На пути

На пути.
-«Буэнос-Айрес» - португальцы произносили эти два слова, словно растягивая дым от сигар и попивая черный кубинский ром, бьющийся о стенки стакана. Слышалось в этом названии что-то волнующее. Или дело было в самом португальском языке, сохранившем в себе мятежные испанские нотки.
Не люблю авиаперелеты, несмотря на их преимущество в скорости. Если выбирать между сутками полета в эконом-классе и двумя неделями морской качки внутри списанного сухогруза, я выберу последний. Потому что только к морским перевозкам все еще можно смело прибавлять слово «путешествие». Сухогруз швартовался в Лагуне, вот именно с большой буквы Л. В то время как а я неотрывно пялился на цель своего прибытия.
Стальные с серебром небоскребы светились в лучах солнца и напоминали  хрустальные горы, нависающие над портом. В воздухе, пропитанном смогом и вонью гниющих водорослей,  истерично метались чайки. Борт судна с грохотом ударился о швартов, и я знал, что пута с португальского переводится как шлюха. И что все мы присутствующие -пута. А капитан нашего грязного помойного ведра пута вдвойне.
Скудность мата портовые рабочие компенсировали красочными описаниями из жизни пут. В общем, горячие южные мужчины и женщины с дикой примесью индейской крови. Никакой сегрегации и дискриминации. Хочешь жрать - работай, хочешь, чтобы твои дети жрали – работай вдвойне. Чистый незамутненный коммунизм, и всем глубоко наплевать, что там у тебя под майкой.
Стоило мне ступить на трап и спуститься вниз, как панорама  мегаполиса исчезла, сменившись царством контейнеров. Порт Буэнос-Айреса один из самых крупнейших в мире, так что контейнеров здесь десятки тысяч, и они представляют собой серьезное препятствие, если ты хочешь выбраться в город. А ты хочешь, поверь мне. Острые углы и прямые линии вызывают у людей приступы шизофрении. Не удивительно, что все местные работники выглядят так словно в психбольнице устроили день открытых дверей.
И так, что делать, когда из всего богатства языка Дон-Кихота ты знаешь четыре слова: «да», «нет», «вода», ну и пресловутая «пута» с которой надо быть очень осторожным, чтобы не нарваться на неприятности? Как говорил один мудрый человек: «Язык до Киева доведет». Нужно лишь много говорить, и кто-нибудь тебя поймет.
 Контейнеры напоминают огромный лабиринт, над которым раскинулось яркое лазурное небо. Иногда его затмевают  высоченные башенные краны похожие на пауков, только высотой в десять этажей. На них никто не обращает внимания, а я обратил, когда понял, что тень, в котором я иду, движется вместе со мной.
Из кабины размером с небольшой автобус лились звуки гитары, и чей-то голос звонко распинался о любви. Так что я без зазрения совести запрыгнул на шасси этого аппарата до тех пор, пока меня не заметила местная охрана, и я снова не услышал сакраментальное «пута». Температура пятьдесят по Цельсию, бутылочно-зеленые волны бьются о бетонные блоки. Белоснежные яхты, стоимость которых превышает любые фантазии, выстроились бесконечной чередой.
Промышленная часть порта закончилась. Пирсы, пляжи, паруса и хром. Дышится намного легче, ветер гонит с лагуны небольшие волны, украшенные мерцающими пятнами нефти.
*****
Этот город проектировали математики. Самые настоящие мастера своего дела. Все эти площади, автострады, здания сохраняют геометрическую правильность, несмотря на довольно безумный ландшафт.
А в том, что он безумный, не сложно убедится. Буэнос-Айрес стоит на холмах, примыкающих к огромному песчаному пляжу, одному из самых больших в мире. В этом я убедился лично, покинув территорию, занятую яхтами. Полоса белоснежного песка в буквальном смысле скрывалась за горизонтом.
 Учитывая тот факт, что человеческий глаз способен видеть на расстояния до 15 км, пляж был действительно огромный. Может именно из-за него город казался неимоверно юным.
Остальные города скрывают свой возраст за стальными фасадами небоскребов, серым смогом промышленных кварталов, ржавыми волнами доков. Здесь этого не было. Когда на твоих глазах несколько десятков тысяч молодых людей купаются, играют в пляжный волейбол и загорают, такие понятия как время и возраст моментально выветриваются из головы. Это не то зрелище, которое ожидаешь увидеть, покинув консервную банку, в которой мариновался несколько недель подряд.
 Рюкзак автоматически потянул меня к земле, и мне очень захотелось искупаться. А учитывая количество красивых девушек всех видов и мастей, сопротивляться этому желанию было более, чем сложно. Но слава геометрии и математике: стоило свернуть за угол, и перспектива изменилась.
 Передо мной простиралось 16-ти полосное шоссе, вонзающееся куда-то в сердце города. Мать твою, 16 полос я даже в Токио не видел, движение на этом автомонстре напоминало поток бурной реки, который никто не контролировал. Полицейские здесь были, но они были достаточно сообразительны, чтобы не вмешиваться в дела водителей. Их больше интересовали прелести представительниц слабого пола, расхаживающих в сторону пляжа.
Необходимо выпить, срочно. Ром, напоминающий ртуть глубокого синего цвета, слабо колыхнулся в стакане, и я вопросительно взглянул на бармена, который научился понимать клиентов без обогащения личного словарного запаса. Сверкнув медными зубами, он на распев протянул: «Жужуй!» А я, зажмурившись, проглотил этот яд, который подействовал мгновенно так, как если бы мне по голове заехали молотком. Мир слегка покачнулся и поплыл, руки, натренированные корабельной обстановкой, вцепились в край барной стойки, пока тело боролось с ударной дозой алкоголя, которая вопреки законам химии и физики помещалась в предельно малом объеме. Добро пожаловать в зазеркалье.
Я поднялся на ноги и, забросив рюкзак за плечи, направился в сторону шоссе. А котором водители, выводили рулады о жизни пут, создавших светофоры и пешеходов. Пекло. Улицы, словно слизанные с рекламных макетов, которые любят выставлять на международных выставках, лишены прохлады. Тени есть, но в строго ограниченных местах, обусловленных городским дизайном, а не нуждами людей. Выпивка позволяет игнорировать это неудобство, к тому же я словно деревенский парень, впервые попавший в город, смотрю на все разинув рот. Никогда еще до этого не видел столько разных людей. Это действительно город космополит.
В старом свете как-то привыкаешь к тому, что у большинства твоих собеседников карие глаза. Здесь же представлен весь спектр. Черт побери, я даже увидел девчушку с янтарным цветом глаз – разве такие не занесены в Красную книгу? Нет. Нравится мне смотреть в глаза людей, хоть в большинстве культур это расценивается как агрессия. Океан передает местным жителям чистоты и даже у самых отъявленных негодяев предельно чистый взгляд.
Визг тормозов, и надо мной нависает двухэтажный капот многотонного тягача, водитель которого принимается расписывать мою родословную, а также родословные всех туристов, которые когда-либо попадались ему на глаза. Машина вся в наклейках и блесках напоминает наркотические 80-е, так что я закладывают руку за руку и показываю водителю универсальный жест известный во всем мире и иду дальше. На перекрестке воцаряется мгновенная тишина, и тотчас же сменяется взрывом гомерического хохота.
*****
- Я ищу этого человека - прохрипел я, пока мое горло сдавливало подобие гидравлического пресса. Такого захвата не ожидаешь от хрупкой на вид девушки. От хрупкой на вид девушки не ожидаешь, что она чертов вышибала в баре. 
-Кэ? - пальцы, похожие на расплавленный металл, вдавились в гортань, убивая любое желание сопротивляться. Феминистки восторженно аплодируют. Похоже, сейчас хрящи начнут лопаться - нас учили этому на медицинских курсах. Гортань лопнет, словно переспелый арбуз и в легкие хлынет кровь. Ты не задохнешься, а скорее захлебнешься.
У нее слишком длинные пальцы - похоже, результат упражнений. В темных, почти, что черных глазах девушки мелькнуло понимание, и барменша разжала руку. С грохотом падаю на колени. Рюкзак тянет назад, и я откидываюсь, смотря назад на миленькую мисс-смерть. Размер в наше время не имеет значения, - слова старика Архимеда, похоже, дошли до всех - если есть рычаг, можно перевернуть весь мир. В данном случае роль Мира примерил я. Достаю из кармана потертую фотокарточку с измятыми краями. Ретро. Реликт из прошлой эпохи без всех этих цифр и пикселей и протягиваю ей.
- Велькора, - я знаю его фамилию, я знаю, что он писатель, я знаю, что начальство хочет его найти. Больше я ничего не знаю. В сети ничего нет. В архивах ничего нет. Только слухи о слухах и так далее, и тому подобное. Поиски человека в современном мире напоминают поиски черной кошки в комнате без света. Люди напрасно полагают, что стоит только вбить в строку поиска имя и ты найдешь человека. Ложь и провокация. Мир перестал быть белым и черным, он серый словно пресловутый туман на Инстумтом. И чего только нет в этом самом тумане.
Десять норвежских рун, что обычно используют при гадании, кроваво красные на белом фоне. Не такой маникюр ожидаешь от девушки с горячего юга. Она вперила взгляд черных, словно обсидиан, глаз в фотокарточку, после чего посмотрела на меня и указала рукой на дальнюю стену бара.
Выражение «Тайные тропы» получило вторую жизнь благодаря игровой индустрии, в частности из-за игр серии «Сталкер». Благодаря игривой механике, игроки получили возможность преодолевать большие расстояния, используя эти самые «Тайные тропы». Но само выражение намного старше игр и даже компьютеров.
 И думается мне, раньше оно называлось по-другому и относилось к области архитектурного планирования. Например, чтобы пересечь Нью-Йорк из одного конца в другой, нужно пересечь порядка сорока миль - это 68 километров городских кварталов. Это чертовски много, но среди городских знатоков есть те, кто знает, как сократить это расстояние, втрое используя заброшенные линии метрополитена. Мисс или миссис Руны указала мне на одну из таких «Тайных троп» Буэнос-Айреса.
Пахло табаком и битым стеклом, запах разогретого кварца и песка, высокие стены, уходящие этажей на тридцать вверх. Говорят, где-то поблизости снимали пресловутый «Город Бога», которому влепили Оскара. Потирая все еще саднящее горло, иду вперед, под ногами хлюпает конденсат, следы которого расчерчивают стены, словно серая и ржавая радуга.
*****
Голографическая радуга бьется в эпилептическом припадке, превращая окружающий пейзаж в подводные руины. Содрогающиеся от мощных звуковых волн, под которыми качается целое море людей. Черное, розовое, фиолетовое, красное и синее. Музыка настолько осязаема, что чувствуешь ее кожей.
«Тайная тропа» привела меня в подпольный клуб. На часах два дня, но здесь похоже первый час ночи. Воздух пропитан бетонной пылью и сладким запахом наркотиков. Это не духи, нет. Я уже достаточно повидал, чтобы отличать парфюм от канабиса.
Со своим походным рюкзаком я выгляжу словно белая ворона, попавшая не в ту стаю. Впрочем, на меня не обращают внимания. С тысячу человек, если не больше, двигаются словно единое целое. И какой-то больной на всю голову дизайнер соорудил над их головами изображение египетского бога смерти Анубиса.
Голова шакала, украшенная золотой тиарой, склонилась вниз и всматривается в толпу светящимися алыми глазами. Может быть это ад? Как там было в учебниках по истории, тебе вырывают сердце из груди и взвешивают. Если оно легче лебединого пера, то ты попадешь в рай. Если нет, сам догадайся.
 Ди-джей, затянутый в блестящий красный латекс и шлем, изображающий голову Чеширского кота, поднял вверх когтистую руку и звук, беснующийся в помещении, ударил по ушам с силой осадного орудия. Меня тотчас же зашатало, а толпа отреагировала на удар восторженным воплем. Какая к хренам Ибица с ее брандспойтами и пожарной пеной, здесь намного хуже. Под ногами захрустели треугольные таблетки, мать их. Сквозь плывущий над морем людей туман проглянула барная стойка.
Анубис над головой широко улыбнулся, обнажив зубы, похожие на настоящие мечи. Либо в дымовой машине наркотики, либо эта штука роботизирована, о третьем варианте думать не хочется. Хотя кто знает. И это все-таки ад.
За барной стойкой командовала Красная Шапочка. Миниатюрная мечта педофила бдсм-щика в кожаном красном плаще с плетью. Вперив в меня взгляд пустых, словно консервная банка глаз, она на чистом русском прохрипела:
-Ну и какого х… уставился? - причина хрипа обнаружилась сразу, стоило ей повести головой. Как правило, люди с перерезанной глоткой долго не живут, но Красная Шапочка была исключением из правил.    
- Велькора?! Мне нужен Велькора! - прокричал я, пытаясь перекрыть музыкальное безумие, сжимающее воздух в помещении, словно мокрую губку.
- Еще один! Теперь русский, мать вашу! - разговаривать, когда рядом работает реактивная турбина, довольно затруднительно. Но легко если твой собеседник разговаривает на том же языке, ты понимаешь слова по движению губ. Хотя в данном случае это было затруднительно.
- Я что, не первый?! - толпа за моей спиной забилась в экстазе и потащила меня вдоль барной стойки. Было одновременно и страшно, и возбуждающе. Такое же чувство я испытывал, когда попал под оползень в горах. Хотя возбуждения было больше.
Красная Шапочка многозначительно провела плеткой по шраму и прохрипела:
- Я была седьмой и получила вот это, ты у нас одиннадцатый.
- И что же стало с остальными девятью?! - Красная Шапочка улыбнулась, и эта улыбка заставила мои волосы встать дыбом. Может, не стоило брать это задание? Меж тем барменша, указав на голову Анубиса, прохрипела:
- Вопросы, вопросы требуют ответов. Выход там. 
*****
Ни хрена не видно! Абсолютно! Стена тропического ливня в трех сантиметрах от лица больше походила полноводную реку, которую кто-то, обладающий чувством юмора, поставил вертикально.
Славное изобретение, эти дождевики. Я закутался в дождевик и прислонившись к стене, уснул. За спиной через несколько метров бетона и стали продолжал бесноваться Анубис и его марионетки. Дверь только на выход, но никто не выходит. Кто там говорил, что старые боги мертвы.
 Свежий воздух, насыщенный влагой и озоном лучшее на свете снотворное. Засыпаю.
Яркие белые лучи свет бьют в лицо. Энергия выползающего из-за горизонта солнца. Вперед, почти до горизонта, бетонная линия причала, о который бьются изумрудно зеленые волны с платиновой пеной. Где-то над головой плачут чайки. Даже не верится, что все это можно встретить в городе.
Причал тянется на километр, даже больше, дальше в море погружается ржавый корпус рыболовного траулера. Под ногами скрипит цементная крошка. Ветер кружит перьями и пухом. Под хрустально чистым стеклом стайки рыб снуют среди бетонных ежей, обросших водорослями.
- Не пугай рыбу, - старичок, божий одуванчик, в выбеленной солнцем и солью рубахе, возник словно из неоткуда. Образ «дедушки из деревни» разрушал ультрасовременный спиннинг и айфон в руке. Пристроившись на швартовом, он ловко закинул удочку, пока я тихо бубнил себе под нос:
- Что-то мне это не нравится. Что-то не так. Все это…, - я запнулся, взглянув на горизонт, смыкающийся с небом.
-Ха! Только заметил! Я же говорил, - старичок хлопнул себя по колену и звучно цокнул, качая седой бородой, словно неисправный маятник от часов.
Глубина неба была неправильной. Когда ты смотришь на горизонт, ты чувствуешь это - чувство, зовущее вдаль. Здесь его не было. Перспектива дрожала, словно помехи на выпуклом экране  старого телевизора.
- Это же все не настоящее, - пронеслось в холодной пустоте, заполняющей голову. Глаза старика, похожие на осколки морского льда, цинично улыбнулись, и он протянул:
- Ну, почти так, - у «дедушки» было намного больше зубов, чем себе может позволить млекопитающее. Чувствуя, как в груди затараторило сердце, я отступил назад, одновременно подумав о том, что если это смерть, то нет смысла в дыхании и пульсе.
- Кто сказал тебе, что она твоя, – полковник Сандерс продемонстрировал такое владение телепатией, о которой белым колдунам с ТВ остаётся только мечтать. В мертвом взгляде мелькнули отблески сгорающих крестов. На другом конце удочки что-то звучно плеснуло. Это была чертовски большая рыба.
  - Тогда это я был в городе, а потом…, - с большим усилием оторвавшись от гипнотизирующего взгляда, я перевел взгляд на волны, в которые уходила туго натянутая леска. Меж геометрически неправильных изумрудов мелькнули рога. Пальцы охватил неприятный холод и, приподняв их вверх, я заметил чернильные пятна, расползающиеся под рисунком папиллярных линий. Волна противоестественного ужаса прокатилась по телу и оборвалась вместе с жестким рычанием рыбака, зазвучавшем в голове, набатом утонувших колоколов:
- Это сон пока что. Это смерть пока что. Это место пока что. У тебя есть задание пока что. И ты жив пока что. Найди мне Велькору!
*****
Проблески. Миражи, искаженные восприятием. Сверхтяжелые файлы с фотографиями черных дыр и взрывающихся пульсаров, в которых можно закачать терабайты информации. Тени, танцующие на стенках глаз.
Белая пустошь под белым небом, напоминающим шкуру Моби Дика, покрытую жемчужными шрамами облаков. Нечто чужеродное проглядывает из-за горизонта, заставляя проснуться и мгновенно все вспомнить сухие, словно могильная пыль, слова: 
- Найди Велькору, - под ногами хрустит перемолотый гравий, среди которого проглядывают  рыжие остатки железнодорожных путей. Это не Рио-де-Жанейро, как сказал бы великий комбинатор. Каждый мой шаг сопровождается смутно знакомым перезвоном из детства, и я вздрагиваю, обнаружив, что иду не один.
Шпоры, серебряные шпоры, которыми так легко подстегивать лошадей и плащ, в складках которого можно укрыть верный винчестер. Ковбойский костюм из эпохи, романтизированной до невозможности, костюм из фантазий автора, упивающегося кошмарами.
- Твоя история ведь закончилась?! - блекло синие глаза цвета оружейной стали внимательно сузились, и путник ответил, растягивая гласные, как это принято у уроженцев Великих равнин.
- Нет, сэр. Мне так не кажется, сэр, - сквозь просветы в плаще проглянули огромные рукояти тех самых револьверов. Нет, нет, нет. Это просто иллюзия, фантом. Наверное, я простудился и у меня наплыв галлюцинаций. Пораженный болезнью, мозг проецирует внутрь себя воспоминаний и фантазии, накопившиеся за жизнь. Железная дорога тянулась вперед до бесконечности, под кроссовками хрустели камни, между которыми проглядывали пшеничные челки травы. Это была самая реальная нереальность, которую я когда-либо видел.
В голове всплыл старый как мир вопрос: «Что было бы, если бы сон ничем не отличался от реальности? Как бы ты понял, что есть реальность?», - задавший мне этот вопрос физик так и не смог найти ответа на этот вопрос.
        - Может быть ответ заключен в том, что сон рано или поздно кончается, - пробормотал я, и долговязая фигура, идущая по правую руку от меня, вздрогнула и протянула:
-Сэр? - убийца всегда останется убийцей, человек, сломавший заложенные в него эволюционные программы-барьеры, связанные с выживанием вида, необратимо меняется. Так сытый лев рассматривает пасущихся рядом антилоп. Этакое – могу убить в любой момент просто, потому что могу. Странник мог смело потягаться в чемпионате по пугающим взглядам и одолеть знакомого мне Полковника Сандерса. 
- Я думаю, что рано или поздно любая история заканчивается. Это ведь правильно.
- Ваша, правда, сэр. Но моя история не окончена, как и ваша, сэр.
- Какая же это история? Я просто ищу человека. Выполняю задание, - представляю, как мы выглядим со стороны, парень с огромным рюкзаком и собирательный образ вольного стрелка с Фронтира - и понимаю насколько все это безумно.
- Хм, сэр. Я тоже ищу человека, сэр, и …, -  путник запнулся, и на его обветренном лице проступила неуверенность.
- Место, - подсказал я, испытывая жалость к страннику обреченному своим автором-божеством на вечное скитание между мирами. Вечная метафора на жизнь человеческую. Где каждый из нас идет к какому-то месту. 
- Место! В самую точку, сэр! Как вы узнали сэр?! - я вспомнил печальную историю Роланда, идущего к Башне, я вспомнил, как она началась и закончилась. Я вспомнил чей-то голос, шепчущий о том, что что-то кончается. О том, что все кончается. А потом, вспомнив свой сон и белое безмолвие, указал рукой на восток, над которым проглядывали щербатые очертания двух лун, прохрипев:   
- Думаю тебе туда, до горизонта и еще дальше, - чернота захватила верхние фаланги пальцев так, словно я мокнул руки в чернила. Интересно, сколько прошло времени и сколько еще пройдет, прежде чем закончусь я.
- Благодарю именем моего отца, сэр, - он без колебаний зашагал в указанном направлении, а затем растворился в дрожащем над землей воздухе.
- Не за что, я всего лишь путевой знак.
*****
Через шаг или два я ощутил, как поверхность под ногами слабо покачнулась. Не так как при землетрясении, а плавным покачиванием, напоминающим движение волн. Присмотревшись, я понял, что песок заменило стекло. Древнее, потемневшее от времени, покрытое сетью царапин и еле заметных трещин, простирающихся от меня и дальше до заката, за которым проглядывали очертания некой трудноуловимой структуры. Что, впрочем, не отвлекло меня от приступа дикого страха охватившего тело, так как глубина под ногами была более чем внушительной. А летать я, уж простите, не умею.
Снова толчок, бездна под моими ногами слегка сместилась, задрожавшие ноги стали непослушными, словно деревянные чурбанки. По спине заструились капли холодно пота.
Говорят, сны о падении признак роста или неуверенности; интересно, в чем смысл сна, где ты находишься на стеклянной линзе, под которой простирается пропасть. Хрусталики стекла противно заскрежетали под подошвами, резанув по нервам, от чего я не удержался и, потеряв равновесие, шлепнулся на живот. Оказавшись в опасной близости от бездны.
Где-то в пяти или десяти километрах подо мной, из густых зеленых корон проглядывают пики пирамид. В голове вспыхнул образ из прошлого, картинка из хроники о том, как древние индейцы майя приносили на вершинах своих храмов человеческие жертвы, дабы умилостивить богов. Не похоже, что здесь кто-либо практикует нечто подобное. Даже отсюда, с высоты полета птиц и авиалайнеров, понятно, что храмы давно брошены.
  Снова покачивание и мне это начинает не нравится. Очень сильно не нравится. Мы в каком-то смысле ограниченные создания. Мы ограничены рамками собственной биологии, так, к примеру, мы не может видеть все. Ограничения зрения не позволяют нам увидеть некоторые объекты целиком и полностью. Для этого нам либо приходится вертеть головой, либо фантазировать. С последним у меня нет проблем.
Стекло снова вздрогнуло, и я вспомнил рассказ о мальчике, который любил поджигать муравьев с помощью лупы. Что было бы, если бы рассказ был правдой? Из-за горизонта проглянул проржавевший краешек местного солнца, и я что есть мочи побежал в противоположную сторону. В сторону теней и уходящей ночи.
Покачивание, температура резко поползла вверх, стекло, переливающееся под ногами, словно радужная нефтяная пленка. Толчок, и я чувствую вибрацию в воздухе, так будто вокруг работают десятки трансформаторов. Воздух тяжело вливается в легкие крохами расплавленного олова. В фильмах нам часто показывают, что герои способны убежать от ядерного взрыва. Нонсенс, это невозможно, будь вы хоть в сотню раз быстрее пули. Удар бросает меня вперед, и я с треском падаю, разбивая стекло, а затем, перевернувшись через себя, успеваю как местный «мальчишка разоряет муравейник».
Столб концентрированного света с силой тысячи солнц, вонзающийся в кипящий пламенем материк. Битва богов. Конец света. Тот самый или просто кто-то решил пошутить, поместив над планетой увеличительное стекло. Вот оно абсолютное оружие. То, что дает и то, что отбирает. Стоп. Точка. Фотоны света достигают сетчатки и хрусталика. Навсегда погружаясь в их нутро. Ослепительная боль бьет по глазам отбойными молотками и, крича, я теряю сознание.   
*****
Шифер на вкус был как шифер. Ну, вы знаете этот уличный привкус из детства: дорожная пыль, известка и металл. То ли медь, то ли ржавчина. Я попытался приподняться, но отголоски солнечной катастрофы тотчас же растеклись по телу жидкой болью и, захрипев, я рухнул обратно.
Шифер в поле зрения простирался вперед метров на пятнадцать. А что, забавная картинка в стиле современного искусства: светло-серые полосы с черными заполненными пылью и листьями. В каком-нибудь Метрополитене за нее заплатили бы пару миллионов баксов, а потом бы восхищались глубокими философскими посылами, которые хотел показать автор.
Серые и черные линии упирались в высокий бортик, на котором задумчиво устроились горгульи. Каменные твари с интересом рассматривали что-то внизу. Что-то, что освещало их выразительные гранитные морды зловещими кровавыми отблесками.
Интересно, что же могло развеселить старых демонов, повидавших на своем веку многое. Нет! Мне нет до этого дела! Надо убраться с этой крыши. И не смотреть, только не смотреть. Встав на четвереньки, я против своей воли направился к самому краю. К зареву, разгорающемуся над темным городом, словно воплощение ночного кошмара. 
Как и в прошлый раз, мне понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать все то, что я увидел. И понять, почему так хохочут горгульи.
Под бравурные марши, под безумное крещендо волынок и флейт полыхали книги. Сгорая в гигантских кострах, достойных инквизиции. Разорванные на части, они вспыхивали подобно мотылькам однодневкам в свете лампы. Книги горели яростно и трепетно, бессильные оказать сопротивление толпе, поющей марши и орущей хвалебные речи своему бессмертному лидеру. Единственное, что они могли сделать, это показать бледные и испуганные лица тех, кто сжигал свое собственное наследие. Книги горели, и никто им не мог помочь. Горгульи довольно хихикали, смотря на вращающуюся меж костров колоссальную свастику
- Мать твою! - прохрипел я, поняв, где нахожусь, на моих глазах группа офицеров, освещённая прожекторами и вспышками древних фотокамер, принялась раздавать автографы. Толпа вокруг них буквально взбунтовалась, пробиваясь вперед и сминая жалкое кольцо оцепления. Ветер швырнул за здание столбы дыма, пропитанные хлопьями из тлеющих страниц. К пальцам правой руки прилип кусочек пепла, на котором проступило, знакомое:
- Хочешь узнать, что такое безумие? 
******
Мы потерялись и нам не вернутся домой… - тяжело дышать. Воздух бедный кислородом, не давал легким развернуться в полную силу. При движении глаз небо цвета выжженного шафрана покрылось сотнями мерцающих звезд. Здравствуй, кислородное голодание, запах смолы и древесной пыли, легкое потрескивание в тишине. Угольные терриконы вокруг меня тяжело и мерно дышали, погруженные в мир собственных снов. Вспоминали времена, когда с ними шептался ветер из мелового периода. Привычная тяжесть рюкзака испарилась, чувство такое, словно я устроился спать на камнедробилке. 
Странно, я ведь помню, что он был со мной, когда пинками принялся сбрасывать горгулью с пьедестала. Прощай работа, рукопись которую я вез на подпись – пропала.
Потерялась на этой слишком длинной «Тайной тропе», которая больше походила на пресловутую Зеленую дверь Герберта Уэльса. Делая выбор, ты делаешь шаг, чтобы больше никогда не вернутся домой. Если ты окажешься там, где начал что-то будет иным - либо ты, либо дом.
К пальцам правой руки вернулась подвижность, и я смог шевельнуть ими тотчас же услышав напевное:
- О, так ты жив, - буквы звучали неправильно, интонация, ударение, так бывает, когда человек, очень долгое время не общается с соплеменниками. Среди моих знакомых был лишь один подходящий кандидат. Кандидат, которого я искал все эти часы, дни или может недели.
- Я…, - с усилием смог просипеть я и тотчас же пожалел об этом, голова закружилась так, словно ее отрезали и забросили в стиральную машину. Холод и слабость, тяжелые капли пота, проступающие на лбу. 
- Осторожнее, парень. Здесь нужно правильно прилагать силы, - звездочки перед глазами превратились в настоящие звезды. Чужие по умолчанию, поскольку не в одном астрономическом справочники Земли не упоминалась звездная туманность размером с Луну. Дом или очень далекое будущее, которое уже не дом.
- Кха! ……я…..кора…, - чувствительность вернулась к левой руке, в шее что-то кольнуло и я смог шевелить головой. Никого. Абсолютно. За вершинами терриконов к небу тянулись ржавые кости экскаваторов. Ковш, качающийся на ветру, словно исполинский маятник, тик-так.
- Меня здесь нет, и в то же время я есть, - я мысленно проклял Чеширского кота, породившего моду на логичные бессмысленности и собеседник, явно читающий мои мысли глухо рассмеялся.
- Близко. Правда, близко. Очень близко. Говорят, ты меня ищешь. Говорят, за тобой следят. Говорят, ты видел Старика и Стрелка, - я утвердительно кивнул головой, маятник мотнуло, но не туда куда положено, пальцы левой руки нащупали массивный бумажный пакет с рукописью, которую необходимо было доставить автору.
- Значит, отредактировали. Замечательно, жажду прочитать, – заметил Велькора, ковш-маятник снова качнулся. Что-то было внутри него, что-то, скрытое тенями и расстоянием, что-то из углов и искр.
От толчка цепи, удерживающие древний механизм на весу, не выдержали и сухим звоном лопнули. Пять тонн стали с грохотом рухнули вниз на террикон, подняв своим падением облако черной пыли.
- А вот и подарок от Старика. Гончая, - безмолвную тишину пронзил грудной вой, похожий на агонию спятившего паровоза, от чего у меня все волосы встали дыбом. Пальцы сами собой сомкнули на рукописи.         
- Тебе лучше бежать……
*****
           В драматических историях авторы часто пытаются передать удар током. Это ни с чем несравнимое ощущение и его довольно сложно пересказать или описать. Другими словами, пока не почувствуешь - не поймешь. Мой удар током напоминал укол ледяным скальпелем в сердце. Боль, а затем обжигающий мороз:
- Разряд! - ослепительный дезинфицирующий свет, бьющий в глаза и запах лекарства и отчаяния. Я в больнице. Белое и зеленое. Всепоглощающее чувство бессилия и страха, превращающее тело в резиновый манекен. Который я рассматриваю со стороны и в то же время ощущаю изнутри, так, словно на мне надет тяжелый водолазный костюм.   
          - Он очнулся?! Эй, вы меня слышите?! - блики золотого цвета ползут по поверхности глаз. 
          - Сердце не работает! Дефибриллятор! Еще раз! - такое слышать очень странно, быть живым и в то же время фактически мертвым. Я здесь и в тоже время не здесь. Что-то холодное и мокрое ложится на грудь, и я вспоминаю потрескивание угля под шагами гончей. Удар током.
Холодный механический взгляд машины скользит по горизонту, разбивая его на сектора в поисках предполагаемой цели.
 На медицинских курсах нам рассказывали о том, что для запуска сердечной мышцы использую напряжение в 380 вольт или ватт, не помню точно. Знаю лишь, что этой цифры достаточно для того что бы заставить мышцы сердца сократиться. Запустить, что называется, мотор. Удара хватает, чтобы я выгнулся вверх как профессиональная гимнастка и с грохотом ударился об операционный стол. Разбрызгивая в стороны бинты, салфетки и инструменты. Тело испытывает неимоверный болевой шок. Пытку током впервые применили нацисты. Кто же знал, что ее можно использовать для того что бы спасть людей. 
- Есть пульс! Прерывистый! Необходимо стабилизировать! - у нее большие глаза, чертовски большие, размером с грампластинку, если не больше. У страха глаза велики. У этого Страха они чертовски огромны. Это говорит о том, что Гончая ночной хищник. Жидкое золото и огонь, флюоресцируя в свете чужого неба, скользят по горизонту и замирают на мне. Сердце замирает, сдавленное стальными когтями дикого ужаса.
- Многочисленные колотые и рваные ранения. Обширная кровопотеря.  Осложнение в виде тропической лихорадки. Сэр, если вы меня слышите, подайте мне какой-нибудь знак! - Велькора сказал мне бежать, и я побежал. Пытаюсь сфокусировать взгляд на медсестре, которая говорит со мной, и пытаюсь предупредить. Кислородная маска мешает говорить и вместо слов получается глухое бульканье. Я концентрируюсь за шумом, разговорами и верещанием приборов, я слышу отчетливый, пронзительный вой.   
          - Что?! Что вы сказали?! - акварельная фигура на фоне сияния ламп склоняется ко мне. Я знаю, что за мной идет, я знаю, что преследует меня. Я цель, которую необходимо найти любой ценой. Слова глохнут в глотке. Я понимаю, как истощен и устал от этого Пути. Вой стал более отчетливым. 
           Сфокусировав взгляд на встревоженном лице медсестры, я рывком притянул ее к себе, и прохрипел, с трудом оперируя мышцами горла:
         - Бхегите отсюда!!! -  изумрудные глаза девушки расширились от удивления и недоверия, когда нереальный звук прокатился по зданию, словно морская волна, не встречая на своем пути никаких препятствий. Может Гончая так охотится? Как летучая мышь, использует эхо локацию. Это хорошая научная версия. Ее оборвали глухие хлопки, похоже, у местной охраны было огнестрельное оружие. Или, быть может, это дежурный полицейский отряд. Не важно. Вой превращается в нечто грубое и жестокое, похожее на визг бензопилы, и здание вздрагивает от чудовищных ударов.
         - Бегите! - выдавливаю я из себя, прежде чем лампы вокруг нас гаснут огни. Вой возвращает мне власть над в дрожащим от боли и лекарств телом. Поток ощущений зашкаливает, но так я хотя бы могу попытаться сбежать, вместо того, чтобы играть роль отстраненного наблюдателя. Пять секунд, слабый желтоватый свет растекается по помещениям. Семь секунд, пустошь за окном. Там, где только что был оживлённый город, воют мертвые пески. Восемь. Гончая на моем этаже. Это понятно, по забившимся в истерике лампам дневного света. Я понял, что она каким-то образом поглощает свет. Чертовая живая черная дыра. Девять, не чувствуя боли, разбиваю стекло, позади в щепки разлетается дверь.
            *****
            В холодном молчании мертвых вод к железному потолку пробиваются струйки воздуха, похожие на разорванные спирали ДНК. И, конечно же, я. Разбив зеркало воды, я вынырнул на поверхность. Темные воды пошли недовольной волной. Вместо видимой пустоши я оказался в каких-то катакомбах. К потолку тянулись стальные стволы железных деревьев, покрытые разводами из ржавчины и известки. На железных клепках мерцали изумрудные соцветия кристаллов.
Сориентировавшись в пространстве, я смог подняться на ноги и оказалось, что здесь не так уж и глубоко. Хотя всплывал я на поверхность несколько минут или несколько секунд.
- Хорошо покатался, Артур, - заметил я сам себе, больничный халат сменился вымокшей насквозь одеждой. Ран больше не было, как и усталости. Может, это та самая живая вода, о которой так часто говорят. Потолок украшала полустертая надпись на английском:
«Здесь был…….3027 года……управление строитель………» - дальше желтые буквы тонули в зарослях ржавых сосулек, но того, что я прочел, было достаточно понять, что меня снова забросило далеко от дома. Пакет с рукописью, по какой-то причине примотанный к моей ноге скотчем, повело в сторону и я, замотав головой, направился к ближайшей колонне, чтобы определиться с направлением. 
Это мог быть акведук или цистерна, или может быть ангар для автомобилей. Прислонившись спиной к мокрому железу, я вспомнил Морию, созданную воображением Профессора, и ее бесконечные коридоры. Направо, налево, вперед и назад, куда ни посмотри тянулись коридоры и коридоры, и коридоры. Фракталы и мечта безумного математика.
Не зная, куда пойти, я устало замер. Это начинало утомлять. Нужно было найти Велькору, сбагрить ему рукопись и вернутся в реальный мир. Если таковой вообще существовал, а не был плодом моего воображения. Эти размышления оборвал знакомый вой, еле различимый, но все же вызывающий дрожь. Направления не было, так что я выбрал противоположное тому, откуда исходил голос Гончей.   
Она быстро догнала меня там, среди угольных терриконов. Безумный симбиоз из механики, органики и больного воображения квантового физика. Не думаю, что здесь у меня много времени. Снова вой чуть ближе, от чего волосы встали дыбом, а в голове сами собой вспыли воспоминания о том, как меня швыряют и мнут, словно кусок пластилина. Фантомная боль волной пробежалась по телу, и я рванулся вперед, вспенивая спокойную, словно хрусталь, воду.   
Снова вой, еще ближе. Понятия не имею, с какой скоростью она может перемещаться, но земные гепарды ей не соперники. Соцветия из кристаллов, напоминающие изумруды, замерцали, а затем сменили окрас на рубиновый. Плохой знак. Точно плохой знак. Под ногами что-то глухо захрустело: посмотрев туда, я глухо выругался. Покрытые солью и кварцем кости. Череп, челюсть, грудная клетка, еще и еще, и еще, и так до бесконечности. Апофеоз войны, зацементированный в плексигласе. Снова вой, и я побежал, позабыв про уважение к потомкам или предкам, кем бы они здесь не были. И без того сложный бег превратился в шутовской танец. Впереди показалась стена и знак биологической опасности, высотой в пять этажей. Кто бы это не рисовал, он использовал светящуюся краску, и символ из трех разорванных кругов создавал гнетущее впечатление.
Вой стал еще ближе, в сплетении изогнутых линий проглянули очертания двери. Костей стало еще больше, словно люди бежали от чего-то или от кого-то из этой двери, вываливаясь в это помещение и умирали. А я кретин, бегу туда, вопреки их безмолвной мольбе не делать этого. К потустороннему крику присоединилось волнение воды, что говорило о том, что Она очень близко. Поручни зашатались под руками, ржавчина и краска окрасили пальцы и ладони. Начав сдвигать засовы, я услышал за спиной глухое рычание, прерываемое жалобными стонами. Гончая могла издавать диаметрально противоположные звуки одновременно, что, впрочем, не делало ее привлекательной. Рычание и гнев. Треск сминаемых в порошок костей. Дверь под моими руками внезапно испарилась и знакомый голос приказал:
- Не двигайтесь, сэр! - выстрел из первого револьвера молотом ударил по ушам, выстрел из второго отшвырнул от лестницы. Переворачиваясь в полете, я увидел, как пули Стрелка испаряют куски вопящей Гончей.      
            *****
  Металлическая трава с ломким звоном бронзы и меди сгибалась под ногами, а затем, пружиня, выпрямлялась. Тик-так. Тик-так, механический лес похожий на наркоманскую мечту часовщика, двигался и жил ограниченный ходом времени. Деревья, кора которых напоминала изящную чешую, выполненную из миллионов, шестеренок вздрагивали и выбрасывали в серое небо облачка раскаленного пара. Тик-так, тик-так, металлические листья, ловя солнечные лучи, покрывались фотоэлектрическими пластинами, поглощающими солнечный свет. Тик-так, механическая жизнь властвовала здесь, и я чувствовал не в своей тарелке. Соцветия травы и плюща под ногами образовывали под ногами сложный электрический узор, напоминающий электрические схемы под микроскопом. Тик-так, воздух пах мазутом и углем. Я взглянул на молчаливого Стрелка и спросил:
- Так как ты нашел меня?
- Я подумал, что задолжал вам, сэр, - тик-так. Земля под ногами циклично подрагивала под ногами, словно там, в глубине двигались титанические алмазные шестеренки, двигающие этот мир. Впрочем, это вполне могло быть правдой, учитывая все, что я видел за последнее время.
- И…, - протянул я, осторожно обходя розовый куст. Прекрасные стальные цветы, усеивающие его, развернули острые как бритва лепестки. С хрустом разрезающие чугунные шипы. Тик-так, воздух пах нагретым металлом и серой.
- И нашел вас, сэр, - все так же безмятежно протянул Стрелок. Как любой человек, прошедший слишком длинный путь, он утратил способность удивляться. Так что окружающий пейзаж совершенно не трогал его. Тик-так. Я не видел, но чувствовал, что деревья в этом лесу растут в сложно геометрической последовательности.
- А куда мы идем? - Стрелок молча указал наверх, сквозь геометрические дрожки из ветвей приглядевшись, я понял, что вижу огромный астрономический купол. Покрытый зеркалами, большая часть из которых была разбита.
Груды осыпавшегося стекла окружали здание широким валом из серебряной ртути. Сквозь который пробиться механическая растительность. Хотя, шагая по стеклу, я заметил медные лозы ежевики, ползущие по обломкам. Тик-так, тиканье стало тише. А наши шаги намного громче. Слабый ветер гонял по полу обломки прошлогодних листьев багряные от ржавчины.
Среди царящего запустения возвышались несущие колонны, поддерживающие купол над землей. Темная бронза, потемневшая от времени. Сложные математические уравнения, напоминающие орнамент. По которому время от времени пробегали всполохи света. Звон шпор в тишине. Стрелок замер и указал рукой на новую, словно с иголочки, строительную лестницу, ведущую вверх.
- Вам туда, сэр, - шагнув вперед я, и понял, что это была последняя встреча.  Не было внезапного озарения или вдохновения, я просто осознал, что больше не увижу вечного странника, о котором читал в далеком детстве.
- Роланд, ты найдешь Башню, - на холодно выточенном из коры дуба лице промелькнуло неуловимое выражение, и стрелок вопросительно наклонил голову.
- Я видел это. Вот здесь - постучав себя по голове, я улыбнулся и заковылял к лестнице.
- Вы не сказали ваше имя, сэр, - я оглянулся и, посмотрев на огромные револьверы, улыбнулся, вспомнив историю их создания. Великий Мерлин, расплавил меч короля Экскалибур, а затем использовал металл для создания более современного оружия.
- Думаю, ты его знаешь. Артур. Так меня зовут.
*****
- Четыре, восемь, шестнадцать, двадцать три, сорок два, - зацикленный монотонный механический голос бился о стены купола, в то время как я с изумлением рассматривал телескоп, напоминающий артиллерийское орудие, упёртое дулом небо. Тик - медь и начищенный хром сдвинулись в сторону на один градус, - так, а затем сдвинулось все здание.
- Четыре, восемь, шестнадцать, двадцать три…, - звенящий, словно электричество, голос перебил монотонную тираду:
- Подойди сюда! - она была красива, но не красотой рекламных красоток или напомаженных королев, а красотой греческой богини, которую воплотили в мраморе, а затем по какой-то причине оживили. Погруженная в облако огненно-рыжих волос, напоминающих взорвавшуюся медную проволоку, девушка обернула ко мне лицо, лишенное глаз и заметила, опережая мою мысль:
- Словно кто-то не закончил образ. Но это не так, нас именно такими создали. Мы закончены, - мне осталось лишь утвердительно кивнуть и подумать о том, как она может что-либо видеть.
- Глаза для этого не нужны, - в металлическом шторме окружающим ее замерцали искры и по залу прокатилось:
- Четыре, восемь, шестнадцать, двадцать три, сорок два, - цифры отдавались в голове болью, и она с сочувствием заметила:
- Прости. Это побочный эффект от активной защиты, - я послушно кивнул головой, не зная, как еще реагировать на ее слова. Опровергать не имело смысла, хотя было любопытно узнать, что значат цифры.
- Ничего, кроме собственного значения. Твой разум ограничен эволюционными рамками, чтобы увидеть нечто большее, кроме набора цифр, – локоны, ради которых любая девушка начала бы убивать, всколыхнулись и незнакомка продолжила:         
            - Извини, я давно не общалась с живыми. Меня именуют Лоргос. Я расскажу, как достигнуть Велькоры.
*****
Тик-так, тик-так, холодное кольцо окуляра ритмично подрагивает. Перед глазами расстилается вселенная из образов, похожая на размазанное изображение статических помех. В монохромном хаосе чувствуется некая схема, которую невозможно уловить, но она определенно есть.
- Сосредоточься! - электрический голос острым льдом ударил по ушам. Лишь в непосредственной близи можно было понять насколько Лоргос противоестественное создание. В воздухе пахло корицей и розами. В короне огненных волос мерцали искры, напоминающие о горящей плазме.
  - Ищи! - тонкие пальцы с большим количеством фаланг, чем положено иметь обычном человеку, с металлическим звоном поменяли линзы. Я взглянул на Буэнос-Айрес с высоты птичьего полета: живой муравейник, беснующийся среди стен из домов и дорог. По изумрудному полотну океана ползли треугольники парусников рассыпание, словно ромашковые лепестки. Лязганье и бог смерти Анубис со скучающим видом рассматривает беснующуюся у его ног толпу. В кровавом взгляде древнего отчаяние смешивается с яростью. Тик-так. Голова шакала беспокойно вздрагивает и стремительно оборачивается в мою сторону. Лязг, брошенный мир, над которым парит титаническая конструкция из сотен увеличительных линз. Они хотели спастись или погибнуть. Или ... вопросы и вопрос. И нет ответов.
- Ищи, - Лоргос знает все, или знала или будет знать. К такому существу сложно соотнести какое-либо определение времени. Ее предками были те самые мойры, что ткут полотно судьбы золотыми нитками человеческих жизней. Тик-так. Последний в своем роде Оракул больше не пользуется спицами и вязанием, для этих целей существует телескоп.
- Велькора был там, же где был ты. В тех же самых местах, в то же самое время. Ты просто должен его увидеть, – в бескрайний океан вонзаются зубья брошенных причалов, черная тень на краю одного из пирсов насвистывает рыбача . В бирюзовом полотне воды кружатся силуэты торпед и чего-то еще бесформенного, уходящего в глубины. Полковник Сандерс действительно не то, чем кажется. Мы все не то, чем кажемся на самом деле.    
Тик-так, я смотрю на угольные поля, простирающиеся к горизонту, и задаюсь вопросом о том реально ли все то, что я вижу. И есть ли во всем этом смысл. Ощупываю рукой рукопись, закрепленную на бедре. Бумага покрылась пятнами из грязи, масел, крови воды и боге весь чего еще. Что в ней такого?! Я ведь не читал ее. Даже название как-то выветрилось из головы. Наощупь вроде бы тяжелая. На тысячу страниц или больше.
- Ищи, - что-то в голосе Лоргос изменилось, и в голове всплыла дилемма человека, попавшего в сон неотличимый от реальности. Тик-так. Посмотри, насколько глубока кроличья нора. Тиканье изменило звучание на ритмичное жужжание зуммера. Запахло ультрафиолетом и хлоркой.
- Велькора: кто или что он такое?! Ты знаешь! Знаешь, как его найти! - тик-так, металлические губы изогнулись в легком подобии ласковой улыбки. Тонкие пальцы пробежались по груди и прижались к сердцу, обжигая мертвым холодом.
- Я. Нет. Вот ты….      
*****
    -Доставишь пакет!- слова вместе с контузией обрушиваются на голову, словно чудовищный молот.  Взметнувшаяся волна из грязи и пламени сметает меня с возвышения и вбивает в окоп забитый мертвыми и умирающими. Грязь, колючая проволка, и кровь,  свернувшаяся на пропитанном химикатами воздухе в черное желе. Крики и стоны. Реальность всегда намного хуже, чем любой кошмар, что мы можем себе вообразить. Потому что в отличие от сна здесь все однозначно конечно. Над окопом с воем пролетает  девяносто тонн стали и  космических композитов. Рыча, словно сошедший с ума дракон танк горит и продолжает вести огонь, сквозь артиллерийский дождь, перемалывающий пехоты. Экипаж, скорее всего, мертв и бой ведет машина.
-Пакет!!- сплевывая кровь, я поднимаюсь, пинком отбрасывая солдата цепляющегося за полы халата. Мир вокруг сходит с ума, стенки окопа обваливаются и ссыпаются, вниз топя раненных в потоках грязи. Пальцы с трудом находят упоры для того что бы выбраться из ловушки. В небе стальные птицы рвут друг-друга на части горящими метеоритами вспаривая землю. Конец света из Библии блеклая тень того что происходит вокруг, горизонт полыхает в водородных солнцах сменяющихся словно поломанный калейдоскоп. Земля уходит из под ног, потоки жесткого излучения выжигают лучших представителей человечества как всегда оказавшихся на острие удара, а не в глубинах безопасных бункеров.
-Адъютант вы обязаны доставить это послание любой ценой!!! - я доставлю. Я бегу, запинаясь и спотыкаясь. Я бегу, вставая на четвереньки словно пес я продолжаю бежать. Воздух горит от сотен трассирующих снарядов, всполохов лазерного огня. Дышать нечем, кислород выгорел, сменившись вонью пороха, серы и гниющих трупов. Романтика на войне, нет, не слышали. В какой-то момент я начинаю хохотать словно псих, мозг не выдерживает  потока образов и срывается. Я безумец. Но в этом нет ничего страшного безумие в мясорубке это норма, и это пугает больше всего. Смех рвется наружу. Льется сквозь зубы неудержимым потоком.         
Сердце колотится с шумом барахлящего двигателя,  я прижимаю пакет к груди с такой силой, что дышать становится больно. Электромагнитные волны выжигают электронику и  машины сходят с ума, убивая своих и чужих, меж столкнувшихся волн пехоты мелькают белоснежные фигуры медиков.
-Четыре, восемь, шестнадцать,…… код Алого короля…..- слова и  цифры допуска смешиваются в голове. Над которой с умирающим стоном проносится самолет и врезается прямо в гущу сражения. Пламя, расплавленный метал, дым и гарь и безумец с письмом которое необходимо доставить.              
           *****
  Вдох, воздух, пахнущий гарью и пригоревшим металлом, вливается в легкие. Выдох, где-то на краю зрения мельтешат цветные пятна и что-то монотонно бубнит. Этакое бу-бу, бубубу и так далее, и тому подобное. В голове царит необычная легкость так, словно я парю над землей. Вдох, пятна начинают приобретать форму, словно свечной воск, сгорающий в огне. Потолок, измазанный белыми разводами, прекращает вращаться против часовой стрелки, и я понимаю, что смотрю на Красный крест госпитальеров. 
-«.. на текущий момент состояние на первом и втором фронтах оценивается экспертами как стабильное. Ситуация с использованием атомных…….», – бормотание в ушах превратилось в осмысленную речь диктора  и прервалось громким:
- Медик! Тут один пришел в себя! - крик болезненно ударил по ушам, так что я не выдержал и дыхание сбилось, разразившись потоком бессмысленного кашля. Меж тем как меня окружили тени. Одна из которых напугала меня, рассыпав по плечам потоки огненно-рыжих волос.
В глубине головы что-то с натужным треском щелкнуло, завертелись колеса, задвигались маятники. Стали выстраиваться разорванные логические цепочки. Машина, созданная эволюцией или смеющимися богами, приходила в себя, перезапуская бесчисленное количество систем. Как и любой машине, ей требовалась Цель. Порой чертовски абсурдная.
- Держите его!!! - могла привести к коллапсу. Враждующие стороны ограничились использованием орбитальных лазеров…- Черт!!…, - дергаясь словно марионетка, лишенная нитей, я с трудом сфокусировался на усталом взгляде огненно-рыжей медсестры и выплюнул из себя:
- П….пппп….пакет! Ммм…ой, - в светло серых глазах, повидавших слишком много, чтобы сохранить сострадание или жалость, зажглось любопытство. Частокол из острых игл погрузился в плечо. Вдох и выдох. Меж тем как я, захлебываясь в потоках информации и воспоминаний, выдавливал из себя:
- Адъютант к….. генералу Велькоре… уровень допуска «Аллллый король», доставить к …к …, - вокруг меня воцарился настоявший хаос, в котором все искали пакет и лишь медсестра продолжала пристально изучающе смотреть на мена. В шуме радиопомех мелькнуло знакомое:
- Четыре, восемь, шестнадцать, двадцать три…, - это не могло быть правдой, лишь игрой затуманенного контузией разума. Но никак не правдой.  В четыре двадцать по мировому времени я должен был доставить пакет с жизненно важной информацией в штаб армии.
- Его нет!! Переверните все вверх дном… И, заканчивая данный сеанс, сообщаем о том, что текущее мировое время четыре двадцать пять, - это не могло быть правдой. Медсестра или то, чем она была, холодно улыбнулась. Я судорожно глотнул воздух. В стратосфере планеты, покрытой камуфляжными полями, континентальные ракеты дальнего радиуса действия разделились. Похожие на заточенные офисные карандаши, они лопнули, выпуская на волю сотни маленьких звездочек. Бесконечно красивых, таких, что дети рисуют на бумаге. Используя гравитацию, звезды ринулись к земле, в которой они были когда-то рождены. Выдох.