Еще один дамский сюжет из недописанного-2

"Жаль, что Золушек под полтос не бывает", –  подумала Ника, мельком взглянув на себя в зеркало. Задержалась на секунду, проходя. Она давно не любила себя пристально и дотошно рассматривать – это было чревато. Но сегодня на неё глядела очень даже ничего дама, без возраста. Довольно молодая, как ни странно, только вот глаза грустные, как у больной собаки.
–  Странно, почему у меня всегда такие грустные глаза? Даже в минуты радости –  "печальные", "задумчивые", "вся скорбь еврейского народа", "вся печаль горы Сиона", "грустно удивлённая чем-то навсегда"– это то, что она могла вспомнить навскидку из многочисленных характеристик этих самых её глаз самых разных людей, самых разных глав её жизни: "каштановые", "чайного цвета", "кофе со сливками", "чёрных с рыжими лучиками", "смородиновые", "ореховые", "зеленоватые слегка"….
"За что, за что, о Боже мой,
за что, о Боже мой!"
  А как было б славно! Подкатил бы ловкий экипаж, вышла б из него добрая фея и –  на Бал. "Бал, бал, бал, бал в 12 баллов"– читала она сто лет назад на выпускном вечере, сначала восьмого, потом десятого классов. И что, кому они нужны, эти балы? Вон, в январе каждый год балы Прессы, и что судьбоносного они ей когда-нибудь принесли? Подогретое алкоголем и больным честолюбием от вручённых конкурсных наград, буйное веселье клубка целующихся змей, солидарных "до изумления" собратьев по перу...

  Кстати, о тех первых школьных балах. В восьмом на ней было сшитое сестрой белое платьице а'ля Наташа Ростова: коротенькое и немного беременное –  кокетка и бант под грудь, широкая юбка – трогательное. И на самом деле беременная 20-тилетняя красавица сестра, не сдерживающая своей гордости, глядя на неё, читающую со сцены Евтушенко. Ещё на том вечере какой-то мальчишка из соседней школы пригласил её на первое в жизни свидание, которое запомнилось лишь тем, что во время прогулки по соседнему с улицей частному сектору, он сорвал зелёное яблоко, откусил его и предложил ей: "Подержи, только не съешь". Ни шутка, ни мальчик впечатления не произвели, и она предпочла считать то свидание не первым, а предварительным, репетицией свидания, так же, как и потом подтасовывала все вехи в своей жизни. Первый роман не Сапог, а Мастер. А то – репетиция, проба пера. Всё, что было до С. не считается. С ним всё женское – первое. Впрочем, в общем-то, всё правда. Кроме невинных, почти детских романов, ничего женского у неё до замужества не было. Жаль, что не в коня корм. Нашла, кому подарить "юность –  рвущийся товар", "самое дорогое, что есть у девушки". Первая цитата –  из кого-то великих, вторая – второй (тоже эксперимент, в смысле, замужество было экспериментальным) свекрови. Это она про его первый эксперимент: "она подарила ему самое дорогое, что есть у девушки". Они потом с сестрой долго к Юрасу приставали: "Юр, зачем ты взял у девушки её бриллианты – ты же их носить не сможешь?"
 
 Юрас был огромен, лёгок нравом, романтичен и брехлив. Он врал из любви к искусству, каждую минуту, вдохновенно сверкая своим единственным глазом. Да, у Юраса был выбит глаз, но могут же у такого сокровища быть свои недостатки. К тому же, выбитый глаз был заменён на вставной, очень правдоподобный,  и этот, чуть странноватый взгляд, придавал Юрасу неповторимый шарм. Во всяком случае, судя по его бешеному успеху у дам.
 
 По поводу "сокровища" – это сентенция тоже принадлежит его маме, которая её хоть и не озвучивала, но давала всем понять  весьма  отчётливо.
Сестра очень любила Юраса, хотя, увидев его первый раз, удивилась: "Это ещё что за шкаф?" Он очень скрасил её четырёхмесячное ожидание вызова в страну Германию от мужа-военного, пребывая в это время в родительском доме с двумя малолетними дочками.

  Всего детей в ту достопамятную осень-зиму в доме было аж трое, и хохоту, визгу и шумного веселья ещё больше. Юрас всех носил на руках, каждый день приносил подарки детям и интересные книги сёстрам, фонтанировал свежими анекдотами, историческими байками и всевозможными историями из жизни, рассказанными весьма артистично. Сестра обожала гулять с ним, таким большим и надёжным, всей семейной гоп–компанией по родной улице и смеяться до слёз. Однажды  так визжали, когда он, рассказывая какую-то страшилку, вдруг закончил её так неожиданно: что–то про женщину, приехавшую на такси к воротам кладбища, а таксист вдруг ей... Словом, визг, ужас, восторг.
Однажды Юрас принёс детям ровно сто надувных шариков, весь вечер их надувал к шумному восторгу всех чад и домочадцев, развесил их по всему дому, и с тех пор каждую ночь весь дом вздрагивал, когда лопался очередной шарик.

  По вечерам все слушали пластинки: песни на стихи Вознесенского ("Спасибо, что свечу поставила в Католикосовском лесу…",  «Ну что тебе надо еще от меня, икона прохладна, часовня пуста…», Вертинского ("Доченьки, доченьки, доченьки мои", "Ты не плачь, не плачь, моя красавица, ты не плачь, женулечка-жена") и "Алису в Зазеркалье". Пили чай с домашними пирогами, пирожками и пирожными, сестра вязала, а Юрас рассказывал свои небылицы. Побыть вдвоём удавалось редко: "Ника, надо делиться, дай тоже Юрасиком попользоваться". Типичная картина: Юрас, как новогодняя ёлка, выходит из спальни в большую комнату, обвешанный со всех сторон: Ника в одной руке, Динка и  Марик на другой, а Аська –  на плечах. Стоны восторга и умиления, шум, крик, визг. Шкодливая и любознательная Аська вдруг выпадает из шкафа, куда забралась с целью подсмотреть за Никой и Юрасом. "Вот, Аська", – журит её Софа –  "когда ты вырастешь и к тебе придёт молодой человек, мы с Никой и Юрасом заберёмся в шкаф и будем за тобой подсматривать. Хорошо ли это будет?"
  Словом, Юрасик – одно из самых приятных воспоминаний её жизни. Впрочем, если не вдаваться в подробности и не считать того, что двух героев той милой страницы жизни –  Юраса и любимой сестры уже нет на свете, и всё, связанное с их уходом, так больно, так страшно и непереносимо, что считать, что это всё не наяву случилось, не на самом деле – защитная реакция организма. И по тому же принципу она старается вспоминать лёгкое, светлое, доброе, что связано с этим, и вообще с любым кусочком жизни (не осталось больше живого места: чтоб по-другому - укатали). Жаль только, поводов не так много, как хотелось бы.
К чему это она, кстати, про Юраса? Ах да, балы. Что общего у Юраса с балами, не считая того, что общего у Юраса можно найти с кем и чем угодно
...