Сексуальная революция в Москве глава 9

Глава 9.  ВИТЯ   -Берлин. 

     С первыми лучами весны действительно опять начались экспедиции. Снимали все  и очень много. Стали на студию регулярно набегать заказы. Иногда дальние поездки, иногда  недалеко, но просто   надолго. Хотя   иностранных групп в России тогда  было не мало.  Для американцев снимали малые российские города с их разрушенными, но полными провинциального флера  базарами,  церквами и картинными галереями. Для японцев отправлялись на Восток, снимать  кладбища  самураев. Для голландцев было важно  наделать документальные семейные сериалы: смотрины, помолвки, женитьбы. Подыскивали в Подмосковье показательные семьи , достойные апартаменты, финансировали медовые месяцы на Мальдивах.
  Ну не давали покоя им, сентиментальным обывателям, нравы  русских молодоженов.

      Кое- что интересное досталось и Виктору.   Поездка в Берлин в мае оказалась  просто подарком судьбы. Обычно  такие сладкие поездки за границу  в бывшем СССР нужно было очень сильно заслужить. А тут подвернулись  сразу и бесплатное шоу- разрушение Берлинской стены. Туда и только туда!. Там гремели фанфары новой жизни.  Там кипели страсти и веселый Растропович играл  на виолончели ошалевшим от свободы берлинцам, сидя  на шатком венском стуле у пролома стены. В Берлине к тому же было тепло и много солнца.
     В Шереметьево группа впервые собралась вместе. Виктор удивился что никакого загранпаспорта не было нужно. Так вкладыш  в паспорт. 
     Огромный самолет ИЛ 62 был совсем пустой. Он шел транзитом из Вьетнама. В нем  летели в основном дети сотрудников посольства ГДР домой на каникулы. Человек двадцать - не более. Виктор пристроил свою аппаратуру в пустом отсеке и пошел пошататься по салону.  Посреди салона  сидела очаровательная девушка лет 18. Как оказалась немка. Виктор поздоровался и присел рядом. Она бегло говорила по русски.

    Они сразу расположились друг к другу и тут же  разговорились. трехчасовой перелет был спокойный. Виктор рассказывал про Москву. Она про Берлин и Вьетнам.
      На аэродроме они расстались. В руке Виктора остался записанный на листке школьной тетради  берлинский телефон.
         В первый же вечер после приезда, свалив багаж  в номере гостинице на Александерплатц, съемочная группа  судорожно ринулась  к границе с Западным Берлином. Ближе всего к ним был переход  Чек Пойнт Чарли. – известная дырка в  берлинской стене, за которой наконец открывался заветный  путь на Запад.  Туда и только туда, бегом, бегом, бегом! Впереди группы, как полагается,  несся режиссер, грузный,  бородатый, похожий на типичного прасола, Яков Николаевич, за ним, цепко прихватывая его за рукав спешил  редактор с ленинградского ТВ  Семен Абрамович, в стороне посматривая по сторонам, семенил администратор фильма Василий.  Виктор едва поспевал за ними.  В  карманах прибывших были обычные серпастые советские паспорта с вкладышем, похожим на отрывной талон квитанции химчистки. И не одной марки на четырех человек. Ни восточной, ни западной, никакой иной валюты. Только мятые рубли. Да  это уж было не так уж важно. Была абсолютная свобода… Как во сне!

     После пяти часов улицы Берлина  практически становятся пустыми. Ни каких привычных для советских городов вонючих грузовиков, пьяных работяг и безработных лимитчиков. Редкие  пластмассовые «Трабанты» тарахтели посреди широкой мостовой. Усталые немцы чинно рассаживались в открытых кафе и пивных. Посреди    громадной берлинской площади Александрплаца,  прямо напротив  «Президент-отеля» шпалерами стояли сотни две солидных  «Мерседесов». Это наведывались   в Берлин западные сородичи.

      Зато по проспектам  нарядными стайками катились сотни улыбчивых немок  на никелированных велосипедах.  Многие  немки были в длинных  цветастых юбках. Юбки были словно широкие паруса – спинакеры, они развивались на ветру. Катились девушки бесшумно, красиво и приятно - как будто все они были  не на  улицах города,  а на волшебной  регате.
     Несмотря на все эти красоты в голове у Виктора все же шумел противный страх.  Очень это было непривычно лезть без  спроса неизвестно куда, особенно  за кордон.
      Наконец они достигли перехода. Против всяких их ожиданий никакой очереди  в западный мир не было. Не было и полосатого шлагбаума. Никто не схватил их за рукав и не поставил мордой к бетонной стенке. Вежливый немецкий пограничник улыбнулся и издали поднес руку к фуражке. Битте!

   - Что это он?- удивился Виктор, пробегая мимо.
   - Совок почуял. Таких как мы,   тут сотни пробегают,- отметил бегло Яков Николаевич, не снижая темп бега.
     Еще  тридцать-сорок  шагов пришлось  попетлять между сложенными зигзагом бетонными блоками, уложенными прямо на асфальте. На другом конце перехода  в будке сидел ленивый янки в военной  форме. Он расположился  у окна, картинно положив ногу на ногу,  демонстрируя   ребристые подметки своих военных ботинок. Когда   ему сунули пачкой  красные серпастые советские паспорта, он не открывая, помял зачем-то в руке  и затем вернул и махнул рукой:
- Please…камарад.

       И они со сдавленным дыханием  осторожно  вошли  в чужой  мир! Все было не так,  как в кино. Вначале прямо за стеной все было, как и в Москве. Вдоль полуразрушенной длинной серой стены стояли, как на Арбате, сотни   маленьких лавчонок с  армейскими мундирами  и солдатскими ушанками орденами и эмблемами, майками с изображением Горбачева и Сталина. Продавалось все, даже куски стены. Пройдя за ларьки, все снова убыстрили шаг и  побежали.  Шаги гулко отзывались в сумрачных стенах улицы. Пробежав метров триста, Виктор, оказавшись опять позади забега, внезапно спросил:
- Стоп  гнать стометровку! Уже пар пошел!  Куда так шибко прем, ребята? Кто знает? Между прочим, я тут впервые и карты нет.

- Какая карта к черту! Туда мы идем! Туда- к свободе!  Мы, наконец, идем куда хотим ! – задыхаясь от быстрого бега и волнения,  воскликнул  Василий , одутловатый и лысоватый управленец лет тридцати пяти.-И нас никто не остановит!!
- Какая разница, Витенька, куда  идти, - согласился , подтягивая свалившиеся вниз брюки, Семен Абрамович, рафинированный интеллигент, крайне изобретательный в общении с пролетариями и женщинами.- Мы просто гуляем по Берлину.

- Да нет, не просто гуляем. Мы  реализуем  самый  страшный  сон совка,- «Лечу на Запад», - уточнил Яков Николаевич.- Наконец, мы свободны!
-  Какой бы сон не был, а просыпаться придется!- сухо констатировал Виктор, оглядываясь по сторонам.- Однако вечереет. Назад не пора?
Возникла пауза - киношники слегка задумались.
- А ведь Витя прав. Куда бы мы теперь не пошли, все равно придем в одно и то же место,-  внезапно  почесал затылок режиссер и остановился.
-Куда же именно?-  затравленно  поинтересовался Василий.
-На Лубянку.Да еще все вместе, – объяснил просто режиссер.-  Если границы открыли, еще не значит, что КГБ отдыхает.

- На Лубянку?! –  недоверчиво протянул  Вася.
- Ну да - прямиком на Лубянку !От КГБ без нормальных паспортов далеко не убежишь, -  мрачно подытожил  ситуацию режиссер.
       И все враз остановились. Стало страшно - впереди, как  мираж в пустыне   встал «железный Феликс».
   Он сурово смотрел на них. Он  был очень недоволен. У всех проснулся промеж лопаток привычный озноб советского интеллигента времен Пастернака.

   - Да, ладно вам пугаться,- оборвал затянувшуюся паузу Семен Абрамович.  Иногда в нем просыпался революционер.- Раз зашли, так пошли. Город большой куда-нибудь и придем. Все равно нам нужно будет  здесь снимать. Не сегодня, так завтра. Просто разрешение придется доставать.
    -  А сейчас куда двинем? Ведь здесь заблудиться два счета. Ни карты у кого, ни компаса? Да и по немецки никто ни буб-бум, - попытался остудить группу Виктор. Но никакие аргументы уже не работали.    
   
    Побазарив чуток относительно Лубянки, они неуверенно двинулись дальше.  Так хотелось походить по загранице….   Потихоньку группа втянулась в незнакомый  город. Западный Берлин был серый, сильно обезличенный прошлой войной, уже все было иначе, чем его восточная половина. Та хоть была похожа на советские города.
-  Вертинский   не любил ни немцев, ни Берлин. Он говорил, что это не город, а склад фибровых чемоданов, – вспомнил почему-то  Семен Абрамович. – Похоже, а?
    Чемоданы - не чемоданы, но, по правде, дома в центре города были не слишком респектабельные. Серые и мрачные, с однообразными окнами и парадными. Но многое тут было все-таки совсем забавным. Они дружно таращились  на невиданные рекламные щиты, непонятные памятники, магазины полные  чертей и дорогих мунштуков, десятки дорогих автомобилей. На телефонные будки. На уличные скульптуры, которые часто возникали прямо на тротуаре.

      Потом обратили внимание на календари с обнаженным мужским телом на витринах. Этого не было даже в Москве.
   - У них это видно  по другому .
   - Европа всегда впереди. Это, понимаешь, культура.
    Режиссер тут же  вспомнил всякие смачные истории про Енукидзе, которого Сталин выдвинул, а  потом прихватил за разные гадости.
     Несмотря на вечер  город шевелился. Попутно и навстречу спешили деловитые люди, такого же потрепанного  вида с мешками и сумками.  Они были такие же, как и в Москве, с  ошалевшими глазами и нервными движениями. Группа вернулась домой поздно. Ночью спали плохо. Все ворочались.

     Утром из посольства привезли и раздали деньги. Марок было немного, но уже  можно было и что-то прикупить. Настроение сразу поднялось.
- Так, ребята – пока нам разрешение  на въезд в Западный Берлин готовят, три часа наши… - начал  планировать досуг режиссер.- Выходим в город.
- Что  делаем? – деловито спросил  Семен Абрамович.
- Тратим  деньги. На рестораны мало,  на магазины хватит, - подитожил цель режиссер. - По всем правилам загранкомандировки сначала  полагается купить женам колготки. Потом родственникам чайник со свистком. Это дешево и оригинально. А себе настоящие немецкие ботинки. Больше бюджет не позволяет. Купим и успокоимся,  тогда будем работать!

     В универмаге на Александр плац было море товаров и мало покупателей. Сначала  пошли покупать колготки женам. Секция колготок была совершенно пуста. Колготок было множество. И никто не мешал – ковыряйся в контейнере сколь душе угодно.  И цветастых и черных, и белых, и теплых, и холодных, всяких… Четверо солидных мужчин жадно набрали  в проволочные корзины по десять – пятнадцать штук колготок из разных контейнеров и выстроились у кассы. Пожилая немка-кассир терпеливо дождалась, когда последний из них закончит рыться в коробках. Затем, не торопясь, закрыла кассу и отправилась приводить в порядок товар. Группа стояла у кассы,   медленно пунцовея. Потом так же не торопясь и молча, кассирша вернулась на место, посчитала покупки и  пробила чеки. Битте!
  - Пора бы успокоиться. И правда, от нас совком разит,- сказал Василий, выходя на улицу через дверь, на которой было крупно написано по немецки «Вход».
    
      С ботинками  все копались гораздо дольше. Денег уже было в обрез. Тем более, что дешевых ботинок было мало.  Хуже всего оказалось Виктору с его 44 размером. Таких  в наличии оказалось  всего  пять - шесть разных пар и не очень  доступных.   
       Пройдя  по магазину и перебрав  всю обувь, Виктор замучил продавцов. Хотя запас чужого языка был не слишком высок, они  поняли, что именно Виктору нужно. Такая  обувь отсутствовала. Фир унд фирциш.
  - Будет   только в субботу. Самдей., Драй таг! -она посмотрела на него и вдруг сказала.- Герр..герр… Фир унд фирциш.
 - Господин 44? Ну ты, Витя, даешь - прямо как Радж Капур.- улыбнулся Яков Николаевич, вспомнив, видимо,  индийские фильмы детства.

       В полдень за группой подъехал  видавший виды серый фургон «Баркас»- машина немецкого ТВ. В машине сидела пожилая переводчица. Погрузили технику и покатили по Унтер-ден-Линден. Подъехали к знакомой будке «Чек Пойнт Чарли». Свернули на Марктплац и покатили через Тиргартен мимо монорельса, закопченной коробки рейхстага, памятника освободителям. В огромном парке было пусто: жирные серые зайцы и нелегальные вьетнамцы с сумками разбегались по заросшей метровой травой пустынной мостовой от проезжавших машин.
-Куда едем? – спросил Василий.
- В центр поехали.  На Кантштрассе.
-  Гуд, к ЦОО,- понимающее кивнул водитель.
- Там, напротив зоопарка  во дворе дома  любопытнейшие камушки стоят. Для нас натура обязательная. Один – памятник «Жертвам нацизма». Другой  «Жертвам сталинизма», - Пояснил режиссер.- У нас дома таких точно нет. Они вместо нас поставили. Нам нужно бы  снять их  для  фильма.

     Нужные для сюжета  памятники стояли где-то во дворах, приданная группе переводчица из бывших соотечественниц тоже не знала, где искать. Поэтому пришлось выгрузиться и разделиться: а «Баркас» укатил обратно заправляться,  это  было намного дешевле.

       Группа отправилась  искать памятники пешком, автобус укатил заправляться.  Витю оставили одного посреди улицы с тяжелой аппаратурой. Он присел на кофр и осмотрелся. Торговая улица была немноголюдна. Первое что его сразу побило – никого народа –  хотя полдень. По улице катят редкие велосипедисты да пустые омнибусы, в них сидят две-три гимназистки и три негра. Вся улица была уставлена лотками и вешалками с одеждой. Шпалерами стояли  по всей улице открытые машины, на сиденьях дорогая одежда и вещи. Ну, прямо, бери что хочу! Как будто уже не было никаких заборов и железных занавесов. Прохожих практически не было. Так прошло минут с десять. Внезапно одна из проезжавших  машин - просторный серый фургон с затемненными стеклами тормознул рядом с  Виктором. Дверцы не открылись и Витя почувствовал, что его пристально изучают. Было жутко неприятно – заграница как – никак.  Может тут сидеть нельзя без галстука? Или топтаться в грязной обуви? Виктор поежился.

       Ну, кто это мог быть?  Может, полиция? Она ведь тоже есть в «свободном мире»  И сказать ведь нечего, и откупиться нечем. В кармане  были еще марки ГДР оставшиеся  после  покупки чайников.  Серпастый паспорт тоже  ничего  не гарантировал.   
         Дверца  фургона слегка распахнулась и показалось правильное лицо шоколадного цвета. На него в упор глядела рослая  девица африканских кровей в песцовой шубе. Она одной рукой поправляла ухоженные локоны, сидя   за рулем. На правильном овальном лице сияли огромные глаза.  Она    открыла медленно  дверцу. Из-под  светлого меха вынырнуло сдобное шоколадное колено. Она   ласково кивнула Виктору, она ему улыбнулась!
       Виктор  все понял и вспотел. Вот она – Западная  Дива. Страшное искушение было всего в метре от  него. Медленно краснея, он  вдруг сообразил, что  шуба-то была одета  на голое тело.  Смуглое и слегка влажное.  Вот оно, совсем рядом - встань и возьми! Его дернуло  током!   Пахло из автомобиля отнюдь, не бензином, как от «Жигулей» - нормальным французским духами.

      Да! Соблазн падения был слишком велик – у его жены не было такого колена, да и духов таких он  не дарил. Это была почти шикарная дама, а отнюдь  не  проститутка.
     -Гутен таг, - промолвило искушение,  спуская ногу на тротуар.
     - Гутен, гутен, - нерешительно подтвердил Виктор, поджимая грязные ботинки  под  казенные ящики. Похоже это ее не останавливало.
    - Вас вюншен зи? -
-  Фантастишь! Эх  и вправду ,  залепить бы настоящий секс на Западе. Прямо в машине. Прямо посреди Берлина! Не отъезжая от багажа и от своих.! – замелькало у него в голове.У Виктора было не так много женщин в Москве и командировках.  Тем более такой экзотики. А тут она сама приехала – вот тебе  радость человечья. Вот это сервис!

     Но тут Виктор испугался еще сильнее. Разных неприятностей он не боялся. Боялся что осрамится, за такое сокровище  и денег полагалась просто куча. А что у него осталось в кармане после утреннего шоппинга?   Можно было отдать свои сто марок - тогда прощай новые  ботинки. А плеер для сына не выходил уже просто не по каким раскладам.
    Его сзади тронули за плечо. Запыхавшийся  Яков Николаевич вернулся  и звал его на работу. Проститутку  режиссер  просто не заметил, загруженный своими мыслями.
     Дверь  фургона захлопнулась, машина плавно укатила  прочь.
  -Эх, -судорожно выдохнул Виктор, провожая ее  помутневшими глаза,- бывает же  такое  в жизни. Но только не в СССР! И он поплелся за режиссером   работать.

      Обелиски оказались  рядом – в пяти шагах. Скромные камни – под стать чумным столбам которые есть в каждом западном городе. Вся съемка уложилась в полчаса.  Яков Николаевич, крутился рядом и попутно вспоминал про обязательные ритуалы в туристических поездках, когда нужно было возлагать цветы на могилы наших павших солдат. Иначе тебя просто за кордон не пускали! А Виктор все вспоминал номер машины.
- Может как нибудь и разыщу,- закрутилась у него сомнительная идея.
-Возвращаемся, – бодро   приказал режиссер. Подъехал автобус и  они быстро загрузились.

    За ужином в номере режиссер стал излагать творческие планы . Они были грандиозные. Фильм рисовался ему  совершенно по иному.
-Сценарий явно беден и пресноват. Тут много чего  сценаристу просто в голову не стукнуло. Будем картинку добирать по ходу дела.

  - А что тут можно ухватить убойное?- спросил  Василий.
-  Есть у меня мысль  заснять  кладбища в Польше, Германии  и России.
- Это то зачем  Тут праздник народ от счастья перекосило. А вас на гробы потянуло,- недоуменно  отозвался  Виктор.
- Надо бы и их снять. Вот где  в России кладбища  - а?   За городом на погосте подальше от живых.
-А что не правильно?
- Может и правильно, может и нет. Тут  В Европе- то они  в  городе..  А Ночью сотни огоньков, на могилах горят лампады, что знали, что не брошены, что за ними  следят и ухаживают.
     Это он  правильно подметил. Виктор вспомнил , что венгры вообще могилы предков под домов держат. Даже  какая-то австрийская императрица Тереза, вроде  имела в спальне лифт и по ночам спускалась в семейный склеп.

     Витя в среду  днем был свободен. Пока  режиссер с редактором отсматривали  снятый материал, он  решил посмотреть город сам. Вначале он потопал  в сторону от центра в сторону Инвалиден штрассе, через Ветеранен штрассе. Центр города   малоэтажный, на тротуарах в разгар дня малолюдный  и чистый. Он вразвалку шел  по залитой солнцем улице  и вбирал в себя впечатления. Что- то вокруг  было знакомо по Штирлицу, что- то было совсем новое.

    Так он прошел два-три километра, петляя по переулкам, пересекая редкие скверы. Увидев в одном из них пустую скамейку, он двинулся к ней посидеть. С разгону грохнувшись на сидение он чуть отдышался и огляделся. И тут же замер.   В прорехе между кустами в двух метрах от него  лежало под жарким весенним солнцем бледное обнаженное тело. Голова была прикрыта шляпой. Ступни прятались в   зеленой траве. На него был обращен пышный зад. Наверно, скульптура?
   
    Таких уличных скульптур было полно по всему Берлину. И разные влюбленные и дамы с собачками и семейные группы прямо на тротуарах. Правда, одетых. А вдруг понял -  не  муляж это, а живое  симпатичное  тело  и   замер от  неожиданности. Такого в Москве он  не видел никогда.  Немке  было лет тридцать, она спокойно лежала, на ровном газончике, как Ева в раю посреди города, чуть скрытая редкими кустиками. Был полдень,  небольшой сквер на Ветеран-штрассе был пуст. На углу стоял на низком  пьедестале  памятник сидящему в кресле Гейне. Маститый писатель о чем то размышлял нахмурив лоб, а рядом  разместилась настоящая  Венера. Берлинская Венера. Народ степенно ступал по тротуарам в пяти шагах от зрелища.  Рядом  торговали газетами, плавно двигались автобусы и велосипедисты. Все  видели, но   никто не плюнул, не выругался, не запустил в   дамский зад кирпичом. Ну надо же  так    себя показывать!
  - Эх ,ты  Европа..., мать твою так! До чего ты добралась!

      Вечером  они снимали  долгое интервью с политэмигрантами. Это была семейная пара, немецкие евреи, по своему уникальные люди, пережившие лагеря НКВД в Сибири, затем и ужасы гестапо. Всем на удивление  выжившие, они  не потеряли  юмор и уважение к людям. Ганс и Эльза   были  худые и морщинистые, но вполне бодрые старики. Говорили по-русски не то что бегло, а практически без акцента, правильно выговаривая названия тех мест, в которых их  добросовестно гноили. Они подробно описали свой путь  в преисподнюю, но не вставляя никаких  ругательств. Никого не обвиняя.   Просто   рассказали историю своей беды.

    Виктор слушал их, стоя за камерой и его поразило другое.  То что сразу не приходило в голову за нагромождением историй и фактов. Провести десять лет за решетками и не освоить лексику изгоев, это было же настоящим героизмом. Тоже самое   пришло в голову режиссеру.
-    Позвольте сказать  – вы герои, Вы так  хорошо сохранились после всех тюрем.- Констатировал  уставший от напряжения Яков Николаевич .- Политэмигранты, да еще и  евреи –  шансов выжить не было. Ни там, ни здесь.
    - Жизнь - молодой человек – это такой  парадокс,- улыбнулась Эльза .- Нам  повезло, мы выжили, а те, кто остался на Сахалине, нет…
- Странно, но наши  политзаключенные другие. Когда вспоминают кошмары - везде слезы и крики. Давление скачет, валерьянка льется. У вас же все как- то все  без стресса.
   -А старость оказалась какая-то благополучная.  Даже воспоминания не ударяют в голову.- согласился с женой Ганс.

   - Тогда что для вас  старость? –вкрадчиво спросил режиссер.
Старики  переглянулись, словно  нужно было отдать рецепт бессмертия бесплатно.
- Старость- это   когда уже тошно на себя смотреть,- сказал  муж Эльзы. Она  улыбнулась и похлопала его по плечу.
- Это правда. А  потом перестаешь прятать лекарства. Уже наплевать, что об этом подумают, – пояснила Эльза.
-А разве это не все, – удивился Яков Николаевич.
- Э нет, еще есть и  финал. Когда перестаешь понимать,  что происходит вокруг,- пояснил Ганс.
    - Это и ко мне относится, - подумал Виктор. -Значит я уже старый.
     Через несколько минут он  вышел в коридор покурить.

    Там  на диване тихо сидел Гюнтер – водитель,  широкоплечий парень лет тридцати в кожаной куртке. Он возил их два дня и они даже не перекинулись словом.  Мотался  он по Берлину уверенно,  избегая пробок  и разбитых дорог, а каких  оказалось много по окраинам. А тут Гюнтера потянуло на разговор:
-  Москва, камарад?
- Да,  москвич. А что бывал в наших краях? – поинтересовался Виктор.
- Два года жил,- кивнул Гюнтер.- Когда все было  хорошо и у вас и у нас!
 Поговорили  не только о России. Их   водила оказался бывшим комсомольским бонзой.  Он учился в Москве не так давно  - лет пять назад. Помнил что-то из ресторанов и парков. Вспомнили и  что-то из советского телевидения - «Кабачок тринадцать стульев».
    Когда понемногу  сблизились и перешли на «ты»,  он  вдруг сказал Виктору:
-Зачем же вы нас бросили. Мы вам так  верили.
     В его глазах сверкнула смертельная тоска загнанного зайца.

      Виктору стало не  по себе,  как будто он  что-то  лично обещал этому немецкому парню. И не выполнил. Ни Сталин, ни Хрущев, ни Горбачев никого не обманули. А он сам  Виктор в итоге  перед всеми - подлец! Виктор слышал, что здесь партийных  на хорошую работу  не принимали- люстрация. Они все стояли на коленях перед бывшими заключенными.
     Ощущение на душе было скверное. Он погасил сигарету  и вернулся в комнату.

       Скоро пришло время  возвращаться в гостиницу. Группа стала  устало рассаживаться в машине.
   -  Что мы имеем?- почесал голову режиссер, садясь в машину.- Кроме  двух часов толкового трепа с именами и фактами. Еще и  приглашение в лучший берлинский ресторан на завтра.  Они нам сказали - у них  есть льготы на развлечения, и  нас приглашают.
-    Попьем пивка,– кивнул  Василий. – А сейчас куда?
     -Снимать стену,-  сказал Яков Николаевич.- Это,брат,мировое зрелище. Да и похоже никто кроме нас  в СССР это и не увидит.
      Поздним вечером  группа заняли позиции у самых Бранденбургских ворот. За спиной в двадцати шагах рисовался мрачный силуэт раздолбанного рейхстага. Перед ними в темноте синела проклятая берлинская стена,  ее ломали после полуночи. Как  им  в гостинице русские бабы –горничные объяснили :  восточные немцы сначала ломать не хотели. Потом их все же заставили. Аргумент  простой :  вы стену  поставили, сами ее и ломайте.

      Народ бодро стягивался на  зрелище и вокруг ворот к полуночи набралось тысяч около двух зевак.
       Ровно в полночь тяжелая  строительная техника пропыхтела через контрольную линию. Сама   стена была не простым забором . Было  видно, что не раз ее пытались одолеть и  ГДР укрепил ее не хуже атлантического вала. Конструкция была сверхнадежной: сам забор шел с двух сторон. А внутри еще были сварены и зацементрированы тяжелые бетонные блоки.  Такие укрепления  никакой танк не прошибал. После пятиминутной возни и шипенья сварки, подъемный  кран сдергивал очередной  блок с места и в лучах прожектора водружал на грузовик. Толпа на Площади  дружно ахала, стреляли петарды, взлетали ракеты. На бранденбургских воротах верхом на бронзовых конях отчаянные парни размахивали трехцветными германскими флагами.

       А внизу рекой  шипело шампанское. Народ всех цветов, возрастов  и конфессий бросался друг другу в объятья. Чмокались  взасос.
       - Хватит держать эти камни, снимай эмоции,- прокричал над ухом режиссер,- дай, твою мать! крупные морды.
       Виктор оторвался от очередного блока, сверкавшим вверху в лучах прожекторов и отвернул камеру  на толпу. И сразу отпрянул: Прямо на него несся огромный негр в форме  солдата, широко  раскинув руки. Американец увернулся от  объектива камеры, схватил Виктора  за плечи.
- Чек? Мадьяр? Польяк?
- Русский.- неохотно ответил Виктор.
- Окей,  рус, нот импортант, пис анд френдшип,- сказал афроамериканец и впился в  Виктора взасос.
  Потом пробежал дальше  к редактору. Тот оценил порыв и  вовремя увернулся. Виктор вытер рукавом губы и сплюнул.
     После десятого сдернутого  блока  Виктор отпросился и пошел  к Шпрее    по физиологии. За ним двинули боязливый и режиссер.Рядом с набережной росли кусты. Там было не так светло и людно как возле  разваливаемой стены.
      Едва устроившись, они услышали шорохи и сопенье. Рядом с ними  в пяти метрах, прямо на сырой земле дергались две пары ног.

-  Куда мы приехали  братцы! Ни  стыда ни совести !Это что-то,  Яков Николаевич, – сказал Виктор,- сплошь в Европе  опорожниться негде. Везде трахаются от избытка свободы.
 -  Ну да, прямо как у Маковского – «Всюду жизнь», - усмехнувшись, подтвердил Семен Абрамович.
- Так вот она где, сексуальная революция, – захохотал Виктор.-Глядишь и до нас деревянных докатит.

    Ночью  они вернувшись в гостиницу. Спать никому не хотелось - дикая энергетика  переворота зарядила всех. И эта тема открытого секса снова всплыла.
У Якова Николаевича была собственная теория:
-  Наблюдаем с любопытством и азартом, непривычное для нас - совков. Что было у нас - сексу нет - объединяйтесь в браке на славу государству. Утешало то что у Гитлера этот вопрос решался покрепче.
   -А что такое брак? - кольнул его Слава. Яков Николаевич иногда выдавал перлы своего парадоксального ума.

- Ну как это попроще.- усмехнулся умудренный жизнью и искусством, Яков Николаевич ,- Браки бывают разные социальные, ментальные, духовные и наконец  просто самые физиологические. Социальные браки проще всего. Молодой, красивый, богатый, веселый - это далеко не все. Но для дурнушек главное.  Для красавиц же все куда проще - существует два типа брака – по расчету и управляемый муж. Она от природы имеет на это право. Либо становится управляемой, либо управлять самой. Вот так ребятки!
- Что же тогда любовь?- на всякий случай, поинтересовался Виктор.
- Любовь? - засмеялся  Яков Николаевич, -Это, братец, по моему опыту, просто афера без расчета.