Он был пристрастен к музыке с самого детства...

Поздним вечером по тихой городской улице не спеша шёл мужчина средних лет. Он направлялся домой, и, прогуливаясь, прислушивался к звукам окружающего мира.
Сухой рассыпчатый снег скрипел под его ногами, желтый свет фонаря слепил своими яркими лучами золотистые глаза, а ветер резкими порывами развевал полы серого пальто.

"Как интересно, однако, иногда получается..." — думал мужчина. Его мысли текли в медленном темпе, размеренном ритме и минорной тональности, жилистые руки, греющиеся в карманах пальто, перебирали пальцами. По улице шел Морис Равель.

Известный композитор нередко предавался уединению, чтобы привести свой внутренний мир в порядок и, возможно, обрести вдохновение.
Наконец, он вернулся в тёплую квартиру и сразу прошёл в свой кабинет. Там он расположился за письменным столом, положив ногу на ногу. Музыкант собирался сделать в личном дневнике последнюю заметку, посвящённую своему последнему произведению, но сначала решил прочитать уже написанные:

21.09.1929
"Нашёл сегодня фотографию с фронта. Не помню, как она попала ко мне, но во мне пробудилось чувство ноющей ностальгии. Я внезапно вспомнил своего давнего друга...

Он был пристрастен к музыке с самого детства, но, что очень прискорбно, никогда не был связан с ней. Талантливый молодой человек в юном возрасте начал осваивать фортепиано. Ребёнку доставляло удовольствие нажимать черно-белые клавиши, он мог проводить за этим занятием часами. Но вскоре появилась младшая сестра, с рождения очень беспокойная, и тогда ему разрешили играть только приятные на слух мелодии. Никаких занудных гамм и упражнений, никаких активных и эмоциональных пьес. Естественно, играя только лёгкие произведения, мальчик не мог научиться чему-то новому. На выходных юноша стал брать уроки музыки, и в тайне от родителей, которые желали видеть его рабочим юридической компании, мечтал поступить в консерваторию. Он грезил чёрным фраком и выступлениями на большой сцене.

Пауль Витгенштейн - я познакомился с ним на фронте, во время Первой Мировой войны. Когда было временное затишье, сидя в окопе, мы беседовали с ним на самые различные темы. Пауль был младше меня на тринадцать лет, но у нас было много общих тем. Я узнал, что юноша всё-таки поступил в консерваторию, но так и не дождался первого учебного дня. Пауля призвали на фронт.

Во время очередной атаки немцев рядом с юношей приземлилась ручная граната. Помню, как я нашёл его, лежащего на земле в неестественной позе, словно тряпичную куклу. Помню те ужасные минуты, когда я на себе тащил его полумертвое тело в госпиталь. Помню бесконечные перевязки, потоки белых халатов, швы. Помню стоны, раздававшиеся почти из всех палат. Помню то чувство, когда я наконец смог увидеть Пауля Витгенштейна - будто ледяной свинец разлили по телу...
Вместо правой руки у него была непонятная перебинтованная культяпка. На лице и на груди - зашитые багровые раны. Юноша лежал под капельницей и улыбался мне одной половиной рта. Правая часть тела Пауля была парализована. На фронте он больше не появился, и нам удалось увидеться всего несколько раз, когда я приходил в госпиталь во время коротких затиший.

02.10.1929
"Около пятнадцати лет я не видел Пауля Витгенштейна. И надо же такому случится! Вчера встретил его в театре. Ходит прихрамывая, но бодро. Мимика лица неплохо восстановилась, говорит понятно, хотя улыбается все так же - одной половиной рта. Но сегодняшнего Пауля Витгенштейна не сравнить с тем, кого я видел на больничной койке в тот страшный день!
Мы горячо обнялись и во время антрактов разговаривали без умолку. Он рассказал мне, что после окончания войны искал меня и наших товарищей. Немногие остались в живых...
— Я скучал по вам, Морис! Как мне не хватало наших тихих разговоров лунными ночами! - сказал он, и я расплылся в улыбке. Я тоже скучал.

Пауль все так же одержим музыкой. Он слушает классику на своём граммофоне, посещает концерты, наслышан о моих новаторских сочинениях. Взахлеб он рассказывал мне, как когда-то пытался играть что-то одной левой рукой, однако, как он выразился, "получалась бессмысленная какофония!"

— Ах, Морис, если бы вы знали, как тяжело мне живётся без музицирования! Конечно, я бываю на концертах и слушаю пластинки, но это совершенно не те ощущения! Как бы мне хотелось осуществить свою мечту - надеть чёрный фрак, выйти на сцену и поразить всех своим выступлением! Но, видимо, не суждено мне этого сделать, - тут он с горечью посмотрел на свой пустой и бесформенный правый рукав пиджака, который просто болтался в воздухе, — Чёртова война."

10.10.1929
"Мы договорились поддерживать связь, встречаться на музыкальных вечерах и в театрах.
Мне жаль этого молодого человека. Как интересно, однако, иногда получается! Почему судьба оказалась так жестока к Паулю? Почему обделила его в самом дорогом, что у него было? Так, как этот молодой человек любит музыку, зачастую не любят её многие известные музыканты и композиторы."

12.11.1929
"Мы видимся почти каждую неделю, и каждый раз, помимо всепоглощающего интереса, я читаю в его серых, почти прозрачных глазах боль и изредка замечаю его мимолетные взгляды на правый рукав.
Я много думаю о беде Пауля Витгенштейна."

17.12.1929
"Сегодня, когда я, перешагивая через скользкие и холодные участки дороги, шёл в очередное издательство, чтобы отдать сборник своих произведений, меня осенило...

Я - Морис Равель, композитор-новатор, неужели я не смогу помочь старому другу? Что мешает мне написать произведение для одной левой руки? Что мешает мне сделать из одной руки - две? Написать полноценное произведение, сонату, концерт? К чёрту глупые цензуры и вето издательств! Пусть меня не поймут, но я сделаю своего товарища счастливым. Сделаю!
Эта мысль казалась мне настолько простой, что я немедленно развернулся и пошёл домой, купив пачку бумаги."

23.02.1930
"О, как трепетно и кропотливо я работал над этим произведением! Вложил в него всю душу!
Когда я, наконец, преподнёс Паулю свой подарок, он мне не поверил и даже вначале обиделся. Посчитал за насмешку. Но я сел за рояль и заставил его послушать первые страницы концерта. Моя левая рука активно бегала по клавишам, а правая была сжата в кулак от волнения и покоилась на коленях. Я ждал реакции Пауля Витгенштейна.
— Вы считаете, Морис, что после всего, что со мной было, я смогу сыграть так же? - спросил он серьезно, когда я доиграл первую часть.
— При желании, мой дорогой Пауль, можно всё! — я подал ему рукописные ноты с пюпитра.
Никогда не забуду его удивленный, но благодарный взгляд."

******

Морис Равель глубоко вздохнул, обмакнул перо ручки в чернила и сделал заключительную заметку:

05.04.30
"Сегодня состоялся концерт, на котором выступал Пауль с моим произведением. Он разучивал его целыми днями, занимался без перерывов на обед, отменял запланированые мероприятия. Мой друг напоминал мне пловца под водой, которому дали глотнуть немного воздуха...

Я с неким напряжением следил за его выступлением, будто играл сам. Даже, сам того не замечая, перебирал пальцами левой руки по колену. И все тревоги внезапно упали с моих плеч вместе с последним сыгранным аккордом. Продолжительная пауза, и грохнули аплодисменты ошеломлённых зрителей.
Первый в мире однорукий музыкант встал и поклонился.
Пауль плакал. А я был безмерно счастлив."

PS: Основано на реальных исторических фактах.