Отбой, бродифан и вадькина бабушка

 Я ненавидела отбой!
Я видела в нём рабство. А что может быть хуже рабства? Разве что, подъём, который я ненавидела ещё больше и готова была забиться под кровать, чтобы доспать то, что не доспала после ненавистного отбоя. И я спасалась, заранее стеля под кровать меховую куртку. Впрочем, меня немного успокаивало то, что ненавидела я не в одиночку. У меня были друзья по несчастью. И мы предпочли бы целый день потеть у станка, но иметь свободу выбора – ложиться когда хотим и вставать без будильника.
Катька первое время строила из себя принцессу:
          – Лично я никогда не полезу под кровать, как бомжиха какая! – и плелась в своей помятой пижаме на утреннюю зарядку, с трудом раздирая слипшиеся ресницы, которые почему-то у неё всегда склеивались по ночам.
      А потом её застукала Варвара Васильевна. Как всегда, рано утром войдя в комнату, чтобы проверить, все ли на зарядке, она услышала шорох из-под кровати, скрючилась в три погибели и сунула туда свой нос.
На завтраке мы потешались в столовой:
          – Ну что, Катенька, как тебе в бомжихах?
   После этого хитрая "лавочка" досыпа была прикрыта, потому что вахтёрша принялась с удвоенной силой рыскать по комнатам на пару с нашим охранником.
      Варвару мы все тоже единодушно ненавидели. Кроме всего прочего, она имела дурную привычку подсматривать за нами (включая замочную скважину) и ябедничать преподавателям, приукрашивая увиденное своими дурацкими фантазиями.

                – Девчонки, вы про алтайскую мумию слышали?  – начал как-то Вадик Осепян, просунув голову в приоткрытую дверь нашей комнаты. Он любил на ночь глядя развлекать нас страшными историями.
Отбой уже прозвенел, и он снова рисковал своим выходным.
       Это было лет семь назад. Тогда мы ещё совсем детьми были и каждый вечер грустили о доме. Даже плакали. А Вадик был у нас некоей отдушиной, в которую можно было выплеснуть весь негатив.
        И вот, когда голова «отдушины» в очередной раз образовалась в проёме двери, расстроенная Ариша запустила в неё учебником математики, который, к счастью, влип в плинтус.
Вадькина стриженная голова тут же исчезла, но через минуту появилась снова:
                – Специально для истеричек – случай в морге! – он на всякий случай прикрыл голову подушкой.
                – Уйди-и-и-и... – запищали мы в три голоса, и в дверь полетел мой плюшевый мишка.
      Голова снова исчезла.
Наступило молчание, прерываемое всхлипыванием и звуком вытаскиваемой из фантика ириски... 
  Тоска привычно пронизывала стены нашей ненавистной обители... И всегда накатывала с наступлением отбоя.

                – А чего Вадик приходил? – наконец, вздохнула Дина.
                – Кажется, хотел рассказать про морг... – я принялась натягивать пижаму на ночь и почему-то с надеждой бросала взгляды на дверь.
                – Про морг?! – размазала слёзы Ариша. – А что там, в морге?
                – Там случилась трагедия! – Вадькина голова снова нарисовалась в дверях. – У меня папа в больнице работает. Эту жуткую историю я случайно услыхал, когда прятался в шкафу...
        Вадька пронырнул в комнату. Этот маленький выдумщик стоял перед нами в майке со Спайдерменом. Такой смешной с чёрными глазами-жуками и торчавшим носом.
             – Интересно, от кого ты прятался в шкафу? – поинтересовалась я.
             – От бабушки! Она хотела мне банки ставить. От кашля...
             – Банки?!... Ну и семейка у вас! Прямо, Симпсоны какие-то! Давай, рассказывай про морг и исчезай. – показала ему Динка на край своей кровати.
    Осепян охотно уселся.
             – Месяц назад один мужик нехило траванулся... – весело начал он, болтая над полом ногами в тапочках с собачьими мордами.
             – В морге?
             – Да не в морге! В морг его уже потом привезли...
             – Жаль! В морге было бы страшней! Представляете, сидит среди покойников и яд глотает! – перебила его Ариша.  – Кстати, почему он траванулся?
             – Это к делу не относится.
             – Как это, не относится?! – Ариша всегда заводилась с пол оборота. – А, может, у него несчастная любовь была и всё такое...
             – Да нет! Просто траванулся чувак каким-то ядом.
  Тут уже мы с Динкой вытаращили глаза:
             – Цианистым калием?!
Других ядов мы не знали, а этот помнили из дурацкого стишка: «Бабушка внука из школы ждала...»
Вадик нахмурился:
             – Ну, не знаю, чем! Хотя... – он почесал макушку. – Два яда мне известны! И один из них – бродифан!!! Моя бабушка им мышей травит.
     Он торжествующе смотрел на нас и хотел что-то добавить, но тут Динка нахмурилась:
            – Какая всё-таки злобная твоя бабушка! Просто мегера какая-то! Мало того, что со своими банками достаёт да ещё травит всех подряд!
            – Не всех подряд, а мышей! Они у нас в подвале электрическую проводку грызут.
            – Ах-ах! Проводку она пожалела! Проволоку какую-то дурацкую! – негодующе прищурилась Ариша. – А живую мышь, значит, ей не жалко! Бедная...
         И Ариша снова захлюпала носом, а вместе с ней и я, потому что тут же вспомнила, как месяц назад сдох живший в нашей комнате хомячок Путя...
        Слёзы полились ручьём. Вадик даже съёжился...
Но тут меня сквозь слёзы осенило:
            – А, может, это твоя бабушка отравила нашего Путю? Она же приезжала, привозила тебе носки... – и я зарыдала в голос, так что стало слышно в коридоре.             
            – Тише! Варвара услышит... – не на шутку испугался Осепян. – Никого она не травила! Зачем ей это?!
            – А затем!!! –  сделала зверское лицо Динка. – Она подумала, что это бедный Путя погрыз твои гадкие носки, которые и так всегда в дырах!!!
     И тут мы в три голоса принялись возмущаться относительно его бабушки.
            – Копец! Ну вы и истерички! – рассердился Осепян и повернулся к выходу.
            – Нет, стой! – загородила ему дверь Ариша. – А про морг?!
            – Фигушки вам, а не морг! Идите сами спросите у покойника. – Вадик схватился за дверную ручку.
            – У того, что траванулся от несчастной любви?
            – Нет! – злорадно оскалился Вадик. – От которого уборщица морга забрюхатила!
            – Дурак!
    В тот момент дверь резко распахнулась! И, державшийся за дверную ручку Вадик, свалился под ноги вахтёрши. Та, видимо, успела расслышать последнее слово.
            – Я вам покажу брюхатых! – прорвало её. И она заревела на всю общагу:
– Отбо-о-о-ой!!! 

Через минуту в нашей комнате вновь воцарилась зелёная тоска.