Скоты с котами

"Да что мы, скоты что-ли, микрочипы в тело вшивать? " Или: "Оперируйте их коровам, либо занесённым в красную книгу вымирающим соколикам, чтобы их легче отслеживать было, но никак не людям." Ещё один: "Никогда в жизни. Скорее пешком из Гётеборга в Кируну пойду." (Более тысячи километров). И наконец: "Неплохое, удобное нововведение." Вот выборочные комментарии со страницы фэйсбука Шведской компании SJ (государственные железные дороги), услужливо предложившей постоянным клиентам вмонтировать в свои тела инородное тело. Нечто под невинным именем "NFC-чип." И под знакомым лозунгом-удобно, выгодно, надёжно. Так и хочется добавить старомодное "в интересах трудящихся." Шведских правда, на сей раз. Дёшево, опять же, а то и даром. Не будем здесь подробно останавливаться на техническом описании и перечислении всех возможностей вышеупомянутого чипа, все интересующиесяя этой стороной вопроса прекрасно смогут при желании ознакомиться с характеристиками изделия, благо что информация о нём есть в сети в избытке. В двух словах лишь обрисую: чип, интегрированный в тело (обычно в руку), является для своего хозяина, или точнее говоря носителя (хозяин у него иной) безупречным средством идентификации, оплаты, и хранения информации. Таким предметом вырисовывается чип по словам представителей железнодорожной компании, в рамках пользования этих самых железных дорог. Но, как сказано, не стоит останавливаться на технических параметрах. В контексте протекающих в обществе процессов значительно больший интерес представляет этическая сторона дела, а также малозаметные, второстепенные, как кажется с высоты сегодняшнего дня, побочные эффекты данного новаторства. Малозаметные сегодня, а завтра, или через пять-десять лет, что конечно же является исторически мизерным сроком, станут заметны. Причём настолько заметны, что лишь полностью изолированный от общества индивид сумеет остаться незатронутым эффектами. Прежде чем продолжать, упомяну о реакции того самого народа, во благо которого столько всего изобретается. Каковы же они, реакции? На первый взгляд преобладают настороженно-негативные отзывы. Но каковы бы они ни были, эти реакции сегодняшнего дня, следует помнить, что они-величина переменная. Разница в оценке одного и того же события может оказаться громадной между нынешним моментом и следующим за ним. Учитывая существование и применение отработанных технологий влияния на общественное мнение, а нередко и игнорирование оного, то разница запросто в один день станет непреодолимой большой; естественно в пользу хитрого Чипа. Он перетянет канат на сябя, опрокидывая, а то и в кровь расшибая всех оппонентов. Естественно не сам по себе, а силами тех, кто за ним стоит (хозяева). Цель моего сегодняшнего стучания по клавишам- не только внести вклад поддержки противовесной силе, против размножения чипов, но и хотя бы частично приоткрыть крышку тот кухни, с которой народ кормят ментальной стряпнёй сомнительной съедобности.
 Но вернёмся  к началу. "...Что мы, скоты что-ли?"
 Разрешите же ответить на заданный в пустоту вопросик.
Да, скоты. И вы, кто спрашивал, и они там, сидящие в бессмысленном ожидании. Скоты. И он, чиновник, выдавший официальное сообщение в Фэйсбук. И, естественно, я, отвечающий Вам сейчас на вопрос. Тоже скот. Так, по крайней мере, полагают хозяева. Поэтому не спешите набрасываться на меня, ведь я лишь поведал вам мнение других, а не моё личное. Перевёл на нормальный, человеческий язык точку зрения тех, покрытых сумерками, кто держит в своих когтях бразды правления массами, то бишь стадами. Всего лишь выложил в упрощённой форме то, что стаду сервируют в привлекательном виде; преподносят с виду в уважительной, улыбчивой манере, но скрытый смысл остаётся прежним. И сколь-либо успешные, и редкие при этом попытки докопаться до сути происходящего, неизменно, как в волшебном зеркале, просвечивают то, что прячется за этой уважительной улыбчивостью. А именно, ухмыляющийся злой оскал хищных морд. Чиновника от конторы Шведских Железных Дорог терзать бессмысленно, он всего лишь малозначимое звено одного из множества хитрых сплетений. И даже, честно говоря, многих его непосредственных и видимых начальников по восходящей также не резон донимать расспросами. Ничего путного они вам не скажут.
 Сделаем здесь небольшое отступление от основной темы. Занятный случай из личного опыта. Вагон в составе скоростного железнодорожного экспресса Х2000 мчался со шведского юга через Стокгольм к северным регионам страны, затормаживая по ходу лишь в нескольких крупных, по шведским меркам, населённых пунктах. Одним из них был Норрчёпинг, где я и вошёл в вагон, заняв кресло у окна. До Стокгольма около часа ходу. Напротив меня, по другую сторону небольшого столика, сидел представительного вида джентельмен лет пятидесяти пяти-шестидесяти; слегка тронутые сединой волосы в ровном причёсе, костюм из разряда дорогих, очки в дорогой оправе, кожаный портфель сбоку на полу, а на столике был разложен мини-компъютер, по клавишам которого он то и дело постукивал. Наверняка из руководящего сословия, мысленно предположил я, а вполне возможно представитель Социал-Демократической партии Швеции (партия Социал-Демократов традиционно является самой крупной в стране). Я сбросил кожаную куртку и рюкзак на свободное кресло слева от меня, и уставился в окно на развёртывающиеся за ним пейзажи весенней Швеции. Джентельмен тем временем временно прикрыл компъютер, и с умеренным интересом взялся за свежую газету "Свенска Дагбладет", которую он выудил из кожаного портфеля. Видимо, взамен компъютера, подумал я. Как выяснилось, не только поэтому. С газетой он уже явно был неплохо ознакомлен, перелистывал безо всякого внимания целые листы, едва скользил безразличным взглядом по крупным заголовкам, с деланым любопытством утыкался на мнгновение в газетные изображения известных в обществе лиц, и наконец, хмыкнув, заострил глаза на чём-то, заслущивающим по его мнению особого интереса. Посидев так с минуту, он воскликнул.
-Ну, сукин кот!
 Сидевшая справа от него интеллектуального вида девушка в стильных очках, до этого посвящавшая своё проездное время смартфону, тревожно покосилась на представительного господина, потом стрельнула глазками в меня, будто стремясь так найти разумное объяснение неожиданной реплике. Мужчина ни к кому вроде напрямую не обращался, он бросил своё возмущение в пустоту вагона, но чувствовалось, что он именно со мной не прочь поделиться взволновавшими его новостями. По каким-то неведомым признакам он безошибочно вычислил во мне того, с кем можно в рамках вагонной болтовни обсудить злободневную тему. Будучи, по всей видимости, тёртым государственным служащим, он распознал и во мне государственного служащего, пускай и рангом пониже. Ни байкеровская куртка, ни мои кованые армейские ботинки не сбили его с толку, не могли укрыть моего статуса от его цепкого взгляда.
-Плохие вести?-я чуть подался вперед, изображая любопытство. На самом деле я уже догадался, что так тревожило господина, ибо минутой раньше перехватил его взгляд, направленный на небольшую заметку в верхнем углу предпоследней страницы. В ней сообщалось, что окончательное решение по поводу открытия общежития для малолетних иммигрантов-беженцев вынесено. Я успел прочитать заголовок вверх ногами, содержание же заметки мне давно было известно из других источников. Руководство коммуны (коммуна-местный орган управления населённым пунктом) посёлка Сигтуна, местечка к северу от Стокгольма, решило открыть дом-приют для нелегально прибывших в страну лиц мужского пола, не достигших восемнадцати лет и затребовавших предоставить им в Швеции убежище. Ничего, собственно говоря, необычного, вполне из будничного разряда событие. Особенность ситуации, однако, заключалась в том, что для предназначенной цели коммунальные власти выкупили огромного размера виллу о трёх этажах общей площадъю под триста квадратов, плюс солидная приусадебная территория. Располагалась вилла, естественно, среди ей же подобных вилл в богатом районе Сигтуны. Пусть и не таких крупных, но всё же в большинстве своём довольно богатых домов, принадлежащих представителям высшего класса Швеции, либо верней прослойки среднего класса. Добротные усадьбы в отличнейшем месте. По соседству с живописными хвойными лесами и чистейшими озёрами. Свежий здоровый воздух. Вдали от шума города, от неблагополучных пригородов Стокгольма с их криминогенной обстановкой. До развязки автобана Е4, идущего через всю страну по вертикали с юга на север, рукой подать, и аэропорт Арланда в пятнадцати минутах ходу на машине. Короче-рай на шведской земле. И вот-пожалуйте, такой нелицеприятный сюрприз, ну никак не по понятиям высших прослоек цивильного общества. Обитатели рая справедливо воспротивелись такому соседству, и пытались этот проект всячески обжаловать в вышестоящих инстанциях, корректно (повсем правилам политической корректности) мотивируя тем, что будущим "подросткам" де нежелательно обретаться в такой удалённости от всех благ цивилизации; им бы лучше поближе к центру, к школам, или в пригороды, где и заняться есть чем, и к соплеменникам поближе. Самые же честные из коренных аборигенов Сигтуны прибавляли к уже известным пунктам обжалования ещё и то, что в связи с намечающимся проектом стала резко падать оценочная стоимость недвижимости в райском районе. Приюта ещё нет, а рыночная цена среднестатической виллы здесь с ходу потеряла с полмиллиона шведских крон. Каково?
-Да уж, куда хуже. Спрашиваешь ещё!-охотно продолжил джентельмен.
 Он возмущённо потряс передо мной газетной бумагой, предлагая ознакомиться с текстом статьи. Я не отказался, и развернув к себе лист, пробежал по нему глазами. К уже знакомой мне информации добавилось лишь то, что последнее слово в тянущейся с полгода волоките замолвило небезизвестное должностное лицо, он же видный представитель социал-демократической партии, некий Гуннар Андерссон.
-Полагаю, вы знакомы с мистером Андерссеном?-предположил я.
Кое-какими скудными сведениями от третьих лиц об этой фигуре, Андерссоне, я уже располагал, а потому не преминул представшейся возможностью дополнить имеющийся социально-психологический фоторобот, ибо был уверен в том, что сидящей напротив персоне есть здесь чем поделиться. А проявляющийся фоторобот напоминал по своим признакам некоего человека-робота, разящего контрастом между человечьей внешностью и явным отсутствием того, что в миру называлось человеческой душой, душевностью, человеческим отношением, если угодно. Заодно было небезинтересно прощупать и случайного соседа по вагону, какого полёта эта птица?
-Да уж, приходилось встречаться, на редкость изворотливый тип, скажу я вам, и проходимец, каких мало!-возмущённо заявил пассажир.
-Не товарищ ли он ваш по партии, этот самый Андерссон?
-Ну, в вообще то, можно сказать и так, хотя мы и на разных уровнях.-с оттенком неохоты признал он.
-А живёте вы наверняка в Сигтуне?
-Угадали. Вот еду домой с партийной конференции.
 Поговорив ещё минут десять, я окончательно прояснил для себя, чта за птица сидела передо мной. Забавно со стороны наблюдать такие казусы, подумал я тогда с долей злорадства. Вот замечательный пример того как среднестатистический чиновник и типичный представитель ведущей социал-демократической партии (либо другой крупной партии риксдага, особого принципиального различия между ними мне лично не видиться), привыкший без тяжких раздумий одобрять политику партии во всех важных вопросах, вдруг, словно напарываясь на им самим же подложенный гвоздь, замирает перед конкретной визуализовавшейся житейской проблемой. К возникновению которой он тоже причастен, как ни крути. Ведь одобрял же. А теперь замер в недоумении. Не нравиться? В вопросах имиграционной политики вообще и принятия беженцев в частности считалось, мягко выражаясь, неприлично перечить главенствующему мнению партии. В ряде других вопросов спорить (в меру) простительно, а здесь уж увольте, придётся следовать "мнению", а то и до статуса изгоя недалече. Поэтому: поддерживаем, одобряем! Но легко голосовать за нечто абстрактное, наспех разрисованное в позитивных тонах, не касающееся тебя напрямую. Нечто, как-бы существующее в стороне, в параллельном мире, не касающееся твоей упорядоченной жизни. Что, трудно проголосoвать "за," что ли? Не убудет. Партии и правительству виднее. И вот существующее до поры до времени в стороне явление нежданно-негаданно врывается в твой благополучный мир! Забредает на территорию. Рвёт в наглую яблоки из приусадебного участка. Открывает стоящий у заборчика почтовый ящик и выуживает почту, непонятно с какой целью, ведь даже прочитать её не может. Выдирает с корнями цветы из клумбы. Охотится на непуганного до этого домашнего кота, убивает его ради забавы. Горлопанит жутким гомоном посреди ночи. Вызывать полицию каждый раз? Ну, приехали, задержали, тут же и отпустили. Дети, мол, говорят. Сложный случий, щепетильный. Что с того, что на вид двадцать пять, тридцать лет? По временно выданым иммиграционным документам не исполнилось восемнадцати лет, значит-ребёнок, и точка (личные данные при заполнении временного имиграционного документа заносятся обычно просто со слов подающего прошение на убежище, если у него отсутствуют иные подтверждающие личность бумаги, а именно так в большинстве случаев и обстояли дела). Не нравиться, да? Другим тоже не особо нравилось, тем простым работягам, живущим в районах попроще, на кого в глубине души всегда было наплевать таким партийно-высококлассным боссам. Ведь легко разглагольствовать о солидарности и общечеловеческих ценностях когда ничто не угрожает личному благополучию. Да, голосуем за либеральную иммиграционную политику, лишь бы самому оставаться в стороне от её плодов. Пуская другие барахтаются в этом омуте. Но вот аукнулось оказывается, пришлось отведать кислого плода. И сразу в крик: не по честному! Не договаривались мы так! Не договаривались? А разве с ними можно по совести о чём-то договориться, с теми кто у штурвала стоит? Это как с бесом под честное слово договор заключать. Неужели непонятно, что и вы тоже для них просто скоты, только лишь из иного загончика, более удобного, красивее оформленного. С двухэтажными виллами, шикарными приусадебными участками, "Вольво" последней модели. А всё одно скоты, расходный материал. И вот презрительно смотрит на вас бес, давиться сатанинским смехом, наблюдая как роскошные особняки костью в горле застревают у высокопоставленных шишек. Пусть я и не разделяю взглядов правящей верхушки касательно политики иммиграции и беженцев. В рамках свободы слова и мнений. Открыто не разделяю и не одобряю. Но в куда большей степени вызывают во мне неприязнь двуличные беспринципные чиновники, руками которых и с попустительства которых творяться многие безобразия. Вчерашнее газетное сообщение о пенсионерке, у которой банда юнцов из неблагополучного иммигрантского района, избив, отобрала кошелёк, вызывает во мне глубокую скорбь, сочувствие, и одновременно страшный гнев на подонков, свершивших такое. Скуление же чиновника-приспособленца, сознательно способствующего массовой бесконтрольной иммиграции, но хитро расчитывающего оставаться незатронутым её негативными последствиями, и в конце концов настигнутого внезапным беспределом, совершенно другое дело. Поэтому его жалобы о загаженном приусадебном участке и о зверски замученом коте не вызывают во мне никакого сострадания. Кота, честно говоря, до слёз жалко. Но к хозяину не испытываю ничего кроме презрения. И злорадства. Впрочем, и гнева тоже, ибо справедливости ради не только свирепствующие подонки заслуживают праведного гнева с возмездием, но и те, кто тихим либеральным попустительством привил им чувство безнаказанной вседозволенности.
 Следуя издавна заведённому правилу, я не стал углубляться в политические дискуссии с незнакомым человеком. Но откровенно дал понять, что на моральную поддержку с моей стороны ему лучше не расчитывать. Приближалась моя станция, Стокгольмский Центральный Вокзал. Холодно попрощавшись, я удалился.
 Приводя в качестве иллюстрации этот эпизод, я стремлюсь осветить ту степень хитрости, если не сказать коварства, с которой компетентные лица от лица народа часто претворяют в жизнь решения, не имеющие реально ну никакой сколько нибудь значимой поддержки у этого самого народа. Политическая необходимость. Моральный долг. Ценности либерального гуманизма. Эти обтекаемые понятия, оспаривать которые у многих обычных людей не поворачивается язык, своим весом при желании запросто подминают под себя существующие действительные, но по каким-то причинам неудобные, неугодные Политической Необходимости законодательные акты. Как, к примеру, статьи основного закона, издревне дающие гражданам право на свободу слова и собраний, можно в некоторых случаях спокойно придушить, чтобы Ценностям Нового Либерального Гуманизма легче дышалось. Или статьи о дискриминации и разжигании межнациональной розни, всегда неизменно поворачиваемые против коренного населения, независимо от того есть ли на то основания или нет, виновато ли оно или нет. А своеобразный либерализм этот при ближайшем рассмотрении оказывается ценен и любезен вовсе не широким народным массам, а лишь кучке оборотней, хитрой изворотливостью захватывающей государственную власть и использующей её в своих предательских интересах. Пробные шары в виде предложений сомнительной легитимности запускаются для обсуждений, катаются туда-сюда по кабинетам и страницам газет, откладываются для пересмотра, уводятся на доработку, появляются в новом обличье, обрастают малопонятными оговорками. Вдруг-раз, и принято решение. Ответственного  или ответственных за него далеко не всегда возможно найти, либо они по странному стечению обстоятельств сменили пост (а то и пол), отошли от дел, сгинули; да мало ли ещё чего. А решению дать обратный ход не позволяет какой-то такой-то параграф административного управления губернии.
Возвращаясь к началу очерка, заявлю, что процессы инноваций и параллельно идущий с ним в ногу процесс преобразований общества развиваются по определённому плану. По задуманной, пускай и кое в чём малопонятной многим схеме. Любые преобразования возможны лишь путём принятия конкретных решений, ответственость за которые ложиться в свою очередь на конкретных лиц. Здесь же существуют возможности для проворачивания ловких политических фокусов. Приведу здесь наглядный пример: решение о постройке мечети с минаретом в городе Норрчёпинг. Сразу оговорюсь, что не выступаю ни против возведения вышеупомянутой мечети, ни против иных религиозных порядков вообще, и даже не против открытия общежитий приёма беженцев. Считаю, что всё это должно происходить в рамках действующих законодательств и рассматриваться компетентными людьми, с учётом интересов всех затрагиваемых сторон; то есть так, как требуют того правила и обычаи цивилизованного общества. Но интересно рассмотреть именно схему проведения в жизнь этого проекта, ибо она является типичным примером хитроумия и изворотливости чиновников. Приняв в дело прошение о разрешении на строительство, три года назад, власти огласили вскоре предварительный ответ: будет выдано разрешение на постройку здания для религиозных целей (но не мечеть). Время потянулось. Ровно через год из недр управления коммуны исходит поправка-дополнение: дозволяется возводить мечеть, но без минарета. Затишье. Окончательного решения нет. Интерес общественности остывает. Проходит ещё год, и выносится постановление: разрешено строить мечеть с минаретом на том условии, что с минарета не будут разноситься призывы к молитвам, ибо живущие по соседству граждане (вернее часть их) желает покоя, особенно в вечернее время. Следя за развитием этой истории, нетрудно прийти к логическому заключению о том, что тишина на минарете не будет продолжительной. Ведь имеющийся в наличии готовый минарет не может никак долго  оставаться невостребованным. Аргументация тут железная- зачем же строили тогда, если не положено пользоваться. Понятное дело: надо разрешить.
 В деле о микрочипах пока не наблюдается сколь-нибудь заметной активности, интерес граждан к этой затее довольно вялый. Да и внимание в последнее время заостряется совсем на ином. Например-износ путей. Железные дороги, построенные хоть и на совесть, но давным-давно, требуют обновления, и нешуточного; некоторые ветки находятся без преувеличения в плачевном состоянии. При наступлении морозов с выпадением снега и падением температуры ниже минус десяти целый ряд участков железной дороги выходит из строя, чуть ли не вымерзает. Причем и Стокгольм не исключение. Словно не северные широты, а земли южной Испании, врасплох застанутые снегопадом и лихорадочно пытающиеся вдохнуть жизнь в обледенелые составы. Так что приложить силы и всё более скудеющие средства есть куда. И заострять внимание конечно же есть на чём, даже если это заострение иногда является ни чем иным, как разновидностью отвлечения того самого внимания от предметов, над которыми народу не рекомендуется размышлять.
 До наивности бездонная вера гражданина в правильность государственной системы традиционна для Швеции. В этом заключена и сила, и одновременно слабость нации. Преданность древнего викинга вожаку команды, лояльность средневекового горожанина своему ярлу, и королю. И, наконец, покорность современного обывателя Социал-Демократическому правительству. Оно ведь, правительство родное, защитит, не оставит на произвол судьбы подопечных своих, не даст в обиду, позаботиться. Сила королевства, заключающаяся в сплочённости вокруг своего предводителя, оборачивается в иное время и погибелью, когда усыплённая вековой дрёмой бдительность не распознаёт ложного благодетельства, медленно всасывающего нацию в паутину деградации. Гражданин верит правительству, подобно ребенку, который верит непутёвому родителю, в очередной раз обещающему своему чаду, что мол, всё образуется, и в семье восцариться мир, и в следующее воскресенье всей семьёй намечается экскурсия в зоопарк. А на самом деле в воскресенье родитель в очередной раз пускается в запой. Ещё в большей степени склонен именно государственный чиновник, служащий системы, питать безграничную веру в своё правое дело. Склонен гордиться своим вкладом в общее дело. На благо королевства. Под защитой короны. Делай свою работу. По инструкции, как велено. Размышлять и анализировать? Не положено, не наше дело. Правительству виднее. Оно не бросит, позаботиться.
 В один из первых лет жизни в Швеции, в разговоре со служащей ведомства по делам иммиграции, я услышал сногсшибательную фразу. Она, служащая, проинформировав о результатах интересующего меня дела, закончила разговор заявлением о том, что "...В Швеции всё делается по правильному, и строго по закону." Вот так. Как вам нравиться? Ни больше, не меньше. А именно-всё по правильному. По справедливости, без ошибок. Вот это да! Поразился я тогда. Нет, конечно не поверил. Даже для меня, молодого человека, питающего откровенные симпатии к Швеции, это было явным перебором. Женщина-служащая, строгая, в деловом костюме, скромные очки в тонкой оправе, честные глаза. Она, похоже было, откровенно верила в то, что произносила. Внушала свою веру наверное не только мне, но и другим иностранцам. От чистого Скандинавского сердца верила в то, во что поверить можно только лишь совсем уже безнадёжному чудаку. Но такого рода заявления воспринимались мной в то время с большой долей восхищения. Ну как же, человек свято верит в своё дело, честно несёт службу, чем плохо? Побольше бы таких. И такой тип госслужащего в Швеции весьма распространён. Даже сейчас, в это беспокойное время, не сказать что редко встречающийся случай. Спустя годы и обретя некоторый опыт, восхищение это уступило место возмущению. Возмущению тем, что добросовестными руками многих этих ничего не подозревающих честных слепцов творятся тёмные дела. Не подозревающих, или же просто не желающих подозревать. Ведь такое нежелание можно при желании (и умеючи) запросто привить простому народцу. Как замутировавший в секретной теплице помидор культивировать, прирастив тому дополнительный стебель, либо ампутировав оный.
Как известно, цена брендового товара является куда более высокой, чем обычного ширпотребского. Качество, естественно, обещается при этом тоже выше среднего. Но не секрет, что это самое качество и долговечность товара зачастую не сильно превосходят аналогичное изделие без фирменной марки, а то и вовсе не превосходит. То есть практически покупатель сознательно раскошеливается только лишь за фирменное имя, не получая реального качества. Понятное дело, репутацию фирмы надо уметь создать, заслужить потом и кровью, вкалывая до седьмого пота. Никто с этим не спорит. Но потом, поднявшись, уже имея уважаемую марку, можно взимать дополнительную прибыль за одно только респектабельное имя. Типичное явление-одежда. Исхожу из своего опыта: спортивные штаны или куртка из среднего недорогого магазина носяться не изнашиваясь не меньше, а то и больше в три дорога купленной "фирмы." Или взять для примера автомобили. Если в семидесятые-восьмидесятые годы рабочие автопромышленности Германии собирали свои автоизделия из запчастей, выточенных в основном вручную, людьми же, на настоящих станках в различных городах Европы, то в современное время всё обстоит совершенно иначе. Составные части напичканных электронной начинкой автомашин резво клепаются в основном роботами, в изобилии выплёвываются из гибридных станков-роботов в странах, далёких от Германии. От собранной из тех, привезённых потом в Германию частиц продукции со штемпелем "Сделано в Германии" вряд ли стоит ожидать того, чем являлась качественная продукция Баварского Автозавода в восьмидесятых годах. Знакомец из Норрчёпинга, автомеханик, держащий свою автомастерскую, скопил денег и приобрёл новый БМВ. Велико же было его удивление, а ещё больше разочарование, когда не успев даже толком обкатать автомобиль своей мечты, он изумлённо застрял на дороге по причине забарахлившей коробки передач. Случай в прежние годы неслыханный, по теперь никого не шокирующий. Досада усугублялась ещё и тем, что наглый Норчёпингский дилер от БМВ поначалу пытался отнекиваться от проданного им брака, норовя перевести стрелки материальной ответственности на компанию страхования транспорта. Не знаю чем закончилась тяжба, но от того же знакомца, да и от других лиц неоднократно слышал жалобы на необычайные трудности ремонта и техобслуживания автомобилей последних лет выпусков, почти всех поголовно марок. Из разряда обычных являются случаи, когда ни механики фирменных мастерских при автосалонах, ни их хитроумные диагностические приборы не способны выявить причин возникающих поломок. По сути, сами создатели агрегата заходят в тупик, натыкаясь на необходимость чинить свой шедевр и не находя эффективных способов сделать это. А простейшая, казалось бы, операция по замене лампы (габаритной ли, или блок-фары), которую обычно за пару минут проворачивает автолюбитель на старой машине, требует сейчас пару часов работы квалифицированного механика автомастерской.
 Не подобным ли образом обстоят дела и с традиционно уважаемыми народом партиями Швеции? Социал-Демократическая Партия, Партия Христианских Демократов, Партия Модерат... Раз это было когда-то хорошей маркой со знаком качества, то и до сих пор должно хорошо работать, не так ли? Не должны же такие солидные фирмы халтуру гнать.
 Что касается уважаемых фирм, то некоторые из них в последние годы бывают смертельно поражены особо губительным видом коррозии, или, если угодно, раковой опухолью, в которую их облекает организованная преступность. Свидетельствуют об этом данные разведовательных отделов криминальной полиции, и данные те отнюдь не секретны. Степень поражения и охват эпидемии различны в различных районах страны, и зависит от многих причин. Как то: мощь и способность преступной группы, величина и связи фирмы а также способность оной к оказанию должного сопротивления наезду, направление бизнеса, эффективность работы государственных силовых структур района, а также много других на первый взгляд незначительных факторов. Преступный промысел сводится к следующему: банда всеми правдами и неправдами перенимает рычаги управления успешным бизнесом, уводя настоящих владельцев от дел. Встав у руля и пользуясь респектабельным именем предприятия, воры выжимают в кратчайший срок все соки из фирмы, при этом, разумеется, вовсю нарушая закон и договоры. Берут займы под имя фирмы, не намереваясь когда-либо отдавать их назад, принимают заказы и предоплату на услуги, которые, естественно, никогда не станут оказываться клиентам, подписывают липовые договоры, отмывают деньги, и так далее. Когда компания становиться банкротом, а доброе имя дискредитировано, преступники отходят в тень, откуда пришли, и найти их потом трудно. Бизнес с добрым именем, как и положено при раковой опухоли, безвозвратно увядает. Некоторые случаи прямо-таки экстремальные и поражают безразмерной наглостью даже видавших виды полицейских. Районная банда в пригороде Мальмё буквально вышвырнула владельцев одного из местных магазинчиков на улицу прямо через двери главного входа. Почему и как, сейчас не важно, но владельцы в полицию сразу идти не решились, пока не поняли, что терять особо уже нечего. Злодеи тем временем продолжали торговлю как ни в чём не бывало, стояли за прилавком, обслуживали покупателей, даже пополнили складские помещения новым товаром, пока через несколько дней за ними (на удивление для них) не нагрянули усиленным нарядом стражи порядка. Существуют многочисленные, и даже более-менее "мягкие," но от этого не менее преступные варианты этой деятельности, в том числе и коммерция через сеть интернета. В этом случае интернет-адрес известной и доселе надёжной компании выкупается с целью злоупотребления. Осенью 2017 года в Швеции властями было обнаружено 2500 сомнительных коммерческих интернет-предприятий; интересно то, что нити владения ими шли к совсем небольшому числу организаторов. Применительно к крупным корпорациям со своими развитыми службами безопасности такая тактика, насколько известно, пока не действует. Данных об этом во всяком случае не имеется. У каждой рыбы своя степень заглота, больше которой ей не осилить.
 При синдроме прослабления силы и авторитета государственной власти метод такой нечестной наживы (чисто экономической наживы, без достижения политических целей) довольно эффективен, охотно используется "умелыми" лицами, и не только умерщвляет объекты (и субъекты) частного предпринимательства, но и медленно сводит на нет уважение к королевству как таковому, всё больше приближая державу к статусу тех стран, где гниль государственного аппарата всегда слыло обыденным явлением. Насколько этот метод применим к вышеупомянутым уважаемым партиям, оставляем вопрос без ответа. Сведений на этот счёт у меня нет. Стоит, однако, заметить, что структуры всех партий Швеции находятся в плачевном состоянии. Каждую из них лихорадит от той или иной проблемы, а между собой у них сплошные раздоры. На данный момент количество всех, вместе взятых участников всех партий страны составляет едва сто тысяч душ, что для Швеции с её традиционно сильными политическими и профсоюзными течениями крайне мало. Информация к размышлению.
 Микрочип, кстати, вернётся. Но в новом, куда более страшном обличье. Поэтому скажем здесь: продолжение данной темы следует. Остаётся надеяться, что кто-нибудь его толково напишет, когда придёт время.
                Октябрь 2017