Кладбище

Не мертв тот, кого объяла тьма,
В пучине лет умрет и смерть сама.
Г.Ф. Лавкрафт

В моей жизни было очень мало знакомых. Почему-то меня никогда не тянуло к живым людям. Они не были интересны мне абсолютно.
В разговорах со сверстниками я находила лишь скуку, в разговоре с родителями слышала только нравоучения, советы, как надо жить. Я постоянно молчала, потому что мне не хотелось им ничего говорить. Какой смысл в разговорах? Какой смысл что-то кому-то рассказывать? Если просто можно молча наслаждаться тишиной.
Мне постоянно хотелось найти такой уголок, где не будет шума, не будет людей, которые являются творцами лишь пустой суеты.
Несмотря на то, что у нас был большой дом, в котором пустовало множество комнат, я не могла ощутить абсолютного одиночества, потому что слышала шаги слуг, слышала разговоры отца с его подчиненными, разговоры матери с подружками, шум за окном. Было слишком много людей рядом.
Самыми невыносимыми днями в году для меня были праздники. Отсутствие смысла в этих днях было видно сразу, но такие дни были, и было много гостей. Родители постоянно беспокоились насчет меня, моего поведения, ибо я постоянно держалась в стороне от всех.
Случалось так, что меня выводили в отдельную комнату и просто в приказном порядке требовали, чтобы я вела себя, как нормальный ребенок. И я вела… Но меня не оставлял вопрос: «Что значит быть нормальным ребенком?», - разве я была не нормальным ребенком?
Меня до сих пор волнует этот вопрос, хоть и прошло уже много лет. Мне уже девятнадцать, я учусь в медицинском университете и планирую стать патологоанатомом – это идеальная профессия для меня, ибо лишь мертвые люди по-настоящему молчат, они спокойны, расслаблены, безмятежны.
Впервые мертвого человека я увидела на похоронах бабушки. Я смотрела на нее, лежащую, видела расслабленное лицо, которое не выражало ни одной эмоции, в ней не было боли, не было страданий, не было переживаний и ненависти. Мне казалось, что в таком молчании, в такой тишине я наконец-то понимаю, каким человеком она была.
И почему-то именно в тот момент я поняла, почему о мертвых не говорят плохо. В них нет ничего плохого, вся жизнь, все то, что они сделали при жизни - ушло, остался лишь человек, который молчит, а о молчаливом человеке не скажешь плохо, он порождает лишь спокойствие внутри.
Когда я оказалась на кладбище, то поняла, где на этой планете есть место абсолютного спокойствия, где все равны, где нет места суете. Шум листвы мне не казался раздражающим, птицы не могли мне помешать, определенная аура, царившая над всем кладбищем, не позволяла проникнуть туда живому звуку. Мне лишь были противны рыдания людей, эти ненужные слезы. Почему они плакали? Ведь человек освободился от оков, нашел покой. Не выражение ли эгоизма эти слезы? Мне конечно же не хотелось призывать радоваться, но и рыдания я не могла понять.
И сейчас я не понимаю этих слез, не понимаю и печали по умершим. И еще я не понимаю страха перед мертвыми, страха перед посещением кладбища, особенно в ночное время, когда там абсолютно спокойно.
—О чем ты постоянно думаешь? – по правую руку от меня раздался режущий слух голос моего одногруппника. Я чуть не вздрогнула. – Планируешь, как провести выходные среди людей? Как выжить эти несколько дней? – он тихо усмехнулся.
—Нет, - сухо ответила я и отвела от него взгляд вновь на дерево во внутреннем дворе университета.
—Что в нем такого?
—Он молчит в отличии от тебя.
—Тебе лишь бы помолчать. Слова лишнего из тебя не вытащишь, - он на несколько секунд замолчал, а затем засунул руки в карманы пальто и шумно вздохнул, да вновь совершил полуоборот туловищем ко мне. – Что ты делаешь ночью на кладбище?
Этот вопрос застал меня врасплох. Я удивленно посмотрела на него, ожидая объяснений.
—Просто, видел, как ты ходишь по ночам в ту сторону… Решил поинтересоваться.
Привычка ничего не объяснять у меня была доведена до максимума. Промолчав, я направилась прочь через внутренний дворик к корпусу женского общежития.
Я сбегала от этого парня не потому что моя тайна была раскрыта, эти походы я ни от кого не скрывала, просто сам факт того, что мне нужно было объяснять ему что-то сокровенное меня в наивысшей степени отталкивал от общения.
Зайдя в свою комнату, я тихо выдохнула и сняла пальто, да повесила его на вешалку и прошла к рабочему столу, на котором лежали стопки книг по анатомии, патологической анатомии, тератологии и танатологии.
Хоть мои увлечения и могли кому-то показаться разнообразными, круг интересов обширным, все же все это сводилось к одной теме, к одному – к смерти.
Причины, этапы, механизмы смерти – все это меня интересовало в высшей степени, а главное, меня интересовала такая неизвестная нам энергетическая субстанция – человеческая душа, точнее то, что с ней происходит после смерти.
В детстве среди прочих вопросов, появлявшихся в моем юном сознании, порой я наталкивалась на один, приводивший мои размышления в тупик. Существует ли бессмертие? И какой ценой его можно заполучить?
Что происходит с душой, когда бренное тело становится непригодно для хранения энергетической субстанции? Она тоже умирает?
На эти и подобные вопросы я не могла дать себе точного ответа, так как не было нигде доказательств существования души, как и не было абсолютного опровержения. Вопрос о существовании души становился чуть ли не самым главным моим вопросом, моей проблемой номер один, которую я должна решить за свою жизнь.
И все эти годы я пыталась найти ответ…

—Хочешь, я покажу тебе, что делала на кладбище? – тихо спросив, я взглянула в глаза Джероми, который явно удивился и даже немного испугался моему неожиданному появлению рядом с ним.
—Как? Что? Не понимаю…
—Помнится мне, ты хотел пригласить меня погулять несколько месяцев назад, но я отказалась. Если есть еще желание, то мы могли бы сходить, погулять, правда, в места до крайности специфичные, - мне было сложно говорить связно, понятно для этого человека. Опыт общения с людьми у меня был настолько мал, что мог спокойно сравниться с опытом ребенка.
—Свидание на кладбище?
—Да…
—Вау, - он тихо усмехнулся и задумался, улыбаясь моему приглашению. Эти напряженные секунды длились, как часы, для меня. – А я не против. Так, когда выдвигаемся?
—Сегодня. Ночью.

Была на удивление приятная и мягкая осенняя ночь. Луна была полной и заливала своим светом все кладбище, которое находилось в полукилометре от местной церквушки, принадлежащий университету. Отблеск серебряного сияния от влажной листвы очаровывал, а абсолютная тишина заставляла полностью расслабиться и всеми фибрами души ощутить благодать спокойствия и безмятежности.
Мой спутник опаздывал уже на несколько минут, но это обстоятельство меня нисколько не задевало, ибо два живых человека на кладбище в такую прекрасную ночь – это явный перебор.
—Ты прости, задержался, - удовольствия наслаждаться тишиной прервал его голос, который вновь заставил меня почувствовать неприятную волну энергии по всему телу.
—Ничего страшного. Идем.
Я направилась по тропинке вглубь кладбища. Он шел позади, шурша листвой и этим раздражая меня. Вдруг я услышала хруст до боли знакомый. Обернувшись, мне открылась картина, на который беззаботный парень съедает яблоко. Вроде бы ничего особенного, но у меня сжалось все внутри.
—Будешь? Я и тебе взял, - он протянул мне яблоко и чуть улыбнулся, но я мотнула головой в знак отказа. – Ты совсем ничего не ешь? Книгами питаешься?
—Не люблю яблоки, - коротко ответила я и пошла дальше.
—Почему?
—По тому же, почему некоторые люди не любят груши, сливу, вишню, арбузы или бананы.
—Не нравятся?
—Да…
Мы шли под луной в абсолютной тишине. Я слышала шуршание листвы за собой, его невнятные вопросы, мои короткие ответы, биение сердца и неприятное волнение, которое с каждым шагом нарастало.
Подойдя к памятнику, возле которого росло дерево, я остановилась и указала взглядом на надпись.
—Это твой родственник?
—Нет.
—А кто же?
—Мисс Флорис Эйдингрей жила здесь много веков назад. Наш университет был ее домом. Она относилась к богатому дворянскому роду и была последней наследницей всего отцовского состояния из-за того, что ее брат умер еще маленьким от оспы.
Она вела уединенный, чуть ли не монашеский образ жизни, не вышла замуж, не родила детей, но написала много книг. Рядом с ее домом при жизни не было этой церкви и кладбища. Здесь был дивный яблоневый сад.
Мисс Эйдингрей была против строительства церкви в ее владениях из-за того, что относилась к интеллигенции того времени, точнее, сейчас мы бы назвали таких людей интеллигентами, а тогда их обзывали чернокнижниками.
До последних своих дней она защищала сад от вырубки, но крестьяне протестовали против ее решений, в итоге 22 октября 1671 года ее сожгли, привязав к одной из яблонь.
Затем сад начали вырубать, но чума не дала до конца уничтожить все яблони, и сейчас мы с тобой смотрим на последнюю из тех, что выросли много веков назад. Во одной из теорий, именно на этой яблони и была сожжена Мисс Эйдингрей.
—Вау, откуда ты об этом узнала? – он удивленно на меня посмотрел, а затем перевел взгляд на яблоню и тихо усмехнулся. – Теория врет, на этой яблони нет и следов от сожжения, и тем более вряд ли яблони могут жить столько времени. На дворе 2016 год.
Мне лишь оставалось пожать плечами и подождать. Этот юноша был по натуре своей очень дотошным человеком, и для подтверждения своих слов направился ближе к яблоне, чтобы осмотреть ее массивный ствол.
Отойдя на шаг назад, я отвела взгляд в сторону и зажмурилась, прислушиваясь, к тому, что происходило неподалеку от меня.
—Я тоже долго привыкала, - вдруг за моей спиной раздался тихий женский голос. Я обернулась и увидела Мисс Эйдингрей. Она коротко улыбнулась мне и подошла ближе, да опустила на мое плечо ласково и бережно свою легкую бледную руку, которая в свете луны казалась максимально изящной, будто сделанной искусным мастером из слоновой кости.
Мы стояли некоторое время в полной тишине и наблюдали за тем, как яблоня каждой своей клеточкой впитывает кровь несчастного Джероми, проглатывает его своими корнями. Наблюдая за кровавым зрелищем, я ощущала холодные мурашки на коже спины. Эти моменты мне давались с трудом, ибо никогда за собой не замечала кровожадности.
 Струи крови в свете полной луны выглядели воистину зловеще, что заставляли меня – человека достаточно спокойного, - испытывать страх перед силой, с которой я связала свою душу.
—Пошли, - Флорис взяла меня за руку и повела ближе к яблоне, которая уже закончила пожирания телесной оболочки парня и спокойно, неподвижно стояла в серебристом сиянии.
Нам предстояло ждать недолго. Всего через несколько мгновений на черных, голых ветках осеннего дерева стали распускаться алые фосфоресцирующие лепестки, а от них кровью продолжили наливаться красные яблоки.
Мы сорвали по одному и откусили. Белая мякоть в мгновение превратилась в кровавую, а во рту ощущался привкус железа и приторно-сладкого сиропа.
Я ненавидела яблоки. Ненавидела их с тех самых пор, как в 1671 году случайно забрела в сад этой женщины; с тех самых пор, как стала ее единственной ученицей.
Она увидела во мне существо, которое захочет последовать за ней, которое также желает раскрыть тайны этого мира, которое чувствует всеми фибрами своего тела и души эти вселенские потоки энергии. Флорис рассказала мне много тайн, которые сама знала, многое объяснила, и за все это я отплатила ей своей душой, которую навеки соединила с душой этой женщины.
Ее обаяние не знает границ, очарование не имеет пределов. Красота, ум и целеустремленность сделали ее великой, сделали богиней. Я почему-то с самого начала верила в то, что именно таких людей приравнивали к богам, что именно такие вошли в мифологию, как боги или дьяволы, все зависело от их поступков, но не в этом суть.
Мисс Эйдингрей достигла невероятных возможностей, вмешавшись во вселенские потоки информации, она доказала себе и мне, что душа существует, что она бессмертна и является сгустком энергии, который может абсолютно все, если эту энергию в нем поддерживать постоянно.
И мы поддерживаем. Методы жуткие, но такова цена бессмертия…