Рыжий

… В жаркие дни лета 1987 года из военных гарнизонов в песчаных степях двинулись на Родину первые эшелоны, механизированные, танковые и автомобильные колонны, военно-транспортные самолёты – пока лишь маленькая часть того огромного воинского контингента, который находился в дружественной центрально-азиатской стране до недавнего времени и участь которого была решена веянием нового этапа в общественно-политической жизни. Это было, как тогда говорили, очередным и решительным шагом отказа от старой политики и догматизма в мышлении. Но, что же стало с людьми, с кем-то из тех парней, что вернулись оттуда? Как сложилась их дальнейшая судьба?.. Стечение обстоятельств помогло мне, познакомившись с тремя из них, написать эту повесть…


Была самая середина июля. Тёплые и почти белые ночи, жаркие дни, душные вечера. Безветрие, пыльная дымка в воздухе. Терпкий запах смолы от окружающего леса… В один из подобных дней, где-то на равном промежутке между завтраком и обедом, в гуще казарменно-хозяйственных дел, взводный капитан Кириллов торопливо зашёл в казарму, неся ворох каких-то бумаг. Как то: военные билеты, аттестаты, УПК… А следом за ним - трое молчаливых бойцов с вещь-мешками и шинелями через плечо. И не успели они ещё подняться на 2-й этаж, как по всему расположению зычно и воодушевлённо разнеслось:
- «Духи» приехали!!..
Хотя, собственно, «духами» их назвали по старой привычке, когда любого вновь прибывшего солдата принимали за только что призванного в ряды доблестных Вооруженных Сил или, на худой конец, за «молодого» из «учебки». В расчёт обычно не бралось то, что парень мог отслужить и год, и полтора, и могло ему оставаться месяца три до дому. А стоило узнать все подробности, как воодушевление сменялось разочарованием,  досадой и даже некоторой злостью:
- Этот «шуршать» не будет… Ему уже не положено…
Из них троих лишь Толик Бадьин подходил под нужные критерии: он отслужил всего полгода. И не в «учебке», а в войсках. Золотухин же был моего призыва, а Горюнов и вовсе полноправным «дедом» - полтора года за плечами. Тем не менее, было в них что-то такое, что не вызывало должного уважения и это сразу успели заметить все, кто находился поблизости.
Между тем, их завели в сушилку, где они переоделись в ХэБэ. После, они по одному заходили в каптёрку. Там взводный определил им места для вещей и записал личные данные каждого из прибывших в журнал учёта личного состава.

… Их сразу прозвали «монгольскими братьями». Ну, «монгольскими» - понятно. А, вот, «братья»… Может, потому, что держались они на первых порах рядом друг с другом, или же, были все, как один, зашуганные и тормозные?..

Первое серьёзное испытание предстояло «братьям» на следующий день, когда старшина батареи – прапорщик Трофимов - объявил о мытье полов в расположении. К этому мероприятию личный состав артиллерийских войск всегда относился серьёзно. Но, при этом, часто вставал вопрос количества рабочих рук. И особенно он обострился с увольнением в запас дембелей-весенников, так как те, кто отслужил по году (то есть мой призыв, составляющий подавляющее большинство) считали уже как «западло» мыть полы, подметать, ровнять кровати. А представителей младшего призыва у нас было всего четыре человека: Мустафа, пришедший с «карантина» в декабре прошлого года, Главнов и Абраев с нынешнего весеннего «карантина» и Шишко, отчисленный из «учебки» по состоянию здоровья. Так что, прибытие сразу трёх пар рабочих рук явилось как нельзя кстати!
Что же до срока службы «братьев»… Эта неувязка была разрешена очень быстро. Когда «дед» Иван Перов, всеми правдами и неправдами выезжающий за счёт «молодых» (будь то наряд по роте или уборка территории), на всю казарму заорал:
- УМРЁТЕ НА ПОЛАХ, ЕСЛИ БУДЕТЕ ТОРМОЗИТЬ!!!..
младший из «братьев» - Бадьин даже не подумал возразить и с готовностью зашаркал сеткой по половицам. Золотухин и Горюнов попробовали проигнорировать рёв «деда». Но, на их беду прапорщика Трофимова уже не было рядом. Он как обычно оставил руководить делом представителей старшего призыва. Да и чем бы он помог – ни в одном уставе не написано, что военнослужащие освобождаются от общеказарменых работ по причине того, что они отслужили больше года. Вдвоём же, против, как минимум, шестерых «дедов», окруживших их со всех сторон, испуганные «братья» выступить не решились… Они неохотно взяли сетки и присели на корточки. А пару минут спустя слабое подобие их сопротивления оказалось сломленным окончательно. Горюнов первым получил серию ударов ногой за то, что не очень старательно отскабливал грязные пятна. У нас, наблюдавших за этим, ещё оставалась иллюзия, что вновь прибывший «дед» бросит орудие труда и даст сдачи своему обидчику, такому же «деду»… Однако, он внезапно изменился в лице, согнулся и чуть не упал. Было видно, что он ждал хоть какой-то поддержки от своих «братьев». Но, чуть приостановившиеся в секундном раздумье, Золотухин с Бадьиным были в следующий момент так  напуганы и ошеломлены рёвом Ваньки Перова, Бахи и Бутухана,  что продолжили работу с пущей старательностью, напрочь забыв про Горюнова. Тому тоже не оставалось ничего делать, кроме как тяжко вздохнуть и тереть полы дальше. «Деды» же, рассудив, что на первый раз «воспитательных» воздействий достаточно, временно оставили «братьев» в покое.
Между тем, работа на полах была закончена и к Горюнову подошёл «черпак» Петруха. Врял ли он, конечно, ударил бы хоть и подавленного, но всё же, «деда»… Однако, Петруха был бы не Петруха, если бы не нашёл к чему придраться.
– Почему у тебя ХэБэ белое?!.. –
нарочито строго спросил он у Горюнова. И все, кто стоял вокруг, невольно сразу же обратили внимание на необыкновенно белый цвет обмундирования по сравнению с формой одежды других. Тут уже не выдержал друг Петрухи – Бадма:
- В бензине стирался, ЧМО!! –
со злостью заорал он:
Сгореть захотел и от службы «загаситься»!..
Как по команде возмущённо загалдели остальные «черпаки», явно поддерживая Бадму и Петруху. Некоторые начали размахивать руками и подпрыгивать на месте.
– Ребята.. оно у меня на солнце выгорело… Я, ведь, почти в самой пустыне Гоби служил… -
упавшим голосом оправдывался Горюнов.
– Почему же у твоих корешей – нормального цвета?!.. –
не унимался Бадма. Он не верил ему. И вместе с Петрухой, а вдобавок с Майером и Витькой Бурдуком, дёргали Горюнова за китель, выворачивали наизнанку воротник и рукава.
- Да-а… Белий-белий хебе… -
глядя на них и усмехаясь, проговорил самый прикольный из «дедов» - азер  Дадашев:
А сам – Рижий!..
Несмотря на напряжённую ситуацию, все, находившееся в расположении, невольно заулыбались. И с этого мгновения у Горюнова появилось прозвище, под которым его будет знать вся дивизия до конца его службы…

Дня через два было «физо». Мне посчастливилось избежать этого мероприятия, поскольку я попал в караул и в момент происходящего находился на вышке 1-го поста в углу склада ГСМ. Как раз рядом с ним проходила дорога к «дальнему» парку и по ней дружно бежал наш взвод, точнее те, кто остался свободным от нарядов. Горюнов был в числе их и умирал в буквальном смысле слова. Он бежал с явным трудом. Сзади его подгонял «Федя» – наш зам.ком.взвод, младший сержант Федорченков. Но его помощь была практически бесполезной, так как Горюнов бежал самым последним в отрыве от остальных. Он надсадно дышал, рот был раскрыт на всю величину, под носом висели сопли, а глаза навыкате. И лицо красное-красное! А когда взвод возвращался бегом обратно к казарме, Горюнов уже шёл шагом, а не бегом и в сопровождении капитана Кириллова.
Дальше – больше. Точнее, ещё меньше… На спортивном празднике, который состоялся в одно из воскресений, Горюнов ошарашил всех тем, что ни разу не подтянулся на турнике. Он висел, как мешок с отрубями (если не сказать грубее..) Все попытки приподнять своё тело хотя бы на сантиметр были бесполезны и вызывали всеобщий хохот. Кто-то из стоявших в строю так и норовил выскочить и дать ему ногой под зад. Это бы и произошло, если бы не присутствовавшие здесь же офицеры. А он просто висел, что-то отрешённо говорил сам себе и корчил жалобную мину… Нам он так и не объяснил причину своего бессилия и только потом Петруха, присмотревшись к нему и поговорив о жизни, сказал нам , что Рыжий не может подтянуться не потому что не хотел тренироваться или из-за своей лени, а потому, что ещё служа в Монголии, на разгрузке ящиков со снарядами к «Градам» надорвал мышцы рук и спину, что его хотели даже комиссовать, но он сам решил дослужить до конца… Кто его знает, может, именно из-за этого Горюнова и отправили в Союз и, конкретно, сюда, в нашу часть, в Братск?..

Служба шла своим чередом. Торжествовало летнее тепло и зелень. А мы мужественно и упорно тащили караулы. Штатная рота охраны была не доукомплектована личным составом по причине совпавшего увольнения дембелей и запаздывавшего прибытия молодого пополнения из «учебок» и «карантина». Так что нести караульную службу на объектах дивизии и дополнять роту охраны приходилось поочерёдно и мотострелкам, и танкистам, и нам, артиллеристам. Тем не менее, Горюнова, Золотухина и Бадьина в караул поначалу не ставили, поскольку вновь прибывшим дают некоторое время освоиться и осмотреться в новой обстановке. Но как-то в один из моментов срочно появилась необходимость заменить Абраева (он в то время принимал машину – командирский УАЗик) и в караул первым из троих поставили Горюнова. В общем-то, мне этот караул и запомнился только потому, что мы с Рыжим оказались вместе во второй смене и из-за того, что он тогда первый раз «спалился» на посту. Было всё так. Заступив на 2-й пост днём после обеда, Рыжий залез на вышку, которая находилась у самого леса напротив кочегарки, сел и закемарил. А в это самое время Федя решил сгонять в самоволку на «Индию». Проходя мимо поста, он увидел торчащий над деревянным бортиком вышки штык-нож на стволе автомата и сразу понял, в чём дело… В тот раз Горюнов отделался лёгким испугом: Федя не стал докладывать начкару и командиру полка. Но Рыжий даже не подозревал, что это только начало его караульно-дембельской «эпопеи»!

Примерно в середине августа наш полк стал ходить по столовой. Для Горюнова, Золотухина и Бадьина данный наряд оказался очередным испытанием на прочность и, в то же время, богатым источником их позора. Не хочу подробно рассказывать, как они «летали», особенно, когда вместе с ними заступали Перов, Бутухан и другие «деды»… Мне запомнились только несколько отдельных моментов. Причём, в одном из них совершенно неожиданно проявился первый талант Рыжего, который он почему-то скрывал до поры-до времени. А дело было так. Обычно, к вечеру, когда заканчивался приём пищи и начиналась уборка зала с мытьём посуды, Федя (а он всегда ходил старшим наряда) врубал магнитофон и с остальными «дедами» организовывал «чуфан». Это могло быть простое чаепитие или поглощение даров из посылок. Или же дегустация какого-нибудь мясного блюда, приготовленного знакомыми поварами-узбеками с роты КЭЧ. Главное, что в столовой наглухо закрывалась входная дверь и внутри царила атмосфера, мягко говоря, далёкая от строгой армейской. «Деды» балдели, поглощая вкусности, от души курили, хором подпевали под громко звучащую музыку. Но иногда обычный расклад им надоедал и они придумывали какие-то новые удовольствия и ощущения. Вот, и в тот самый, очередной раз, Федя по просьбе сотоварищей застроил остальной работающий наряд, оторвав попутно от дела и спросил:
- Кто умеет танцевать брейк?!
Вопрос оказался неожиданным и озадачил нас всех. В то время новый танец только входил в моду. Причём, больше о нём было известно на «гражданке». До нас же доходили разве что разговоры знающих людей. Поэтому все молчали. И, неизвестно, какой бы гнев вызвало наше молчание у нетерпеливых «дедов», но… Тут вперёд вышел Горюнов. Он молча, ничего не говоря, встал в широком проходе между рядами столов. Кто-то из «дедов» зарядил подходящую музыку… Рыжий сначала, как робот, механическими движениями задёргал головой. Затем, развернувшись на месте, резанул по воздуху руками. Согнулся и резко разогнулся. Всё это он повторял и повторял резкими, запрограммированными движениями, с каждой секундой увеличивая ритм и амплитуду рывков. В самый разгар танца он перекувыркнулся на влажном полу и выполнил серию рывков с помощью рук и живота. Минуты две длился необычно исполняемый номер… Вскоре музыка закончилась. Однако, в первую секунду все ошарашенно молчали, глядя друг на друга, пока «деды» восторженно не зааплодировали и не заорали:
- Во-о, Рыжий даёт, так даёт!!..
С того вечера брейк он танцевал часто и стал востребован во всей дивизии. Его затаскивали на ночные чаепития, он исполнял номера в нарядах по столовой, караулах и даже в бане! Естественно, уже зачастую против своего желания…
Но при всём таланте Рыжий был страшно невезучим человеком. Это я хорошо понял, когда ему уже настало время увольняться, однако, один из первых случаев произошёл в очередном наряде по столовой. Тогда мы уже сдавали дежурство и начинали накрывать столы к ужину. Рыжего забрали в хлеборезку наводить порядок, а остальные стали разносить бачки с кашей. Её сварили очень мало и, поэтому, в лучшем случае, удавалось наполнить бачок лишь наполовину. Конечно, на свои столы мы поставили как можно более полные. А меньше всего оказалось на столах роты КЭЧ. И в общей суматохе никто не придал этому значения, поскольку до приёма пищи оставались считанные минуты и нужно было сдавать наряд. А потом всё и началось… В варочный цех зашёл разозлённый сержант с роты, подозвал нас и, не говоря ни слова, наотмашь ударил Золотухина, выбил чайник из рук Бадьина и сбил его с ног ударом в челюсть. Не худо досталось и мне – губа сразу распухла и зазвенело в ушах. Благо, как то сумел увернуться от следующего прямого попадания… Тем временем прибежали ещё несколько человек, неся, как вещественные доказательства, бачки с кашей (где её стало ещё меньше). Стали требовать объяснений, выяснять – КАК ТАК накрывали столы, что «роту КЭЧ опять обделили». Пустили в ход самый отборный мат и ругательные выражения на языках национальных меньшинств. И в это время, когда сержант, по разу отоварив каждого из нас, подготовился пойти по второму кругу, в цех зашёл Рыжий… Он, явно, только что закончил наведение порядка в хлеборезке и на лице его читалось вовсе не страх и не стыд, а умиротворение от честно выполненного задания. Вот, это-то взбесило сержанта-КЭЧевца по-настоящему:
- А ты где гасился?!.. Я же сказал – ВЕСЬ наряд сюда!!!
Он со всей злобы заорал и отвесил Рыжему такую оплеуху, что тот еле удержался на ногах. Не дав Горюнову опомниться, схватил за грудки одной рукой, второй с размаху ударил в лицо. Вверх брызнула густая струя крови, Рыжий сдавленно вскрикнул и тут же согнулся, получив удар в живот…
- Не дай боже, в следующий раз будет такая же х…йня!!..  Вы, арт.полк уже достали тормозить!.. –
послышались на прощание возгласы.
Недостаток каши в бачках как-то удалось восполнить. И, хотя, после этого мы получили ещё и от Феди, Рыжий оказался самым пострадавшим во всей истории, пусть и совершенно невиновным в ней…

В плотной череде хозяйственных дел, нарядов, работ в «дальнем» парке и летних учений (именно в таком порядке перечисления) месяц август пролетел почти мгновенно. А с начала сентября, отходив в наряды по столовой, мы вновь стали «долбить» караулы. Нас дополнял 3-й мотострелковый полк, причём, все «духи» за исключением разводящего. Наши же «Братья»: Горюнов, Золотухин, Бадьин - из караула в караул несли боевую службу на 6-м посту. И как, так получалось, но каждый раз при зачитывании порядка смен слышалось именно такое перечисление их фамилий!.. В первое время они несли службу без замечаний. По крайней мере, не «палились», отличались в «лучшую сторону», когда приезжали проверяющие. В караульном помещении, конечно, «пахали», как слоны. Особенно во время завтрака, обеда, ужина. Часами стояли на «калитке» за «дедов». Но, со временем, стали давать слабину и откровенно «тормозить». Главный удар, как это уже было не странно, принимал на себя Рыжий. В один из случаев он «наогребался» «поцелуев» от Бутухана и Майера за то, что Золотухин с Бадьиным проворонили «дедовскую» пайку (сахар, масло, рыбу). В другой раз в течение всего караула он уже сам, лично, не успевал при раздаче пищи и наведении порядка. Когда-то ослепительно-белое его ХэБэ, теперь часто напоминало камуфлированный комбинезон американского морского пехотинца или десантника – всё было в грязных пятнах, следах самого разного оттенка: от светло-коричневого до чёрного. На рукавах периодически красовались жирные масляные подтёки, а на спине рифлёный след от подошвы чьёго-то «дедовского» сапога. Покончить с этим не помогала и стирка. После неё «знаки внимания и отличия» быстро появлялись вновь и чем дальше, тем дольше Рыжий явно не спешил приводить форму в порядок, тем самым вызывая нарастающее презрение сослуживцев и недоумение офицеров…
Я уже говорил, что Горюнов развлекал «дедов» (да и не только их), танцуя брейк. Однако, кроме того, он стал делать массаж! Началось с того, что он или случайно проговорился, или попытался набить себе цену, но сказал, что до армии закончил курсы массажистов и делал массаж в банях-саунах, занимаясь индивидуальной трудовой деятельностью. Клиенты, конечно же, не заставили себя долго ждать. Едва какому-нибудь «деду» надоедали все другие развлечения, слышалось:
- Бадьин! Рыжего сюда!..
И Горюнов, тяжко вздыхая, бросал наводить порядок или зашивать кому-либо штаны и шёл по вызову. Но, надо сказать, массаж он делал с каким-то воодушевлением, вдохновением даже и знанием дела, не показывая виду, что это ему надоело... В один из моментов, разминая спину Ваньке Перову, Рыжий заклевал носом и… заснул. Но руки его продолжали работать как ни в чём ни бывало!
– Ванька, смотри, Рыжий на автопилоте прёт!.. –
захохотал Бутухан, случайно взглянув на Горюнова. Надо сказать, что хроническая нехватка сна (ХНС – так зовётся в армейской среде постоянная охота спать) стала для Рыжего одновременно его комизмом и трагедией. «Духи», особенно которые ходили в караул, постоянно смеялись над ним, когда проверяющие находили его на посту спящим. По всей дивизии ходили чуть ли не анекдоты про «дембеля, который хочет спать, как «дух». Офицеры бывали неприятно и не в меру удивлены, когда Рыжий внезапно засыпал на политзанятиях и политинформациях, но ручкой продолжал писать в тетради; на тумбочке дневального – но автоматически отдавая честь каждому проходящему мимо него. И вместе с тем, получал «поцелуи» и много раз был бит за своё горе, за то, что «позорил своё призыв». Не от хорошей жизни он хотел спать. Не от прекрасного здоровья. Не от свежего осеннего воздуха и запахов окружающего леса… Обычна была такая картина: вечерняя проверка прошла, в расположении потушен верхний свет и включено дежурное освещение, все «духи» и «гансы» уже видят десятые сны. А Горюнов продолжает усиленно работать. То он наводит порядок у Феди в каптёрке. То, сидя в бытовке, ушивает кому-то форму. То гладит «парадку» (не свою, разумеется). То под покровом темноты вместе с Золотухиным или Бадьиным бежит в столовую за маслом и сахаром или жарить картошку. Его могли поднять и «построить» когда он, вроде бы, всё сделал и только уснул, либо посреди сна глубокой ночью… Из-за этого он начал «гаситься» как только можно: прятаться в туалете (где, всё равно, рисковал попасться под руку дежурному по роте или дневальному своего призыва для наведения порядка), за пожарным щитом, в Лен.комнате, сушилке, под лестницей, в соседних расположениях. Если явно собирался спать, то свою кровать оставлял нетронутой, а ложился на какую-нибудь чужую, прямо в обмундировании и обуви, прячась с головой под одеяло. Апофеозом всему стал один из случаев, когда его хотели уже после отбоя заставить танцевать брейк… раздетым догола. От страха он спрятался до банальности просто – залез под кровать, но его искали почему-то очень долго: по всей казарме, заглянув даже в мусорную урну и пожарную бочку с водой. И только подняв всех «духов» и включив свет в расположении, Горюнова случайно обнаружили там, где он лежал как мышь, в одном нижнем белье, сложив перед этим обмундирование на табурет перед кроватью…

С выходом осеннего Приказа Министра Обороны, «дембеля» во всей дивизии начали завершающий этап подготовки к увольнению в запас. Рыжий вновь оказался в центре внимания со своей одарённостью и талантом. Дело в том, что незадолго до этого он отличился в выпуске Боевого Листка в карауле. Его произведение превзошло по качеству образцы других (в том числе и мой). Это сразу заметили не только замполит, но и «дембеля». Умение рисовать и писать было оценено по достоинству. Но опять обернулось против Рыжего. Понятно, почему. Честно сказать, я сам злился, готов был его загрызть, когда мы, например, «тащили» наряд или «пахали» в караульном помещении, а он сидел в каптёрке у Феди или укромном углу другого «дембеля», где давил буквы, кропил кальки или начёсывал шинель. За то, что он таким образом отдалялся от нас (пусть и не по своей воле), его стали бить даже Золотухин с Бадьиным и, в то же время, за плохо сделанную работу он получал по первое число от самих «дембелей»…

Тем временем, служба продолжалась своим чередом. Караулы стали основным видом боевой деятельности нашего полка, так как роту охраны, не доукомплектованную до полного штата, окончательно расформировали и нам добавили один из её неполных взводов.
Первый же случай, когда Рыжий в карауле «спалился» по-крупному, известен также как «История с колючей проволокой». Была середина октября. По ночам уже стояли морозы, пусть лёгкие, но достаточно чувствительные после жаркого лета и ранней осени. Поэтому, караульные всех подразделений договорились нелегально установить на постах печки. Сказано – сделано. До сей поры неизвестно, какой дивизионный умелец  и в какой мастерской изготовил простенькие обогревательные приборы. Возможно даже, их не мастерили специально, а просто сняли со старых КУНГов от ремонтных машин, валявшихся в «дальнем» парке или вытащили из комплектов полевых палаток на складе вещевого имущества?.. Как бы там ни было, печки стояли на вышках или в окопах всех дальних постов, а также на 2-м посту ближнего сектора. Топили в основном по ночам, со всеми мерами предосторожности. А при появлении проверяющих быстро гасили огонь и маскировали печурки под вид окружающих предметов.
В тот раз Горюнов стоял, как обычно, на 6-м посту в 3-ю смену. За всю ночь не было ни одного проверяющего, но ровно в 5.30 – самый пик снов как на постах, так и в «караулке», нагрянул подполковник Втюрин. Он к тому времени уже был не командиром нашего полка, а начальником РВА дивизии, но по старой памяти продолжал опекать нас, в том числе и проверять несение службы в караулах. Он остался очень недоволен порядком в караульном помещении, несением службы часовым на гауптвахте и у входа в «караулку», поэтому приказал поднять 3-го разводящего для проверки дальних постов. На командирском УАЗике мы (разводящим был Аскер Жикобаев) неслышно подъехали к 5-му посту, но рядовой Шишко бдительно нёс службу и действовал по Уставу. Так что достаточно было чуток постоять с ним на периметре и ехать дальше. Было довольно холодно, когда мы прошли по периметру 6-го поста и уже почти замкнули круг, но часового нигде не было. Аскер начал заметно нервничать, хотя Втюрин пока не подавал виду. Но, рано или поздно, и ему эта игра тоже надоела. Пройдя ещё какое-то расстояние вдоль задней стороны поста, он  остановился, повернулся к Аскеру и грозно спросил:
- Товарищ разводящий, где ваш подчинённый?
– Не могу знать, товарищ подполковник… -
Аскеру явно ничего не оставалось сказать, так как он, поначалу, тоже был сбит с толку.
– Ну, что ж, будем искать вместе… -
для вида задумчиво пробурчал подполковник, но, не осматриваясь, тут же направился к лестнице вышки.
Да, собственно говоря, мы и сами догадались, в чём дело… То, что сначала было принято за утренний туман, оказалось всего-навсего дымом из печной трубы, который обволакивал всю верхнюю часть вышки, а запах всё настойчивее щекотал дремлющее до этого обоняние. Картина же, которая открылась нам на высоте караульного сооружения, была, хоть и необычной для уставного взгляда, но банальной по своей сути: Горюнов мирно спал, изредка похрапывая во сне, прикрывшись постовым плащом. Отбросив в сторону автомат и обнимая тёплую печку обеими руками. Разбуженный на самом интересном месте своего сна, он вскочил с дикими ошарашенными глазами, схватил автомат, но затем всё понял и опустил голову, покраснев как варёный рак… Втюрин приказал печку с вышки стащить и погрузить в машину. А с Горюновым пообещал разобраться после караула. Но Аскеру влетело на всю катушку. Особенно, когда прапорщик Носар с сапёрного батальона – начальник склада инженерных боеприпасов – обнаружил дыру во внутреннем ограждении и отсутствие 4-х мотков колючей проволоки, которые хранились там. «Прапор» оказался вредным, попросту говоря, ЧМОрным: затеял расследование. В плане этого стали допрашивать всех потенциально виновных, а именно, в первую очередь, разводящего и караульных поста, подсчитали ущерб с учётом кратности – сумму в конце концов пришлось выплачивать. Лично у меня из солдатской зарплаты в течение последующих трёх месяцев вычитали почти по 30 процентов – 2 рубля с копейками из восьми. Но, всё-таки, самым крайним опять оказался Рыжий. Только потому, что он спал.
Впоследствии Втюрин «палил» Рыжего ещё не раз. Однажды Горюнов уснул, стоя на «калитке»: зашёл внутрь «караулки», присел к батарее и прозевал тот миг, когда начальник РВА подъехал на УАЗике и минут 5 долбился в дверь. После чего досталось не только Горюнову, но и начальнику караула капитану Кириллову. В другой раз, заступив на 1-й пост, Рыжий залез в один из командирских УАЗиков, стоявших возле КТП, накрылся тулупом и заснул. А буквально минут через десять тот же Втюрин нагрянул на пост с проверкой… В каждый такой раз следовало промывание мозгов и публичное осуждение нерадивого солдата. А посадить бы, например, Горюнова на гауптвахту?.. Хотя, вряд ли это было целесообразным. Во-первых, потому, что часто вместо него некого было ставить в караул. Во-вторых, это было, в общем-то, не в правилах подполковника Втюрина. Он всегда пытался докопаться до истинных причин происходящего. Много раз не только стыдил Рыжего публично, но и говорил с ним наедине, «по душам». Однако, тот был непробиваем. Всегда молчал и как-то отрешенно смотрел на подполковника своими огромными глазами. Какая уж тут гауптвахта… В конце концов, Рыжий доспал до того, что стоя на «калитке», разбил себе нос. Не знаю, как именно это случилось, но результат был налицо (точнее, НА лицЕ): рваная рана, перелом хряща, кровь на пилотке и верхней части кителя. Сам он утверждал, что дверь ударила его при сильном порыве ветра, когда он закрывал «калитку», но ему поверили только «деды». А офицеры, как один, гадали: чей кулак опять «приласкал» физиономию Горюнова?..

После этого случая Горюнова временно отстранили от караулов и стали назначать в наряд по роте. Теперь, на разводе, при зачитывании наряда, мы часто слышали его, в полной мере, «дембельский» состав:
- … Дежурный по роте – младший сержант Спивак, дневальные – рядовой Перов, рядовой Горюнов!..
Однако, смена вида наряда и равно-призывной состав его участников нисколько не повлияли на качество несения службы Рыжим… Он продолжал «тормозить» и получать затрещины. Теперь уже, например, за то, что не вовремя уходил с тумбочки, когда звонил телефон или в тот момент, когда по лестнице поднимался какой-нибудь офицер. Не говоря уж о том, что порядок он наводил в одиночестве, а ночами напролёт часто приходилось бдить одному, без смены. Как говорится, «за себя и за того парня».
Одновременно с этим, Горюнов продолжал удивлять всех новыми сторонами своего нестандартного поведения. Как-то после очередного строевого смотра многим из нас приказали подстричься. Не доверяя это прапорщику Трофимову, за дело взялся сам «Денис» - подполковник Денисенко – командир 3-го арт.дивизиона (к которому в это время был прикреплён наш взвод) и злостный воспитатель солдат с крайне радикальными взглядами на них. Дошла очередь до Рыжего. Денис подстриг его в общем-то сносно, разве что сильно коротко. А Рыжий подумал-подумал и… достригся налысо. Вот, это был номер! Собственно, его причуда обернулась новым поводом для различных шуток и насмешек. Вплоть до того, что один раз ему вылили на голову кружку горячего чая в столовой только за то, что он без спросу взял чайник с чужого стола. А ещё на следующем строевом смотре Рыжий чуть не вывел Дениса из себя, надев ремень с прямой бляхой. Вообще, выпрямление блях и кокард после Приказа – одна из традиций «дембелей» ЗабВО. К ней относятся по-разному:
- объявляют замечание или выговор;
- отбирают ремень и заставляют покупать новый;
- взымают стоимость с учётом кратности…
Рыжий мог бы отделаться лёгким испугом, к тому же, действовал не по личной  инициативе. Кроме него бляхи выпрямили Перов и Бутухан. Но крайним оказался опять он. Может, потому, что косил под дурака, разговаривая с Денисом, демонстративно делал удивлённые глаза и невинную рожу. А, может, он привычно уже притягивал к себе неприязнь и раздражение начальства всех рангов. Дошло до того, что ему объявили 5 суток ареста. Но отсидеть он их не успел, так как в этот же день его в  срочном порядке поставили вместо кого-то в караул. А потом про него и, вообще,  забыли…

Шёл ноябрь. Наступила настоящая зима с периодическими морозами под минус 30, обжигающими северными ветрами и частым снегом. Под его пеленой исчезли следы былой осени. Он укрыл и пригладил дороги внутри городка, между постами и по обе стороны от «дальнего» парка. Новенькие снежные шапки устроились на крышах казарм, штабов, складов, навесов, кабинах и кузовах машин, ветвях деревьев.

В караулах Рыжий провёл теперь всё своё оставшееся время и во время них в эти последние месяцы службы ему приходилось, в буквальном смысле слова, бороться за существование. «Дембеля» при малейшем поводе били его за то, что он «позорил свой призыв». Он стоял на посту лишних 2, а то и 4 часа – за себя и за другого «дембеля». В караульном же помещении «духи» припахивали его наводить порядок и в бодрствующую, и в отдыхающую смену. Поэтому, по-настоящему, он отсыпался только будучи на посту. Это осознаётся абсурдно и дико, но ни ночью в казарме, ни в отдыхающую смену в карауле, он НЕ ИМЕЛ ПРАВА СПАТЬ, а пользовался им там, где это считалось воинским преступлением!..
Друзей у Горюнова почти не было. Даже с Золотухиным и Бадьиным – своими «братьями» по прошлому месту службы – он жил в состоянии вражды и неприятия. Золотухин вечно ворчал на него по любому поводу, а Толик однажды ударил Рыжего в глаз за то, что тот случайно толкнул его в дверях. Так что, по-настоящему, Рыжий дружил только с «Осипом». Осипов, тоже «дембель», прибыл в нашу часть намного раньше Горюнова, из Кяхты. Был сержантом, но особым доверием начальства и авторитетом у подчинённых он не пользовался. Поэтому стоял на должности водителя: ездил на самосвале, потом, некоторое время, на «радийке», а под конец службы – на «131-м» и, в общем-то, дело своё знал хорошо. Но, опять-таки, в караул ходил часовым и у своего призыва особым уважением тоже не пользовался по причине некоторой заторможенности, замкнутости и вечной обиды на всех окружающих. С Рыжим же он легко нашёл общий язык. Причём, был даже  внешне на него похож - такой же рыжеволосый. И обоих звали Валера. И оба… «дембеля»! Доходило до того, что солдаты с других подразделений их постоянно путали и, поэтому, Осип запросто получал затрещины, предназначавшиеся Горюнову…
В конце ноября мы с Геной Лобановым и Лёхой «Пёстрым» уехали в очередную командировку и на время забыли своих товарищей, караулы через сутки и братские морозы. Вернулись почти через полмесяца. Многие «дембеля» уже уволились. В части сформировали новый «карантин», а к нам в арт.полк привезли «духов» с Могочи. Горюнов, тем временем, ещё сильнее сдружился с Осипом, вместе готовились к увольнению в запас. Но отношение к Рыжему со стороны других не стало лучше. Во многом вследствие этого, он спал на ходу буквально каждую свободную минуту и его приходилось щёлкать по лбу даже во время политинформации или собрания, которые проводил сам Втюрин. Не говоря про остальных офицеров, рангом ниже…

Последний караул для Рыжего (а для меня очередной), поначалу, мало чем  отличался от всех предыдущих. Горюнов, зная, что отдыхать ему не придётся, сразу после обеда захватил фольгу и мыльницу с готовыми уже буквами и отправился в Лен.Комнату. Когда подошло время развода и все стали получать оружие, его сначала потеряли. А когда нашли, пришлось поднимать из-за стола силой, так как он безмятежно спал. Бадьин с Шишко выталкивали его в дверь, а он беззлобно крыл их матом и посылал подальше. По пути в «оружейку» Рыжий получил одно за другим три распоряжения «взять автомат» (от «дембелей») и встал в строй весь увешанный оружием… В другое время никто бы не обратил на это внимание, но в этот раз инструктаж проводил замполит полка подполковник Пяточенко. И ему не мог не броситься в глаза вид «умирающего Горюнова под тяжестью чужих автоматов»!.. Короче, в итоге влетело, в равной степени, всем: и «дембелям», как инициаторам этого, а от них и «духам», за то, что они не догадались взять лишние автоматы у Горюнова, и самому Рыжему – за то, что не поделился своим грузом с остальными…
Погода в тот раз стояла холодная. Чувствительный, даже для начала декабря, мороз. А ночью, вдобавок, дул сильный ветер. Рыжий не «спалился» проверяющему только благодаря тому, что его приехали проверять сразу после заступления на пост и он просто не успел укутаться в тулуп. Но под утро он всё-таки уснул в окопе, как обычно, завернувшись в тот же тулуп и подложив автомат под себя. В таком положении его и нашёл дежурный по ТУЦ. Снова досталось и Рыжему, и разводящему Игамбердиеву. И последний  придумал действенное, с его точки зрения, наказание: вытолкнул Горюнова на дорогу и заставил бежать, подгоняя его сзади медленно едущей караульной машиной. Мне с вышки поста хорошо было видно эту картину: сгорбленная фигурка нерадивого солдата, спотыкаясь бегущего по скользкой дороге и сзади, почти вплотную к его спине, надсадно ревущий двигателем ЗИЛ…
Не знаю, чем закончился этот «кросс». Но когда сам вернулся после смены с поста в «караулку», то застал Рыжего как ни в чём не бывало наводящего порядок то ли в коридоре, то ли в столовой. Наводящего его с каким-то спокойствием, неторопливостью. И при этом почти душевно напевающего себе под нос:
- Я так долго тебя искал
в Королевстве Кривых Зеркал…
В Королевстве Кривых Зеркал… -
Когда привезли обед, все представители младшего призыва разбежались, как всегда в таких случаях, по углам. Вместо того, чтобы раздавать пищу. «Дембеля» же привычно усаживались за столы и так же привычно заорали:
- Ну!.. Где вы все?!. «Духов» сюда! Рыжего зовите!!.. –
Рыжий тоже куда-то исчез. Кто-то искал его по комнатам и у «калитки», а я сразу вспомнил про сушилку. Он сидел там. Забился в угол, погасил свет, но когда я посмотрел ему в глаза, то не заметил ни испуга, ни страха. А увидел совершенно полнейшее равнодушие. Какое бывает, если человек прошёл все круги испытаний, лишений и ему уже нечего терять… Казалось, он и на расстрел пойдёт с таким же спокойствием, какое сейчас читалось в его взгляде. У меня же, на лице явно была написана злоба. И, наверное, сжимались кулаки. Потому что Рыжий чуть кивнул и вполголоса сказал:
- Давай… Ещё ТЫ ударь, напоследок… для полного порядка… -
Но я не стал этого делать. Улыбнулся и подмигнул ему усилием воли. Отошёл назад и закрыл дверь. Оттолкнул в сторону подвернувшегося тут же под руку Бадьина:
- Давай, жми в столовую!.. Нет его здесь… -

Разводящий Игамбердиев больше, чем кто-либо, злился и не мог вытерпеть, когда Рыжий, находясь в его подчинении, «палился» на посту. Если, допустим, Рыжего находили спящим, Аскер мог его хорошенько отматерить и дать одну-две затрещины. Петруха, как правило, битый час втолковывал умные мысли и не давал отдохнуть после прихода с поста, пока не будет порядка. Гена Лобанов, вообще, относился легко, он просто даже не разговаривал с Рыжим. Но Игамбердиев словно зверел, когда Горюнов выкидывал какой-нибудь номер. При этом просто орать и бить по морде подчинённого ему давно надоело, а лишение сна в караульном помещении и постоянное наведение порядка не помогали по вполне понятным причинам. Поэтому, он в силу своей небогатой фантазии, придумывал новые способы наказания. А Рыжий на собственной шкуре испытывал всё это.
… Отстояв те, последние, два часа того последнего караула, под занавес армейской службы, Рыжий ввалился в караульное помещение словно Дед Мороз: кожа лица и рук красная, волосы, брови, ресницы покрыты инеем, под носом висели сосульки. Правая рука примёрзла к ремню автомата, который, в свою очередь, примёрз к спине… Все, кто это увидел, с минуту стояли ошеломлённые. А потом всё поняли – 2 часа Горюнов стоял на посту не только без тулупа, но даже без… шинели, шапки и рукавиц!

Что можно сказать после всего этого? Можно (и это в первую очередь приходит в голову) вспомнить много разных случаев из практики. Когда люди,  попавшие в экстремальные ситуации, с честью выходили из затруднительного положения целыми и невредимыми. Можно махнуть рукой – ведь, это Рыжий… Но иногда думается, что это лишь малый пример из сложного мира человеческих взаимоотношений, поставленных на грань обыденного и чудовищного. Того, на что способен человеческий ум в мире, где не всё так, как нам хотелось бы. И как трудно, оказывается, понять это. Как сложно, зачастую и целой жизни не хватит для того…

«Фёдор» у нас, в арт.полку, ушёл на дембель самым первым. Ещё в начале октября, через 6 дней после Приказа. По окончании ноябрьских праздников уехали домой  Спивак и «Мамед» - оба наших зам.ком.взвода. Потом было долгое затишье до начала декабря. Но мы своим ушам не поверили, когда услышали, что следующим вместе с Осипом должен ехать… Рыжий. Однако, это было так – я лично читал копию приказа  по части в штабе дивизии. И это, несмотря на его каждодневное «палево» в карауле и откровенные нарушения воинской дисциплины! Рыжий тоже знал об этом и лихорадочно готовился к дембелю. Он продолжал давить буквы для чужих альбомов, начёсывал шинели Перову и Бутухану, но никто не мог понять: когда он успел подготовить лично себе «парадку», свежую шинель, дипломат и другую амуницию?..

Валера Горюнов собирался домой!.. Сама мысль «ПУТЬ ДОМОЙ» окрыляет любого солдата, если для него всё позади. Если он честно отдал Родине 2 года своей жизни. Скажу честно: я завидовал Горюнову, этому неунывающему таланту, виртуозному массажисту и королю брейка. Завидовал самым искренним образом. Так как тоже знал – через полгода и я дождусь своего Приказа. Но была какая-то грусть расставания. Несмотря на все круговерти наших противоречивых взаимоотношений и необъяснимое своеобразие натуры Рыжего, я успел привыкнуть и проникнуться сочувствием к нему…
Он и последний день пробегал в сплошных хлопотах. Пытался до конца успеть доделать стен.газету, которую ему поручил замполит как «дембельский аккорд». Оформлял документы. Ездил на «хату», где у него было уже всё подготовлено и ждала в последний раз местная девчонка. С которой он подружился, бегая в «самоход»… Аскер искренне смеялся над ним, говоря, что «Рыжий на радостях и про обед, и про завтрак, и про ужин забыл!..»
Он успел-таки получить от «дембелей» за то, что не доделал чужой альбом. Это было уже перед самым отъездом. Наши заступали в караул. А Рыжий сидел в Лен.Комнате и засыпал над стен.газетой, когда туда вошёл Бутухан с автоматом… Удар прикладом был настолько силён, что Рыжий перелетел через стол и опрокинул его на себя, даже не успев как следует проснуться.
– ЧТО СУКА… , НЕ СДЕЛАЛ?!.. –
со злобой выдохнул Бутухан. На прощание Рыжий не сказал ему ничего…

… Они уезжали в ночь. Проездные документы были уже на руках. Осип, немного недовольный суетой Рыжего, тихонько бурчал на него. А Горюнов, смущаясь в новой начёсанной шинели и высокой, до блеска отглаженной шапке, виновато улыбался, пожимал руки ребятам и украдкой смахивал с глаз слёзы...