Мысль семейная

в «Аленьком цветочке» С.Т. Аксакова и «Мёртвых душах» Н.В. Гоголя

Софья Андреевна Толстая в воспоминаниях о Л.Н. Толстом предельно чётко сказала, что в «Войне и мире» Лев Николаевич любил «мысль народную», а в «Анне Карениной» - «мысль семейную». 
Эти высказывания не только стали афоризмами, но и аккумулировали в себе две глобальных темы русской литературы второй половины 19 века, которая строилась на традициях великих предшественников, прежде всего, Пушкина и Гоголя.
Софья Андреевна вспоминала, что отправной точкой для начала работы писателя над романом «Анна Каренина» стал случайно попавшийся Толстому том «Повестей Белкина».
Пушкинская нота послужила ему камертоном для работы над романом о трагической любви Анны Карениной: «19 марта. Вчера вечером Лёвушка мне вдруг говорит: «А я написал полтора листочка, и, кажется, хорошо». Думая, что это новая попытка писать из времён Петра Великого, я не обратила большого внимания. Но потом я узнала, что начал он писать роман из жизни частной и современной. И странно он на это напал. Серёжа всё приставал ко мне дать ему почитать старой тётке вслух. Я ему дала «Повести Белкина» Пушкина. Но оказалось, что тётя заснула, и я, поленившись идти вниз, отнести книгу в библиотеку, положила её на окно в гостиной… Лёвочка взял эту книгу и стал перечитывать и восхищаться».
Под «пушкинской нотой» мы понимаем  отмеченное В.Г. Белинским присутствие «ларинского начала» в положительном типе русской женщины. Татьяна Ларина узнаётся в характерах культовых героинь русской литературы: Кити Левиной, младшей дочери купца в «Аленьком цветочке», и Улиньки Бетрищевой.
Именно в пушкинском духе понимал «мысль семейную» Гоголь. В конце первого тома «Мёртвых душ» Гоголь сообщал читателю, что он ещё изобразит: «чудную русскую девицу, какой не сыскать нигде в мире, со всей дивной красотой женской души, всю из великодушного стремления и самоотвержения».
Можно утверждать, что идеальный женский характер мыслился славянофилом С.Т. Аксаковым и Гоголем одинаково. И, хотя Гоголь был вне литературных, тем более, политических партий, ни по какому вопросу он не сходился так близко со славянофилами, к которым принадлежала семья Аксаковых, как по вопросу значения семьи в системе самых священных славянофильских ценностей.
Православная семья, по мнению славянофилов, скреплялась, прежде всего, духовными узами. Классическим примером такой семьи были семейства Аксаковых, Погодиных и Хомяковых.
Таким образом, в «Аленьком цветочке» художественный вымысел тесно сопрягался с семейными обстоятельствами жизни автора, а в «Мёртвых душах» «мысль семейная» определяла сюжетное движение поэмы, позволяя автору на уровне формы и содержания декларировать идеи, родственные его литературному собрату Сергею Тимофеевичу Аксакову.
Сказка «Аленький цветочек» «замыкает» повесть «Детские годы Багрова-внука». Повесть вышла в 1858 году, но уже в 1856 году Аксаков делился своими задумками с сыном (?) в письме от 23 ноября 1856 года: «Я теперь занят эпизодом в мою книгу: я пишу сказку, которую в детстве я знал наизусть и рассказывал на потеху всем со всеми прибаутками сказочницы Палагеи».
Сказку об аленьком цветочке Сергей Тимофеевич услышал ребёнком от ключницы Пелагеи, которую присылали к маленькому Серёже Аксакову во время болезни для развлечения и утешения.
В стародворянской семье Аксаковых, корнями уходящей в Х век, когда на Русь пришёл с Севера (из Скандинавии) пращур Аксаковых Симон, или Шимон, бытовал обычай держать бахарей, то есть сказителей. Эту роль и исполняла мастерски служанка Пелагея, хранительница ключей от господских хором и кладовых.
Кроме сказки ключницы Пелагеи, источником для «Аленького цветочка», по мнению исследователей творчества Аксакова Ю. Бегунова («Источники сказки Аксакова «Аленький цветочек». Сб. Аксаков С.Т. «Детские годы Багрова-внука; Аленький цветочек. – М., Олимп; АСТ, 1988) и А.И. Шарова («Волшебники приходят к людям» (М., Детская литература, 1985), стали:
- сказка «Красавица и зверь» из переводного сборника «Детское училище, или Нравоучительные разговоры между разумною учительницею и знатными разных лет ученицами, сочинённые на французском языке госпожой Лепренс де Бомон»;
- опера А.Э.М. Грегри «Земира и Азор», либретто которой было написано на основе сказки Бомон, которую Сергей Тимофеевич Аксаков смотрел в детстве на сцене Казанского театра;
- русская народная сказка «Заклятый царевич»;
- античный миф об Амуре и Психее, пересказанный Апулеем в романе «Золотой осёл».
Мотивы мифа об Амуре и Психее, переосмысленные в народном создании как сказка о «Красавице и Звере», весьма сильны во втором томе «Мёртвых душ», где Зверем является Чичиков, а Красавицей – Улинька Бетрищева.
В гоголеведении широко распространена точно зрения на то, что повесть «Старосветские помещики» о семейном счастье Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны Товстогубов создавалась не без влияния легенды о Филимоне и Бавкиде.
Закономерно, что античные мотивы присутствуют и в главном творческом создании Гоголя – поэме «Мёртвые души». В первом томе Гоголь, рассказывая о чиновниках города NN, использует выражение, ставшее крылатым – «губернский Олимп». Дочь губернатора Гоголь сравнивает со статуей, избегая, правда, слова «античная»: «Казалось, она вся походила на какую-то игрушку, отчётливо выточенную из слоновой кости; она только одна белела и выходила прозрачною и светлою из мутной и непрозрачной толпы». Далее совершенно в тон восприятию Чичиковым прекрасной, но холодной девушки возникает имя Диогена: «А между тем герою нашему готовилась пренеприятнейшая неожиданность: в то время, когда блондинка зевала, а он рассказывал ей кое-какие в разные времена случавшиеся историйки, и даже коснулся было греческого философа Диогена, показался из последней комнаты Ноздрёв».
Ноздрёв полностью разрушает планы Чичикова, видевшего в губернаторской дочке, претендентку на руку и сердце, лакомый кусок с приданым в вожделенные двести тысяч рублей.
Бегство Чичикова из города и расставанье с «блондинкой» не стало для героя трагедией, поскольку она не могла претендовать на роль Красавицы, преобразившей своей горячей любовью Зверя.
Продолжение «Мёртвых душ» обещало Преображение Чичикова, и Гоголь вёл его к встрече с истинной Красавицей – Улинькой Бетрищевой, прообразом которой, по словам Ивана Сергеевича Аксакова, была единственная женщина, в которую Гоголь был влюблён – Анна Михайловна Виельгорская.
Улинька в отличие от холодной институтки охарактеризована автором как «что-то живое, как сама жизнь» и отмечена душевным благородством, например: «…гнев её вспыхивал только тогда, когда она слышала о какой бы то ни было несправедливости или дурном поступке с кем бы то ни было. Но никогда не гневалась и никогда не спорила она за себя самоё и не оправдывала себя. Гнев этот исчезнул бы в минуту, если бы она увидела в несчастии того самого, на кого она гневалась. При первой просьбе о подаянии кого бы то ни было она готова была бросить ему весь свой кошелёк, со всем, что в нём ни (было), не вдаваясь ни в какие рассуждения и расчёты. … При ней как-то смущался недобрый человек и немел; самый развязный и бойкий на слова не находил с нею слова и терялся, а застенчивый мог разговориться  с нею, как никогда в жизни своей ни с кем, и с первых минут разговора ему уже казалось, что где-то и когда-то он знал её и как бы эти самые черты её ему где-то уже виделись, что случилось это во дни какого-то незапамятного младенчества, в каком-то родном доме, весёлым вечером при радостных играх детской толпы, и надолго после того становился ему скучным разумный возраст человека».
По свидетельствам слушавших второй том «Мёртвых душ» Д.А. Оболенского и А.О. Смирновой с Улинькой, как и с героиней «Аленького цветочка», случались события, когда волею судьбы, она переносились за тридевять земель от родного дома, от батюшки. Кстати, как и младшая дочь купца Улинька, не имеет матери и является отцовской любимицей. 
Жених Улиньки Тентетников попадает в Сибирь на каторгу. Она едет за ним. Там они венчаются. Там, несмотря на испытания судьбы, живут душа в душу.
А.О. Смирнова вспоминала о том, как Гоголь читал ей в Ницце в 1843 году отрывки из сожжённого в мае 1845 года во Франкфурте на Майне второго тома «Мёртвых душ» и из третьего тома поэмы: «Гоголь был очень нервен и боялся грозы. Раз как-то в Ницце, кажется, он читал мне отрывки из второй и третьей части «Мёртвых душ», а это было не легко упросить его сделать. Он упирался, как хохол, и чем больше просишь, тем сильнее он упирается. Но тут как-то он растаял, сидел у меня и вдруг вынул из-за пазухи толстую тетрадь и, ничего не говоря, откашлялся и начал читать. Я вся обратилась в слух. Дело шло об Уленьке, бывшей уже замужем за Тентетниковым. Удивительно было описано их счастие, взаимное отношение и воздействие одного на другого…»
У Д.А. Оболенского читаем в отповеди на попытки г. Ястржембского опубликовать опубликованные им в «Русской старине» в январе 1872 года варианты «Мёртвых душ», сочиненные самим г. Ястржембским: «Ежели г. Ястржембский желает продолжать свою забаву, то я могу указать ему ещё несколько мотивов из последних глав второй части, о которых г. Арнольди не упоминает, но которые я слышал от Шевырёва. Например: в то время когда Тентетников, пробуждённый от своей апатии влиянием Уленьки, блаженствует, будучи её женихом, его арестовывают и отправляют в Сибирь; этот арест имеет связь с тем сочинением, которое он готовил о России, и с дружбой с недоучившимся студентом с вредным либеральным направлением. Оставляя деревню и прощаясь с крестьянами, Тентетников говорит им прощальное слово (которое, по словам Шевырёва, было замечавтельное художественное произведение). Уленька следует за Тентетниковым в Сибирь, - там они венчаются и проч.»
Естественно, что Чичиков не мог не встретиться в Сибири со своими старыми знакомыми. Карту Сибири Гоголь брал для изучения места действия второго тома в семье Аксаковых.
Необходимо отметить, что в «Аленьком цветочке» и в «Мёртвых душах» одним из ключевых образов-символов является сад.
В саду происходят основные сцены «Аленького цветочка». Образ-символ сада в поместье Бетрищева, по словам Льва Арнольди, был превосходен и ни в чём не уступал описанию сада в поместье Плюшкина.
Именно в саду Бетрищевых, получив согласие генерала на брак с его дочерью, Тентетников  переживает минуты невыразимого, несказанного счастья, когда душа его сливается с окружающим миром, воскресает для новой жизни.
Видимо, на каторге, Тентетников, подобно декабристам, должен был прийти к руссоистскому отношению к действительности: начать возделывать сад, чем он не занимался в своём поместье, запустив хозяйство и потеряв уважение крестьян.
Известно, что декабристы в Сибири проводили сельскохозяйственные опыты: устраивали оранжереи и теплицы, выращивали в них овощи, дотоле в тех местах не водившиеся, например, огурцы.
Жизнью декабристов в Сибири Гоголь интересовался, был о ней осведомлён, чему способствовала многолетняя дружба писателя с Надеждой Николаевной Шереметевой – тёщей декабриста Ивана Якушкина.
Пройдя через Нерчинские рудники, некоторые декабристы пересмотрели свои политические взгляды, отказавшись от радикальных идей и придя к Православию, что, например, произошло с Евгением Петровичем Оболенским, женившимся в Сибири на крестьянке. Е.П. Оболенский, был прощён Царём, а его дети получили право носить княжеский титул.   
Промежуточным образом между институткой и Улинькой была, видимо, героиня из народа. Чичиков, став уже богат, встретил «бабёнку, свежую и крепкую, как ядрёная репа», из-за увлечения которой рассыпалось его коммерческое счастье.
Возможно, образ этой «бабёнки» снова бы возник в Сибири, на каторге, где «исправлялись» Чичиков и Тентетников. И «бабёнка» стала бы бороться за сердце Чичикова,  «подстреленное», как выражались губернские чиновники-бывшие приятели Чичикова, Улинькой Тентетниковой.
Таким образом, возник бы мотив бунинской «Деревни», где декларировалась мысль о симбиозе Руси крестьянской и Руси дворянской.
Впрочем, корнями эта тема уходит в «Барышню-крестьянку» А.С. Пушкина.
Характеристика «бабёнки» может рассматриваться и как пародия на писателей, увлекающихся изображением слишком идеальных женщин.
Естественно, что жизнь Тентетникова на каторге была освещена светом души его жены. Славянофилы и Гоголь с ними считали, что женщина – это источник света. Первое явление Улиньки на страницах второго тома показано глазами Чичикова, который оказывается способным воспринимать женщину уже не только через призму двухсот тысяч рублей приданого: «В кабинете послышался шорох. Ореховая дверь резного шкафа отворилась сама собою. На обратной половине растворённой двери, ухватившись чудесной рукой за ручку двери, явилась живая фигурка. Если бы в тёмной комнате вдруг вспыхнула прозрачная картина, освещённая сзади лампою, она бы не поразила так, как эта сиявшая жизнью фигурка, которая точно предстала затем, чтобы осветить комнату. Казалось, как бы вместе с нею влетел солнечный луч в комнату, озаривши вдруг потолок, карниз и тёмные углы её…. Несмотря на то, что Чичикову почти знакомо было лицо её по рисункам  Андрея Ивановича, он смотрел на неё как оторопелый…»
В «Аленьком цветочке»  лучезарный цветочек как образ внешней красоты не затмевает внутреннего света героини. В русло славянофильской тезы о критериях истинной женственности ложится и стихотворение А.С. Хомякова «Лампада», посвящённое Хомяковым жене:
Лампада поздняя горела
Пред сонной лению моей,
И ты взошла и тихо села
В слияньи мрака и лучей.
Головки русой очерк нежный
В тени скрывался, а чело –
Святыня думы безмятежной –
Белело чисто и светло.
Уста с улыбкою спокойной,
Глаза с лазурной их красой,
Всё чудным миром, мыслью стройной1
В тебе сияло предо мной.
Кругом – глубокое молчание;
Казалось, это дивный сон,
И я глядел, стаив дыханье,
Боялся, чтоб не скрылся он.
Вообще, вся лучшая русская любовная лирика и проза проникнуты исихастскими мотивами света, покоя, тишины, безмолвия. Свой идеал свершения счастливого брака Гоголь сформулировал в пьесе «Женитьба», в которой Кочкарёв обещает Подколесину женить его так естественно и легко, как проникает в мир солнечный свет: «Я тебя женю так, что и не услышишь».
Несколько слов о судьбе внучки Аксакова Оленьки, для которой и была написана сказка «Аленький цветочек».
Из десяти детей Сергея Тимофеевича Аксакова своей семьёй обзавелись только два сына – Иван и Григорий и дочь Мария – Марихен. Марии, которую в семье Аксаковых звали Марихен, любящий брат Константин посвятил стихотворение «Мой Марихен так уж мал», ставшее известной детской песенкой «Мой Лизочек так уж мал», музыку к которой сочинил П.И. Чайковский.
У Ивана Сергеевича, женившегося на дочери Тютчева Анне Фёдоровне, детей не было. У Марии Сергеевны (в замужестве Томашевской) детей тоже не было. У Григория Сергеевича было четверо детей.
Ольга Григорьевна родилась в 1848 году в Симбирске, замужем не была, дожила до преклонных лет, пережила три русские революции и гражданскую войну. С 1914 года Ольга Григорьевна жила в селе Языково Могутовской волости Бузулукского уезда, ныне Борский район Самарской области. Советская власть назначила ей пенсию как внучке выдающегося русского писателя, крестьяне, ставшие советскими, её любили.
«Аленький цветочек» продолжил жизн в советской литературе антисоветского содержания.
В несколько трансформированном виде он воскрес в романе Булгакова «Мастер и Маргарита». Живущая в роскошном замке с нелюбимым мужем героиня, гуляя по улице с букетиком мимоз, встречает бедного писателя, разуверившегося в своём таланте. Любовь, возникшая между ними с первого взгляда, даёт возможность героине-красавице увидеть в герое-неудачнике великого Мастера, и заставляет её бросить налаженный быт ради любви Кстати, слово «быт» с приставкой «новый» было одним из ключевых понятий советской идеологии.
«Новый быт» подразумевал свободную любовь, отвергавшую религиозные предрассудки.
Свидания Мастера и Маргариты проходят в домике, спрятавшемся в тенистом сиреневом саду в самом центре Москвы. В финале, однако, им дарован покой в райских кущах на берегу кастальской чистоты ручья.
Семейное счастье Гоголю, в отличие от Мастера,  было не суждено. Но часто около памятника писателю на Никитском бульваре лежат свадебные букеты. Или одинокие цветы, положенные любящей рукой.
И ещё. Русская литература экзистенциальна по своей природе. Её экзистенциальность порождена глубоким всепроникающим влиянием на неё устного народного творчества, которое «открыли» для себя, боготворили и пропагандировали славянофилы: сказок, былин, песен.
В сказках действие всегда совершается на краю: между двумя мирами, на крутом берегу, на обрыве, в глухом лесу, в широком поле, в глубине вод, в недрах земли, одним словом, в экстремальных условиях.
Владимир Турбин подметил, что ключевое слово русских сказок «вдруг» определяет сюжетный ход всех произведений Достоевского. Безусловно, экзистенциальность свойственна и Гоголю – его предшественнику.
Сартр говорил, что экзистенциализм подразумевает гуманизм, всегда, в свою очередь, подразумевающий свет в конце тоннеля.
Выдающийся современный русский философ Георгий Гачев утверждал, что в русской литературе девятнадцатого чаще всего изображается любовь платоническая, трагическая, несбывшаяся, и что именно такой бывает русская любовь.
В свете тезы Гачева образ Чичикова можно и должно рассматривать не как комического, а как драматического, даже трагического персонажа, исходя из событий не только первого, но и второго тома поэмы «Мёртвые души», где проникновенно описаны страдания одинокой души Павла Ивановича.
 В эти описания Гоголь бросил пылающие уголья из своей авторской души: «Представлялось ему и молодое поколение, долженствовавшее увековечить фамилью Чичиковых: резвунчик мальчишка и красавица дочка, или даже два мальчугана, две и даже три девчонки, чтобы было всем известно, что он действительно жил и существовал, а не то что прошёл какой-нибудь тенью или призраком по земле, - чтобы не было стыдно и перед отечеством. Тогда ему начинало представляться даже и то, что недурно бы и к чину некоторое прибавление: статский советник, например, чин почтенный и уважительный… Мало ли чего не приходит в ум во время прогулок человеку, что так часто уносит человека от скучной настоящей минуты, теребит, дразнит, шевелит воображенье и бывает ему любо даже тогда, когда уверен он сам, что это никогда не сбудется!»
Возвышенность гоголевской души, рождённой не для мира, но для монастыря, тонко чувствовал любивший его С.Т. Аксаков, которому Гоголь доверительно писал в 1842 году из Гастейна: «Прекрасный образ, встреченный на земле, тут утверждается вечно; всё, что на земле умирает, то живёт здесь вечно, то воскрешается ею, сей любовью в ней же, в любви, - и она бесконечна, как бесконечно небесное блаженство».
Интересно, что Николай Рубцов тоже выбрал аленький цветочек как символ семейной жизни, символ любви сына к матери («В горнице»).