Посреди океана. Глава 15

                Всегда всё можно начать с чистого
                листа. С чистого, дождём омытого,
                весенне-зелёного. Или осенне-желтого.
                Или, на худой конец, зимне-белого,
                холодного, но терпеливого- бумажного.

В первый раз, когда Инга с Анютой увидели матросские каюты, то удивились: как можно
жить в них по полгода? Такие тесные, маленькие. И коридорчики такие узенькие.

У всех матросов каюты четырехместные, а у официанток была двухместная.
В прошлом рейсе в ней жила Ритка, консервный мастер.
В теперешнем рейсе консервным мастером тоже будет женщина. Зовут её Лина. Ей
двадцать пять лет. Незамужем. Но есть ребёнок. Она три года после института
отрабатывает. Кстати, про эту Лину подругам всё Ритка и доложила. Конечно же, она
в первую очередь выяснила, кто теперь будет работать вместо неё.
Лину поселили вдвоём с буфетчицей в четырехместную каюту.

Когда Инга с Анютой после знакомства со своей каютой пришли в себя, то поразились,
как Ритка прожила здесь весь рейс, да ещё ностальгию по этой конуре испытывает.
Во-первых, располагалась рядом с рыбцехом. Запах оттуда пёр! С ног сшибал вонизм
тухлой рыбы. А во-вторых, номер у каюты - тринадцать!

Если идти по левому борту от кормы по нижней палубе, то сначала расположился
рыбцех; дальше - каюта официанток; следующая - каюта мукомолов; потом - женская
комната с туалетом, душем и умывальником. Затем тянутся четырехместные каюты
матросов. Трап, ведущий с нижней палубы в салон. За трапом дальше по коридору
каюты поваров. И завершающие, если считать от кормы, каюты буфетчицы и прачки.
Последней даме, как королеве, отдельную четырёхместную каюту выделили.
Но она и сама четверых стоит. Такая здоровенная бабища!
Может, толще и бывают тётки, но в тралфлоте такая наверняка была одна-единственная.
И эта белая гора трясущегося жира в море ходит! И вроде как давно. А все ведь
утверждают, что здесь люди много работают!

Там, на носу корабля ещё и прачечная располагалась. А по правому борту тоже каюты матросов.

Если по ступенькам трапа с нижней палубы подняться в салон, где будут кормиться
матросы, то оттуда имелись три выхода: в каюткомпанию, где буфетчица будет кормить
комсостав; на камбуз, через который можно было пройти в посудомойку; и дальше
можно подняться по трапу на шлюпочную палубу, а можно, не поднимаясь, пройти к
другим каютам младшего комсостава, а потом выйти прямиком на корму.
Через каюткомпанию можно было попасть к старпому и дальше опять каюты младшего
комсостава. Выше всех жили капитан, первый помощник, начальник радиостанции.
И вообще, Инга с Анютой ещё пока плохо ориентировались, где там что и где там кто.

Каюта официанток под номером тринадцать совсем небольшая: метра два в ширину и
метра два с половиной в длину.
Источник дневного света - иллюминатор, круглое окошко величиной не больше обычной
форточки. Поэтому днём в каюте не очень-то светло, особенно в плохую погоду.
Внизу под иллюминатором расположился маленький дерматиновый диванчик коричневого
цвета. Перед диванчиком - столик, привинченный к стене справа.
Возле стены слева - ящики. Так называют матросы свои койки, которые расположены
как полки в поезде: один спит внизу, а другой на ним.

Анюта захотела спать наверху. Инге тоже хотелось наверх, потому что там светлее, и
к тому же в нижнем ящике не горела лампочка в изголовьи.
Но спорить с подругой оказалось бесполезно, и пришлось Инге устраиваться в нижнем ящике.

Сбоку эти полки во всю длину защищены досками, чтобы не вывалиться оттуда
ненароком. Ещё и шторки имеются. Можно закрыть занавес в своём ящике и лежать
себе в отдельном изолированном от внешнего мира помещении. Красота!

На стене, вернее, на переборке над каждой койкой-ящиком вмонтирована рамка для
памятки с сигналами разных тревог. Рядом небольшая полочка в виде сетчатого
кармана для книг или других каких мелких вещей.

Под нижним спальным ящиком - выдвижные полки для спасательных жилетов.

У входа в каюту - два узких стенных шкафа, выкрашенных зеленой краской, один из которых был без замка и без задвижек, из-за чего при лёгком колебании дверца открывалась и громко стучала.

Напротив каждой каюты через узенький коридорчик - бардачки, железные шкафы-коробки для спецодежды. В свой бардачок официантки поставили ведро и две пары резиновых
сапог сорок первого размера, выданные ещё на берегу впридачу к рабочим
халатам.

Как провожают пароходы? Совсем не так, как поезда...
На "Лазурите" провожающие забились по каютам и газовали вместе с теми, кого
провожали. Может, и не все газовали. Там ведь и с детьми народ приходил.

Инга с Анютой сидели в своей тринадцатой и даже не думали, что их кто-нибудь
придёт провожать. Однако пришли. Двое. С бутылкой вина. Ритка с другом сердечным.
Вообще-то, она провожала своего Веньку, который уходил в очередной рейс на "Лазурите", а сама оставалась на берегу в отпуске.

Так как в Венькиной четырехместной каюте провожающих набилось битком, парочка
вспомнила о тринадцатой, в которой прожили весь предыдущий рейс. И пришли якобы
провожать девушек, уходивших в море впервые.
Сидели вчетвером, провожались. Болтали о том, о сём.

Вдруг старпом обьявил по спикеру, чтобы весь личный состав получил спасательные
жилеты.

- А какой размер? - спросила Анюта.

Услышав этот вопрос, Ритка с Венькой чуть не рухнули от смеха.
А подруги не понимали, что тут смешного? Почему эти двое так захохатываются?
Инга, однако, не увидела ничего юморного в вопросе подруги. Понятно было её
беспокойство, как бы и эти атрибуты не оказались не по размеру, как случилось со
спецодеждой: халаты и резиновые сапоги были в наличии только больших размеров,
других просто не было.

Но как потом выяснилось, спасжилеты все одинаковые, одного размера. Их можно
затянуть на себе как кому надо: хочешь на толстопузого, хочешь на дистрофика.
И цвета они были все одинакового - оранжевые. Только вот у кого чистенькие, почти
новые, а у кого не очень. Инге с Анютой достались какие-то завазюканные - в мазуте,
что ли? Такое напялить на себя только если реально деться некуда, кроме как за борт.

Получив эти жилеты, девушки носились с ними по каюте, как с писаными торбами,
не зная куда их пристроить. Если по правилам, то пристроить их надо было под
нижним спальным ящиком, в специально отведенном для этого месте.
Но там уже были пристроены чемоданы, для которых в каюте места предусмотрено не
было. Пришлось засунуть жилеты в стенной шкаф на самый верх, чтобы не болтались
ни под руками, ни под ногами.
Конечно, это было не по правилам, потому что при настоящей тревоге пока будешь
доставать свои спасательные аксессуары, то скорее утонешь, прежде чем успеешь выудить
их оттуда сверху.
Но на настоящие тревоги девушки не рассчитывали, а на учебные как-нибудь надеялись
успеть. Главное, чемоданы были удачно пристроены.

После того как провожающих выпроводили с парохода, было объявлено отходное собрание.
В салон набилось полно пьяных рож, которые выглядели одинаково обормотисто.
Собрание было коротким, потому что вся команда "напровожалась" и для усваивания
большого количества информации никак не годилась.
Капитан лишь сказал, что "Лазурит" идёт на макруруса к берегам Северной Гренландии
и заработать должны неплохо. Капитаном был ещё не старый дядька. На вид ему было
лет около сорока. Краснолицый, с усами. Не лысый, не седой - темноволосый. Ничем
от остальных обормотов он особенно не отличался.

А ещё раньше отходного собрания, после выдачи спасжилетов, старопом собрал всю
обслугу и каждому вручил листок бумаги с отпечатанными на пишущей машинке
обязанностями.

На своём листке Инга прочитала следующее: Матрос официант-уборщик Соколова.

1. Совместно с напарником обслуживает салон команды, производит сервировку столов,
обеспечивает подачу первого, второго, нарезку хлеба, моет посуду салона.
2. Поочередно с напарником поддерживает чистоту салона и помещения мойки, отвечает
за сохранность посуды и инвентаря салона.
3. Убирает каюты: мастеров добычи, реф.механика, третьего механика, второго
механика, четвертого механика, электромеханика, коридор правого борта верхней палубы
и переход у помещения траловой лебедки, трап на шлюпочную палубу, переборки
коридоров.

На бумажке, полученной Анютой, содержание было то же самое, только третий пункт
был таким:
Производит уборку кают по левому борту верхней палубы: рыбмастеров, третьего
помощника капитана, врача, старшего мастера добычи, второго помощника капитана,
коридор по левому борту, трап и площадку у лазарета, лазарет, амбулаторию и
изолятор переборки коридоров.

Прачка, буфетчица, камбузник и повара тоже получили от старпома подобные листки с
перечнем своих обязанных. У них у всех, у обслуги, как теперь называлась вся перечисленная бригада, был общий главный начальник: старпом. Александр Викентьевич.

Старпома девушки обнаружили на "Лазурите", ещё когда подменка везде бегала.
Нашли Викентьевича в его каюте. Он всех, кто был у него на тот момент, отослал и усадил подруг на диван.

Маленького роста, щуплого телосложения. Лицо скуластое. Лоб, кажущийся огромным
из-за залысин. Из-под нависших бровей - небольшие серые глаза, острые, пронзительные, выпытывающие. Старпом создавал впечатления человека умного, но злого. Хотелось
думать, что хотя бы справедливого.

Поначалу разговор он повёл отеческим тоном. Спрашивал, откуда приехали.
Интересовался, что у них за родители. Узнал, учатся ли они, собираются ли учиться...

После всего вдруг заявил:

- В конце рейса я специально дам вам плохие характеристики.

- Но почему?! - изумились подруги.

- Потому что нечего вам делать в море! - сказал он сухо.

Опять двадцать пять! Да что же они все заладили одну песню: нечего делать да нечего
делать?! Что же им с плохими характеристиками в тюрьму, что ли, осталось намылиться?!

Но увидев их далеко не одухотворенные лица после его добрых напутствий, добавил уже
другим тоном:
- Вы думаете, это люди?! - старпом махнул на дверь, вероятно, имея в виду
матросов. - Это ж сброд! Да будьте вы хоть золотые, вас всё равно грязью с ног до
головы обольют!

Нечего сказать, прямо отец родной! Обнадежил и успокоил...

Он отвернулся и долго смотрел в иллюминатор.
И словно забыл про новоиспеченных тралфлотовок. А они сидели растерянные и
опешившие.

- А в общем, - старпом обернулся и, увидев, как они сникли от его напутствий,
улыбнулся. - Многое будет зависеть от вас, от того, как вы сумеете себя поставить.

Да что же это за загадки такие? Что значит, поставить? Они что, мебель какая, чтобы
расстановкой тут заниматься? Или памятники себе должны ставить? Поставить! На
постамент со шваброй, тряпкой и грязными тарелками?! Это вам не королеву в бальном
платье из себя ставить! Поставишь тут... Сказанул не подумавши, что ли?

Поставишь тут с таким списком обязанностей!
Мало того, что им с номером каюты повезло, так ещё и с новыми нормами работы.
Аккурат именно с этого года нормировщики тралфлота пересмотрели обязанности обслуги
БМРТ и решили, что больно уж официанткам работы мало, уж больно они там в море
прохлаждаются. И изменили нормативы.
Единицу уборщицы сократили вообще. А её обязанности поделили между официантками.
Так благодаря находчивым тралфлотовским экономистам Инге с Анютой подфартило.
Вот вам, нечего лодырничать! Хотели денег? Пожалуйста! Был коэффициент 0,75 на пай,
а стал 0,95.
Как Инга поняла, пай - это такой большой паёк, положенный каждому после того как
общий заработок за пойманную и проданную рыбную продукцию будет посчитан и поделен.
Капитану то ли два, то ли три пая положено. Старпому, стармеху, штурманам и другому
начальству чуть поменьше. Более мелкому начальству еще чуть поменьше. И обслуга
самые маленькие кусочки от общего пирога получить должны.

Хорошо хоть туалеты  вменили прачке убирать. Потому что только она из обслуги не
имеет отношения к питанию. Всем остальным, включая официанток, с пищей
соприкасаться приходится. А то бы, как пить дать, навесили бы на них и эту почётную
миссию.
Но так как подруги шли в первый рейс и знать не знали, какие обязанности у
официанток были раньше, то восприняли всё безропотно. Положено, значит, так надо.
А вот прачка, которая ходила в море давно и знала, как было раньше, вот она,
роптала. Но не старпому в лицо роптала, а так, в пространство. Но всё равно, очень
революционно настроенная масса... Хотя это уже из серии забегания вперёд.

Под конец этого суматошного дня старпом прислал токаря вставить в двери каюты
официанток новый замок, потому что старый оказался сломанным.
Токарем был тот самый Анзор, который приглашал их в ресторан якобы по морской
традиции.
С шуточками-прибауточками он быстро заменил замок, один ключ отдал хозяйкам
каюты, а другой взял себе.

- Зачем это ты наш ключ себе забрал? - удивилась Инга.

- Так положено, - сказал он с абсолютно серьёзной миной. - От всех кают вторые
ключи хранятся у меня.

Конечно, девушки подивились такому порядку. Но спорить не стали. Положено, так
положено.


В ночь перед отходом официантки БМРТ "Лазурит", впрочем, как и весь основной состав,
спали в своей каюте. Хотя судно ещё стояло в порту.
Спать легли поздно. Усталые, переполненные впечатлениями, казалось бы, должны были
уснуть сразу же, как убитые. Но сон почему-то не шёл.

Инга слышала, что Анюта тоже не спала, ворочалась наверху. Раза два окликнула
подругу, но та притворилась, будто спит.
А сама лежала, закинув руки под затылок, и думала.

В голову лезли всякие мысли, которые то и дело, прошивал голос того старика из
подменки. "Нет, я бы дочку свою ни за что в море не отпустил... Да как вы не
поймёте? Кругом вода, вода. Много воды."

Только тогда начинаешь осознавать КАКОЙ сделан шаг, когда шаг этот уже СДЕЛАН!

Только когда Инга уже ехала в поезде, направлявшемся в Калининград, - только тогда! -
до неё дошло, что она уезжала из дому. Ни в тот момент, когда задумала свой отъезд,
и не тогда, когда забрала документы из института и выписалась из родного города, и
даже не тогда, когда уходила из дому с чемоданом. И садясь в поезд, ещё не
осознавала, какой делает шаг. Но только уже в поезде, когда всё было позади, а
впереди - ничего... Тогда пронзил вопрос: "Куда? Куда я еду? В чужой незнакомый
город! Где никто меня не знает и не ждёт! В неизвестность. Неизвестность глухую,
как стена..."

Вот и теперь она не могла уснуть, потому что осознала, что ШАГ СДЕЛАН.
Когда устраивались, скитались в поисках жилья, проходили медкомиссию - тогда некогда
было думать, какой совершается шаг.
А теперь, когда всё позади, начинаешь осознавать, что шаг уже сделан, и ничего
больше не остаётся, как идти дальше.

"Тяжело. Кругом вода, вода. Много воды."
Почему не выходят из головы слова того старика? Почему такой болью отзываются они
в сердце?
Пока трудоустраивались, много повстречалось людей, которые отговаривали, пугали
морем. Но почему?
"Если другие могут, почему я не смогу? - думала Инга. - Нет, я тоже смогу!"

Вспомнился инженер по технике безопасности. По его словам выходило, что через
одно суда тонут, а остальные, если не тонут, то горят. Через одного люди ломают
руки и ноги, вываливаются за борт, сворачивают себе шею, сходят с ума!
Но после этого весёленького инструктажа ещё больше захотелось в море. А слова
проклятого старика звучали так устрашающе: "Кругом вода, вода... Много воды!"


Ясным апрельским утром БМРТ "Лазурит" отчалил.
Осторожно отделился от берега. Сначала нерешительно. Потом всё смелее и смелее
двинулся по каналу, почти на полгода отрывая сто человек от земли. От деревьев,
птиц, домов, улиц...

В это самое время Инга с Анютой были в прачечной, получали комплекты белья для
кают, за ними закрепленных.

Пароход отчалил. А они сразу и не поняли, что произошло.
В голове повело, закружилось, а к горлу подступила приторно-сладкая тошнота.
Обе словно хмельные сделались.

- Вот и начался рейс! - вздохнула прачка.

- Как, уже? - удивлённо воскликнула Анюта. - А я-то думаю, что со мной такое?!

Девушки хотели поскорее побежать в салон, чтобы увидеть своими глазами, как
"Лазурит" отходит.
Но ноги сделались слабыми, ватными и совсем не слушались.

Обе смеялись, когда будто пьяные карабкались по трапу, стараясь удержать равновесие
и стопки с комплектами постельного белья.
И тошнота, не покидала эта противная тошнота.

Они еле доползли до салона, где их встретила буфетчица с сообщением, что первый
завтрак решено организовать общий для всех: и для комсостава, и для матросов.

Кажется, лица официанток в тот момент были цвета плесени. Потому что буфетчица
сразу же стала выражать им своё сочувствие и успокаивать, мол, это просто-напросто
морская болезнь. Все должны ею переболеть. Таким образом организм адаптируется в
новых для него условиях.

Но как бы там ни было, а работа есть работа. И к завтраку надо было накрывать в
салоне столы.
Чтобы не так тошнило, буфетчица посоветовала положить под язык пластик солёного
огурца. Благо, что этого деликатеса у неё оказалось предостаточно, и Инге с Анютой
торжественно была вручена целая трехлитровая банка.

Как прошёл завтрак, они не видели.
В салоне обслуживала буфетчица, а обеих официанток поставили в посудомойку.
Они мыли тарелки, как заведенные. Перед глазами всё плыло, а уши позакладывало.
А девушки мыли тарелки, мыли...
Отвлекались только, чтобы сменить под языками пластики солёных огурцов.

В амбразуру посудомойки то и дело просовывались любопытствующие рожи.
Одни выражали сочувствие, другие давали советы, а третьи пытались знакомиться и
шутить.

Но Инга с Анютой, ничего не соображая, крутили под струями воды бесконечно
прибывающие грязные тарелки.
И было только одно желание - поскорее расправиться со всем этим и очутиться в своей
каюте.

Но, тем не менее, один из страхов, морская болезнь, длился недолго.
У Анюты к ужину организм адаптировался, а у Инги и вообще уже к обеду.