Пианино

Обычно мама Наташа и мама Карина встречались в песочнице, где они выгуливали двух своих Алисочек. Все там непосредственно и сидели, с азартом делая из песка куличики, яблочки, мишек, рыбок и пирамидки.

Так совпало, что девочек звали одинаково – бывают такие временныЫе всплески популярных детских имён, и потому каждое поколение изобилует тёзками.

Если говорить о предыстории, то участники событий впервые увиделись и познакомились неподалёку от своего дома – возле трамвайной остановки.

Однажды в дивный июньский полдень мама Наташа прогуливалась со своей Алисочкой по аллее в тени цветущих лип. Компанию им составляли бабушка Павлика, вошедшая в историю именно под этим именем, и, естественно, сам четырёхлетний Павлик, возглавлявший процессию. Все взрослые в этой «песочной» тусовке носили имена своих детей: бабушка Павлика, мама Кристины, няня Насти, мама Эдвина и проч. И мама Алисы тоже до определённого момента звалась мамой Алисы.

В тот достопамятный день именно Павлик направлял традиционный коллективный променад под липами. Он важно и сосредоточенно топал впереди группы и вёз за собой на оранжевой верёвочке изредка погромыхивавший на неровностях асфальта большой яркий жёлто-красно-синий пластмассовый грузовик.

За самосвалом, осторожно и аккуратно толкая перед собой игрушечную нежно-розовую колясочку с кружевным белым балдахинчиком, важно, как взрослая, шествовала трёхлетняя Алисочка. Замыкали процессию бабушка Павлика и мама Алисочки. Остальные члены «песочного» сообщества на той прогулке по разным причинам отсутствовали.

Было благостно-тепло, не жарко, а как-то тихо и спокойно, мягко и обволакивающе приятно, когда энергия идёт от сам;й прогретой земли, а тонкий изысканный аромат невзрачных поодиночке, но роскошных в своей огромной массе липовых цветов, заполняет всё вокруг и чарует, и пьянит, и делает настроение праздничным. И воздух, насыщенный этим всепроникающим благовонием, казался сладким и загадочным, создавая особенную волшебную атмосферу.

Мама с бабушкой увлечённо говорили о насущных серьёзных вещах, в данный момент – о пользе фруктов, ягод и натуральных соков.

Бабушка воодушевлённо в деталях докладывала, кто, что, когда и как в их семье ест и пьёт.

– А мы каждый вечер достаём соковыжималку, – обстоятельно повествовала она, – Павлику очень морковный сок нравится! У него и на стаканчике морковочка нарисована! А мама его сок не пьёт – не любит. Зато папа просто обожает, особенно, если морковный с яблочным смешать. Да и я – с удовольствием!

Неожиданно подробная речь бабушки Павлика была прервана громким детским рёвом, истошным, требовательным и даже каким-то безысходным.

Все озабоченно потянулись на тревожный пронзительный звук и стали вглядываться вперёд. Недалеко от трамвайной остановки стояла незнакомая мама с рыдающей девочкой на руках. Мамаша что-то говорила, пытаясь успокоить ребёнка. Но дочка упоённо вопила и утихомириваться не желала.

Процессия с разноцветным пластмассовым самосвалом приблизилась, и готовая ринуться на помощь мама Алисочки спросила:

– Что случилось?

Раскрасневшаяся девочка на мгновение притихла, а её мама, поправляя выбившиеся из-под панамки дочкины светлые волосы, виновато пояснила:

– На трамвай с бантиком опоздали!

– А-а-а, – сочувственно и понятливо произнесла мама Алисочки.

Она согласилась с весомостью причины, ведь сейчас уже держала за руку точно такую же девочку, которая легко могла устроить подобный концерт из-за ушедшего трамвая с красной клубничкой или хорошеньким дымчато-полосатым котёночком.

– Спать хочет! – сразу прозорливо определила проблему бабушка.

– Да, пора, пойдём! – ответила незнакомая мамаша и понесла всё ещё плачущее раскапризничавшееся дитя к стоявшему неподалёку дому.

– Интересно, – прокомментировала мама Алисочки, глядя вслед, – никогда их раньше не видела.

– А они переехали уже полгода как, – пояснила всезнающая бабушка Павлика, – кажется, даже в ваш подъезд.

С тех пор сообщество пополнилось новыми членами и все подружились. То есть стали гулять вместе – сидеть в песочнице, печь куличики, качаться на качелях, спускаться с горки и совершать пешие прогулки между домами и по упомянутой ранее липовой аллее.

К тому же две мамы, познакомившись, обрели наконец свои собственные имена – мама Наташа и мама Карина – надо же было как-то различать в «песочном» коллективе двух мам двух маленьких Алисочек. Они довольно быстро нашли общий язык и сдружились – и мамы, и Алисочки.

И время обязательных ежедневных прогулок у них всегда совпадало, и темы для разговоров находились легко и просто.

К тому же мама Карина как-то выделяла среди всех прочих маму Наташу, предпочитая общаться с ней и проявляя некоторый снобизм в отношении других, что несколько коробило маму Наташу, привыкшую к простому дружелюбию их взрослого коллектива.

Однако она старалась не обращать внимания, например, на Каринин смешок в ответ на пропетую однажды вышедшим на прогулку четырёхлетним Витюшей фразу «Ах, какая женщина! Какая женщина! Мне б такую!»

Сообщество тогда расхохоталось, а вот мама Карина тихонько фыркнула на ухо маме Наташе и даже несколько высокомерно прошептала: «Вот зачем при ребёнке такое слушать?»

А мама Наташа к морализаторству склонности не имела. Но это не мешало ей общаться с мамой Кариной и ежедневно выслушивать её рассказы.

Мама Карина любила поговорить на разные темы. Например, она очень много потчевала маму Наташу обстоятельствами ремонта своей новой гостиной.

«Мы купили пианино!» – однажды довольно и в то же время гордо сообщила мама Карина и принялась многословно рассказывать, как они с мужем долго искали инструмент, как наконец нашли то, что хотели, – антикварное, почти стотридцатилетнее, с медными канделябрами, причудливыми балясинами, инкрустациями и тремя педалями, сделанное из двух пород дерева, работы старинной уважаемой и именитой немецкой фирмы. Мама Карина взахлёб живописала, как хорош и красив инструмент. Часа два были посвящены одной только истории покупки, общения и торга с хозяевами, подробностям транспортировки и ручного подъёма на двенадцатый этаж в отсутствие грузового лифта. Не менее красочно делилась мама Карина информацией о реставрации раритета и о затяжном мучительном общении с мастером, взявшимся за этот непростой труд.

Мама Карина прожужжала маме Наташе все уши, и та заочно полюбила редкий инструмент.

В результате к определённому моменту воображение её было накалено и доведено до высшей точки нетерпения. Она даже начала мечтать о том, чтобы увидеть это чудо и воочию полюбоваться им. Так и представляла она себе слоновой кости клавиши и особенное, словно из глубины веков идущее, звучание медных струн.

Ещё бы! Детство, проведённое за клавиатурой! Музыкальная школа! Филармония и концертные залы! Бах и Моцарт, Бетховен и Шопен, Черни и Гедике! С этими именами мама Наташа выросла, и они вызывали у неё ностальгические чувства, поскольку, повзрослев, она оставила музицирование.

К тому же пианино, её родное пианино осталось в родительской квартире. А им с мужем при наличии маленького ребёнка было не до музыкальных инструментов. Всё время мамы Наташи занимали кашки, памперсы, кубики, плавно преобразовавшиеся в куклы, посудку и игрушечную колясочку. Какой там Стравинский! Какой Даргомыжский!

И бывая у родителей, мама Наташа даже не подходила к инструменту – не до того всем было.

Но наслушавшись пространных мамы-Карининых монологов, мама Наташа мечтала увидеть и услышать инструмент. И мама Карина обещала позвать и продемонстрировать реликвию, как только та будет приведена в порядок.

Однажды такая возможность наконец представилась.

Как-то в конце августа погода перестала благоволить к «песочному» сообществу.

На улице с самого раннего утра разразилась гроза, летняя, неуёмная, сумасшедшая. Всё пространство заливали обильные и бурные потоки. Дождь, словно ополоумев, низвергался с небес так, будто некто огромный и могущественный в сердцах сильными рывками выливал воду из бездонного ведра.

Песок в песочнице съёжился и осел, прибитый гигантскими каплями, понуро пригнулась к земле потемневшая трава на газонах, капли отскакивали от сплошной гигантской лужи на серо-чёрном асфальте. Липы сиротливо мокли под безжалостными струями, не в силах спрятать свои обвисшие беспомощные листья.

Ни о какой прогулке не могло быть и речи.

И в такой обстановке мама Карина позвонила маме Наташе.

– Ну как насчёт погулять? – издевательски и по-свойски спросила она в трубку?

– Ага, сейчас, – взглянув за окно, саркастически ответила мама Наташа, – там просто смоет всех!

– А что вы делаете? – поинтересовалась мама Карина?

– В куклы играем, хозяйничаем, – ответила мама Наташа за двоих.

– А приходите к нам поиграть, – пригласила мама Карина.

– Сейчас машина достирает, – ответила мама Наташа и уточнила, – ещё полчасика осталось.

– Ладно, ждём, – обрадовалась мама Карина. – Мы как раз позавчера ремонт закончили. Я вам квартиру и пианино покажу!

Мама Наташа пообещала прийти.

– Пойдём в гости к Алисе? – спросила она свою Алисочку.

Та, конечно, согласилась, и мама Наташа стала собираться.

Разглаживая утюгом дочкино платьице, она воображала, как осторожно и с придыханием откроет крышку пианино, увидит старинные тронутые временем чуть желтоватые слоновой кости клавиши, как, бережно прикасаясь к ним, попробует взять пару нот.

Что бы можно было сыграть?

Когда Наташа, ещё до того, как стала мамой Наташей, долго не играла, то подходя к инструменту, пробовала – и его, и свои способности – первыми аккордами прелюдии Шопена, торжественным маршем из нескольких басовых звуков, которые пальцы всегда брали автоматически, помнили сами.

Хотя, нет, она не будет играть эту прелюдию.

Зачем пугать детей такими низкими грустными нотами?

Она возьмёт всего пять аккордов.

И этого будет достаточно.

Но в них она услышит всё – все звуки – гулкие, торжественные, глубокие – в них сразу отразятся явные и скрытые способности инструмента.

Или нет.

Действительно, зачем?

Дети маленькие.

Ещё испугаются.

Лучше она сыграет Моцарта – весёлого и жизнерадостного, математически точного, неутомимого и изобретательного.

Начало первой сонаты, например.

Или «Турецкого марша»?

Она даже отставила утюг в сторону и попыталась сыграть первую сонату на гладильной доске. Пальцы вспомнили! И это очень её порадовало. И маме Наташе ещё больше захотелось прикоснуться к инструменту.


– Привет! Проходите! – поприветствовала их мама Карина, открывая дверь.

Она принялась водить гостей по квартире, по всем комнатам, показывая и рассказывая.

Девочки поначалу ходили хвостиками вслед за мамами, но потом это скучное занятие – перемещения, разглядывания и пространные комментарии – им надоело, они уселись в детской и занялись более серьёзными вещами – куклами, их одеждой, посудой, постелью и домиком.

А мама Карина привела маму Наташу в гостиную и после очередного обстоятельного рассказа об истории ремонта указала на пианино.

Мама Наташа залюбовалась старинным инструментом – он был хорош, в нём пряталась тайна, которую хотелось разгадать, узнав его легенду, услышав звук, попробовав слегка тронуть кончиками пальцев гладкие – широкие белые и узкие чёрные – клавиши.

– Красивое, – с придыханием и восторгом прошептала мама Наташа.

Между тем, мама Карина без умолку трещала:

– А сколько мы в него вбухали! Кто б знал!

Речь её была прозаической, практичной, деловой и очень приземлённой.

Мама Наташа уважительно разглядывала изящные медные канделябры с белоснежными свечами.

Пианино радовало глаз – вычищенное и блестящее после реставрации, какое-то «новенькое» и торжественно-праздничное.

Гостье очень хотелось услышать наконец звук, но она была благовоспитанной барышней и не торопила хозяйку, слушая всё, что та рассказывала ей.

– Это же красное дерево и бук – аж две породы дерева! – гордо сообщила мама Карина. – Только в чёрный цвет всё покрашено. А в каком оно состоянии было! Ты не представляешь! Сколько царапин! И большие какие были, заразы! Плюс следы от стаканов на крышке – прямо сплошные белые круги. А чего мы с мастером натерпелись!

Рассказ о мытарствах с мастером, о его характере, режиме и манере работы, а также о том, как и чем приходилось его по ходу дела кормить, занял около двадцати минут.

Мама Наташа терпеливо слушала.

– Ну, ладно, пойдём кофейку попьём, – позвала её наконец мама Карина.

– А-а-а, – не находя слов, растерянно протянула мама Наташа, чувствуя, что самого главного они так и не сделали. – А звук какой? Как оно звучит? Можно попробовать?

Ей было неловко просить, но любопытство оказалось сильнее.

– Что? – переспросила мама Карина и, небрежно махнув рукой, словно отпугивая какую-то надоевшую мелкую букашку, легкомысленно ответила. – Да оно не открывается!

– То есть? – не поняла мама Наташа, до сих пор сдерживавшая свой порыв попросить поиграть или хотя бы попробовать коснуться пары клавиш.

– А что его открывать-то? – по-простому лепетала мама Карина. – Играть-то всё равно никто не умеет!

– А зачем же вы его купили? – глупо поинтересовалась мама Наташа.

– Ну… Красивое! Смотри – какой с ним интерьер! Роскошный! – начала учить её мама Карина. – Музыкальная гостиная – старинное пианино со свечами! Мы ещё часы на него поставим, тоже антикварные. Я уже нашла!

И она рассказала, в каком магазине часы найдены.

– Так вы его, что, не открывали никогда? – никак не могла успокоиться мама Наташа.

– Ну какая ж ты, мать, тупая! – ласково пожурила её в ответ мама Карина и продолжила объяснять, как ребёнку, медленно, членораздельно и доходчиво. – Я ж говорю: оно за – кры – то! На ключ! А ключа нет, понимаешь? Потерялся. Сто лет назад – давно. Мы его таким купили. Отреставрировали. А крышку решили не трогать – не открывать. Закрыта она и закрыта! Кто туда полезет! Кому это надо?

– А-а-а, – ещё раз медленно протянула «тупая» мама Наташа.

– У меня одноклассница, вообще, – музыкальную школу окончила, экзамены сдала, – принялась весело рассказывать мама Карина. – Тут у них гости собрались, торт и шампанское стоят, все за столом сидят, сыграть что-нибудь просят. А она пианино на ключ закрыла, ключик всем показала, отнесла в туалет, в унитаз выбросила и воду спустила в знак протеста – достали!

По ходу повествования мама Карина артистично показывала, как одноклассница производила все действия, то есть подняла руку, поболтала в воздухе невидимым, но предполагаемым ключиком и даже нажала на воображаемую кнопку, якобы спуская воду.

– Бывает, – неопределённо поддакнула ей шокированная мама Наташа.

– Садись, – говорила тем временем мама Карина, указывая на кресло и берясь за серебряный кофейник, стоявший тут же, на сервированном журнальном столике. – Тебе сварить или растворимый будешь?

Мама Наташа выказала желание во всём следовать вкусу хозяйки и, пока та готовила кофе на кухне, обводила глазами помпезную комнату, с большим сочувствием разглядывая старинное пианино – как живое существо. Оно стало казаться ей жалким и заброшенным, сиротливо прижавшимся к стене с дорогими обоями и словно съёжившимся под висящим над ним аляповатым пейзажем.

«Рояль был весь раскрыт, и струны в нём дрожали…» – крутились у неё в голове фётовские слова. – И о чём я думала? Действительно, тупая!»

И мама Наташа пошла в детскую проверить притихших заигравшихся Алисочек.

А потом она заглянула на кухню, где встретила маму Карину с подносом.

– «Ах, какая же-енщина! – мурлыкала та себе под нос. – Тьфу ты! Привязалась! Пойдём кофе пить!»

Мама Карина рассмеялась, отвела гостью в гостиную и принялась разливать кофе по стильным белым чашкам.


(«Гуманитарная миссия». Рига. 2017)