Старец Серафим Д. А. Тяпочкин, 1894-1982. II-ая ча

Старец Серафим (Д.А. Тяпочкин, 1894-1982). II-ая часть.
[статья из серии по истории пророчеств]. 

    В сентябре на прилавках в книжных павильонах при Челябинских церквях появилась книга «Белгородский старец архимандрит Серафим (Тяпочкин)» (Сост. иеродиакон Софроний (Макрицкий), второе переиздание, Троице-Сергиева лавра).
    Переиздание данной книги вызывает недоумение, особенно приведённые в ней «пророчества»!!!
    В 2000-х годах о книги иеродиакона Софрония (Макрицкий) много писалось, и большинство рецензий было негативных. И вот сейчас Российскому обществу предлагают начать всё с начало, вероятно, надеясь, что многие участники прежних дебатов ушли в «мир иной», а новые читатели плохо знакомы с данной темой.
    Поэтому предлагаю читателям ознакомиться со статьёй того времени протоиерея Николая «Полуправда хуже лжи»:
    «Однажды во время съёмок документального фильма об отце Серафиме ко мне подошел Александр Макрицкий (иеродиакон Софроний) и сказал:
    «Отец Николай, вы знаете, каким должен быть фильм и каким должен быть батюшка в этом фильме? Вот у нас были святые преподобные Сергий и Серафим. Так вот, точно таким же чудотворцем должен быть показан и отец Серафим...»
    Вероятно, неуёмное желание показать о. Серафима чудотворцем, равным преподобным Сергию и Серафиму, и перенеслось на книгу о нём, составленную Макрицким через несколько месяцев после разговора.
    Можно твёрдо сказать, что он весьма преуспел в реализации этой своей идеи. Особенно это ощущается, когда на страницах книги идёт непрерывное перечисление «чудесных случаев», и временами создаётся впечатление, что жизнь православного старца непременно должна состоять из сплошного потока чудес и что только чудеса и являются основным критерием подлинно христианской жизни. Сама жизнь и сам человек в этой перспективе перестают быть чудом.
    Вне всякого сомнения, в книге «Белгородский старец архимандрит Серафим» приводится достаточно много правдивых сведений о жизни старца, но, мягко говоря, беспокоит то, что в эти правдивые и довольно трогательные места вкрапливается преувеличение, а подчас и откровенный вымысел. Срабатывает демоническая тактика, когда «к бочке мёда примешивается ложка дегтя». В результате в неокрепшую и неспособную разобраться в тонких духовных реальностях душу входит полуправда, что есть на самом деле ложь, и направляет человека на неправильное осмысление православных ценностей, в чём мы видим главную опасность книги.
    Вероятнее всего, автором двигали самые благие намерения донести до сотен тысяч верующих и неверующих правду о жизни праведника.
    Вопрос состоит лишь в следующем: а готов ли он был донести эту правду без искажений, и тем более в духе Православия?
    Тот факт, что автор не удостоился дать для просмотра черновой вариант рукописи ни правящему архиерею, ни тем близким к о. Серафиму людям, которые ныне здравствуют*, говорит сам за себя: или он заранее боялся услышать трезвую оценку своих трудов, или... Трудно сказать, что заставило его поступить таким образом. Но уже только поэтому трудно считать труд иеродиакона Софрония (Макрицкого) благословенным.
    Дух истины наиболее отражает последняя часть книги – проповеди о. Серафима. Здесь можно верить практически каждому слову. Не грешат искажениями и письма старца к духовным чадам, собратьям и архипастырям, которых он знал и которые знали его.
    Что касается первой части жизнеописания о. Серафима, здесь вполне можно верить почти всем биографическим справкам, хотя в описании некоторых моментов жизни о. Серафима ощущается домысел автора.
    Самый вопиющий момент этой части, безусловно, так называемое доказательство того, что именно о. Серафим взял икону у Зои в г. Куйбышеве в 1956 году. Судя по всему, намерением автора было сделать этот момент кульминационным и бесспорно доказывающим чудотворную мощь о. Серафима. Но, как ни странно, множество духовных чад и почитателей о. Серафима и без этого «чуда» считают его праведником в полном смысле этого слова.
    Автор книги прекрасно знал мнение тех многих духовных чад о. Серафима, которые неоднократно слышали из уст самого старца, что это был не он. Это было произнесено не по смирению батюшки (как утверждает автор), а по любви его к правде, которую он ставил превыше всего. И вот этих-то людей, которые живы и сейчас, на самом деле связывали с батюшкой подлинно духовные узы. Они оказались скромнее автора, а тем самым и ближе к о. Серафиму.
    И кстати, Макрицкий приводит на страницах своей книги свидетельства многих из них, а именно: протоиерея Валерия Бояринцева из Крыма, архиепископа Евсевия, бывшего Куйбышевского, ныне Псковского, иеросхимонаха Иоанна Бузова, насельника Коренной пустыни, протоиерея Феодора Чайки из Уразово, протоирея Иоанна Макаренко из Красного Кутка, игумена Серафима Лебедева, Митрофана Дмитриевича Гребенкина из Тулы, на руках которого и скончался о. Серафим.
    Митрофан Дмитриевич весь Великий пост до последнего дня жизни о. Серафима практически не выходил из кельи старца, и именно в его присутствии, по его свидетельству, батюшка дважды отрицал свою причастность к этому случаю. И странно, что о. Серафим не сказал правду тем, кого любил и кому доверял, и открыл ее малознакомой женщине.
    Здравствуют ныне свидетели, которые лично знали священника, который брал икону из рук Зои.
    Во-первых, это правящий архиерей Ярославской епархии владыка Михей, который в то время был секретарем Днепропетровской епархии и был лично знаком и с отцом Дмитрием Тяпочкиным, и с отцом Серафимом (Полозом), который взял икону из рук Зои и лично рассказывал об этом тогда еще иеромонаху Михею.
    Во-вторых, Владыка Симон Мурманский, будучи насельником Свято-Троицкой Сергиевой лавры, занимался специально этим вопросом и лично был знаком с иеромонахом Серафимом (Полозом), который в действительности и взял икону.
    В-третьих, иеромонах Иоанн Бузов и игумен Серафим (Лебедев), протоиерей Феодор с протоиереем Иоанном и многие другие были близки к о. Серафиму и подолгу жили рядом с ним. Их весьма трудно заподозрить в предвзятом отношении к о. Серафиму. Они любили и продолжают его любить и почитать. Батюшка остается для них святой жизни человеком, но, как трезвые и честные христиане, они говорят о том, что сами видели и слышали. И нет никаких оснований не верить им.
    В конце концов, множество близких к экзальтации свидетельств то неких семинаристов, то почти блаженных бабушек настраивают человека на лад чудотворно-прелестный, как бы подготавливая его ко второй части книги, в которой бывшая жена автора, кажется, превосходит саму себя и создает, на наш взгляд, неотразимое пособие по «беспрепятственному вхождению в прелесть».
    Но об этом чуть позже. Хотелось бы рассмотреть несколько свидетельств и воспоминаний, чтобы не быть голословными в нашем критическом отношении к затраченным автором трудам.
    К примеру, свидетельство Татьяны Шарой, которую будто бы, по её словам, исцелил о. Серафим, подержав за голову (стр. 158). Трудно поверить в это исцеление, поскольку на протяжении всех этих лет, вплоть до дней сегодняшних, она являет собой образец, мягко говоря, неадекватного поведения. Намёки, полунамёки, «видения», «пророчества», угрозы – вот её привычный арсенал.
    Именно ей принадлежит фраза, а не о. Серафиму, относительно последнего настоятеля, произнесённая в присутствии певчих: «Того сковырнули, и этого сковырнем...»
    Или свидетельство Валентины Романовны Коноваловой (стр. 174). В книге написано, что врачи ставили ей диагноз: рак горла; она выпила масла из лампадки у могилы о. Серафима, и всё прошло. Сама Валентина Коновалова была удивлена и возмущена, узнав о своём чудесном исцелении, ибо рака у неё не признавали никакие врачи.
    Что остаётся думать неокрепшему читателю, столкнувшемуся с подобным?
    Либо верить без оглядки всему, либо ни во что не верить!!!
    Небезынтересно и «видение» Галины Гречихиной, регента хора (стр. 172). По её словам, на литургии Преждеосвященных Даров, во время совершения Великого входа, когда пели, как она говорит, Херувимскую песнь и о. Николай якобы произносил: «Великаго Господина и отца нашего Алексия...» – она видела стоящего у престола о. Серафима.
    Можно допустить, что она действительно увидела батюшку, но тогда при чём здесь Херувимская песнь и провозглашение Великому Господину, если любому православному христианину, а тем более священнослужителю, известно, что на Преждеосвященной литургии поётся «Ныне силы Небесные» и во время прохождения Царских врат священник, по крайней мере, тихо произносит: «Верою и любовию приступим...»
    Посему либо видение было ложным, либо иеродиакон Софроний не имеет ни малейшего представления о литургии Преждеосвященных Даров. И таких случаев, наряду с более или менее нормальными и реальными, в книге превеликое множество.
    Иеромонах Сергий (Рыбко), прочитав к книге свои «Воспоминания» (стр. 85-91), был неприятно удивлен тем, что они подверглись, мягко говоря, «литературной» (отнюдь не редакторской) обработке, в результате которой слова о. Серафима приводятся в них в искаженном виде. Особенно возмутительно, что это коснулось весьма серьезных вопросов, граничащих с догматическими.
    В частности, на вопрос о. Сергия о зарубежной церкви архимандрит Серафим в действительности дословно ответил так:
    «Зарубежная церковь есть, несомненно, раскол, и никакого литургического общения с ними быть не может».
    В переложении же иеродиакона Софрония сказано:
    «Зарубежная церковь есть следствие раскола» (стр. 88).
    Как уже упоминалось, средняя часть книги принадлежит бывшей жене иеродиакона Софрония Валентине Макрицкой.
    С первых строк повествования выпукло просматривается духовная псевдовысота автора. Так, она пишет:
    «По моему желанию Господь послал о. Серафима принимать исповедь...» (стр. 108).
    И она весьма искренна в этих словах. Именно по её желанию, но не по её смирению...
    Далее идут сплошные чудеса, доступные пониманию лишь равного ей по праведности, чудеса, которых так жаждет экзальтированная масса околоцерковного народа**.
    Интересен также сон в главе «Чернокнижник». Святые отцы предупреждают об осторожном отношении к снам. И если бы Валентина Николаевна повнимательнее отнеслась к сновидению, то поняла бы, какая сила владела ею в тот момент и, быть может, владеет и поныне в той или иной степени:
    «Снится мне сон: стою я на богослужении в храме у батюшки Серафима. Служба идёт своим чередом, батюшка в алтаре, певчие поют, а посреди храма стоит высокий человек в черном, и накидка у него как плащ, только без рукавов, стоит гордо, не молясь. Подошла я к нему, а он меня своей накидкой накрыл. И так мне хорошо под этой накидкой...»
    Трудно что-либо добавить к этому. Остаётся лишь искренне пожелать Валентине Николаевне вылезти как можно быстрее из-под этой накидки.
    Нельзя не обратить внимание на прекрасное качество и не вполне скромный размер личных фотографий обоих соавторов, помещённых в книге.
    В общем, создаётся устойчивое впечатление, что желание прославить о. Серафима как-то незаметно трансформируется у авторов в прославление самих себя.
    Подводя итог посильному анализу книги, не претендуя на его полноту, считаем, что книга искажает духовный облик старца Серафима (Тяпочкина) и ведёт ум и душу читателя не в направлении подлинно христианских ценностей, а, наоборот, к далекому от православного чувственному восприятию духовной жизни***.
    В связи с возможной канонизацией о. Серафима считаем, что всякое искажение или неправда, связанные с ним, нетерпимы, в какие бы благочестивые формы они ни облекались».
*    *    *

    (*) иеродиакон Софроний (Макрицкий) в действительности показывал книгу духовным чадам о. Серафима, имеющим священный сан, но она была ими не одобрена и признана недоработанной, а некоторые места были признаны сомнительными. Автора пытались убедить повременить с изданием книги, но он не внял увещаниям. В таком виде её отказались опубликовать несколько издательств, в том числе Международный издательский центр православной литературы, который помещается в Даниловом монастыре Москвы, и издательство им. святителя Игнатия Ставропольского.
    (**) кроме чудес, там представлены и несколько «пророчеств», исключительно «лестные для патриотического слуха» и «ревнителей благочестия», которые старец Серафим (Тяпочкин), почему-то доверил одной только Валентине Николаевне, и которые противоречат Отечественной истории пророчеств.
    (***) также не претендуя на полноту анализа книги, считаю, что там где книга касается «пророчеств», она искажает духовный облик старца Серафима (Тяпочкина) и ведёт ум и душу читателя не в направлении подлинно христианских ценностей, а, наоборот, к далёкому от православного чувственному восприятию духовной жизни
        *    *    *
ДТН.