Солнечный лучик

Тамир извлёк из-за пояса нож, блеснувший на солнце своим лезвием. Воткнул его в землю и указал Сарнай, своей супруге, на тень, тянувшуюся к их юрте.
– Когда тень передвинется на четверть, приедут мои друзья. Накорми их и дай отдохнуть до моего приезда!
Сарнай кивнула головой, зазвенев при этом монистом, состоявшим из мелких монет, и ушла готовить пищу.

*
Гости приехали в обед. Привязали своих лошадей к коновязи и, совершая низкие поклоны, вошли в юрту. Это были два монаха, учившиеся когда-то вместе с Тамиром в одном из тибетских монастырей. В Монголию их привели слухи о Тамире, достигшие Тибета. Слухи о том, что Тамир, бывший в студенческие годы замкнутым и необщительным человеком, пользуется широкой славой среди простого монгольского народа.
– Что же скрывается за этими слухами? – спрашивали себя гости. И чувства, их переполнявшие, были самые разные. Среди них любопытство и зависть – близкие по своей природе чувства – стояли на первом месте.

*
Учась в молодые годы в Тибете, в одном из лучших его монастырей, Тамир мечтал о славе. Желая получить высшую учёную степень «лхарамба» и быть допущенным в круг лам, приближённых к Далай Ламе и Панчен Богдо, Тамир не знал усталости на этом пути. Учитель же Тамира, старый и умудрённый опытом человек, считал, что в этом рождении его ученику достаточно звания «габжа» и обычной мирской жизни. Именно так считал учитель Тамира и всячески отговаривал его от каких бы то ни было состязаний, связанных с достижением высших духовных степеней.
Тамир, однако, настаивал на своём. Лоб его покрывался при этом испариной, а пальцы начинали дрожать, словно желали схватить чего-то. Получив степень «лхарамба», Тамир мог бы сделать много хорошего для людей. В своих честолюбивых помыслах он был похож на молодого льва, почуявшего желанную добычу.
– Ладно, так и быть, – согласился, наконец, Учитель. – Иди на защиту звания, которое ты желаешь получить. Но прошу тебя об одном – на все вопросы экзаменационной комиссии отвечай утвердительно и не вступай ни с кем в спор!
Первое время Тамир, как и обещал, на все вопросы отвечал утвердительно. Но вскоре не выдержал и, подстрекаемый молчаливым одобрением своих поклонников, стал отвечать раскованно и рискованно. В его ответах было больше формы, чем содержания, оригинальничания вместо оригинальности. И посовещавшись между собой, экзаменационная комиссия решила не присуждать ему высшей учёной степени.
Тамир был сильно огорчён. Ушёл на несколько дней в горы, где лазил, и сам не зная зачем, по скалам, питаясь яйцами птиц. А когда вернулся в монастырь, снял с себя обеты гелонга и демонстративно, под молчаливые взгляды своих сослуживцев, покинул его стены.

*
В Монголии, куда уехал Тамир, он зажил жизнью обычного человека. Построил своими руками юрту, завёл мелкий и крупный рогатый скот, чувствуя при этом удовольствие от жизни, полной обязанностей и забот. И, наконец, женился, взяв себе в жёны Сарнай, добрую и отзывчивую девушку, всегда готовую помочь своему мужу.

*
Гости ожидали увидеть красавицу-жену, которой должна была быть, по их мнению, спутница жизни Тамира. Но увидели перед собой обычную женщину, вдобавок ко всему ещё и хромавшую на одну ногу. Юрта, в которой жил Тамир, также удивила гостей. Она напоминала юрту бедняка, а не учёного мужа. В ней не было тех утончённых предметов, которыми отличалась обычно юрта философа. Гости, оглядывая юрту, гадали и никак не могли понять, что же случилось с их бывшим однокурсником? Не поглотила ли его коварная Сансара, уведя с пути, на котором только и можно было достичь просветления?

*
Тамир вернулся к вечеру, отогнав своё многочисленное стадо к речке, на водопой. И его однокурсники, обняв своего друга, долго не могли успокоить свои чувства. Ещё бы, ведь они не виделись с Тамиром больше двадцати лет!
Наконец, испив вечернего чая, гости завели разговор.
– Как ты добился такой славы? – спросили они Тамира, с нетерпением ожидая услышать ответ. – Мы живём в монастыре и ежедневно занимаемся духовной практикой, но не достигли таких больших успехов, как ты. Не поделишься ли ты с нами своим секретом?
– Никакого секрета у меня нет, – отвечал им Тамир, глядя в огонь костра и поправляя угли кочергою. – Просто я каждый день осмысливаю то, чему учился когда-то в монастыре, и стараюсь применить свои знания в жизни.
Его бывшие однокурсники, привыкшие за годы монастырского уединения к условному академическому языку, были озадачены таким ответом. Он показался им слишком простым для понимания.
Однокурсники завели с Тамиром разговор о Пустотности-Шуньяте, и в этом вопросе его суждения показались им слишком простыми. Выслушав их мнение о себе, Тамир никак на него не отреагировал и отправился спать. А утром, когда солнце разбросало свои лучи по дальним сопкам, уехал на пастбище.

*
Сарнай стирала в тот день бельё. Она прополоскала его в ближайшем ручье, улыбаясь летнему дню и напевая старинную монгольскую мелодию. А когда вернулась домой, повесила сушиться бельё на солнечный лучик, проникавший в юрту через дымоход.
Увидев такое проявление Пустотности-Шуньяты, как бы вышедшее из старинных книг и поселившееся в пустынных степях Монголии, гости погрузились в молчание. А затем поклонились Сарнай так низко, как кланяются Зелёной Таре в буддийском храме. Надели на головы малахаи, сели на своих коней и уехали в восточном направлении. Туда, где белели своими вершинами Гималаи и в одной из долин, с виду ничем не примечательной, находился их монастырь.


Иллюстрация Наталии Зайцевой-Борисовой

ДОЖДЬ ИЗ ЦВЕТОВ (бурятские буддийские притчи)