Совсем мужиков не жалеют!

Рассказывает Ольга Германовна Косарева (г. Балашиха Московской области).
 
Исполнилось ровно 80 лет, как был расстрелян в Левашовской пустоши мой прадед по материнской линии - Сычев Иван Петрович. Он родился в 1887 году в д. Задняя Пришекснинского района (в 1930-х годах входил в Ленинградскую область). Семья проживала на хуторе Устьяново Киргодского сельсовета. Иван Петрович работал в колхозе «За коммунизм». Его арестован 3 октября 1937 года. 19 октября особой тройкой при УНКВД по Ленинградской обл. он был осужден по ст.ст. 58-10, 19-58-8 УК РСФСР к высшей мере наказания. 21 октября 1937 года прадеда расстреляли. Сведения о нем содержатся во 2-м томе Ленинградского мартиролога.
Я помню, как в 90-е годы мама стала какой-то взволнованно-встревоженной. С нетерпением ждала выхода очередного номера городской газеты. Там печатались списками реабилитированных жертв политический репрессий. Затем мы поехали в Левашовскую пустошь. Забор, колючая проволока, холмистая земля, густо поросшая земляникой. Крупные красные ягоды, как капли крови, на зеленой траве. Тишина. Высокие-высокие деревья, а на их стволах прикреплены фотографии: лица, лица…
Купили книгу «Ленинградский мартиролог. 1937-1938», второй том. Прочитали 6 строчек о прадеде: родился, проживал, арестован, расстрелян…
Всё. Уходим, и глаза с фотографий глядят, и в ушах - будто безмолвный набат гудит: «Помм-ни-те, помм-ни-те, помм-ни-те…»
И только лет через 20 после этой поездки «вежливые люди» прислали копии протоколов из материалов дела. И стал вырисовываться образ грамотного, работящего отца большого семейства, содержавшего в порядке огромное хозяйство. Но - "примыкал к партии эсеров, служил в царской охране, был членом церковной двадцатки". Из материалов дела: «Я даю правдивые показания. Мне сознаваться нечего. Никакой контрреволюционной деятельности я не вел. И о других мне ничего не известно. Свидетели показывают на меня ложно. Готов идти на очную ставку».
Моя прабабушка Катя (Сычева Екатерина Алексеевна, 1891-1983) вспоминала: «За ним пришли, я волосы на себе рву, вою». «Вот, прощай, Екатерина Алексеевна,» - только и сказал. Через много лет, в 1980 году, внук Колесов Владимир Николаевич записал рассказ бабушки:
"- Расскажи, как было, когда деда забирали.
- Худо было. Так уж худо было. Как мне худо было! Эдакая семья. Как уж пережила, не знаю.
- Ты, бошка, говорят, за волосья схватилась?
- Я на печке была. Он подошел ко мне и говорит: «Ну, прощая, дорогая». Петя за столом сидел. Я за волосья захвачу и вою. И всю ночь. Петя говорит: «Схожу за Абрамовной. Мама, мы боимся, как бы с тобой худо что не сделалось.» За Абрамовной сходили, рядом жили на хуторах. Та пришла, с нами заночевала.
А я тогда заболела, лежу. А он бригадиром был, Петя-то. Бабы спрашивают его: «Как мама-то, как бы не померла».
- Мама, ты не умри. А то что я с робятом-то буду делать?»
- Так вот опять и не умерла. Так вот, стало, и живу. Был Петя хороший. Заработает - до копеечки несет. Спросит, есть мама деньги-то. Как нету - есть.
А потом коммунисты тогда собрались все (полдеревни коммунистов было). Узлов, это был главный, и говорит: «Робята, что наделали? Мужиков обрали, Сычева да Черняева - эдакие семьи убрали. Думали, они по миру пойдут, а они лучше нас живут. А мы вот...»
Тяжело было, ох как тяжело было, как уж пережила, не знаю».
9 из 13 детей Ивана Петровича и Екатерины Алексеевны остались в живых. Два сына (Петр и Павел) и дочь (Александра) участвовали в Великой Отечественной войне. К младшей, Валюше, отец был очень нежен. Екатерина Алексеевна рассказывала внуку:
« - А Валя-то, мама твоя, до порогу волоклась за батьком, когда его забирали. С ума сходили они друг по дружке: уляжется рядом с ним, одну руку под голову подсунет, другой обнимет, так и заснет. Праздник там если в деревне, он с мужикам пьяный ли идет, не пьяный - она все с ним. Заперли раз ее, дак в окошко выпрыгнула за ним все равно. Ой, с ума сходили они друг по дружке. Вот как она его любила!
… - Вале о ту пору 5 лет было, а Пете - тому 20. Был Петя хороший. Пришел раз (с ситцем у нас худо было), говорит: «Там в городе выкинули ситец. Ступай, мама, в город, купи робятом что надо. Мне ничего не надо, покупай робятом. Я в брюках и заплатных буду, так мне хоть бы что. А то все скажут, что при батьке все хорошо ходили, а батьки нет, так и робята худо пошли...» Завтра вспахано на картошку было. «Я посажу без тебя, только иди покупай на робят». Так в город и ушла. Купила кое-что. «Мне ничего не покупай. Только надо робят одеть. Не хохотали чтоб. При батьке хорошо все были, а теперь худо. Так меня осудят все».
- Кто тебя, мол, осудит? Никто тебя не осудит. Эдакая семья осталась. Так вот, Вова, и жила. Подняла и детушек. Ох, как тяжело, уж и не знаю... Вот какой был он, Петя-то, лучше всех!»
Мой дед по маме, Петр Иванович, прошел всю войну в разведроте, вернулся с наградами, да только мама его перекрестится и говорит:
- Петя, батюшко, что ж ты так матюкаешься-то, ты ведь не был таким.
-Ой, мама, не спрашивай...
Потом оттаивать начал душой и опять стал приветливым.
Про других детей Сычевых. Ивану Ивановичу, когда забирали отца, было 24 года. Это старший сын, он жил с семьей отдельно. Анне было 17 лет, Александре - 13 лет ( она служила на Дальнем Востоке в госпитале во время войны), Антонине -10 лет, Александру -7 лет, Алексею - 4 года.
Павлу Ивановичу на момент ареста отца было 14. На войну он пошел в 18 лет. После боев на узловой станции Поныри, под Прохоровкой, на него пришла похоронка. А он был тяжело ранен и через какое-то время приехал домой в отпуск. Перед отъездом долго стоял у окна с палочкой. Погиб в августе 1944 года в Польше. Пишут, что в Сандомирском воеводстве есть братская могила для всех и наших и не наших, и Мемориал на кладбище св.Винцентия.
Эпилог. У Сычевых выжило 9 детей, родилось потом 22 внука и 23 правнука, есть праправнуки. Проживает эта большая родня в Череповце, Санкт-Петербурге, Москве. Внучка Елена Кузина вспоминает слова своей бабушки Екатерины Алексеевны, когда та увидела мужчину, несшего две сумки и рюкзак. Она сказала его жене: «Милая, ты сядь ему еще на шею-то! Совсем мужиков не жалеют…»