Маршрут 210

               
  Еще Набоков  в одном  из своих «берлинских»  рассказов  заметил, что жизнь гораздо изобретательнее на сюжеты, чем любые  фантазии сочинителей-литераторов. Что является, в первую очередь - правдой; во вторую очередным его писательским трюком. Для убедительности им (В.В.Н.) придуманного.
  У него же позаимствую возможное название моего приключения: «Случай из жизни».
 Итак. Осенний петербургский вечер, еще не насквозь отсыревший и промерзший, но уже тоскливо-темный, полностью лишенный благодати. Остановка автобусов и маршруток напротив  метро «Автово».  Сгустки уставших от работы и самих себя людей, ждущих транспорт: курят, айфонят, тупо переминаются, готовясь броситься в салон, чтобы занять сидячие места. Я среди них. Не курю, не переминаюсь – просто  готовлюсь броситься...
  Сесть не получилось: после  мощного штурма-посадки оказался стоящим на площадке около дверей. Рядом у окошка (за ним медленно ползущая вереница  машин) встали две девчушки. «Девчушки» несколько грубо и по-деревенски, но выделяет  общее качество этих пассажирок – подростковая, ароматно-девственная хрупкость и стройность невысоких телец. У таких все еще впереди: окончание последнего класса школы или первого курса какого-нибудь университета, наслаждение полной самостоятельностью совершеннолетия, счастье первой любви и  остальное по возрастающей.
Этим они и  очаровательны: свежестью, остаточной детскостью и тем, что все-таки «бабы», хотя  еще не вызревшие  в нужную кондицию.
Стою и за ними краем глаза наблюдаю, не вслушиваясь в их тихое воркованье.     Автобус ползет, нагнетая внутри меня тоску своим  толчковым продвижением в плотном автомобильном потоке.
  А им не тяжко. Они если не счастливы, то очень довольны. Чем? Тем, что их замкнутость на себе, их ненарушенная при посадке спаренность обессиливает  невыносимую тягомотину езды.
  Рыжая - в курточке и джинсиках, светленькая с хвостиком - в курточке и тоже в джинсиках.  За спинами разноцветные рюкзачки. На шее  светленькой платочек. В руках  рыженькой пакет. Аккуратненькие, чистенькие девочки с нежной  кожей и блестящими довольными глазками. Залюбуешься чистотой и наивностью. Их элитарной потенциальностью  - отличницы с прекрасной памятью, музыкальным слухом и потрясающей способностью к иностранным языкам.
  Я прилип. И уже не краем глаза, а замаскированным жадным вниманием изучаю, пытаюсь уловить... Что-то «не то». Не в моей оценке, а в их движениях и мимике.
  Движения и мимика выражают заботу и трепет: пакет переходит от одной к другой, светленькая поддержала рыженькую при качке автобусной туши, рыженькая поправила платок на шее светленькой...
  Что-то «не то»...
  Их глазки не блестят, а горят.
  Не может быть? Как я скверен!
  Может. Не замечая никого, то есть в первую очередь меня, светленькая (личико Дюймовочки) целует в губки рыженькую (личико Крошечки-Хаврошечки). И раз, и потом еще один быстрый разок. А Крошечка-Хаврошечка, как бы невзначай еще раз поправляет платок и задерживает ладошку на груди у Дюймовочки.
  Так они едут и милуются, а я осыпаюсь. Пылью, песком и асбестом порушенных чувств. Вот это прогресс!
  На углу Маршала Жукова одна из малолетних лесбияночек выходит, неся на своей очаровательной  физиономии горечь расставания с любимой. Еще один поцелуй, еще одно-два  касание промежности на прощание и «ухожу я в ночь...»
  Мне не сложно представить гордую радость родителей каждой: такая растет у них доченька! И отличница, и английский, как англичанка, и Брамса без нот, и послушна. И посуду за собой, и комната без пыли, и не курит, и... А главное, еще так далека от нижнего диапазона! Ангел.
  А там, в ангельской сердцевине уже темнеют щупальца чудовища.
  Куда катимся?
  В Жемчужную Плазу.