Пустота

  Человек рождается от отца и матери; с колыбели при материнской груди и ласке, заботе отца и всех близких он не одинок. Но чем дальше, тем больше свободы требует его растущие душа и тело, тем чаще ему приходится принимать решения самому. Он ещё не одинок, но уже отдельный и сам отвечает за свои поступки. А если расстаётся с близкими людьми, чувствует себя брошенным, заблудившимся в лесу. «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу». И, чем гуще лес, тем бесприютнее путнику. Там из-за каждого куста глядят волчьи глаза, ухает филин, пугает шорох ветки и голоса невидимых зверей. Блудный сын, вернувшийся домой, возвращается в счастье детства.
В чужих людях жить плохо. Когда один за другим исчезают родные по крови люди, на их место поселяется пустота. А в пустоте жить невозможно. В пустоте только пустота. Жизнь наша в тех, с кем мы дышим одним воздухом, одним духом времени, видим и слышим одно и то же, делим страдания и радости, голод и холод. Была война, пустые дворы, холодные квартиры, чёрная тарелка радио, трагический голос Левитана: «наши войска в результате упорных боёв оставили город…» и дальше шли названия городов и деревень, сёл и населённых пунктов. Потом весна 45-го, тёплые дни апреля, весна жизни, ребячьи крики в оживших дворах, игры в войну, «наши» и «немцы», голосовые имитации автоматных очередей, уносимые на собственных плечах по-пластунски раненые, футбол с утра до ночи, «салочки, шдандарт, казаки-разбойники, «Падение Берлина», «Тарзан», «Бродяга», «Белоснежка и семь гномов», дворовые и блатные песни в тёмных подворотнях и парадных, девочки, первые томления, Сталин, мертвящая скорбь влажного мартовского воздуха, гудки всех фабрик и заводов Москвы, да наверно и других городов, пластинки Апрелевского завода  с фокстротами и танго, джаз, стильные брюки, зауженные до 22-х сантиметров, первые ростки непослушания, преступного вольномыслия, сладкий воздух «хрущёвской оттепели», «Новый Мир», «Иван Денисович», «Мастер и Маргарита», вернувшийся с того света Сергей Есенин, Борис Пастернак, «Возраст любви», божественная Лолита Торрес… И всё это в миллионах, сотнях миллионах сердец…
Некоторые умирали, оставляя страх в детских душах. Но их было мало, и это были люди других поколений. Мы не делили с ними хлеб-соль, хотя они с нами бывали щедры. Одни были добрыми, других совсем нельзя было назвать ангелами. Но мы были и с теми и с другими одной душой и почти одним телом. Сверстников или людей немного постарше было больше, и место ушедших быстро занимали другие, но уход самых близких и тогда оставляла чёрное пятно в сердце.
Жизнь продолжалась. В ней ещё было много неизведанного. Она щедро приглашала нас на свой пир и не говорила «много званных, но мало избранных». Все были желанными, хотя и не всем удавалось дотянуться до свадебного пирога. «По усам текло, а в рот не попало» - это о нас, мечтавших о «синей птице». «Всё золото мира» оказывалось в карманах немногих счастливцев.
Время шло. Уходили наши деды и бабушки, фронтовики и вернувшиеся после «холодного лета» 53-года бывшие зека, которых молодёжь едва знала в лицо. Наступала пора теток и дядей, отцов и матерей. Многие не знали своих отцов в лицо, не помнили прикосновения их рук, запаха их мужского пота. Третья часть мужчин нашего двора не вернулась с фронта. Другие умирали от плохо залеченных ран. Вокруг становилось слишком просторно. Пустоту некем было заполнить. К счастью, почти у каждого оставались близкие и дальние родственники, друзья, дети. Но дети часто близки только пока они маленькие, нуждаются в защите, как птенцы в гнезде, а потом и сыновья и дочери вьют свои гнезда.
А люди совсем одинокие... Что держит их на плову в суровом море? Только память, надежда на встречу с разлучёнными. Иначе жить невозможно. Ведь в пустоте - только пустота и ничего более.