Загадочная славянская душа

Елене Садловской



Главные герои рассказа, а их здесь два, были знакомы уже сто лет. Ну, не сто, конечно, а около пяти. Но и этого достаточно для того, чтобы успеть привязаться и составить себе порядочное представление друг о друге.

Они пережили немалое количество разнообразных событий и много о них переговорили. И годовую разлуку, после которой Дэвид должен был вот-вот вернуться.

«Ай-ай-ай! Бедный Дэвид! – сердобольно подумала Аня. – Прилетит в субботу, и ему совсем негде будет остановиться!»

Раньше и вообразить себе было невозможно, что коренной англичанин обратится с подобной просьбой к ней, иностранке, жившей в Лондоне всего-то несколько лет.

Фраза была сформулирована весьма церемонно и замысловато.

«Энн, я возвращаюсь, – писал ей друг Дэвид в электронном послании, – и на несколько дней вынужден буду остановиться в Лондоне. Не могла бы ты посоветовать мне какую-нибудь гостиницу? Желательно, не очень дорогую».

Он был осведомлён о её способности находить выгодные варианты, особенно после совместного отдыха в испанском Кадисе.

Аня встрепенулась от известия и от такого нестандартного призыва. И начала придумывать, как бы она могла помочь своему бесприютному бедному другу Дэвиду, к которому имела слабость и питала сострадание.

Другу – не другу, бойфренду – не бойфренду, любовнику – не любовнику. Дэвиду. Просто Дэвиду!

Ибо не укладывался он ни в одно из этих определений. Ни по характеру общения, ни по стилю, ни по чему.

Да и находилась она в тот момент ни в какой не в Англии, а дома в Риге, а, точнее, под Ригой. В маленьком посёлке на самом берегу моря. И занималась тем, что просто отдыхала. И с наслаждением и полной отрешённостью ничего не делала – принципиально и целенаправленно. Ни-че-го! Потому что устала. А отпуск есть отпуск, и только он даёт возможность на какое-то время отрешиться от проблем. Ибо учительство, как известно, – хлеб горький. И требует основательного и ничем не омрачённого восстановления.

Поэтому, вырвавшись в отпуск, она поехала на любимую Балтику, в дом, стоявший не так далеко от берега моря, не всегда тёплого и приветливого, но любимого и родного. В дом, где выросли её дети.

По утрам она ходила на берег – просто пройтись. И смотрела то на волны, то на выброшенные сине-серым многоводным чудовищем, выползавшим по ночам почти к самым соснам, надоевшие и ненужные ему игрушки – палки, коряги, водоросли, ракушки.

Большие залитые солнцем и светящиеся золотисто-коричневым отливом стволы прибрежных сосен днём казались тёплыми и излучающими дружелюбие. По ночам в вечерних сумерках они вдруг превращались в зловещих и враждебно настроенных великанов. Деревья, молчаливые на свету, в темноте начинали странно гудеть, шуметь, скрипеть, стонать, охать, подвывать, издавать непонятные звуки.

Во мраке они были похожи на огромную страшную толпу мрачных и злых существ, менялись, становясь полной противоположностью добрым светлым соснам, какими казались днём. Поэтому с наступлением сумерек Аня спешила домой. Но утром, чуть только начинал брезжить рассвет, лес снова преображался, звал к себе и обещал спокойствие, защищённость и радость. За месяц героиня рассказа успела забыть о лондонских сутолоке и суете, о разношёрстной публике в метро, об уроках и учениках.

Часто с первыми солнечными лучами она отправлялась в лес собирать чернику. Совсем недалеко от дома – сосны росли почти за самым окном. Возвращалась она с полной корзиной. И мама варила из сизовато-чёрных ягод варенье. Или просто замораживала их. С этим вкусом и запахом лета так хорошо было пить чай зимой.

Послание от Дэвида героиня получила там же – в высоком густом черничнике.

Телефон по-змеиному зашипел, и Аня прочитала довольно экстравагантную и нетипичную для Дэвида просьбу.

«Дорогая Энн!» – писал Дэвид, и это было странно – официоз, торжественность и искусственность тона не были свойственны любящему иногда пофамильярничать, позубоскалить, подразнить и подзадорить её Дэвиду.

И ещё Аню всегда коробило от собственного имени в такой непривычной огласовке, так что она никогда сразу не могла понять, что обращаются к ней – подсознание изумлялось, недоумевало, сопротивлялось и не хотело реагировать ни на какую чужую, холодную, краткую, резкую и непонятную Энн. Это звучало полным диссонансом милой и доброй Ане.

«Ничего себе! – подумала она. – Никогда ни о чём не просил. А тут вдруг!»

Она огляделась, словно в поисках орудия, с которым можно немедленно броситься на помощь другу Дэвиду. Вокруг были только высокие светло-янтарно-коричневые шершавые в тонких слоящихся пёрышках-чешуйках стволы, растущие из мягкой изумрудной перины черничника и уходящие в голубую ввысь.

Организовать Дэвиду гостиницу в Лондоне, находясь в прибалтийском приморском лесу, Аня, конечно, могла.

Вот только руки надо было вымыть – не хотелось пачкать телефон чёрно-красными перемазанными в ягодном соке кончиками пальцев.

Поэтому Аня взяла свою корзинку и, решив, что хватит, пожалуй, на сегодня, пошла домой – к маме.

И уже дома у компьютера приняла решение.

«Тебе, наверное, не захочется тратить деньги, – написала она Дэвиду. – Можешь остановиться у меня».

Она старалась изъясняться как можно более деликатно и осторожно, зная, что с англичанами нельзя говорить напрямую, а следует прибегать к помощи иносказаний и манерно-вежливых конструкций-намёков, иначе простая фраза «Как дела?» может быть воспринята как просьба вернуть долг.

Поэтому героиня была максимально сдержанна в выражениях, суть которых сводилась к тому, что она в сложившихся обстоятельствах готова предложить свою съёмную комнату в Челси другу Дэвиду.

Действительно, пусть бедняжка Дэвид после своей работы в Дубае остановится у неё, сделает все дела и едет в родной Борнмут – на юг к морю. Энн сохранила самые светлые и радужные воспоминания о чудесном приморском городе, куда Дэвид однажды приглашал её на пару дней погулять по берегу и покататься на яхте. Она даже не помнила, что оплачивать номер в отеле ей пришлось самостоятельно. Но это было совершенно в английских традициях.

Аня позвонила своей квартирной хозяйке в Лондон и обо всём с ней договорилась. Жозефина не возражала, что, с согласия квартирантки, в её комнате поживёт солидный уважаемый англичанин, следующий из богатой ближневосточной страны, где он год трудился по контракту, преподавая английский язык, в родной город на юге Англии. Он пробудет несколько дней, решит необходимые вопросы и уладит проблемы, свершит все дела и тихо покинет апартаменты. А почему нет? Пусть остановится. Как его зовут? Дэвид? Прекрасно. Так звали её первую любовь. Ей очень нравится это имя. Пусть Дэвид поживёт у неё пару дней. Она согласна. Тем более, что комната, в отсутствие Анны, пуста. И квартирантка за неё заплатила.

Облагодетельствованный Дэвид несказанно обрадовался лёгкому разрешению проблемы и немедленно согласился. И благодарил милую Энн за любезность. Спокойно и немногословно. С чувством собственного достоинства.

«Ты прекрасный друг! – писал он ей. – Я восхищён твоим благородством. И очень рад».

Аня тоже была рада. И почему бы ей не радоваться? Она по-своему была привязана к другу Дэвиду. И он тоже в какой-то мере был привязан к ней. Во всяком случае, они всегда держали друг друга в поле зрения.

С Дэвидом они прошли уже немало, и хорошего, и не очень. Иногда он любил пожаловаться Ане на жизнь и слегка поплакаться в жилетку. А жилеткой она была надёжной и безотказной.

Так, ей приходилось вытаскивать его из депрессии. По поводу здоровья, по поводу развода, по поводу замужества бывшей жены, по поводу его отъезда, разлуки с детьми, годового отсутствия на родине и одиночества в чужой стране.

Внешне флегматичный наяву, он почему-то любил поныть по электронке. И отзывчивая доброжелательная Энн с радостью пускала его потоптаться на собственных ушах и нервах, что он с удовольствием и делал – подолгу, уныло и нудно.

Хотя обычно Дэвид не позволял себе затяжных жалоб и в конечном итоге шутил, ёрничал и поддразнивал. Он, вообще, ухаживал за ней чисто по-английски: задирая, язвя, говоря колкости и обижая. Наверное, это придавало остроту, перчик, лимончик и определённый привкус отношениям. Ане трудно было привыкнуть к такой манере поведения, но и к ней она в конечном итоге притерпелась и перестала чувствовать себя оскорблённой.

Дэвид отличался также неожиданно выплёскивающимся «остроумием» и от души любил испортить общую фотографию, корча рожицы и гримасы, грубо скашивая нижнюю челюсть, морща нос и делая глупые свиные глазки, например, на их парном селфи возле вангоговских «Подсолнухов» в Национальной галерее.

Или выставляя Ане рожки где-нибудь около вековых высоких обветренных стен крепости в Кадисе, куда он вызвонил её отдохнуть из утомившего его Ближневосточья, разумеется, за её счёт (то есть каждый платил за себя).

Но Аня давно приняла английский менталитет и ни на чём не зацикливалась, раз так заведено.

И странные ухаживания она тоже принимала. Вот они лежат на пляже, вот Дэвид встаёт и, ни слова не говоря, куда-то уходит, вот он звонит и сообщает, что приготовил ей сюрприз, а потому просит, чтобы она пришла в ресторан N, где он с нетерпением ждёт её. И после долгих блужданий, бесплодных тыканий и отчаянных мыканий (при помощи всезнающих, отзывчивых и готовых немедленно кинуться на помощь русских туристов!) измученная Аня находит-таки искомый ресторан, на пороге которого с телефоном в руках стоит и выходит из себя Дэвид, так и не сумевший объяснить ей все хитросплетения маршрута.

Он отчаянно нервничает, несмешно сердится и сообщает, что успел съесть свой обед, потому что пока Энн пребывала в затяжных поисках, всё почти остыло. Удумавший сделать «приятный неожиданный подарок» столь замысловатым способом ухажёр укоризненным взглядом смотрит, как обиженная Энн, едва сдерживая себя от переполняющих эмоций, неохотно принимается за трапезу. После пережитого стресса есть ей не хочется, но, зная, что Дэвид потратился, она старается держать себя в руках, пробует угощение, немного успокаивается и даже поддерживает беседу с Дэвидом, который пытается острить и портит всё окончательно, «шутливо» назвав её тупицей.

Короче, жильё в Лондоне она ему быстренько нашла. И радуясь тому, что сделала доброе дело, продолжала изо дня в день собирать чернику и гулять вдоль холодного балтийского якобы янтарного берега, усыпанного мелкими беловато-розоватыми ракушками вперемешку с сухими жёсткими тонкими чёрными водорослями. В поисках жёлто-задорных янтариков, но вместо мелких солнечных сверкающих и улыбающихся кусочков окаменевшей искрящейся смолы натыкалась только на выбрасываемый морем мусор – коряги, пластиковые бутылки и целлофановые пакеты.

А Дэвид тем временем вернулся на родину, но не воспользовался Аниным предложением, а быстренько свершил важные дела и уехал в Борнмут – к своим детям и родителям.

Хотя поблагодарил дорогую Энн за труды… и замолчал.

Они часто замолкали, делали паузу в общении, как будто отдыхали один от другого.

К тому же оба наслаждались каждый своим морем.

Но всему приходит конец, Аня вернулась в Лондон. И даже забыла о Дэвиде. Дэвид он и Дэвид, каждый из них жил своей жизнью.

Однако возвращение было омрачено самым неприятным сюрпризом: Аня застала свою комнату в ремонте.

Хозяйка извинялась – она вынуждена была привести помещение в порядок, как того требовали правила. Невнимательная женщина ожидала возвращения Энн чуть позже. И просчиталась всего на десять дней. У неё в руках был такой слабый карандаш! И как она перепутала единицу с двойкой? Но что такое десять дней? Они быстро пролетят, и жилище опять будет в полном распоряжении Анны. Жозефина просила прощения. Ей очень неловко. Она с возрастом стала такой рассеянной, что всё перепутала. И как это могло произойти? Ей непередаваемо стыдно. Она переживает и страдает. И чуть не рвёт на себе волосы – славянские корни позволяют ей проделать подобный фокус.

Но пока, может быть, Аня простит её? Ей было совсем непросто. И она не могла этого не сделать. Лето – самое подходящее время для перемен. Может быть, Аня как-то поживёт эти несчастные десять дней у неё на других условиях? Ведь они же знают друг друга сто лет! Ну, не сто, конечно, а что-то около пяти. Но ведь это давние связи! О, люди должны помогать друг другу. И прощать мелкие слабости, промахи и досадные недочёты. Нет, не надо снимать гостиницу! К чему? Это дорого. Ах, она может предложить Анне прекрасные условия.

И в гостиной-студии у неё стоит такой удобный и такой хороший диван с мягкой обивкой. Ну, Аня прекрасно знает его. В конце концов, его можно повернуть спинкой к общему пространству комнаты, где по утрам и вечерам на завтраки и ужины собираются все обитатели квартиры – её муж, дочь, сын и пара-другая постояльцев. Они же не помешают! И их можно попросить вести себя потише и заходить только при необходимости. А спать на диване будет очень удобно.

К тому же через десять дней ремонт сделают. И комната – светлая, тёплая, уютная, с окнами в сад – будет в полном распоряжении Ани.

А днём… Но ведь днём Аня всё равно никогда не бывает дома, она же работает! К тому же и телевизор там есть. И возьмёт хозяйка за это небольшое недоразумение всего ничего – сущую ерунду. Не как за комнату. А уж тем более гостиницу.

Словом, Аня согласилась. А куда ей было деться?

И тут объявился друг Дэвид. Он сиял, ликовал и сообщил, что нашёл работу в Лондоне и что университет предоставил ему прекрасную квартиру в престижном Кингстоне, куда он хочет пригласить свою давнюю подругу встретиться после долгой разлуки и выпить чашку чая. И просто поболтать. Они давно не виделись, он соскучился, к тому же Энн такая милая и славная.

Свидание было назначено на станции Ватерлоо, там в метро они частенько и встречались – это было удобно обоим.


В тот раз Дэвид лучился весельем и довольством, всё у него складывалось прекрасно.

Иногда он даже вставлял в свою речь русские словечки, которые выучил специально для Энн, чтобы сделать ей приятно.

И там же в метро к Ане подошла женщина, молодая, прилично одетая, с паникой в глазах.

– Простите! – сказала она. – Я услышала, что вы сказали несколько слов по-русски. Мне очень неудобно. Но не могли бы вы мне помочь?

Аня остановилась. И вскоре узнала, что женщина потеряла кошелёк и ей не на что вернуться домой. Героиня не стала вникать в подробности и правдоподобность истории, а просто дала соотечественнице деньги, и они с Дэвидом продолжили свой путь.

– Зачем ты это сделала, Энн? – удивился Дэвид.

Аня объяснила, что ей стало жалко соплеменницу и захотелось помочь.

– Ты её знаешь? – не понял и пожелал уточнений Дэвид.

– В первый раз вижу, – просто ответила Энн.

– Но почему? – пытался сообразить и требовал причин странного поведения англичанин.

Но Аня так и не смогла объяснить ему мотивов своего то ли бескорыстного, то ли легкомысленного, но, безусловно, доброго поступка.

Выбившись из сил, она только и сказала:

– Тебе этого не понять.

– Загадочная русская душа! – прокомментировал Дэвид с большим искренним недоумением и повёз подругу в гости показывать своё новое жилище.

Ане понравился красный кирпичный двухэтажный дом в викторианском стиле в ряду таких же, подобных ему строений. Белые рамы на решётчатых окнах придавали зданию особенную чистоту и парадный вид.

Дэвид демонстрировал комнаты – большую гостиную с выкрашенными в пурпурно-красный цвет стенами и с никогда не разжигавшимся камином, на полке которого стояли фотографии его детей – девочки и мальчика; с большим диваном, по традиции, находившимся посреди комнаты, с телевизором. Он показал свою спальню, большую комнату для гостей с широкой кроватью, кухню и традиционный садик с уличным креслом за окном.

Дэвид был воодушевлён новой работой, новым жилищем, недавней встречей с детьми и встречей с Энн, конечно, тоже.

Хозяин шутил, болтал обо всём на свете, поил гостью чаем с молоком и угощал черникой из пластиковой коробочки. Магазинная черника была крупнее и красивее лесной, но в ней Ане не хватало солнца, жизни и привкуса прибалтийского приморского лесного воздуха. И ещё ягоды отдавали чем-то искусственным. Но Аня не обращала на это внимания. Хотя даже под весёлый трёп Дэвида красные стены казались ей вычурными и резали глаз, а чёрное хищно-голодное жерло холодного камина пугало и отталкивало.

Аня пробыла в гостях недолго и вскоре засобиралась.

– Как, уже? – расстроился Дэвид и принялся искренне укорять её. – Мы так мало побыли вместе! И ты опоздала на целый час!

Выяснилось, что он рассчитывал провести с ней целый вечер. Но у Ани был назначен урок, она уже опаздывала на него. Ей тут же пришлось услышать фразы о необязательности и даже грубости (действительно, как нехорошо – вечно опаздывать, да ещё сделать вот так – прийти и внезапно уйти, не предупредив об этом заранее). Однако, несмотря на разочарование друга Дэвида и упрёки, Аня вскоре покинула его.

Через день Дэвид опять пригласил её к себе на очередное чаепитие. Подозревая, что, кроме ягод, к чаю ничего не будет подано, Аня привезла с собой небольшую коробочку с пирожными, вкус которых Дэвид по достоинству оценил. Они очень мило провели время вместе, болтая обо всём, Дэвид проводил её до метро, и Аня уехала к себе в Челси.

Десять дней ремонта тянулись нескончаемо. А выходные, когда все толклись на кухне, оказались совершенно невыносимыми. И вскоре Аня поняла, что больше не может находиться в этом доме. Запах краски начисто выбил её из колеи. А сон на диване в гостиной и постоянная болтовня Жозефины о ничтожнейших пустяках окончательно вывели из состояния равновесия.

– Ах, у вас болит голова! – беспечно тараторила хозяйка высоким визгливым и режущим слух голосом, не чувствуя, что только усугубляет положение. – Я так страдала от этого когда-то! Но, вы знаете, я вылечилась. У меня была добрая подруга, так вот, она тоже мучилась мигренью. И у неё была тётя, которая посоветовала ей своего доктора, прекрасного человека, немного тучного и ленивого, но великолепного специалиста…

От подобных сообщений бедная Анина голова болела ещё больше. Аня не знала, куда деться от надоедливого стрёкота над самым ухом и утратила способность воспринимать истории подруг, тётушек и самой Жозефины о симптомах их болезней и о взаимоотношениях с лечащими врачами. Запахи и звуки донимали Аню и не давали покоя.

«Пожить в гостинице?» – размышляла она.

Но её кошелёк после отпуска не позволял так беспощадно и расточительно им пользоваться. Оставалось два дня страданий. И когда у героини совсем уж невыносимо разболелась голова, она решилась. Ей вдруг подумалось… Она внезапно вспомнила, что у неё есть друг Дэвид, с которым её связывают самые распрекрасные отношения и который совсем недавно показывал ей чудесную комнату для гостей. И которого Аня месяц назад приглашала пожить у себя. К тому же никто не отменял и не забывал дивных минут в Британском музее или в атлантических испанских водах, или у неразожжённого камина, или приглашений на файв-о-клок, да, в конце-то концов, горсточки черники. И его обильных безутешных электронных слёз в её многострадальную жилетку. У них было столько общего!

И она решилась – позвонила Дэвиду. Она поговорила о погоде (а как же без этого – традиции!), она осторожно поинтересовалась его делами, настроением и планами, она предварила просьбу шуткой.

Энн не обременила бы Дэвида, хотя ей очень неловко. Она могла бы приехать сегодня вечером и уехать утром. Ей ничего не нужно, кроме приюта хотя бы на одну ночь – в комнате для гостей. Обстоятельства сложились таким образом, что ей просто надо выспаться и побыть в комнате одной. Потому что она больше не могла выносить запахи краски, лака и присутствия посторонних людей возле своей постели. Хотя она вставала очень рано и ложилась очень поздно – чтобы не быть на всеобщем обозрении. Но второй день головной боли выбил её из равновесия. И она позволила себе обратиться к другу Дэвиду. Сопроводив свой текст тысячами извинений, маленькой просьбой и обещанием не обременить и воспроизвести так понравившиеся ему миндальные пирожные. И даже черничное варенье она тоже обещала привезти – у неё была маленькая баночка.

Дело было к вечеру.

Друг Дэвид выслушал Анину речь и сказал, что не может говорить, а напишет ей. Он не медлил с ответом. Увидев его послание, Аня обрадовалась. По её расчётам, он в это время ехал домой в метро с занятий.

СМС Дэвида было простым и лаконичным: «Это очень неожиданно. У нас так не принято. Я не смогу принять тебя», – написал он. Отказал. Не польстился ни на миндаль, ни на сладкое. И просьбе не внял.

Хотя уже через день извинялся и пытался донести до сознания бесцеремонной чужестранки особенности английских нравов.

В конечном итоге ремонт доделали, запахи химии выветрились и Аня переехала в свою комнату. А вскоре встретилась с другом Дэвидом по его очередному приглашению, чтобы сходить на выставку, попить чай и поговорить.

Вот такая дружба.

И чья душа, спрашивается, загадочна?


(«Гуманитарная миссия». Рига. 2017)


Рецензии
Светланочка!

Я никогда не имела никаких дел с англичанами и не знаю, какой у них там менталитет,
но уверена, что душа у Девида отсутствует. У него вместо души орган для поддержания существования. Отказать Человеку в такой малости, которая его никак не обременит, может только бесчувственный чурбан. И никакой менталитет не может служить ему оправданием.

Что это я так разошлась?
Вы же пишите о доброй душе Ани, а она вызывает только светлые чувства, которые вытесняют отвращение к Девиду.

Спасибо Вам за интересный рассказ!
Очень в Юрмалу захотелось.)

С теплом .
Ваша М.К.

Маргарита Курникова   15.01.2020 07:57     Заявить о нарушении
Очень благодарна Вам, дорогая Маргаритушка, за Вашу доброту!
Каждый раз читаю Ваши слова, и на душе становится так светло!
Спасибо Вам за Ваши тепло и доброту!

Если о рассказе, то предыстория от моей подруги.)

С самыми светлыми и хорошими пожеланиями
Света

Светлана Данилина   15.01.2020 22:35   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 34 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.