Тень шайтана

У нас в Мотылях примечательности две. Сторож непьющий и дядя Фёдор, который по-арабски может. Про сторожа в другой раз расскажу, случай тоже по-своему уникальный. Есть, правда, поп Иван, он в Бога не верит. Но ведь уникальным это никак не назовёшь.
Дядя Фёдор самосильно освоил арабский язык. Село наше Мотыли нарочито невеликое, местной промышленности отродясь не бывало. И, конечно, лестно нам, его односельчанам, что простой русский так по-арабски шпарит, прямо муэдзин. Он и пишет тоже, но только знак забар не всегда помнит ставить. А так - вязь и вязь, коновязь. Иго-го, арабский язык.
Странно. От наших Мотылей, как у Гоголя - три года скачи, до халивата не доскачешь, тем более запрещён. В первое время было беспокойство. Наезжал из города полномочный: я, говорит, полномочный и должен всякое следствие производить. Никакого следствия он не производил, а просто сели они с дядей Фёдором вдвоём... и потом только бегали по очереди в лавку, весь вечер. Всё шампанское выпили, черти. Утром пошёл сторож в лавку - нет ни одной бутылки, всё выпили арабист и полномочный.
А как получилось? Дело это довольно странное, и даже таинственное. Шло через ФСБ, но потом ФСБ дело рассекретил и гриф "Совершенно" с папки снял. И так оно просочилось в СМИ за рубежом, где вызвало ограниченный переполох в узкоспециальном кругу.
Дядя Фёдор, как выпьет флакон-другой шампуни - он так и называл, шампунь: "А подай-ка мне, братец, шампуни флакон-другой!" - так язык у него и развяжется. Ну тоже хочется, конечно, и по-родному поговорить человеку. Не всё же стрекотать.
Лёг он спать. И явился ему во сне - не во сне, а как бы наяву, но будто сквозь сон - некто. Не кто, а именно некто. И даже никто. Сел у кровати и сидит. Дядя Фёдор не робкого десятка. Но и его пронял мороз до самых костей ног. И волосы поднялись дыбом на загривке. Он одеяло подтянул к подбородку: пусть, если помирать, то с достоинством, а наготу мою им не увидеть нипочём!
Некто посягать на достойную наготу не спешил. А вместо этого завёл долгую шарманку про какую-то девицу по имени Люба, с какой такой стати - не пояснил. "Жила девушка Люба. Она работала блинщицей, блины пекла в заведении. Ничем не примечательная Люба. Таких в мире миллион, а в Китае, пожалуй, побольше. Пекла блины и поливала их маслом, вот и вся забота. Однажды заехали к ним джигиты. У них один парень, как звать неважно, говорит ей: "Ты мне по сердцу пришлась, сегодня у нас праздник, ты тоже приходи". Люба говорит ему: "Я не могу, потому что мы не знакомы, а я так не могу". Он обрадовался и говорит: "Ты мне ещё больше нравишься после таких твоих слов. Если бы сразу согласилась, то я презирал бы тебя. А так я хочу с хорошими намерениями тебя познакомить с родителями, и мы просто посидим и отпразднуем". Джигиты уехали дальше. Люба задумалась. Ну, что ей судьба сулит? Ничего хорошего. Сегодня блины, и завтра блины. А годы идут. Часики стучат, так-так... Мужики только об одном, и мужиков-то раз, два - а третий уже и не мужик вовсе... А хочется пожить. Ну и дома ежедневная пилка дров. Тоже... не фунт изюма.
Думала она, и надумала: пригласить с собой подругу одну, Марьяну. Вдвоём не так страшно. Ну, пошли... А через три дня нашли их на пустыре, обеих, и места живого нет. Мужики наши поехали на двух машинах, одна грузовик, туда к этим. Во главе с одним, не то он погранец, не то ещё кто. Был на войне, приехал сам не свой оттуда. Жена убежала. Потому, он ротой командовал: "Рота, подъём! Рота, в атаку!" И днём и ночью. Кому понравится. Она и сбежала с кузнецом. У нас все с кузнецом бегут. Здоровый, и если догонят, то бить сильно не осмелятся из-за кузнеца. А этот стал теперь взводом командовать: "Взвод, подъём! В атаку!" Видно, в сумасшедшем департаменте понизили до лейтенанта.
Приехали. Те стрелять... Мишу Васильева зацепило в плечо. Так потом наших же и повязали. А Миша, так вышло, что в лесу на сучок напоролся. Доктор написал. Шёл выпивши, ну и... с кем, как говорится, не бывает. Замяли, короче. Но кровь-то вопиет! Земля алкает справедливости. А нету её, справедливости, и не будет. А теперь я должен тебя ликвиднуть как узнавшего тайну и дом твой спалить дотла. Ибо я дитя огня и называюсь..." И слово сказал, нормальный человек и выговорить не сможет, да и не захочет.
Дядя Фёдор приготовился к худшему. "Постой, - говорит шайтан, - погоди! Это у тебя что там на полке? Зелёный? Коран, что ли?!" Да, отвечает ему дядя Фёдор, я очень Коран люблю читать на сон грядущий в переводе Саблукова. Сегодня вот только не читал. "Коран читают по-арабски. Саблуков перевёл мастерски, но всё не оригинал. Учи язык! А я, чтобы не забыл ты и рвение не потерял, тебе память оставлю..."
Сказал - и пропал. Дядя Фёдор, натурально, в холодильник за шампанским. Так флакон с горла и заглотил на радостях - жив, жив остался! Утром смотрит - а на стене тень... Не человек, не птица, не зверь какой, - так, некто... Так и осталась на стене. Обои переклеил дядя Фёдор - не уходит тень. Закрасил это место масляной краской - нет, не уходит. Позвал соседа, это сторож тот самый, и вдвоём они переставили сюда шкаф. Так она на шкаф перекочевала.
Плюнул, стал учить арабский. Выписал курс, завёл тетрадку, с утра до вечера каля-маля, делать на пенсии нечего... Поп Иван заподозрил: "Ты чего это - в откол собрался?" Нет, не в откол, а просто учу язык для своего удовольствия и на будущее.


22 октября 2017 г.