Темная часть меня

Звонок надрывными трелями разбивает вечернюю тишину. Вскакиваю, на ходу сбрасывая наушники, путаясь в бесконечных проводах.

- Да, нет, в двенадцать чтоб был дома. Папа волнуется, ты же знаешь. Нет, не позже. Послушай, сын, я тоже много чего хочу...

В сердцах сжимаю трубку. Ну почему, почему я помню, как в девятнадцать носило бесшабашными волнами молодости знойными ночами, и меня никто не зажимал в узкие тиски, не выговаривал за каждую просроченную минуту?

А ты не помнишь? Не помнишь, как я приезжала к тебе и мы гуляли по парку под твоими окнами? Правильно, ты не помнишь. Ты всегда был правильным, предельно правильным, прямым и честным. И всегда все делал ровно в рамках. Зато мог прямо сказать все, не задумываясь о последствиях. Как же мне это нравилось в тебе и нравится до сих пор. Таких больше не было. Я думала и не будет. Теперь знаю, что есть. Вот она, твоя маленькая копия, жмется поближе, обнимая мягкими ручками и чуть сердито хмурит белобрысые бровки:

- Нет, я не могу быть самым любимым. Братик такой же любимый, просто большой. Ты врешь, а врать нельзя.

И я не сержусь, когда эта копия, облизывая ложку, авторитетно заявляет:

- Какой вкусный салат, совсем не то дерьмо, что было в прошлый раз.

По крайней мере, теперь я знаю, что рыбный салат парню больше не подавать.

Все, телефон на полку, скорее к компьютеру, а там ты. Да, ты. Сосредоточенно подался вперед и даже не замечаешь меня. Ого, это что-то новое, и что же там такого интересного. Протискиваюсь сбоку и ком воздуха остается внутри, не может выйти сквозь приоткрытые от удивления губы. Он зажат где-то глубоко, в темноте моих легких. Ты читаешь мою переписку.

Мне нечего скрывать, там нет ничего, что я бы и так тебе не показала. Но мне уже не до этого.

- Закрой, это не твое, да как же ты можешь?

- А что такого? Чего ты бесишься? Ты пишешь чужим людям то, что не рассказываешь мне, и я еще не могу почитать? Кто они такие?

Все, я уже не слышу. Стою рядом и повторяю, раз за разом:

- Не смей, это мое, нельзя читать чужое без разрешения, выйди, закрой.

Глаза обжигают слезы, но я их не пускаю дальше, они так и остаются темными затаенными каплями на ресницах. Упираюсь кулаками тебе в плечи и все еще тихо твержу:

- Нельзя...

А ты методично листаешь страницу за страницей и не видишь, не слышишь меня в упор.

Я робот, мне на все наплевать, я живу в своих мирах и не хочу в реальный. Да, все это я, иногда, да, мне надо побыть в своем мире. Даже у луны есть темная сторона. Ты никогда не понимал этого, но теперь мне действительно наплевать. Точно рассчитываю движения - я же робот, я помню - и мышь в моих руках. Все, это уже не река - это Ниагара, бурлящая, с грохотом обрушивающая пенистые тонны воды и гнева. Меня несет лихими поворотами, и кажется, ничто уже не остановит этот поток. А ты раздраженно смотришь на меня и бросаешь холодные камни недоверия в горячий поток.

- Не хочешь, чтоб я читал - значит изменяешь. Я тебе больше не доверяю.

Набираю в легкие побольше воздуха, чтобы пояснить, доказать, что мне все равно, что там - но не смей отбирать у меня мой остров. Это она, темная часть меня, и я не собираюсь делиться. Даже с тобой.

Но ничего не успеваю сказать. Тихие всхлипывания в уголочке кресла, блестящие слезами голубые глаза, выглядывающие из кокона покрывала, гасят все. Обнимаю бьющийся комок и шепчу на ушко:

- Прости, сынок, мы с папой виноваты, мы любим тебя, больше не будем, не плачь.

- И тебя тоже любим. - Виноватый кивок в сторону старшего сына. Он уже взрослый и все понимает, он всегда на моей стороне. Так часто бывает.

Мы действительно больше не будем. Ты никогда не поймешь, что я не могу отдать все. А я никогда не стану тихой ровной рекой. Всегда буду извилистой, темной и дикой, как в нетронутом лесу. Ты будешь видеть только те части, которые медленно и лениво перекидывают свои воды, открытые ослепительным лучам солнца. И никогда не увидишь узкие и затаенные, в глухих зарослях. Люди не меняются, если сами не захотят этого. Но тем, кто всегда абсолютно прав, нечего менять.

Ничего не изменится, мы будем вместе, и все также будут сталкиваться наши воды, иногда сливаясь в один полноводный поток, иногда с боем расставаясь, оставляя глубокие резаные раны в каменных берегах либо снося напрочь мягкие и покатые песчаные. Ты останешься собой, а я собой. И мы можем сколько угодно доказывать правоту друг другу, забивая тихие и яростные слова в раскаленный от обиды воздух, ночью, когда дети спят. Ты никогда не научишься уважать мое право быть собой, а я никогда не пойму твоего стремления забрать все, сделать меня ровнее горизонта.