоже очень богатые люди. Они держались подобающе важно, но, два, видно, сопровождающих стояли слегка, склонив голову. Иоханнес сначала смотрел на пришедших не понимая, что бы это значило, но потом он обратил внимания на гостя в центре, у него была сбрита одна часть усов, его богатая одежда говорила о том, что это никто иной как брат хана, который жил в летнем лагере недалеко от них. Он слышал, но не видел, что с ханом живёт его брат, который в знак отличия сбрил одну часть усов. В руках, сопровождающих была какая-то одежда из местной ткани. Пришедший что-то сказал на своём языке, конечно, они ничего не поняли, лишь догадались, что это приветствие. Дедушка тоже произнёс слова приветствия и пригласил жестом гостей заходить. Два сопровождающих подошли к дедушке и подали ему, как выяснилось, парчовые халаты. Дедушка принял подарок со словами благодарности. Потом один из сопровождающих стал произносить какие-то отдельные русские слова, но говорил он их так что понять было трудно, Дедушка русский знал совсем плохо, а Иоханнес напрягший все свои познания русского языка начал понимать, что говоривший постоянно произносит слово болеет. Он перевёл дедушки своё предположение. Дедушка сказал, чтобы Иоханнес спросил у них. В ответ, говорящий радостно закивал головой, довольный что его поняли. В их лагере не было врача, не было и старших кто мог бы что решить, решение надо было принять дедушки. Дедушка стоял неподвижно, глядя куда-то в даль он начал говорить на немецком, но выглядело это так будто говорит он сам с собой. Дедушка говорил, что, если пришёл такой высокопоставленный гость, значит болеет кто-то очень важный. Ну чем они могут помочь. Если они сейчас откажутся, эти люди не простят им, если они кого-то пошлют и у него не получится помочь. Назад он тоже может не прийти. Дедушка сказал, что делать нечего, он пойдёт сам, он не может послать кого-то в неизвестность, что ему скажут их родственники. Иоханнес подошёл к деду и сказал, дедушка, пошли меня. Я один. У меня нет семьи. А если что, ты ответишь за меня, так же как мне пришлось бы отвечать за тебя. Но что я должен делать. Дедушка сказал, самое главное. Ты не должен показать, что боишься и не знаешь, что делать. Держи себя спокойно и не навязчиво. Возьми, для пущей важности нашу апотеку, и травы. Ходят слухи, что возобновился тиф. А его вылечить нельзя, от него либо выздоравливают, либо умирают. Дедушка пошёл в половину, там находилась место где собирались старшие и вынес оттуда приличный сундук, привезённый ещё с Пруссии. Он протянул сундук внуку и глядя в глаза сказал. Прости меня, Иоханнес, прости меня Боже, за то, что я сейчас делаю. Иоханнес взял сундук, повернулся к гостям и сказал по-русски, что он готов идти с ними. Не далеко от них была летняя резиденция хана. Это была кибитка, дальше во дворе стояли кибитки его жён.  Звали его Schoenebeck/ Шёнебек. Он был богатый Бек и принц среди своего народа. Кибитка не выглядела сильно богатой или большой, она была покрыта войлоком.  Мебели тоже не было, кроме, может быть, пары очень низких нар. В центре был Камин и дым проходил через небольшое отверстие в крыше. Пол был покрыт тростниковыми циновками. Хан Schoenebeck, вообще-то, был доброжелательный старый джентльмен.  А когда Иоханнес вошёл к нему. То он увидел лежащего на середине кибитки на куче каких-то матрасов человека, видно было что болезнь его хорошо потрепала, он находился в полубреде, в состоянии лихорадки, на выглядывающих из-под халата руках, в котором он почему-то лежал, была видна сыпь, но лицо было чистое, только лицо было красное, одутловатое. Что с ним, и как его лечить он не знал, но помнил слова дедушки. Главное. Не подавай вид, от тебя зависит судьба всех нас. Иоханнес знаком показал, что хочет помыть руки, он помнил, что так делала его сестра, когда он помогал ей лечить младших братьев и сестёр после смерти матери. Потом он подошёл к больному и начал его раздевать, он попросил ему помочь. Они вынесли всю одежду хана и его постель на улицу, сложили всё в кучу и подожгли. Самого хана помыли с самодельным мылом, которое было в сундуке. За это время хану постелили чистую постель. А когда раздевали хана, он увидел несколько вшей. В сундуке были какие-то мази, такие были и у них дома, и ими мазали и его в детстве, если вдруг хоть на ком-то увидят вшу. Потом он перебрал тряпичные мешочки с травами, к которым были привязаны бумажки с описанием. Johannes отобрал мешочки с подходящей, на его взгляд, травой. Достал по немного из каждого, заварил и дал этот отвар хану. Возможно, что хана помыли, возможно молитвы деда, но как только хан попил отвар и его положили на постель, он уснул. Всё это время приближённые находились рядом. Иоханнес знаком показал, что всем надо тоже помыться и надо было что-то делать со вшами. Он вспомнил, как когда-то в детстве слышал рассказ, что костёр разжигали прямо в палатке, складывали туда одежду, костёр закидывали травой, было много дыма и закрывали палатку поплотней на ночь. Правда вещи потом пахли дымом, зато были безопасные. Примерно такое он организовал и здесь. Хан спал долго. Где-то в середине ночи его снова стала бить лихорадка, открылась рвота. Иоханнес снова обтёр его мокрой тряпкой, дал попить отвар, и хан уснул. Так продолжалось неделю. По требованию лекаря. Так его здесь звали, хану варили еду всё свежее и то что он любил. И все стали замечать перемены, хан перестал стонать, стал дольше лежать тихо. Но с открытыми глазами. А один раз он совсем неожиданно позвал брата, да так громко, что все враз затихли и кто-то побежал за братом. Хан, увидев брата, что-то спросил у него и уснул, зато все были ужасно рады. Больше всех был рад Иоханнес. Он в этот момент понял, что это его спасение, если хан выздоровеет, его отпустят к своим. И что сейчас с ними, получили или нет разрешение, а может уже ушли. Сколько он уже здесь. Сразу и не смог ответить сам себе, лишь немного подумав, вспомнил, началась вторая неделя. И тут Иоханнес позвали, но ни как всегда окриком, а буквально, кубарем, прямо под ноги подкатился один из слуг хана, и показывая рукой в сторону, где обедали приближённые, поманил его за собой. Иоханнес последовал за ним, им навстречу шёл брат хана, он был в хорошем настроение, что-то говоря по-своему он подтолкнул Иоханнес вперёд и тут подбежал переводчик и сказал, что его приглашают отобедать с ними, он вылечил их любимого хана и все благодарят этого пришлого немиса (так называли меннонитов местные жители). После обеда у Иоханнес спросили, что он хочет. Не задумываясь он попросил отпустить его в лагерь к своим. До лагеря он бежал бегом, только забежав во двор, остановился. Всё было без изменений, значит все ещё здесь. На секунду все застыли на месте где они были, кто первый вышел из оцепенения. Уже и не вспомнить, но зато, когда пришли в себя, бросились к Иоханнес с вопросами, всем не терпелось узнать. Что там было у хана. Иоханнес радостно отвечал на все вопросы, но не переставал искать среди всех своего деда. И вдруг он его увидел. Дед стоял, придерживаясь за стену сарая. Он был совсем не такой, одежда на нём висела, лицо было осунувшееся и это за одну неделю. Все собравшиеся поняли куда смотрит Иоханнес и расступились. Дед начал говорить каким-то чужим голосом. Он смотрел на внука, и первое что сказал, что он его ждал, он переживал за него, понимал, что послал его сам в неизвестность. И как он обрадовался, что внук его не подвёл. Ещё недавно дед отмечал свой семидесятипятилетний юбилей, он был тогда такой весёлый, а сейчас просто дряхлый старик. Johannes подошёл к деду они обнялись и пошли вместе в комнату.