Шварцкопф

                Подарок для моего любимого фонтанчика Бонни Роттен
     Медиальная каудилия каудильо Франко, как и свойственно всем представителям шоу - бизнеса, умалчивала об истинных причинах ареста Паука Загорского в бытность того кондуктором, но я, милая Бонни, не из таковских и прямо сейчас в двух словах расскажу, кратко и достойно, как эксперт и ученик самого Кошкильды, о случившемся, настолько тривиальном и похожем на нелегкую судьбу Жоржи Амаду или лимфоузла любого коня, что надолго задерживаться в вопросах творчества, право, не стоит, но о лево будет поведано чуть ниже и подробнее. Паук, как я уже говорил в предыдущем предложении, всю письменную эпоху себя как личности пребывал в состоянии первобытном, отеческом, кондуктором на подскоковой станции Химкинского сабвея, по обязанности и долгу присяги проверял билеты в женских банях, входя туда с грохотом пустых кастрюль, в кои неистово колотили толстые обоссанные старухи, навербованные им из штрафных батальонов  " Эха Москвы ", размахивая ерзкими руками и дельно рассматривая все выпуклости и покатости товарищей женщин, с визгом летавших по периметру бани в голом виде, в чем нет никакой необычности, так как издревле повелось на Руси вербоваться если не на Север, то в штрафбат, искупать кровью, как комары, ошибки предыдущих периодов развития поширше. Но в отчине Отца Опасного, ухойдакавшего страдницу Альбац одним движением мольберта Кристофера Ламберта, в женских банях царила обстановка европейской патриархальности, негромко слышалась музыка  " Пусси райот ", недавно написавших книжку - исследование по Пушкину и его балде, но без Балды, попа, беса и, вообще, без всего, но зато про войну и Оленьку Борисову, бывшую, как ведомо всякому, мать - моржихой панк - рока Великобритании, посылавшей щелчком пальцев Нину Хаген за шмалью, а Сида Вишеса за Ниной, потому как гадская немка пропадала с концами, играли по потолкам всполохи цветомузыки и волосатые турки разносили миниатюрные чашечки с кофе, в общем, тишь да гладь, но без благодати и тут - х...як ! - Паук. Принес слово божье. Встал в заднем проходе бани и завыл :
     - Богородица, ума дай !
     А Богородица, не будь дурна и ответствует ему :
     - Иди, грит, воруй.
     Он и пошел шарить по карманам. А какие карманы в женской бане ? Там даже турки и те голые. Ухватил Паук одного турка, куда следует ухватил, ощутил и приобщился, побелел, зашатался, упал. А лбом въехал прямиком в  Гросс - Эгерсдорф. В Гросс - Эгерсдорфе тогда неспокойно было. Смеркалось.
     Короче, когда рассвело, в бане все мертвые лежат, Паук же ходит по Гросс - Эгерсдорфу со старухами, указует и былые банкеты, пока всем не надоел. И отвели его старухи в ДОПР. В ДОПРе шумели. Шмели. В общем, мертвый Курехин посмотрел на все вот это вот все и сказал себе ( внутри, то есть не вслух ) : " Да ну на х...й. Виолончели, Растроповичи, Пелевин, Шолохов пидор, Нобелевская премия Бунину, Бунимовичи какие - то сплошные, детский сад да и только ".
    А в это же самое время Кастанеда летал планером над Северными Альпами. Летит и видит, что кончились Муссолини, Софи Лорен постарела, Тото Кутуньо как был козлом, так гадом и остался, дичь несусветная кругом, масляковщина какая - то, петросяновщина, бессмысленная и ни х...я не смешная. Спустился на альпийский луг и стал перечитывать Салтыкова - Щедрина.
    Готфрик с Соней Плакидюк перечитывали Гоголя, Горн - Пушкина, Несмиян - Брюсова, Надька - Вийона, я - Кэрролла. А одна самая умная тетенька ничего не перечитывала, она сама книжки писала. О неудержимости и приступах бешенства у лис. Самым крутым лисом был Вук, это знают все. Сербский такой и матерый. Поэтому сказка заканчивается стишком из плагиата.
    - Видишь, крабы, черепахи мчатся к морю мимо нас.
Нынче бал у нас на взморье, ты пойдешь ли с нами в пляс?
Хочешь, можешь, можешь, хочешь ты пуститься с нами в пляс?
Ты не знаешь, как приятно, как занятно быть треской.
Если нас забросят в море и умчит нас вал морской!