Герои спят вечным сном 46

Начало:
http://www.proza.ru/2017/01/26/680
Предыдущее:
http://www.proza.ru/2017/10/13/1077

      
ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ
ПОЛОСА ПРЕПЯТСТВИЙ

Не меч обвиняют за убийство, не вино за пьянство, не силу за оскорбление, не мужество за безрассудную дерзость.
Святитель Иоанн Златоуст.

Брось хлеб-соль назади, - он очутится впереди. Сыня ухом не повёл, услыхав про «Тему», Гришке же «открыл Америку»: Прохора Буканина в Червоном урочище нет, и предложил пошукать у Бахтина, Маслова, Соловья, Бекетова. Понятно: следует в поисках отца, который никуда не уезжал с хуторов, прокатиться по отрядам с зондированием неформальной обстановки. Врать можно три короба, даже четыре, только помнить, что плёл, и как расплеталось.

Цель: проявление связников лагерной агентуры, если она существует. Не один Гришка такой, - повсюду раскидали для невольных провокаций будто бы случайно забредших мальчишат, баб, стариков убогоньких. Ждущие подкрепления наверняка насторожены, а значит, - уязвимы.

В каждом отряде, помимо официальной «политработы», поваром или прачкой, дабы всегда на месте быть, Сынины «пасынки»: все – из преродников по разным родам. Гришка их знает, и они его. Надо замутить бодягу, чтоб душа у немецкого прихвостня развернулась, а потом опять свернулась.

Инструкции здесь излишни, потому что Буканины спокон служили координаторами внешней деятельности Господ Детинцевых, лучше прочих владеют методами считывания и вброса информации, понимают структуру подобной «поросли»: «корень», «ствол», «ветки», «веточки», сполоборота заметят отдельный «лист».

Следует выбрать ключевую позицию: повсюду неизменную, и чтоб наблюдатель мог прочесть результат. Главное – не уплыть в рыбацкие рассказы.
Фабула – добыча мотоцикла, - такое всем интересно. Сюжет нигде не должен повторяться, дабы легче меж слышавшими в разных местах споры заводить.

Персонажи – отвратительный Анфим и симпатичные ребята из тубдиспансера - полицейской казармы. Один пусть будет Мишка, другой – Игнат. Внешность: почём узнаешь? «А вот ли! Может, вы фашистские лазутчики, ха ха ха!!!»

Ничего не нужно запоминать, никуда – докладывать: устрой постановочный трёп, и всё. Буканышу - привычно; видел, как большие делают, - от горя уводят, предупреждая своих. Тем и вывернулись в смуту да со смутными, тем и уцелели.

Разумеется, Гришка – за социалистическую Россию, только не очень понимает, что такое классовая борьба. «Революция, - говорил Сулимов, - это взрыв устремлений при дефиците ответственности. Под броским словцом прячутся тысячи лазеек, десятки тысяч возможностей манипулировать в любую сторону вплоть до дискредитации власти её же представителями».

«Где священный закон нравственности непоколебимо утверждён в сердцах воспитанием, верою, здравым, неискажённым учением и уважаемыми примерами предков, там сохраняют верность к Отечеству и тогда, когда никто не стережёт её, жертвуют ему собственностью и собой без побуждений воздаяния или славы, там умирают за законы тогда, как не опасаются умереть от законов, и когда могли бы сохранить жизнь их нарушением. Если же закон, живущий в сердцах, изгоняется ложным просвещением и необузданной чувственностью, нет жизни в законах писаных, повеления не имеют уважения: своеволие идёт рядом с угнетением, и оба приближают общество к падению». * Это понятно, а чем буржуй отличается от небуржуя – нет

Возражать Советской власти Гришка не стал бы, потому что она единственная из возможных вариантов способна удержать и поднять страну. А то с крестами ходили, царю кланялись, только в сердце – мимо Креста, в головах - мимо Царя, все против всех, правы и виноваты.

Теперь война Отечественная. На этом фоне общество кое-как устоялось, поляризировалось. И безбожников Господь смирил: родина или «шкура». Вихляешь, - получи. Сколь в ряды ни строй, какие слова ни выдумывай, «Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого». *

Сделав «круг почёта», глянув в город, Гришка порадовался известию, что в «тубешнике» перетрясли всех Игнатиев и Михаилов. Значит, у Сыни - порядок – заиграна игра. Ещё значит: не скоро покажется Алексей Петрович на Палешах, ой, не скоро.

Дом встретил полным составом семьи.
- С какого перепугу? – Удивился Гришка.
- Отряд сформирован резервный, - отвечал Федос, - и забыт.

- Ни приказов нам, ни донесений от нас, - подтвердил Павел. - Даже радио нету - сохнем покудова.
- А кто мокнет?
- Деменок. Там творится истина. Ступай, прохорыч, заждались тебя – все жданки поедены.

- Ты почему не идёшь?
- Выбраковали! Опомнись, говорят, после минирования.

- «Темой» страдаем, - огорошил Андрей. Тема; запомни; других слов по этому поводу не произносить.
- Та, которая труда не представляет? – Уточнил Гришка.
- Она самая. Ступанки, знаешь ли.

- Ого!
- Ага. Там – медицинское учреждение. Не кровь берут для донорства. Опыты проводят. У нас у всех живот со страху подвело, когда убедились в достоверности предположений, только оказалось – полбеды.

- В чём же полная?
- Дети – вот в чём.
-На детях, что ли, опыты!

- Всё. Уймись. Слушай. – Растёр кадык пальцами Андрюшка. - От качества разведки целиком зависит успех. Это не бобры, запомни: зверь особенный, хитро-мудрый и тупой – два - воедино. Ошибок быть не должно.

Причём тут ошибки! Гришка сердцем заледенел при мысли о настоящих Компрачикосах, * отслоилось лихачество и бахвальство, ушло желание рассказывать, как предателей морочил, и захотелось проснуться.
Слава Господу, живёт Григорий Буканин по эту сторону, а не наоборот!

«Как два различных полюса,
Во всём враждебны мы. – Поют каждый день по радио.
- За светлый мир мы боремся,
Они – за царство тьмы. *

если бы там родился, что бы делал? Гришка не знает, но кончики пальцев жутью свело.

Сомову собак отвлекать;- продолжал Андрей, - от реки проход; пловцы требуются, следопыты со стажем и заслугами, только те, кто на биостанции по учёту работал, следовательно – не старше Павлика.

- Нет, не согласный я. – Отмахнулся Гришка, «вынырнув» из «мрака» переживаний. – Ватуту боюсь. Сложная. Выкидыши, пески в темноте без направления, вертун, опять же. Воет! Ветер, будто живое существо. Суеверия сами в голову лезут.

- А поводырём?
- Это, сколь угодно.
- Есть соображения?
- Да.
- Выкладывай.

Первое. - Промах главный не тот, о котором ты подумал, не прожектора. Витька, выходя, сам прятался, потом как-то уползал, каким-то случаем находили его, потому что близко - собаки не дают. Это не правильно: слепой голову сховает, ноги видны.
- А второе?

- И второе есть. Он меж колючки делает полукруг (так он считает), на самом же деле ни одного раза одинаково не вышел. Где его караулить? Сколь потребуется дозоров? Хранило нас - спасибочки. Только честь пора знать: до бесконечности хранить не будет.

- Что предлагаешь?
- Страховщика с дерева и звуковые сигналы.
- Ну!!!

- Вот тебе и ну. Смотри кА ты: справа, например перепёлка; слева – коростель; Он же в створ должен попасть. Расстояния там не большие, крики пронзительные, для полей характерны. Разведчик тоже услышит, стало быть – восвоясы пора.

Оказывается, Гришка «Америку открыл», ночью все кошки серые, мудрецы мыслят одинаково. Тренировки с Сомовым неделю уж идут и под ветер, и против него. Ориентировочные голоса перебиваются собачьим лаем, конским ржанием, рокотом мотора, стрельбой.

В звучальщики взяли Данилят – лучше никто не может птиц имитировать. К каждому по три ученика приставлены: выволокут малышей, если что. Витьку ловить - тоже трое конных: схватил и в седло.

Топография «Темы» изменилась: немцы прошерстили пепелище, сломав каждую печь, раскурочили овины, погреба, силосные ямы, зачем-то переворошили каждый огород. От берега до берега вдоль колючей проволоки пропахана контрольно следовая полоса шириной метров сто. Мин нету. Можно её топтать единственный раз в решительный час. Пока же - нишкни.

Лишь река доступна. Лишь оттуда нет опаски: так немцам кажется. Ясен пень: если с хуторов не все рискуют соваться, кои потуги несчастным узникам! Вероятно, нарочитая дыра оставлена – беглецов топить, или просчитались. Как ни гадай, а есть лазейка.

Собачий дозор бегает теперь вне ограды: по свистку туда – по свистку обратно. В кольце, наверное, тоже предусмотрены псы, поэтому всё-таки следует на время проведения разведки в одну кучу их собирать.

Конь у Гришки – Василёк. До того родной, до того вышколен, - вроде Лермонтовского Карагёза. * Средь лепечущей листвы скажи Всссс, за версту послышит и прибежит.

К пожеланьям хозяина строг - даже до шага понимает, как ступать: где неслышно, где с грохотом. Умеет, будто верблюд, на колени опуститься, в кустах залечь, и, когда надо, из этой позы выскочить в намёт.

Открылось ещё одно замечательное свойство Василька. Передал Гришка Сомову повод, будто власть над собой передал. Отгуляли псов, побежал по звуку Витька и позвал случайно! Нашёл его жеребец, вынес к коренному хозяину.

«Тема» походит на игру в пионерском лагере, на полосу препятствий среди роскоши стареющего лета. Праздное поле пыжится половой, озимые «плачут» зерном, укрывая друг от друга зайцев, сытых человечиной лисиц, всяко-разну птичешню, готовящуюся к отлёту.

И так хорошо, так благостно, что исподволь не верится в реальность погибшего села. Если не вертеть носом в сторону едва присыпанного захоронения, - поди – плохая жизнь! С вечера гоньба, по жаре – выспаться можно, вволю наплескаться в малой Ватутке. Только - ни слова про «тему» и её узников, иначе - хуже будет.

Время гасят шуточки, переказочки: - « Ежели ваша милость с дороги не собьётся, да лошадь ногу себе не зашибёт, да волки не съедят вашу милость», - декламирует Гришка, - тогда уж точно до утра доживём. *

-Трудиться не надо, - отвечает тем же Витёк. – «Робин Гуд попадает стрелой в муху за тыщу шагов. Днём ему в лесу деревья мешают видеть, а ночью деревьев не видно».

Такая театрализация. Бегаем, однако! Единственная недолга – проникновение и прикрытие лишь свистовым словом сообщаются, - не вот-то поговоришь.

Среди пловцов пять девчонок – прост таки поселились в горе, в мел впаялись, организовав круглосуточное наблюдение. С подачей пищи по случаю близости железной дороги труднее всего. Додумались девицы – рыбу удить с крутояра. Опять же – подспорье.

Водичка здесь и бывалых впечатляет, одному человеку две ходки подряд - не по здоровьицу, хоть какой будь богатырь. Деменок, и то носом кровь спустил.

Двенадцатого числа стартонули выверку. Первой Лида Кочеткова пошла, за кромку высунулась с тем, чтоб на карту нанести контуры притемков и теней, да вместе с Андрюшкой направляющую верёвочку по дну протянули, - «улов» миновать.

За ними – Полухина Сима и Ларка Деменкова. Эти побегали под носом у часовых, отследили смену караула.

Следующая группа сверила выход из земли коммуникаций по чертежам Сватов и Коловейдина, обнаружив несколько маленьких разниц, объяснение которым предстояло узнать Глущенковым Степанычам - братьям и сестре.

Только что за звуки от воды! Приказ - всем уходить. К чему бы? Да, вот ведь: Антон из разведки не вернулся!
Не вдохновляющая новость! Герои спят вечным сном. Поди теперь, разговаривай: что там с ним? Если не так, то эдак, бормочи или молчи, сам же поторапливайся драпать.

Старик, бесшумно подкравшись, взял из-под носа книжку. Бастиан дёрнулся и не почувствовал боли, а почувствовал ладонь на плече.

«Он прикидывается одноруким, - мелькнула странная мысль. – Зачем прикидывается? Есть ли смысл узнавать. Это – может быть важный, но проходящий эпизод».

Сулимов отступил, сел на землю, чтоб видеть лицо мальчика, зашуршал страницами. - Конечно, - произнёс, - можно было предположить.
Ганс не озадачился вопросом о предположениях», а смотрел на незваного собеседника так же, как за миг до того разглядывал порхающую в закатном луче бабочку.

- Помарки? Для чего? – сам у себя поинтересовался Сулимов. – Чудак в шестнадцатом веке написал заумнейшую глупость, ханжи в начале двадцатого издали, Но вам, молодой человек, не престало высказываться посредством «грязи» на полях. Мало в том смысла, безопасность же – вовсе отсутствует. Возьмите. Чистая. Совершенно такая же, только без вашего мнения. Эту я верну вам, когда всё кончится. Куда прикажете отправить?

Как прозвучал адрес, Ганс не понял, словно вместо него выговорили.
- Прекрасно. – Сказал Сулимов. – Можете не беспокоиться. Сначала будет тестовое письмо, дабы убедиться, что книгу действительно получите вы. Согните ноги. Опустите вниз. Попробуйте положить. Замечательно.

Руки вперёд. В стороны. Выше. Очень хорошо. Если не я, – наследники сделают. Надеюсь, ваше приключение близится к финалу, только помните: рентген в болоте не растёт.
Резко вставать не рекомендую. Поступим иначе. Слушайтесь и выполняйте. Что? Зачем так смотрите? Вы же читали «Об истинном христианстве», * вы же соглашались?

Бастиан уронил ноги, упёрся в доску ладонями, чтобы вскочить, стряхнув с себя песок всех пустынь мира, в одночасье на него высыпавшийся, отбросить горе, ударить молотом раздражения чрезмерно спокойного старика. «Тебе ли понять!» - Вспыхнул на губах возглас и, бесполезный, вернулся в горло, закупорив дыхание.

Как он посмел! Не жестоко ли прямо в лицо объявить, что скоро кончится беззаботная неволя, и нужно будет пойти навстречу скрытому прежде ужасу, множеству чужих, и главное, своих поступков, не совместимых с названием человека.

- Вы боитесь, - менторским тоном, будто условие задачки, продиктовал Сулимов, - того, что «иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его», или скорее – «упало на места каменистые, где немного было земли»? И вот – должно взойти «солнышку».
- Ганс даже мигнуть не сумел, даже слеза не выкатилась.

- Банальна ситуация, мой друг. – Сулимов легко поднялся, отыскал в уцелевшей траве прутик, до гладкости затёр ногой место, на котором сидел. - Поверьте дилетанту, вылечившему вашу спину. Каждый человек ежеминутно пред ней стоит, но не каждый замечает и озадачивается, и вам безмерно повезло.

Вы сейчас умолкли, подавившись криком, а величайший поэт некогда сформулировал его за вас. Стихи попались предстоятелю церкви, и я, кажется, смогу достойно изобразить ответ, хотя ничего путного никогда не рифмовал.

Смотрите, вот! Персонально вам. – Прутом Сулимов вывел первую литеру на земле.

«Не напрасно, не случайно, – потекли разнокалиберные строчки,
- Жизнь от Бога мне дана;
Не без Бога воли тайной
И на казнь осуждена.

Сам я своенравной властью
Зло из тёмных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал.

Вспомнись мне, Забвенный мною!
Просияй сквозь сумрак дум!
И созиждется Тобою
Сердце чисто, светел ум!» *

«Отчего человек бывает плох? Оттого, что забывает, что над ним Бог», * сказал подвижник. Созижделось, открылось, будто внезапно прозрел Ганс. Захотелось сразу всего: и бегать, и плавать, и есть, и буйству красок радоваться.

Опять на книге рисуете! – Возопил Сулимов, переломивши прутик. – Карандаш следовало забрать! Что за привычка! Что за вандализм! А ведь надо иметь лишь слово: «вспомнись!» Для каждой минуты требуется! Всегда при себе. Чего тут конспектировать!

- Вы кто! – Прошептал совершенно счастливый Бастиан.
- Я? Старый тюфяк. Смотрите, вот. – Сулимов ткнул обломком рогожку, дёрнул, выпустив струю сенной трухи. Ганс засмеялся впервые за много дней.

- Позвольте спросить, Господин! – Вынырнул из сквозной подклети Фогель, напуганный тем, что не застанет человека, понимающего немецкий. – У меня развалилась обувь. Она оказалась непригодной для попадания в воду.

- Бросьте в огонь. – Отвечал Сулимов. – Попытки носить это принесли отрицательный результат. Ваши ноги плохо выглядят. Если дальше так пойдёт, останетесь без них. Там, - указал за полог палатки, - всё есть, но вы не пользуетесь. Почему? Это называется Basteln. * Происходит следующим образом:

Поверх стихотворения расстелилась тряпочка. Старик поставил на неё оказавшуюся босой ногу, медленно, задерживаясь на каждом этапе, трижды продемонстрировал процедуру наматывания портянки, обвязывания оборами.

«Чем слева прихватывает?» - не понял Бастиан, а Фогель отрицательно махнул башкой и процедил сквозь зубы, - профанация. Каменный век.
- О! как будет угодно! – Осклабился Сулимов. – Ваше право, юноша, причём, - полное, без сомнений!

Забота накатила, или вышло время пребывания здесь, но Бастианов «эскулап», шевельнув пальчиками на прощанье, повернулся, чтобы уйти.

-Подождите! – Умоляюще воскликнул Дитер. – Я хочу знать! Почему с нами так обращаются! Должны же быть хоть какие-то правила, хоть какой-то порядок ведения войны!

«С дубу рухнул!» - Говорят в здешних местах. «Зачем ему надо!» - Ужаснулся Бастиан, - выехал из колеи, никак не меньше!» Только произнесённого не вернуть.

- Правила чего? – Стал вполоборота к солнцу Старик. Лицо его, подсвеченное снизу, будто в зеркале сцены, глянуло центром мироздания. Взгляд, пытающийся поймать зрачки Дитера, (показалось) проникает в суть вещей всюду, кроме искомых точек, потому что если достигнет их, блеснёт молния, и разразится гром.

- Вам от праздности угодно рассуждать со мной о подобных вещах в подобном тоне? – Спросил Сулимов и, не дождавшись ответа, сказал: - извольте. Объяснюсь минуты на полторы, проведу полит информацию, так это называется.

Сами для себя формулируйте правила войны, поскольку я, согласно им, - покойник; тут не должен находиться, но должен быть в населённом пункте именем Ленинград, в братской могиле. Скарлатина у моих правнуков, видите ли, не позволила своевременно вернуться туда, поэтому и только поэтому я живу.

Положение называется блокада. Совершите пару несложных вычислений: мне 92 исполнилось; при температуре в жилых помещениях - 25 °C и суточной норме 125 г. Хлеба – первый кандидат на вынос.
Третьего дня получил от внука письмо. Цензура, конечно, только знаем, как сообщать. 125 зимой было. Сейчас – 300 граммов.

Я написал ему: это - в разы приличней здешних реалий, подвигов Траутштадта с Эммембергером, потому что город – в порядке: самолёты летают, заводы работают, радио – сюда достаёт, и ухудшение обстановки не предвидится, но гарантирован такой срам и такой разгром зарвавшихся негодяев вместе с союзниками в лице великолепной Европы, которого человечество ещё не знало.

А жив ваш покорный слуга – один из десятков тысяч для того, чтобы приложить полторы руки к этому благому делу. Именно мои выученики разнесут в хлам «новый» порядок, вышелушат Рейхсканцелярию, расплющат черепа вдохновителей. Таковых за полгода - не одна сотня, очередные на подходе, и процент потерь минимален.

Правило же войн единственное – убивать, причём, соблюдается неукоснительно. Желаете проверить на себе, возьмите шмайсер, и всё вам будет.

- По деревне едет трактор, - упало сверху дурашливое верещание, - красная кабина! - Сулимов глянул туда. – А мы сидим на чердаке, - вякнул Кирилл Сарычев, более, чем нужно, высунувши язык, - и хрен ты нас достанешь, - подтвердил Федя Зуев.

Они, делегированные от «Солнышка» для реанимации овощей, в хлам убились на огороде. Хотели уйти, но Мирон Васильевич попросил разровнять опилки, сено, камыш - утеплитель потолка. И как-то музыка навеяла, велевши с карниза, помахивая ножками, подразнить «гитлеров» и военспеца.

«Чо будет!» - сказал себе Федюн, подбоченившись перед Кирькой, а тот, немало не сумняшеся, продолжил.
- На столбу висит ворона с лысыми ногами,
А мы сидим на чердаке, и хрен ты нас достанешь, хрен ты нас достанешь.

Сулимов прикрыл от взглядов парочки поворотом головы готовый вырваться хохот, и вдруг произошла подмена: несчастный бедолага сформировался у приплотинного пятака, захромал к крыльцу, дабы спрятаться с обиды.

Федя пожалел об участии в затее, однако, отступать некуда: позади фронтон, впереди – край, от лаза Кирилл отгораживает, не сбежишь.

Только, что такое! Лицо генерала возникло мчащейся на гвоздь кувалдой, «железные клещи» вцепились в опояску, рванули вперёд, и через мгновение оба молодца, поддёрнутые от удара о землю, встали к речке передом, к хате задом.

- Обормоты! – резюмировал отлов Сулимов. – И чего делать будем? – спросил.
- Ой! Дмитрий Данилыч! – Выдохнул восторг оказавшийся слева Зуев. – Как это вы меня! Чем это, а?

- Шестом с чёрным хвостом, - больше нечем. И хрен ты нас достанешь, хрен ты нас достанешь.
- Нет! Я правда спрашиваю! – Взвился со стыда Федя.

- И я правду отвечаю. По стеночке взбежал, вот как.
- Да ну!
- Ну да.

- Покажите.
- Зачем.
-Я тоже хочу!

- В таком случае, обрати внимание вот на что, - человек прямоходящий – существо весьма не логичное: такой рост, такой вес, такая опора! А ещё на пальчиках может! В чём причина? Не знаешь? В устремлённости.
Аналогов ему нет. Зверь движется так. Рыба – так. Птица, казалось бы, по сути своей предназначенная для неба, всё равно хребтом скользит вдоль поверхности земли. Только человек вертикален.

Видишь, стопа? Сравни с шириной выемки меж брёвнами. Понял?
- Нет.

- Что значит, нет! Очень даже да! Разберись с центрами тяжести. Поставь себе цель: по максимально короткому пути добраться отсюда к фикусу возле дальнего окна.
- Ща попробую!

- Делать надо, дегустатор ты наш.
- Есть делать, товарищ военспец!
Киря не отстал в делании, но сразу, с первой попытки разлепещил о брёвна нос.

- Умойся, - велел Сулимов, будто ничего не сталось, а вытаращившемуся, аки рак, Фогелю объяснил:
- Этим Рейхсканцелярия не достанется. Ими, я полагаю, вы будете пугать своих детей.

1.       Святитель Филарет (Дроздов).
2.       Евангелие от Матфея. Глава 5. Стих 37.
3.       Компрачикос - составное испанское слово, означающее <скупщик детей>.
4.       "Священная война". Музыка Александра Александрова. Слова Василия Лебедева-Кумача.
5.       Карагёз - конь Казбича "Герой нашего времени".
6.       Здесь и далее - Сергей Заяицкий. Пьеса "Робин Гуд, лесной разбойник".
7.       «Об истинном христианстве» - книга Иоанна Арндта.
8.       Евангелие от Матфея. Глава 13. Стихи 5, 7.
9.       Александр Пушкин; святитель Филарет (Дроздов).
10.   Преподобный Амвросий Оптинский.
11.   "Basteln" - лапоть (немецкий).

Продолжение:
http://www.proza.ru/2017/11/10/115