Поездка

ПОЕЗДКА
Жена не хотела, чтобы он ехал поездом, пусть и в «люксе».
– Ну, зачем тебе трястись шесть дней с мелочью, – пыта-лась она образумить мужа. – Да еще неизвестно с какими по-путчиками. Если тебе приспичило познакомиться с другим своим родителем, лети самолетом. Быстрее обернешься.
Она вообще была против встречи. Филипп про своего от-ца ничего не знал. Даже фамилия у него была материнская – Елагин, которой гордился, поскольку в этом роду были люди весьма достойные, верой и правдой служившие во славу фло-та российского. Особенно дед – видный инженер кораблестрои-тель, по сути, воспитавший его. Именно твердая мужская ру-ка деда – этого, по словам матери, носителя семейных тради-ций – помогла мальчику спокойно и без психологических потрясений перенести безотцовщину.
В их доме никогда не произносилось имя его второго ро-дителя, будто того вообще не было.
– Мам, – приставал он к ней маленьким, – а где мой папа?
И получал ласково-улыбчивый ответ:
– Как я могу знать, если тебя аист в люльке принес.
– Мама, – спрашивал он ее, когда подрос, – почему ты не хочешь, чтобы я хоть что-нибудь знал о своем отце? Или ме-ня в пробирке зачали?
– Нет, сынок, – с какой-то затаенной грустью отвечала ему мать, – самым обычным путем. Но я действительно не знаю о нем ничего, поскольку мы почти сразу расстались.
– А по чьей вине? – не переставал задавать вопросы сын. – Нельзя же так просто – взять и перестать встречаться?
– Все бывает, – обычно отвечала она ему, закрывая не-приятную для себя тему словами, – когда повзрослеешь, то-гда и поймешь, что к чему.
Что касается деда, то на естественный к нему вопрос вну-ка, ответ был однозначен:
– Считай, что твой отец я – Елагин Федор Михайлович.
– Но ведь мое отчество не Федорович, а Оскарович.
Так продолжалось лет до тринадцати, до того момента, когда Филиппу удалось подслушать дедовский разговор с его матерью.
– Говорил я тебе, что мне надо было усыновить твоего ребенка, которого тебе, не подумав, захотелось родить. Тогда бы он носил мое отчество, а не какого-то известного лишь тебе Оскара, и не выкобенивался передо мной, разыгрывая из себя непорочно зачатого.
– А что бы это, по сути, изменило? Ну, стал бы твой внук в одночасье тебе сыном. Вопросы-то про отца все равно ни-куда бы не делись. Согласись, они естественны для мальчи-ков его возраста. Время само собой все уладит.
Подслушав разговор и поняв, что напрямую от предков от-ветов не добьешься, Филипп решил их взять не мытьем, так ка-таньем. Авось на чем-нибудь да проколются, надо лишь чуть потерпеть. Тем не менее, разобидевшись, он несколько дней почти не вылезал из своей комнаты. А на вопрос: «Какая муха укусила?» – отвечал из-за запертой двери: «Цеце».
Тем не менее, мать оказалась права. Взросление – это та-кой процесс, когда каждый день приносит новое, отодвигая на задний план все менее важное, не влияющее на принятие решений. Вот и у Филиппа, казалось бы, острый вопрос о своем отце – у всех его одноклассников они есть, и некото-рыми даже можно похвастать – постепенно перешел в разряд маловажных и неприметных, на который можно было отве-тить пожатием плеч. И только в совсем уж взрослом состоя-нии, когда сам дважды стал отцом, он вновь стал всерьез за-думываться над своими корнями.
Однако к этому времени дед и мать, могущие поведать ему тайну его рождения, ушли из жизни. Единственным сви-детелем того давнего знаменательного события оставалась по-друга матери, которая после настойчивых уговоров открыла Филиппу тайну, о которой ранее поклялась молчать.
– Твоя мама, – сказала она Филиппу, – была слишком са-мостоятельна. А с подобными девицами мужики предпочи-тают дружить, не доводя дело до свадьбы. Но поскольку ее родители мечтали о внучатах, а она хотела стать матерью, то решилась наплевать на условности и родить, выбрав отлич-ного, по ее мнению, производителя, с которым познакоми-лась на одной из вечеринок. Высокий, физически крепкий, русоголовый, с хорошей речью, быстрым умом, он сразу привлек ее внимание. Настоящий мужчина. «Светик, – ти-хонько прошептала она мне, кивнув незаметно головой на мужчину в морской форме. – Как тебе этот красавчик в каче-стве отца моего будущего ребенка?» – «Ты что, с ума сошла? – как помню, прошептала я ей тогда в ответ. – Только увиде-ла и сразу на спину падать! Погуляй с ним хоть немного, узнай, кто он и что». – «А я узнала от Димки, которому он приходится со стороны жены дальним родственником. Воен-ный моряк. Служит на Дальнем Востоке. В Москве в коман-дировке. Женатый. Через несколько дней улетает к себе до-мой. Так что некогда ни ему, ни мне шуры-муры разводить».
– Ну, что я могла возразить твоей матери? Какими аргу-ментами? Что женат? Что нехорошо – вот так нежданно-негаданно ломать жизнь человеку? Вдруг узнает от того же Димыча? «Не узнает, – был ее ответ. – Он мне молчать по-клялся». Вот и весь наш тогдашний про это разговор. Да и не девочкой твоя мамуля была к тому времени – под тридцать. Я уже успела замуж сходить, а у нее с браком никак не сраста-лось. О твоем отце знаю только, что звали его Оскар, что фа-милия его Гроссман, что происходит из эстонцев, сосланных в сороковом году на Дальний Восток, после захвата нашими Прибалтики, что был он, несмотря на молодость, уже в чине капитан-лейтенанта.
И Филипп стал искать, задействовав для этого не госу-дарственную службу поиска, от которой всегда мало толку, а службу безопасности своей компании, где работал вице-президентом по маркетингу. Поиск облегчался тем, что его компания, занимающаяся перевозками в глобальном масшта-бе, имела множественные связи с тамошними производите-лями сырья, материалов и оборудования. Не прошло и меся-ца, как ему на стол лег адрес, телефон и фотография челове-ка, которого он мог назвать своим отцом. Со снимка на него смотрел пожилой, лысоватый мужчина с чуть вытянутым лицом, большими мешками под блеклыми усталыми глазами и чуть отвислыми щеками, с отросшей трехдневной щетиной.
– Снимали на улице? – спросил он у начальника службы.
– Естественно. Это самая удачная из всех, – был ответ.
«Сколько ему сейчас? – начал размышлять Филипп, при-стально рассматривая врученную фотографию. – Если моей маме, будь она сейчас жива, шел бы семьдесят шестой год, то он наверняка старше. Да чего гадать? В анкете все написа-но». И, пробежав глазами вложенный в папку листок с анкет-ными данными отца, понял, что не ошибся. «Старенький у меня папуля образовался, девятый десяток разменял», – вдруг подумалось ему с неожиданной нежностью. И это не-знакомое ему ранее сыновнее чувство, родившись где-то под сердцем, теплом разлилось по телу. Ему захотелось сразу, сейчас, оказаться рядом с этим незнакомым ему человеком, взять его руки в свои и говорить, говорить, говорить о том, что подспудно копилось в его не знавшей отцовской любви сиротской душе. Именно в эту минуту он и решился на по-ездку, немало не заботясь о возможных последствиях.
– Ну, куда ты, без предупреждения, – выговаривала жена. – Поручи своим, пусть хотя бы подготовят старика. Не дай бог, его от великовозрастного господина, назвавшегося сы-ном, Кондратий хватит.
– Я и поручил. Пока они там с ним то, да се, я поездом доползу, себя к встрече подготовлю. А твои опасения, что, дескать, старик может не захотеть встречаться с невесть от-куда взявшимся сыном, считаю беспочвенными, хотя вполне допускаю, что не захочет признать сего факта. Да и зачем ему от встречи отказываться? Не вижу причин. Тем более что она его ни к чему не обяжет.
– Но он-то об этом не знает, – продолжала гнуть свое жена. – И потом, охота тебе шесть суток ютиться в купейной клетке.
Однако Филипп был непреклонен.
– А я в «люксе» отправлюсь. Во-первых, там просторно: Севка, мой шеф, в нем этим же поездом «Россия» до Перми ездил, когда погода была нелетная. Во-вторых, он рассказы-вал, что там можно работать: есть интернет и всякая прочая атрибутика. В-третьих, по его словам, в нем народ другой едет. Поэтому реально меньше возможностей нарваться на всякие дорожные неприятности. А потом мне «люкс» по должности положен, и нечего жаться на транспортных расходах.
В день отъезда шел дождь.
«Счастливая примета», – подумал Филипп, когда подо-шел к своему вагону. Проводник, высокий молодой человек, в прекрасно сшитой форменной одежде, улыбаясь, как учили, не просто проверил билет, а в исключительно вежливой форме, будто перед ним заезжая знаменитость, проводил до купе.
– Располагайтесь, – предложил он своему пассажиру, – а как тронемся, прошу в наш салон-бар, еще не поздно заказать ужин, напитки. Если потребуюсь, вот кнопка вызова.
– Богато живете, – только и мог, произнеси Филипп, оглядев пространство своего купе. Два спальных дивана, обитых мягко синего цвета плюшем, такое же угловое крес-ло, шкаф для одежды, на стенке телевизионная панель. При-открытая дверь в санитарную комнату с туалетом и душем зазывающе демонстрировала ослепительную чистоту и блеск хрома обычно самого непрезентабельного места пассажир-ских вагонов российских железных дорог. В купе, как и во всем вагоне, веяло комфортной прохладой, а легкий прият-ный аромат дезодоранта для помещений напрочь перебивал въедливые вокзальные запахи.
До отхода поезда, отправлявшегося в путь в 21.25, оста-вались какие-то минуты. Постель была расстелена, но Фи-липп решил не торопиться со сном. Он развалился в кресле, взял со столика памятку пассажиру и, закинув ногу на ногу, мурлыча «Сиреневый туман», начал ее изучать.
– Да с такими удобствами, едой из пяти блюд и бесплат-ной выпивкой можно месяц пропутешествовать, не выходя на поверхность, – пробормотал он, с признательностью вспомнив слова «Поезжай люксом…». Это ему сказал Севка, президент его компании и одновременно давний, еще со школы, друг, с которым они вместе пятнадцать лет назад задумали этот биз-нес, распределили обязанности и теперь успешно конкуриро-вали на рынке перевозок.
Поезд медленно, без рывков начал движение. Мимо окна поплыли бесчисленные переплетения рельсов, отливающих отраженным светом станционных фонарей, чернота строений с желтизной редких оконных проемов, темные ленты стоя-щих на запасных путях железнодорожных составов.
«Похоже, мне одному придется проделать весь путь от Москвы до Владивостока», – подумалось было ему, как во внезапно распахнувшуюся дверь не вошел, а ввалился в со-провождении проводника запыхавшийся, небольшого ро-сточка мужичок лет шестидесяти в дорогом костюме от Бри-они. Громко выдохнув, он плюхнулся на одну из расстелен-ных постелей и, приветливо улыбнувшись Филиппу, прого-ворил:
– Еле успел. Эти черти (очевидно, его собутыльники – от мужичка чуть попахивало спиртным) никак не хотели отпус-кать. – И почти без паузы: – Меня зовут Николаем Васильеви-чем. Не знаю, до какой вы станции путь держите, но если далее Красноярска, меня придется потерпеть. Спешу обрадовать. Я во сне не храплю. – И без паузы: – Ничего, что занял это ложе?
– Да нет, – пробормотал Филипп, явно не ожидая от та-кой тщедушности такого напора. И решив, что долгое молча-ние с его стороны будет выглядеть как невежливость, тоже представился: – А меня – Филиппом Оскаровичем. Лучше просто Филиппом.
– Из прибалтов будете? – переспросил мужичок, сопро-водив слова открытой обезоруживающей улыбкой. – Оскара-ми обычно там ребятишек кличут.
– Да и сам не знаю. Но что-то вроде того. Вот еду выяс-нить, – ответил Филипп, удивившись собственной откровен-ности перед незнакомым человеком.
– И куда, если не секрет? – все с той же располагающей улыбкой вновь поинтересовался мужичок у Филиппа.
– Какой секрет. Во Владивосток.
– Далековато собрались. На писателя вроде не походите. Это они могут себе позволить путешествовать столь долгое время, набираться, как говорят, впечатлений.
– Да я и не писатель – логистикой занимаюсь.
– Самая нужная профессия. Грамотных специалистов в ней кот наплакал. Вы, видно, из этих, если в «люксе» путе-шествуете. Но что я все про вас, да про вас. Пора и про меня. Но не на сухую. Вы – Филипп, я правильно запомнил имя? Что за знакомство предпочитаете: винцо или коньячок?
Филипп сам пил мало, максимально пару рюмок, да и то по праздникам. Но дед – так он окрестил своего соседа по купе – удивительным образом к себе располагал, будто обла-дал некой магической силой, не допускающей отказа.
– Да мне, собственно, все равно. Лишь бы хорошее. Мо-жет, пройдем в их разрекламированный салон-бар и прове-рим, чем они из нормального спиртного располагают?
– Э, мил человек! Видно, вам ездить мало приходится, коль на буфет рассчитываете. Ничего путного вы у них среди алкоголя не найдете, разве что не явную отраву. Лучше сде-лаем так – закажем закусочку к нам сюда: немного осетринки копченой, семужки малосольной, пару бутылочек минералки – все легкое, пользительное перед сном. А бутылочка у меня на этот случай с собой прихвачена.
С этими словами он одним ловким движением откинул крышку своего вместительного кейса, вытащив оттуда бу-тылку Hennessy XO.
– Это сойдет?
– Безусловно.
– И прекрасно. Думаю, до Красноярска, где мне вы-ходить, нам хватит, ежели по чуть-чуть и особенно не расходиться.
Надо отдать должное железной дороге: принесенная офи-циантом рыбка была прелестной и по вкусу, и по свежести.
– За знакомство! – произнес Филипп, подняв бокал, на четверть наполненный ароматным напитком.
– За знакомство! – произнес Николай Васильевич. – И пусть наше недолгое совместное путешествие станет для каждого из нас приятной неожиданностью, которая, если и припомнится, то исключительно с теплотой.
Николай Васильевич Чугунов (трудно найти человека, чье физическое сложение так контрастировало бы с его фамилией) был, по его выражению, стряпчим и одновременно миноритар-ным акционером двух крупных сырьевых компаний. В Москву ездил на юбилей приятеля, предпринимателя средней руки с доходом, как он выразился, детишкам на молочишко.
Легли поздно, проговорив до половины второго. Но по-чти не пили, лишь прикладывались к рюмке, смакуя восхити-тельное послевкусие дорогого коньяка.
Филипп провалился в сон сразу, едва голова приникла к по-душке. Небольшое покачивание вагона по ходу поезда не ме-шало, только убаюкивало. Проснулся он от резкого торможения состава и последовавшего за ним лязга вагонных сцеплений.
– Ну, и спать же вы здоровы! Полдесятого утра нащелка-ло! – с улыбкой поприветствовал его сосед по купе, когда Филипп, заворочавшись, приоткрыл глаза. – Умаялись на службе? Я вечером глядел на вас и все думал: отчего мой ви-зави такой скучный?
– Да нет, – машинально ответил Филипп. – Я от работы не устаю. – И, энергично спрыгнув с дивана, как бы демон-стрируя свою физическую форму, сделал несколько приседа-ний, дополненных вращением полусогнутых рук.
– Точно гусь на взлете, – прокомментировал зарядку Фи-липпа Николай Васильевич.
– А вы, однако, эйдетик, – и, заметив удивленный взгляд соседа, пояснил: – Мыслите образами.
– Интересная характеристика. Обычно про адвокатов го-ворят, что они мыслят статьями из уголовного или граждан-ско-процессуального кодекса. Но я с такой оценкой согласен – красиво звучит. – И, заметив, что Филипп смотрит на про-плывающий за окном грязновато-серый привокзальный пей-заж, произнес: – Ладно трепаться. Приводите себя в порядок да пойдем в бар завтракать. А то пропустим. Или вы предпо-читаете в купе?
– Можно и в бар, – раздумчиво проговорил Филипп, за-нятый совсем другими мыслями. – Отчего у нас на железных дорогах, вернее, по сторонам железнодорожного полотна, всегда такая заброшенность и неухоженность? Везде грязь, мусор. Как с этим рядом жить можно? – задал он вопрос ско-рей себе, чем соседу. И неожиданно: – Что за станция такая, к которой мы подбираемся?
– К Кирову, причем точно по расписанию, в девять сорок пять.
Они сидели в салоне за столиком, плотно позавтракав яичницей с беконом, тостом и салатом из свежих овощей. И теперь за чашечкой крепкого кофе неспешно беседовали.
– Вы впервые люксом катитесь? – поинтересовался у Фи-липпа его собеседник. – Я всегда, когда в Москву, только этим классом. Не люблю, знаете, самолеты.
– Да и я их не жалую, – машинально ответил Филипп. И так же машинально продолжил: – Даже когда в полете час. Как-то небо из рабочей колеи выбивает. Но приходится ле-тать ради экономии времени.
– А почему сейчас поездом? Ведь более шести суток в пути, точнее сто сорок шесть часов, если по расписанию без задержек.
– Вы о потерянном времени? Так мне не за станком сто-ять, а если по работе возникнет срочное, воспользуюсь ин-тернетом, разными другими электронными штучками, позво-ляющими дело делать, как говорится, не вылезая из постели. К тому же я еду не в командировку, а по личному делу. Са-молетом не полетел, потому что хочу за эти самые шесть су-ток как следует собраться с мыслями, подготовиться к встре-че с дорогим для меня человеком, которого никогда не то, что не видел, не знал о его существовании, как, впрочем, и он обо мне. Он и теперь не знает, что я к нему еду.
– Вы что обиделись? – несколько недоуменно спросил Филиппа его визави. – Я ведь не для того, чтобы уколоть. Нам вместе до Красноярска еще, почитай, сутки вместе тря-стись. Поэтому давайте не задаваться друг о друге подобны-ми глупыми вопросами, тем более что завтра поутру разбе-жимся, и поминай как звали.
– Да нет, какая обида. Может, с моей стороны прозвучало чуть резче, чем надо было. Тогда извините.
– Ну, вот и поговорили, – облегченно улыбнулся Филиппу его сосед по купе и, сделав последний глоточек кофе и отстра-нив от себя чашечку, спросил: – Вы в поезде как предпочитаете проводить день – бодрствовать, разглядывая Русь-матушку че-рез окно, или вперемешку со здоровым сном под стук колес?
– Честно говоря, не знаю. Последний раз я садился в поезд лет двадцать назад – на «Стрелу» в Питер. А после – все самолетом.
– А я, – потянувшись, заметил Филиппу Николай Василь-евич с мечтательным выражением на лице, – грешным делом, люблю поезд. Я в нем отдыхаю от всяких мирских дел, кото-рыми забит по горло.
– Так начинайте отдыхать. А я разгребу пришедшую ко мне по электронке почту, поброжу по интернету, почитаю ленту новостей. С чем и скоротаю время до обеда. Кстати, вы не находите странным наше одиночество? Складывается впе-чатление, что кроме нас в вагоне лишь заблудшая парочка тараканов, которые так же неизбежны в нашей жизни, как понос после пургена.
– Да нет, – расхохотался Николай Васильевич. – В наш вагон им билетов не продают. Тем не менее, все места заня-ты. В двух купе едут молодожены. Пока не насладятся друг дружкой, из постели ни ногой. Еще в одном – пожилая пара, видимо, не могущая по какой-то причине переносить полет.
– Это мне знакомо. Мой близкий приятель – писатель, а по совместительству главред популярного журнала, никогда не летает самолетом. Фобия у него такая. А когда вы обога-тились сведениями о пассажирах?
– Поутру, пока вы спали. Не подумайте ничего плохого, но мне показалось, что я вас в чем-то стесняю. Вот и по-спрашивал у проводника про свободное купе.
– Никоим образом! Мне подобное и в голову не приходи-ло. В конце концов, по деньгам я мог себе позволить целое купе, – возразил Филипп, уставившись в окно на пробегаю-щие мимо березово-сосновые заросли, сквозь просветы кото-рого просматривались пейзажи приуральского Заволжья.
– Интересно, – Филипп неожиданно поменял тему, – при-ходило ли в голову кому-нибудь из киношников или телеви-зионщиков, не замахиваясь на высокие материи, взять да про-сто и снять виды из окна движущегося поезда, снабдив их минимальным текстом? Занятная получилась бы картина, га-рантирую. Я бы им в качестве затравки порекомендовал од-ного художника, причем довольно известного, балующегося полотнами с видами из окна.
– Пойдем к себе? – предложил Николай Васильевич, ни-как не отреагировав на рассуждения Филиппа. – Или еще по чашечке кофе? Оно, кстати, тут неплохое.
– Да нет, пойдем, – ответил Филипп. – Я хочу побегать по интернету.
– Есть ли какие новости? – поинтересовался через неко-торое время его сосед, уютно утроившись на диване.
– В новостных лентах не нашел ничего заслуживающего внимания. Может, есть, что в блогах. Но лазать по ним – нет настроения.
Открыв почтовый ящик и обнаружив в нем лишь напутствие своего шефа с пожеланием счастливого пути и хорошего в нем отдыха, Филипп, задумавшись, откинулся в кресле, заломив руки за голову. Сколько он не был в отпус-ке? По подсчету выходило, что лет пятнадцать, если не счи-тать кратковременных, на пару дней, задержек в команди-ровке, чтобы хоть оглядеться, где побывал. Как начал соб-ственное дело, так отпуска и закончились.
Мерный перестук колес и легкое покачивание вагона кло-нило в сон. Филипп закрыл глаз и попытался разыграть пред-стоящую встречу с отцом. Но ничего, как ему казалось, пут-ного не приходило на ум. В голову лезли незнамо, отчего за-помнившиеся поэтические строчки какого-то испанца из по-запрошлого века: «Пустившись в море, каждый знает, что в бурю будет все равно. Излишни весла, руль и якорь, а также страх пойти на дно».
Поняв, наконец, что сосредоточиться на деталях предстоя-щей встречи не удастся, Филипп перебрался на диван и, закрыв глаза, решил последовать примеру мирно посапывающего по-путчика. Но и этого не получалось. Не привыкший к бездей-ствию, он, провалявшись с полчаса, подсел к окну и стал наблюдать за проносившимися мимо него картинками, в надежде набрести на что-нибудь интересное, запоминающееся. Но вскоре и они ему надоели своим немым однообразием.
«Каким же надо обладать талантом, – Филиппу вдруг припомнился Левитан с его картинами, дышащими спокой-ной завораживающей прозрачностью бытия русской приро-ды, – чтобы из подобного ландшафтного однообразия создать на полотне шедевр. Да и не найти нынешнему живописцу привычной для Левитана заповедной натуры – вся загажена».
Вздохнув, Филипп оторвался от окна и вновь сел за ком-пьютер, рассчитывая поговорить с женой и со своим замом по работе. Но они были вне сети.
«Черт же меня дернул, ехать поездом! – раздражение, ко-пившееся по капле с самого утра, казалось, вот-вот перепол-нит его нутро и выплеснется наружу. – Только бы не со-рваться на деде», – подумалось ему. «Нехорошо получится. А не пойти ли мне в бар от греха подальше, – пришла вдруг к нему неожиданная мысль, – хлопнуть рюмку-другую. Может, это снимет напряжение».
Коньяк, который ему предложил бармен, был несравнен-но хуже вчерашнего. Сделав глоток, он поморщился, а потом, бездумно уставившись на бокал, начал возить его по столу, выписывая какие-то вензеля.
– И охота вам такое, простите за мысль, дерьмо потреб-лять, да еще в одиночку, – вдруг услышал он за спиной зна-комый голос. – Отчего меня не разбудили? Я по этому делу как пионер – всегда готов.
– Да мне как-то неудобно было вас будить, – проговорил Филипп с внутренним облегчением. Раздражение начало от-ступать. «А сосед-то мой, – завертелась в его голове мысль, – очевидно, человек неплохой. Неизвестно, каков в жизни, но в качестве попутчика – то, что доктор прописал».
– Предлагаю пока попридержать лошадей, поскольку время к обеду, и ограничиться аперитивом в виде рюмки водки и ка-напе с семужкой.
– Уважаемый, – обратился он к бармену, – что у вас есть приличного из водок?
– «Белуга». Но она не входит в бесплатный перечень напитков.
– А она, случаем, не паленая?
– Обижаете!
– Вот у нас всегда так! Как что-нибудь приличное, так обязательно куда-то не входит. Но мы все равно ее закажем. Не так ли, Филипп?
– Не возражаю. Только ваш коньяк, моя водка. Следова-тельно, платить буду я.
– Кто бы спорить стал! Да и какие это деньги для нас, разъезжающих в люксе, – проговорил Николай Васильевич, при этом с хитрецой смотря на Филиппа, заставив тем самым того рассмеяться.
Эта нарочито произнесенная реплика окончательно пере-менила ему настроение.
Водка пролетела со свистом, не вызвав жжения и приятно охладив пищевод.
– Хороший напиток, – проговорил Филипп. – Глотку не дерет, без закуски можно.
– Можно, – назидательно заметил Николай Васильевич. – Но это, когда цель напиться. А мы ее потребили для развития аппетита.
«Чего я так терзаюсь? – вдруг спросил себя Филипп, чув-ствуя, как выпитое теплом разливается по телу. – Отдыхать, так отдыхать. Не думать ни о встрече, ни о работе, которую нельзя переделать, но можно отложить». И, переведя взгляд с заоконного сосново-березового однообразия, замусоренного неубранными после расчистки порубками деревьев, на виза-ви, облегченно произнес:
–  Все. Хана хандре.
– Наконец-то, – с облегчением выдохнул Николай Васи-льевич. – А я вот все думал, когда вас отпустит.
Обедали они в купе, заказав обычную для российских ва-гонов-ресторанов мясную сборную солянку, и на второе жа-реного судака в кляре, приготовленных исключительно вкусно. Прикончив за обедом бутылочку неплохого бур-гундского, оказавшегося в винной карте ресторанного ме-ню, они затеяли неспешную беседу под коньячок о всяких личных предпочтениях.
За разговором время летело незаметно. А когда приспело время ужина, загудел скайп. Вызывала жена. Спросив де-журное про самочувствие, про попутчика, если он есть, и, удовлетворившись ответами, она сообщила главное, что им пока не удалось соединиться с адресатом. Домашние сооб-щили, что Оскар Андресович уехал с друзьями на недельную рыбалку, так что ему придется самому постараться, чтобы не слишком огорошить старика своим внезапным появлением.
– А может, оно и лучшему, – пробормотал Филипп, когда закончил разговор. – Лучше сразу. Позвоню, представлюсь, попрошу встретиться. Ну, а там, как кривая вывезет.
– Крепкий, однако, у вас батюшка, если в такие годы, да на длительную рыбалку, – удовлетворенно заметил Николай Васильевич Филиппу. – Судя по вашему возрасту, прибли-жающемуся к полтиннику...
– Мне сорок пять, – поправил его Филипп.
– Сорок пять, пятьдесят – разница невелика. Ему под восемьдесят?
– Восемьдесят два! А как выглядит! – с неожиданной для себя гордостью пояснил Филипп, доставая из кейса фотографию отца.
– И вы никогда с ним не виделись?
– Никогда. Моя мать, – Филипп сделал небольшую паузу, как бы собираясь с мыслями, – никогда не выходила замуж из-за предельной, по словам ее подруг, разборчивости. И бы-ло отчего. Мама была женщиной в высшей степени интерес-ной и внешне, и особенно, внутренне: прекрасно образован-ной с хорошим знанием английского, а к моменту моего рождения успевшей обзавестись еще и докторской степенью. Эта ее самодостаточность и отпугивала мужиков. А ребенка хотелось. Вот я и появился на свет – желанный для одной половины и неизвестный для другой.
– И что, она никогда, ни единым словом не обмолвилась с вами об отце, кто он, чем занимается?
– Представьте, никогда. Молчала, как Зоя Космодемьян-ская на допросе. И дед ее в этом поддерживал. И за бабкой следил, чтоб не проговорилась. Помню, однажды она рас-крыла, было, рот, так он так на нее цикнул, что она от испуга съежилась, как улитка в раковине.
Послеобеденного отдыха у них не было. Они его прого-ворили. Филиппу равно интересно было слушать и про раз-ные адвокатские курьезы из практики своего визави, и его оценки тех или иных жизненных событий, то холодные и точные, то красочные в своей метафоричности.
День пролетел незаметно. А они, отужинав, никак не могли насытиться разговором и сидели в баре, не обращая внима-ния на предвестницу ночи – сгущающуюся темноту за окном.
Меж тем поезд начал замедлять ход.
– Господа, – проговорил подошедший к ним проводник, – Новосибирск. Стоянка девятнадцать минут. Если еще не хо-тите спать, можете слегка размяться на перроне, погода хо-рошая. – И пошутил: – Температура за бортом – плюс два-дцать один.
– Выйдем, – предложил Филиппу Николай Васильевич.
– Идет, – согласился Филипп, – а то ноги совсем затекли.
На перроне они впервые увидели своих молодых попут-чиков. Молодожены уже успели между собой познакомиться, причем неизвестно каким образом. Ни Филипп, ни его сосед по купе ни разу не видели никого из них ни в баре, ни в про-ходе. Они стояли метрах в трех от вагонной двери и ожив-ленно переговаривались, иногда перебивая друг друга репли-ками, вызывающими дружный смех.
– Хорошие ребята, – проговорил Николай Васильевич.
– С чего вы решили, – сказал Филипп, – на них не написано.
– И не надо. Путешествующие по России в «России» как-то не тянут на плохих.
– Ну, они, положим, ни при чем. Такую свадебную про-гулку им родители организовали.
– Да хотя бы и так. Но ведь не на Гавайи или Француз-скую Ривьеру, а поездом по нашей посконной Руси-матушке. И наверняка с их согласия.
– Интересно, – Филипп кивнул на одного из пареньков, – как это ему удается трепаться с микрофоном от плеера в ухе?
– А вы бы попробовали, – смеясь, заметил Николай Васильевич.
– Так я и пробовал, одолжив как-то плеер у дочери, – так же со смехом ответил ему Филипп. – Только ни черта у меня не получилось. Наверно, у нынешней молодежи уши, как глаза у хамелеона, действуют изолированно сами по себе.
Они неспешно прогуливались вдоль вагона туда, обратно, ни о чем переговариваясь. Легкий, теплый, ласковый ветерок приятно обдувал их лица.
Филипп бывал пару раз в Новосибирске, но все самоле-том, а поэтому с интересом оглядывал вокзал. Многоэтажное голубовато-зеленого цвета здание, с облицованным темно-серым камнем первым этажом, подчеркивающим мощь стро-ения, оно в ярком свете прожекторов выглядело величе-ственным, но не тяжелым, как бы парящим над вокзальной площадью. Эффект парения усиливался белого цвета пиляст-рами – двумя малыми по крыльям здания и четырьмя боль-шими по центру, обрамляющими громадную застекленную арку. Картину дополнял чуть отстоящий от главного здания флигель с высокой часовой башенкой.
– Подлинные ворота сибирской столицы, – произнес Фи-липп, указав рукой на вокзальный комплекс, – не то, что аэровокзал Толмачево, который мне никогда не нравился.
– Красивое сооружение, прямо-таки образец функцио-нального строительства. Причем смотрится удивительно лег-ким, – произнес Николай Васильевич, пройдя взглядом по фа-садной линейке вокзального комплекса. – Спасибо, что обра-тили на него мое внимание. Я много раз тут бывал, но всегда по нему пробегал с пустыми глазами.
– Господа, – раздался голос проводника, – время вышло. До отправления осталось две минуты.
– Пошли, – предложил Филипп, с некоторой долькой со-жаления в голосе.
– Пошли, – в тон ему ответил Николай Васильевич. – Нам до сна надо бутылочку прикончить, а там не на дне. Знаете, Филипп, хороший коньяк обладает одной особенностью. Его нельзя пить глотками, как, к примеру, водку. Его надо смако-вать. Согласны?
– Вполне, – ответил ему Филипп, пытающийся разо-браться со своей какой-то невысказанной мыслью. Легли они, досмаковавшись, как выразился Филипп, почти до пер-вых петухов. Поэтому заснул он почти сразу, лишь положив голову на подушку, а как раскрыл глаза от резкого толчка ваго-на, увидел, сквозь щелку в оконной шторке, пробивающуюся дневную полоску света.
Поезд набирал ход после остановки на какой-то станции или полустанке. Подняв шторку, Филипп увидел за окном сходящиеся по ходу состава железнодорожные пути, какие-то строения и черточку леса в отдалении. На часах было во-семь утра. Часы он не переводил и жил по Москве.
«Значит, Красноярск я проспал, – с досадой подумал Фи-липп, – надо было хоть один глаз приоткрыть, чтоб попро-щаться с соседом».
Оторвавшись от окна, и продолжая ругать себя за бестакт-ность, Филипп заметил лежащий на столе листок со словами: «Благодарю за прекрасное соседство. Очень хочу, чтобы у Вас (написано с большой буквы) все образовалось в лучшем виде. Позволю себе напоследок дать небольшой совет – при встрече с отцом особо не напирайте и не пытайтесь давить на психику. Постарайтесь быть максимально открытым. И Бог Вам в помощь».
«А неплохой все-таки этот мужичок, Николай Василье-вич, – благодарно улыбнулся Филипп, вспомнив его несколь-ко ироничное к себе и окружающим отношение. – Может, когда еще доведется встретиться, хотя навряд ли».
Что касается дружеского совета своего бывшего попут-чика, то он и сам думал так же. Вот только как избежать обя-зательных, как он считал, вопросов о доказательствах отцов-ства или упреков в адрес его матери, которой, видите ли, за-хотелось ребенка, а там хоть трава не расти.
И опять тревога сжала ему сердце.
Что, если отец не захочет с ним встретиться? А если и встретится, то чтобы посмеяться над его претензиями, поста-вив на этом жирную точку?
Филипп лежал на диване, закинув руки за голову, и непрерывно задавался вопросами, на которые не получалось однозначного ответа.
«Хоть бы кто позвонил из знакомых, – с обидой подума-лось ему. – То надоедают присутствием, то, когда надо, их с собаками не отыщешь».
Вздохнув, он встал и, усевшись в кресло, открыл новост-ной сайт. Пробежав по нему глазами и не найдя для себя ни-чего заслуживающего внимания, он открыл входящую почту. Но и там про него забыли.
– Что они все, вымерли! – в сердцах воскликнул он, имея, прежде всего в виду своего зама, который должен был его ежедневно информировать о происходящем на службе. «Хо-тя, – попытался он себя успокоить, – у них там ранее утро, еще, небось, дрыхнут. Кину-ка я ему ругательное письмиш-ко, пусть почешется».
Сочинение гневного послания заму и повторное, более внимательное чтение ленты новостей несколько выпустило пар негодования, и он, поначалу решившись запоздало позав-тракать у себя в купе стаканом сока, чашечкой кофе и парой бутербродов, передумал и отправился за этим в салон-бар.
Там, несмотря на позднее утро, – было уже начало двена-дцатого, – вовсю резвилась молодежь за легким коктейлем. За соседним столиком сидела, чаевничая, пожилая пара, из-редка обмениваясь тихими репликами, очевидно, по поводу молодежных эскапад.
Поздоровавшись, Филипп присел за свободный столик. Если молодоженов он уже видел на перроне во время стоян-ки поезда в Красноярске (кивнув ему, они продолжили об-суждение какого-то модного не то рокера, не то рэпера), то пассажиров из соседнего с ним купе – впервые.
«Может, мой отец такой же, как этот дедок, а фотография его приукрасила. Некоторые на фото – глаз не оторвать, а в жизни – краше в гроб кладут, – с тоской подумал он, остано-вив взгляд на мужчине. – Сколько ему, этому сгорбленному, с дрожащими руками, дряблой кожей, украшенной пигмент-ными пятнами на физиономии, выцветшими глазами муж-чине, – начал про себя гадать Филипп, – наверняка за во-семьдесят. Но моему отцу ведь тоже за?»
Вернувшись к себе в купе после завтрака, он немедленно открыл в ноутбуке фотошоп и, кликнув размещенную в нем отцовскую фотографию, долго ее изучал, пытаясь идентифи-цировать старческие признаки пассажира из соседнего купе с отцовскими на фото. Но не нашел.
«Да и не старик он у меня вовсе, – убеждал он себя, – ес-ли на недельку рыбачить отправился». Ему, когда-то согла-сившемуся пройти с его однокурсниками, занимавшимися туризмом, какой-то средней трудности маршрут и зарекше-муся когда-либо вновь повторить нечто подобное, были, как он считал, известны реальные физические нагрузки во время активного отдыха на природе. А то, что отец не идет по тропе с рюкзаком за плечами, а сидит с удочкой на берегу или в лодке посреди водоема, дела не меняет. Надо и дров загото-вить для костра, и палатку разбить, и едой заняться. Короче, необходимо рассчитывать лишь на собственные руки, кото-рые давно с возрастом неизбежно теряют силу и ловкость.
«Конечно же, мой дед не такой хиляк, как этот из со-седнего купе, – впервые подумал он об отце с нежной гор-достью. – Ведь бывший моряк, просоленный и обветрен-ный». И тут ему вдруг представилась вяленая вобла, кото-рая, стучи ею об стол, не стучи, жесткости не теряет. Он даже рассмеялся от неожиданности сравнения. Но тут за-гудел скайп. Вызывала жена.
Филипп долго и подробно рассказывал ей о своем недав-нем попутчике, сошедшем в Красноярске, о том, что теперь он один в роскошном просторном купе и, по всей видимости, так и останется в одиночестве до самого Владивостока. О кормежке, которая не только входит в стоимость билета, но еще, как в хорошем ресторане, вкусна и разнообразна. О сер-висе, который замечателен, но не навязчив. О дороге, о мель-кающих видах за вагонным окном, которые не менялись, очевидно, со времен царя Гороха, – унылых в своей непри-глядной запущенности.
– Ты знаешь, – сказал он ей в конце разговора, – я здесь, в поездном люксе, вроде путешественника во времени из отда-ленного будущего, попавшего в начало прошлого века. Сна-ружи не хватает только крытых дранкой или соломой крыш на избах, в остальном почти один к одному.
О своих мыслях по поводу предстоящей встречи он не обмолвился ни словом, да жена и не спрашивала, очевидно, помня, как нервно он реагировал на всякие предположения.
В этот день он из купе больше не выходил. А после обеда ему пришло обстоятельное письмо от зама с отчетом и прось-бой поставить электронную подпись на ряд документов, окон-чательно согласованных с партнером по бизнесу. Закруглив де-ла с замом, он попытался связаться с Севой, но помощница сообщила, что Всеволод Геннадьевич вчера вылетел в Герма-нию на переговоры и будет лишь к послезавтрашнему вечеру.
– Улетел, так улетел, – пробормотал Филипп с некоторой грустинкой, поскольку для него ежедневное общение с дру-гом было почти ритуальным. – Ничего срочного.
В этот раз ему никак не удавалось заснуть. Поезд, бодро перестукивая колесными парами на рельсовых соединениях российского железнодорожного бархатного пути, катился по Сибири, приближаясь к станции Зима. Он лежал с открыты-ми глазами, не включая света и не опуская шторку окна. Темнота в купе лишь изредка нарушалась вспыхивавшими на миг отражениями света электрических фонарей, когда поезд пролетал мимо какого-нибудь полустанка или разъезда.
Дорога в дождь – она не сладость,
Дорога в дождь – она беда.
И надо же – какая слякоть,
Какая долгая вода.
– продекламировал Филипп припомнившееся ему начало од-ного из стихотворений Евтушенко, родившегося на этой са-мой станции, в пяти тысячах километров от столицы.
Поднявшись с дивана, он подошел к окну и стал вгляды-ваться в слабо освещенный вокзальный перрон, пытаясь что-нибудь в нем высмотреть. Но смотреть в принципе было не на что. Здание вокзала, кроме видимой аккуратности, ничем особым не привлекало, остальное, погруженное в темноту, почти не просматривалось.
Рассудив, что такого поверхностного знакомства ему бо-лее чем достаточно, он дождался начала движения и, погла-зев с минуту на проплывающие мимо станционные строения, разделся и завалился спать. Но заснуть, никак не удавалось.
– Дорога в дождь, – опять пробормотал Филипп первую строчку стихотворения, – она ведь по приметам к счастли-вой поездке.
А он как раз отправлялся, ну, если не в сильный дождь, то при мороси, точнее, при погодной хмурости. Так что мог вполне рассчитывать на успех.
«Что я скажу отцу при первой встрече?» – Филипп пере-ключил мысли с поэта, начав представлять себе будущую встречу с родителем. А вдруг они сразу проникнутся друг к другу и махнут вместе на рыбалку. Но не на приморскую ре-чушку, а, к примеру, на экзотический остров, поохотиться за большой рыбой, за мерлином или меч-рыбой. Сам, он нико-гда не был ни на каком из островов, если не считать Сахали-на, куда он летал прошлым летом по рабочим делам. Да и не рыбачил, хотя с удовольствием угощался рыбными деликате-сами из омулей и сибирских осетров во время деловых поез-док в якутские поселки Чокурдах, Тикси, Черский. Даже с собой привозил, к общесемейной радости.
Идея с рыбалкой так его захватила, что он, хорошо пони-мая ее эфемерность, тем не менее, никак не мог от нее отвя-заться, продумывая все ее детали до мелочей. А может, во-обще решить все кардинально. Поскольку отец профессио-нальный моряк, поднатужиться с деньгами, купить морскую яхту, приписать ее, как положено, во Владивостоке, самому сдать на права вождения и каждый отпуск проводить в море.
«Что за бредовые фантазии мне в голову лезут? – досадно подумалось ему. – Какая к черту яхта, какие такие морские путешествия с отцом, которому за восемьдесят? Он рыбачит с удочкой на червя, сидя на бережку речушки или пруда, ря-дом со своим садовым участком, а я тут всякие маниловские замки себе строю. А посему, – приказал он себе, – давай, Фи-липп, закрывай глазки, спать пора. Завтра будет новый день и новая пища для ума».
Но заснуть не удалось – никак отчего-то не получалось устроиться в постели поудобнее. Он все время ворочался в полусне, пытаясь отвязаться от идиотских мыслей, нервно реа-гируя на болтанку вагона во время движения поезда, лязг ва-гонных сцеплений, разные скрипы и визги. И лишь после Ир-кутска, под самое утро, ему удалось подружиться с Морфеем.
Встал он поздно, во втором часу дня. Во рту было отвра-тительно. Машинально посмотрев на себя в зеркало, он ужаснулся собственному отражению: всколоченному, с мя-тым припухшим лицом, набухшими тяжелыми веками, оста-вившими для глаз лишь узкие, как у китайцев, щелки. «Будто бомж какой-то или алкаш не просыхающий, – подумал он. – Скорей под душ, иначе, как наружу показаться?»
Завтракать было поздно, да и не хотелось. Чашечка креп-чайшего кофе – вот что его быстренько приведет в порядок. Поздоровавшись с сидевшей за столиком и любопытно огля-девшей его пожилой парой, он прошел за свободный сосед-ний и жадно сделал первый глоток ароматного напитка.
– Что с вами, молодой человек? – вдруг услышал он. – Случилось что, или плохо себя чувствуете? Я врач, хоть и давно на пенсии. Не возражаете, если я вас посмотрю?
– Спасибо. Со мной все в порядке. С вечера не спалось что-то, поздно заснул. Вот и проспал все на свете, – ответил Филипп. – Кстати, где мы сейчас катимся?
– Где-то посредине между Амазаром и Егор Палычем. Мы с женой все гадаем, отчего по виду столь занятый чело-век едет поездом? Я говорю жене, что он имеет отношение к железной дороге. Она, увидев вчера в чуть приоткрытую дверь вас за компьютером, решила, что вы либо журналист, либо литератор, готовящий дорожные заметки. Мы однажды, давно это было, ехали мягким из Цхалтубо в Москву, так из соседнего купе все время раздавался стук «Эрики» Юлиана Семенова. Жена и решила, что вы тоже имеете отношение к пишущей профессии.
– Нет, я бизнесмен, а самолетом не полетел, потому что надоело однообразие, – решил соврать он. – Хочется впечатлений.
– Так тоже можно, – раздумчиво отреагировал на филип-повские слова мужчина, посмотрев при этом, улыбаясь, на свою жену, ответившую ему тем же. Видно было, что они не поверили ни единому его слову.
– Ну и как впечатления? Мы вот с женой, как на пенсию вышли, частенько к детям в Москву путешествуем. Хорошо,  что появились вагоны категории «люкс», а то тряслись в ку-пейном шесть с небольшим суток, да жрали в поездном ре-сторане, простите за выражение, что ни попадя. Жене, знаете, летать врачи не рекомендуют, а детей, внуков повидать хо-чется. Вот и ездим через всю Россию, примерно раз в два го-да. Накладно. Но мы между поездками с расходами поджи-маемся, да и сын, который по нынешним меркам у себя на фирме прилично зарабатывает, сильно помогает.
И почти без паузы:– Ну и как с впечатлениями? – по то-му, как был задан вопрос, Филипп почувствовал, что его со-беседнику страсть как хочется пообщаться.
– А вы чем, простите, занимались до пенсии? – задал он свой вопрос, нутром почувствовав, что отвечать на преды-дущий необязательно, поскольку задан он был исключитель-но для затравки разговора.
– Ну, чем может заниматься потомственный дальнево-сточник, – в тон ему, ответил собеседник, – как не моряцким делом. В последние до пенсии годы работал врачом на пере-грузе. – И заметив недоумевающий взгляд Филиппа, пояс-нил: – «Перегрузом» мы называем судно, занимающееся вы-возом готовой продукции с морских плавбаз, доставкой на них тары, продуктов питания, воды, ну и всего такого прочего.
И тут у Филиппа мелькнула показавшаяся ему сначала сумасшедшей мысль: «А что если дед этот слышал о его отце? Тогда почему не открыть им цель поездки? Чем черт не шутит?».
– Вы сказали, что едете поездом повидаться с детьми, я тоже, но с отцом, которого никогда не видел. Вот и еду поез-дом, чтобы лучше подготовиться к встрече. Родители успели разойтись еще до моего появления (подробности Филипп ре-шил не открывать, решив, что это будет уже лишним). Кстати, отец мой тоже имеет отношение к морскому делу, – добавив он с гордостью, – вышел в отставку капитаном первого ранга. Он у меня из семьи потомственных рыбаков, высланных в 40-м году прошлого века из Эстонии. Имя его Оскар Андре-сович Гроссман.
– Оскар? – переспросил дед, переглянувшись с женой.
– Слушай, Владик, он нам никогда не рассказывал про наличие у него сына.
Филиппа аж пот прошиб.
«Ни хрена себе! – пробормотал он про себя. – Я четвер-тый день еду с людьми, по-видимому, хорошо знающими мо-его отца, и ни ухом!»
А вслух:
– Так он обо мне и не догадывается. Мама ему при рас-ставании не сказала, что беременна, а он не поинтересовался.
– Так вы едете к нему без предупреждения?
– Пришлось. Из Москвы не удалось связаться. На рыбал-ке он. К моему приезду как раз вернется.
– Простите, а вы кем по профессии будете? – неожиданно задала вопрос женщина.
– Специалистом по логистике. А по должности – вице-президентом компании, занимающейся перевозками грузов по стране, доставками их за рубеж.
– Значит, не по отцовской профессии пошли.
– Может, и пошел бы, если бы раньше узнал. – И чуть подумав, уверенно произнес: – Нет, не пошел бы. Море меня никогда к себе не тянуло. Домосед я по природе своей, при-вязанный к рабочему столу, хотя и занимаюсь перевозками. Да что вы все про меня. Вы мне лучше про отца расскажите, про то, чего в анкете не прописано, про темперамент, пред-почтения. Он вот рыбачить отправился. Может, ему хорошие снасти при первой нашей встрече подарить?
– Маш? – обратился Владик к жене, добавив по ходу, что жену зовут Марией Андреевной, а его Владиславом Михай-ловичем. – Обрисуй молодому человеку нашего Оскара Ан-дресовича, чтоб ему легче было завязать разговор при первом знакомстве. Вы для этого спрашиваете?
– Естественно. Я, к примеру, не знаю даже, с чего начать? Как лучше представиться?
– А вы не мудрствуя, – посоветовала Филиппу Мария Андреевна, – сообразно вашим чувствам. С отцом вашим мы познакомились, когда он после отставки пришел на работу к нам в контору. Мой плавал на перегрузе, а Оскар Андресович пристроился на берегу, замом начальника отдела кадров, в котором я работала инспектором. Там и просидел до старо-сти. Он ведь на гражданку отправился относительно моло-дым. Видный был мужчина: высокий, стройный, светловоло-сый, с трудно угадываемой сединой на висках, голубоглазый. Как все эстонцы: спокойный по характеру, негромкий и ску-пой на слова, размеренный и несуетный в движениях. И ужасно въедливый. С небрежно подготовленным документом к нему лучше не подходи – сто раз заставит переделать, пока не добьется полного соответствия документа инструкции. У нас в кадрах как! На каждый документ своя инструкция. На каждую работающую личность свой перечень. Не знаю, как теперь, а тогда на скрупулезность соответствующие органы обращали особое внимание. Короче, на Оскара Андресовича все наши бабоньки-перестарки буквальным образом запали. Бери, не хочу.
– Прямо уж так запали, – засмеялся Владислав Михайло-вич. Ты-то не запала.
– Так ты не на полгода в море на плавбазе уходил, а на пару неделек. Перегрузишься, и домой ко мне под бочок. Не знаю, может, он и пользовался своим положением. Но мне про то ничего не известно. А вот когда познакомились по-ближе, на совместных празднованиях, сабантуях и междусо-бойчиках разных, почувствовали, что человек он что надо: теплый и надежный. Я с его женой Яночкой крепко дружу. Сейчас, по возрасту, меньше видимся, больше перезванива-емся, а раньше чуть ли не каждую неделю встречались. Ду-маю, что и вы Филипп, когда с ней познакомитесь, быстро найдете общий язык. Что еще? Дочь у них выросла хорошая, родила им двух внуков. Правда, живет в Америке.
– А ты что молчишь? – пристыдила Мария Андреевна мужа. – Тебе тоже есть что сказать.
– Так ты почти все сказала, ну разве еще про то, что пьет мало. Я вижу, что и вы в отца – почти непьющий. Мы когда в Москву ехали в таком же вагоне, такого пьянства нагляде-лись. Выпивка тут на халяву, так наши местные бизнесмены, оккупировавшие три из четырех купе вагона, просто как с це-пи сорвались. Противно до омерзения было в бар выходить, смотреть на пьяные их рожи. Мне, по первости, было удиви-тельным равнодушие вашего отца к алкоголю, тем более что был он подводником, а те, по моему наблюдению, если соби-раются по какому-либо поводу, то пьют кастрюлями.
– А отец был подводником?
– Да, командовал лодкой, дивизионом. Говорил, что не стал адмиралом по причине фамилии. Была бы, говорил, у него какая-нибудь более характерная для эстонца, к приме-ру, Тамисаар или Мяги, большую звезду на погоны получил бы без проблем.
В этот день они говорили много о чем. Старики выспра-шивали Филиппа о московской жизни бизнес-элиты, отчего-то причислив его к этому кругу общества, о культурной жиз-ни столицы, поскольку были завзятыми театралами. Говори-ли они и о литературе, и о кино. Видно было, что старички-путешественники, как добро охарактеризовал их Филипп, вовсе не выпали из жизни, как можно было бы предполо-жить, не доживали ее, но активно проживали.
«Ну что, – говорил он сам себе, – если отцовские друзья люди интеллигентные, то и отец наверняка принадлежит к той же породе. Недаром же говорят: покажи мне своих дру-зей, и я скажу тебе, кто ты».
Когда после ужина старички, уставшие от разговора, от-правились в свое купе, Филипп еще долго сидел в задумчи-вости, уставившись на кофейный осадок, пытаясь, вроде гадалки на кофейной гуще, предсказать дальнейший ход событий. В голову, однако, ничего путного не лезло, и он, выпив на сон грядущий сто пятьдесят грамм «Белуги», от-правился на боковую.
Заснул сразу. Снилась всякая нелепица. Вокзал. Сную-щие безликие люди, все повторяющие и повторяющие: «Надо убрать беглеца». Кто это беглец – бандитская кличка или тот, кто от них убегает, Филипп, смотрящий на происходящее глазами стороннего наблюдателя, не знал. Или опять на вок-зале. Он, пытающийся прорваться к поезду сквозь толпу без-ликих мальчишек, никак не пропускающих его. «У меня би-лет», – кричит он, пытаясь вырваться из цепких рук. Но его не слышат. Проснувшись, так и не досмотрев последний сон до конца, он никак не мог понять – к чему бы все это? Не дал от-вета и сонник, в сайт которого он залез полюбопытствовать.
– Вы в городе, где решили остановиться? – задал ему во-прос Владислав Михайлович, когда они встретились в баре после завтрака. – Могу порекомендовать отличную гостиницу.
– Спасибо, у меня забронирован люкс в «Версале».
– У... – вырвалось междометие у его собеседника. – Не хилый у нашего Оскарчика отыскался ребеночек!
– Не привык, знаете, отказывать себе в удобствах, тем более, когда по средствам, – ответил Филипп, улыбнувшись. – У меня к вам вот какой вопрос. Я в этом городе впервые. На Сахалине был, на Камчатке был, на Курилах, а сюда даже пролетом заглянуть не удавалось. Все или напрямую из Москвы, или через Хабаровск. Поэтому хочу посоветоваться, где, в каком ресторане мне с отцом лучше встретиться. В том же Версале, или в городе? Есть ли у вас в этом плане что-нибудь приличное?
– Даже не знаю, что предложить. Мы ведь с женой по ре-сторанам не ходим, все больше дома себе банкеты устраиваем.
– Машенька! – обратился он к подошедшей жене. – Есть ли у нас в городе ресторан, где приличным людям можно вкусно выпить, закусить и спокойно побеседовать?
– Понятия не имею. Хотя я читала в нашей газетке про од-ного из олигархов, который отмечал юбилей в «Мишелле». Думаю, что с его деньгами, если и выбирают, то лучшее.
– Прямо как «Мишлен», – воскликнул Филипп. И пояс-нил: – «Мишлен» – это ресторанный рейтинг, вроде гости-ничных звезд. Всего у ресторанов их бывает три. Обладате-лей трех в мире – может, наберется десяток-другой. Даже с одной звездой – редкость. А тут, на тебе, «Мишелль» – про-стенько звучит и красиво.
– Тем не менее, Машенька права, что про него вспомни-ла. И я припоминаю. Ресторан расположен в историческом центре города и не на первом этаже. А где-то на верхотуре, вроде вашего «Останкино» на телебашне. Я хоть в «Мишел-ле» и не был, но представляю, какой оттуда открывается вид на бухту Золотой Рог, на город.
С тем и разошлись по своим купе.
Филипп сразу не лег, а присел в кресле, тупо уставив-шись в потолок. Чувствовалось, что он дико устал. Не столь-ко физически, – лежи себе в закрытом пространстве на мяг-ком диване да предавайся мыслям, – сколько психологиче-ски. Даже молодожены, активные в первые четверо суток, угомонились.
«Все-таки тяжко быть пассажиром поезда с гордым названием «Россия», въехавшим в ХХI век со скоростью бегущей черепахи, – размышлял он, засыпая, под мерный стук колес. – Одно утешение, что через считанные часы все закончится».
Стук в дверь разбудил его, только-только провалив-шегося в сон.
– Господин Елагин, – раздался голос проводника, – через тридцать минут Владивосток.
«Ну, вот и ладушки, наконец доехал, – облегченно поду-мал он. – Теперь, главное, не разминуться со встречающим, которого не знаю в лицо, тогда совсем полный порядок».
Собрав немногие вещи в небольшой дорожный чемо-дан на колесиках с выдвижной ручкой, он подозвал к себе проводника и, поблагодарив за поездку, дал на чай. В надоевшее купе он больше не заходил, наблюдая, как по-езд, перестукиваясь на путевых стрелках, приближается к вокзальному перрону.
Выскочив первым из вагона, Филипп задержался у под-ножки, чтобы найти глазами встречающего.
– Господин Елагин, Филипп Оскарович! Как доехали? – голос принадлежал встречавшему его приятному на вид мужчине. – Давайте, я помогу с багажом.
– Спасибо. Он «везучий», – не уступил Филипп, вспом-нив, что в Европе даже прибывающие с визитами министры не поручают легкой клади другим. И, чтобы закончить с ба-гажной темой, спросил: – Далеко ли до отеля?
– Да нет. Почти рядом. У нас, по московским понятиям, почти все рядом.
Формальности с оформлением в гостиницу заняли не-сколько минут. И Филипп, распрощавшись с провожатым, оказавшимся водителем фирмы, пользующейся услугами филипповской компании, и прикрепленным к нему на все время его пребывания в городе, с блаженством растянул-ся на постели.
«А ведь прав был старикан про Версаль. Вид отсюда дей-ствительно открывается изумительный, прямо на залив».
Провалявшись часов до девяти, он не спеша привел себя в порядок, позавтракал и только потом, выдохнув, набрал телефонный номер отца. Трубку долго не поднимали.
«Неужели они с утра пораньше из дома умотаться изво-лили, – огорченно подумал он. Наконец послышалось долго-жданное «алло». Голос был чуть сипловатый, но совсем не по-хож на старческий.
– Оскар Андресович?
– Я у телефона. А кто это?
– Вы меня не знаете. Я из Москвы, меня просили вам кое-что сообщить, – выдохнул из себя Филипп первое, что при-шло на ум.
– Так сообщите.
– Лучше при личной встрече.
В трубке раздались вздохи. Видимо, на другом конце про-вода раздумывали, идти на встречу или нет.
– Ну, хорошо. Когда и где?
У Филиппа словно камень с души упал.
– Давайте часика в два в ресторане «Мишелль», заодно и пообедаем. Я за вами машину пришлю.
– А не разыгрываете? Стар я, знаете, чтобы в игрушки забавляться.
– Ни в коем случае, – у Филиппа захолодело под сердцем, вдруг передумает и не захочет встречаться. Но он не отсту-пит. – Машина будет стоять перед вашим домом примерно за полчаса до встречи. Очень жду.
Место, где была назначена встреча, находилось близко от отеля. Поэтому он решил в ожидании прогуляться по городу, неспешно полюбоваться набережной, заливом.
В ресторан явился примерно за полчаса до встречи. Сев за столик с видом на залив и заказав бутылочку «Перье», он, не отрывая глаз от входа, нервно потягивал воду из бокала.
Отца он узнал сразу, как только тот вошел. Да и Филиппа нетрудно было вычислить, из-за малости посетителей.
– Ну-с, я вас слушаю, молодой человек, что вы мне хоте-ли сообщить? – услышал Филипп вопрос.
– К чему торопиться, – улыбнулся Филипп. – Поначалу присядьте, сделаем заказ, затем и поговорим.
– Пожалуй, – пробормотал плохо понимающий, что про-исходит, Гроссман.
– Выбирайте, чем бы вы хотели сегодня отобедать? – Фи-липп не ослаблял напора. – Я до вас бегло просмотрел, чем здесь угощают. Есть из чего выбрать. Пожалуйста, не стес-няйтесь. Что пить будем? Я предлагаю в качестве раздражи-теля аппетита по сто «Серого гуся» под семужку. А за обе-дом бутылочку красного «Барон Ротшильд» 2006 года, ну, а на десерт под кофе по рюмке Hennessi.
– А вы, случаем, не Крез? – удивленно заметил старик Филиппу.
– Да какой там Крез! Самый обычный заказ.
– Ну, ну, чует мое сердце, что вы зачем-то старика под-купить хотите.
– Именно, – пояснил Филипп, и с какой-то обреченно-стью протянул ему фотографию своей матери, снятой еще в девичестве. – Вам знакома эта женщина? Помните ее?
– А я должен ее помнить?
– Да в принципе, нет.
– Судя по давности фотографии, может, и встречал. Да разве все упомнишь?
– А я помогу. В Москве это было. Вы познакомились с ней на вечеринке у своего родственника Дмитрия Тамма. По-том романтический ужин, как говорится, при свечах.
– И что? – начал раздражаться филипповский визави. – Мало ли с кем мне по молодости переспать удавалось. Вы-то к этому событию, если оно и было, с какого бока приле-питься изволили?
– Не с бока, а прямиком, – стараясь не раздражаться, чуть ли не по слогам произнес Филипп. – Эта красивая женщина на снимке, с которой вы изволили провести ночь, – моя мать. А вы, стало быть, мой отец.
– Еще чего? – в недоумении уставившись на Филиппа, чуть ли не на весь ресторан зарычал Гроссман. – Может, ты с меня еще и алименты потребуешь? Да тебя…
И тут его сдуло, словно мячик. Плечи опустились, лицо сделалось серым, чуть линялые глаза умоляюще смотрели на Филиппа: дескать, за что же так меня, старика?
Филипп с нежностью смотрел на отца. Он уже успокоил-ся. Главное он уже сообщил, а затем будь что будет.
– Бог с вами, какие алименты! – в голове у него было яс-но, нужные слова приходили сами по себе, без всякого ум-ственного усилия. – Я просто приехал познакомиться с моим биологическим родителем, чтобы рассказать о себе и пред-ложить, если надо, ему свою помощь. А теперь давайте есть, иначе простынет.
Филипп ел с аппетитом. Гроссман же, прослышав о своем невольном отцовстве, лишь машинально поковырял ложкой в супе. Но не уходил, сидел в угрюмом молчании за кофе, слушая повествование о причине появления Филиппа на свет.
– Теперь вы знаете все. И, пожалуйста, поешьте, поскольку мне хотелось, чтобы вы на прощанье провели со мной пару ча-сов в поездке по городу, в котором я никогда не был. Да и возьмите мои координаты, если вдруг понадоблюсь, – сказал он в завершение своего с отцом разговора, передавая ему свою визитку, которую тот машинально положил к себе в карман.
– Нет уж, в качестве гида, увольте. А за обед спасибо. По горло я сыт вашими новостями.
Сказав это, он тщательно обтер руки салфеткой, будто до этого вымазал их чем-то клейким, и, бросив ее на не-тронутую тарелку с едой, молча встал и потерянно напра-вился к выходу.
– Ух… – глубоко выдохнул Филипп, почувствовав, как с отработанным в легких воздухом уходит тревожная неопре-деленность, мучившая его последнее время. Стало легче ды-шать, исчезла внутренняя усталость, так мешавшая жить и думать. И ему вдруг захотелось сразу, вот так, оказаться до-ма, окунуться в быт, дела.
– Заигрался я здесь, – пробормотал он, расплачиваясь с официантом.
Домой Филипп летел, конечно же, самолетом. А по при-лете сразу окунулся в работу, которая, как всегда, захлестну-ла его петлей, не давая вырваться. О своем путешествии к родителю он почти и не вспоминал. Да оно, если и мерцало в его сознании, то лишь изредка, сотканное из тумана образа бредущего к ресторанной двери сгорбившегося старика, да коротким слабым уколом под сердце.
Однажды в слякотный осенний день он, усталый от бес-конечных рабочих совещаний, стоял в кабинете перед окном, уставившись на суетящихся в любую погоду муравьиными потоками москвичей. Картина настолько захватила его, что он не сразу откликнулся на телефонный звонок.
Звонил отец.