Звезда балета

От двоюродной сестры Наташи мне досталась старая книжка Магдалины Сизовой про детство балерины Галины Улановой. Называлась она «История одной девочки». Когда я впервые взяла её в руки, у меня даже мурашки по коже поползли. Изрядно потрёпанная, но любовно подклеенная, книжка прожила большую жизнь. Мне представлялось, как незнакомые девочки читали её, бережно перелистывая страницы. Потом она оказалась у Наташи, и только когда сестра прочитала, книжка досталась мне. Я училась в третьем классе и до этого ещё не читала таких толстых книг. Я открыла первую страницу, и всё окружающее перестало для меня существовать.

Я читала «Историю одной девочки» недели три – после школы, откладывая уроки на самый вечер. Торопилась домой, потому что там ждала меня маленькая девочка Галя Уланова, которую била по ногам в балетной школе злобная преподавательница. Я плакала вместе с ней от боли и обиды и поражалась её терпению и трудолюбию. Ведь, несмотря ни на что, Галина Уланова стала настоящей звездой балета, которую теперь знает весь мир.

А ещё я узнала много нового. Оказалось, что балетная юбочка, торчащая во все стороны, называется пачкой и что за пышной балетной пачкой и красивыми движениями на сцене стоит огромный-преогромный труд… Но до чего же красивы балерины на сцене!

– Как бы мне хотелось стать балериной! – сказала я маме, когда дочитала книжку.
Хотя мама уже привыкла к моим странным мечтам, она всё равно удивилась:
– Кем? Балериной? Тебе скоро десять лет, а балетом начинают заниматься примерно с четырёх.
– Почему, мама? Ну, хотя бы попробовать мне можно?
– Было бы можно, если бы в нашей Кировке была балетная студия, – сказала мама и развела руками. – К сожалению, балетной студии в нашем посёлке нет.

Ну, почему всегда так? В больших городах есть всё, даже балетные студии, а у нас ничего нет? Как будто девочки в посёлках не хотят учиться балету! Обидно.

Как-то раз сентябрьским вечером мама пришла с работы до ужаса загадочная. Что такое? Я подступила к ней:
– Ма-ам, почему ты так улыбаешься?
Мама отмахнулась:
– А что? Мне и улыбнуться нельзя?
– Можно, конечно. Но ты как-то странно улыбаешься. Как будто скрываешь какую-то тайну.
– Какая у меня может быть тайна? – снова улыбнулась мама. – Это у разведчиков тайны.
Вот всегда она так! Напустит туману – попробуй, догадайся!
– Мамочка, ну, пожалуйста, скажи!
– Что сказать? Вообще-то я хотела у тебя спросить, сделала ли ты уроки.
– Конечно, сделала. Математику решила на черновик, проверяй, и я сразу перепишу в чистовик.
– Хорошо!
Мама сняла с себя красивый костюм изумрудного цвета и повесила его в шкаф, а вместо него надела халат с весёленькими розочками по нежно-зелёному полю. Она внимательно проверила мою писанину в черновике и сказала:
– Решила всё правильно, молодец.
На моём лице расцвела улыбка. Приятно, когда тебя хвалят!
– Но написала как курица лапой. Плохо, – сказала мама.
И мою улыбку как ластиком стёрли. Была улыбка – и нет.
– Мам, ну не все же красиво пишут. Это почерк такой. У каждого же свой почерк! – попыталась я оправдаться.
Мама удивлённо покачала головой и замерла с недочищенной картофелиной в руках:
– А ну-ка, прекращай заливать! Ишь, почерк у неё! Знаю я твой почерк! Когда ты не спешишь и стараешься, то прекрасно пишешь! Садись переписывать математику и не спеши. Я проверю.

Мне не терпится узнать, почему у мамы было загадочное лицо, когда она пришла домой. Но она тоже упрямая. Ни за что не расскажет новость, пока я не закончу делать уроки.
Только когда я переписала в чистовую тетрадь задачу и три столбика примеров и мама проверила мою домашнюю работу, я услышала от неё долгожданные слова:
– А теперь иди-ка сюда, я расскажу тебе одну новость.
Я принеслась на кухню, уселась на своё место между кухонным столом и умывальником и приготовилась слушать.
– Я записала тебя в балетную студию! – сообщила мама.
Сначала я не поверила ушам:
– Мамочка, да разве… В нашей Кировке нет балетной школы! Ты же сама говорила! Это ты так шутишь?
– Нисколько не шучу! Раньше студии не было, а теперь будет. Я шла мимо РДК и увидела объявление: идёт запись детей в балетную студию. Я зашла и всё узнала. Оказывается, в РДК приехала девушка-хореограф, и она ведёт запись.
– Ур-ра! – завизжала я и повисла у мамы на шее.
– Занятия будут три раза в неделю, – сказала мама, – по понедельникам, средам и пятницам.
– Это просто здорово! – я запрыгала вокруг мамы и вдруг остановилась, вспомнив о том, что мне уже давно девять лет и скоро исполнится десять. – Мама, а у тебя спросили, сколько мне лет?
– Да.
– И меня всё равно записали? – удивилась я.
– Как думаешь, стала бы я тебе это всё рассказывать, если бы тебя не записали? – засмеялась мама. – Конечно, тебя записали! Кстати, хорошо, что я сегодня увидела это объявление. Слишком много желающих записалось в группу. Скоро прекратят приём.

Когда я легла спать, то долго шепталась с сестрёнкой. Я рассказывала ей о своей мечте: я научусь красиво танцевать, у меня будет пышная юбочка-пачка, как у настоящей балерины, и я сумею встать на пуанты. Целых четыре дня я ждала первого занятия.

И вот наступил понедельник. Последним уроком был труд. Нина Григорьевна учила нас делать аппликации из листьев и семян.
– Ребята, вы можете выбрать любую фигурку, не слишком сложную. Животное или человека. Или какой-нибудь неодушевлённый предмет, – предложила Нина Григорьевна. – Сначала надо подумать, какой материал может пригодиться, затем – нарисовать на бумаге или картоне контуры фигурки, а уж потом – приклеивать листья или семена.

Мои одноклассники задумались. Серёжа, который сидел со мной за партой, придумал быстро: он стал рисовать на альбомном листе лодку под парусом.
– Вместо паруса у меня будут листья, – шепнул он мне, увидев, что я наблюдаю, как он рисует.
Я подняла руку и спросила:
– Нина Григорьевна, а можно мне выбрать балерину?
– Балерину? – переспросила учительница. – Конечно. Если понадобится помощь, позови меня, я тебе помогу нарисовать.

Я уселась за парту довольная. Уже всё придумано: три жёлтых листочка будут вместо балетной пачки, а фигурку балерины я промажу клеем и засыплю мелкими семенами. Жаль, что семена тёмного цвета, конечно. Но ничего. Всё равно каждый поймёт, что это балерина.

Я очень старалась нарисовать контуры балерины, но получалось не слишком хорошо. Она выходила чересчур толстой и ни капельки не воздушной. А ведь её фигурка должна быть летящей, как фигурка Галины Улановой на обложке моей любимой книжки! Я взяла ластик и стала тереть контуры своего рисунка, но опять получалось плохо. Я чуть дырку не протёрла на альбомном листе и очень расстроилась.

Нина Григорьевна ходила по проходам между рядами парт и смотрела, кто как справляется с работой. Около моей парты она остановилась и сказала:
– Молодец, Серёжа! Какой красивый парусник у тебя получается! – и показала всем детям Серёжкин листок, на котором была наклеена лодка из половинки жёлтого черёмухового листа с парусами из листьев и мачтой из прутика.
Серёжка чуть не лопнул от гордости, когда его похвалили. Ещё бы! Каждому такое приятно.
Скоро мама зайдёт за мной, а у меня ещё даже рисунок не готов.
– А у тебя как дела? – обратилась ко мне Нина Григорьевна и склонилась над моим листком.
И все дети обернулись в мою сторону, а мне стало стыдно, что до сих пор даже рисунок не готов.
Я вздохнула и сказала:
– Никак. У меня не получается нарисовать красивую балерину.
– Ничего, я тебе сейчас помогу. Только лист давай возьмём другой. А то ты на этом уже дыру протёрла.
Учительница взяла чистый альбомный лист, простой карандаш и, чуть касаясь поверхности листа, легонько провела на нём несколько тонких линий.
– Контур не должен быть жирным, чтобы в случае чего его можно было аккуратно стереть. Ты хочешь изобразить её на пуантах?
– Да!
Она сделала ещё несколько штрихов, а потом сказала:
– Дорисовывай и начинай приклеивать листья, а то уже скоро урок закончится.

Фигурка балерины получилась очаровательной: тоненькая, она стояла на пуантах, но вся была устремлена ввысь: правая рука поднята вверх, левая – опущена, а тело тянется за ней влево. Я взяла кисточку и промазала фигурку балерины, стараясь не выходить за контур. Потом открыла спичечный коробок, куда мама положила мелкие тёмно-коричневые семена каких-то цветов, и взяла их двумя пальцами. Я «сеяла» семена на покрытую клеем фигурку балерины, ждала, чтобы немного просохло, снова подмазывала кое-где клей и подсыпала семена. Получилось очень красиво. Когда фигурка балерины была готова, я приклеила два жёлтых листа – пачку. Хотела ещё третий прикрепить, но Нина Григорьевна сказала, что два листа достаточно, если приклеивать третий поверх первых двух, то он будет плохо держаться.Прозвенел звонок с урока, ребята разложили свои листы на широких подоконниках и заспешили в коридор.
Пока я возилась с аппликацией, совсем забыла, что после уроков за мной обещала зайти мама. И вот теперь мама заглядывает в класс, а я всё никак не могу оторваться от своей чудесной балерины – любуюсь.
– Лена, – позвала мама, – поспеши, мы можем опоздать в РДК.
– Мамочка! – я бросилась к маме со своей аппликацией. – Посмотри, что я сделала! Это балерина! Правда же, красивая! Нина Григорьевна мне пятёрку поставила!
– Очень, очень красивая, – похвалила мама. – А теперь собирайся скорее.
Я метнулась к окну, положила свою поделку сохнуть рядом с другими работами: зайцами, мишками и избушками – бросила в портфель пенал, дневник и кисточку с клеем и, вручив маме портфель, побежала в раздевалку за курткой.

Идти нам недалеко: дом культуры находился прямо через дорогу от моей школы. Это было деревянное двухэтажное здание, давным-давно выкрашенное тёмно-зелёной краской. Когда мы вошли в вестибюль, там уже было много девочек. Некоторые пришли с мамами. Мы ждали преподавательницу. Мамы разговаривали между собой, называли её хореографом. А я вспомнила, что так и не спросила у мамы, почему преподавательница танцев так называется. Хотя речь и велась о балете, где-то в глубине моей души жило опасение, что нас заставят петь хором. А если нет, то почему тогда она хореограф? Но спросить я ни о чём не успела, потому что вскоре уличная дверь распахнулась и в вестибюль вошла наша молодая учительница танцев.

О, какая же она была красивая! Чёрные волосы, длинные, почти до талии, вились локонами и подпрыгивали при каждом шаге, как пружинки. Ярко накрашенные глаза казались немного хитрыми, наверное, из-за стрелок, подведённых чёрным карандашом. На ней было расстёгнутое длинное пальто небесно-голубого цвета, а вокруг шеи дважды обёрнут тонкой вязки мохеровый шарф, по цвету чуть темнее пальто.

Не только я, но и все девочки замерли в восхищении. Это не удивительно: в нашем посёлке никто не носил таких светлых пальто. Она была как существо с другой планеты.
– Здравствуйте! – сказала инопланетянка. – Пройдёмте в зал.
Она процокала тонкими каблуками-шпильками к двустворчатой двери, ведущей в зрительный зал, распахнула одну половинку и вошла первой. Все последовали за ней.
Облако сладковатых духов окутало меня, когда она проходила мимо.

Мы расселись, заняв первые ряды зрительного зала. В тишине зазвучал голос преподавательницы. Она назвала своё имя и отчество.
– Я надеюсь, все, кто записался, подошли, поэтому начнём. Не стану надолго задерживать родителей, все вы работающие люди. Вы записали своих детей в хореографическую секцию. Конечно, условий подходящих здесь нет, и нам придётся заниматься в зрительном зале, вот здесь, – и она обвела рукой пространство, плотно заставленное рядами кресел.
– А кто же будет каждый раз отодвигать кресла? – спросила чья-то мама из второго ряда. – Нашим девочкам по 7–9 лет. Нам бы не хотелось, чтобы они таскали тяжести.
– Не беспокойтесь, – ответила хореограф, – для этого найдутся другие люди. Тем более что по воскресеньям, например, здесь проходят танцы и кресла уже бывают отодвинуты к стенам. Значит, в понедельник мы придём на занятие на всё готовое. А насчёт среды и пятницы я договорюсь.
Мамы согласно закивали.
– Мне бы хотелось объяснить, чего вам ожидать от этих занятий. То, чем мы будем заниматься, называется классикой хореографии. Некоторым девочкам занятия поначалу могут показаться скучными, но без овладения простейшими классическими приёмами невозможно чего-либо добиться в танце.
– А Вы будете готовить девочек к выступлениям на публике? – снова задала вопрос мама из второго ряда. – Например, можно танец какой-нибудь показать на вечере к Восьмому марта.
– Конечно, мы будем ставить танцы, – успокоила её хореограф. – Надеюсь только, вы понимаете, что, начиная заниматься в таком возрасте, нельзя вести речь о серьёзной карьере в балете? Девочки ваши будут заниматься для себя, для поддержания хорошей осанки.Она долго ещё говорила, но я заскучала и ждала, чтобы скорее началось занятие.
Наконец мамы получили указание купить своим дочерям гимнастические купальники и чешки и ушли. А мы остались одни с преподавательницей.

Проводив наших мам, она сказала ждать её в зале, а сама ушла искать парней, которые освободят середину зала для занятий. Вскоре она вернулась и привела с собой двоих парней. Они быстро отодвинули кресла к стенам, а крайние ряды развернули сиденьями к окнам. Хореограф хлопнула в ладоши:– Девочки, слушаем меня!
И, когда мы перестали болтать и хихикать, продолжила:
– В настоящем балетном классе балерины занимаются у станка.
Некоторые девочки сделали круглые глаза, потому что представляли, что на станке можно выточить какой-нибудь предмет из дерева и металла, а к балету станок не имеет отношения. А я не удивилась, потому что из книжки про Галину Уланову хорошо знала, что такое балетный станок. Это такая длинная палка, которая привинчена к стене. Балерины держатся за неё и выполняют упражнения. Я думала, что ничего не стоит делать упражнения, держась за станок. В самом деле, зачем балеринам за него хвататься? Они же не инвалиды!

Оказалось всё совсем не просто. Сначала учительница показала, какими бывают позиции рук и ног. Она оглядела нас, как смотрит на новобранцев командир в армии, потом хлопнула в ладоши и скомандовала:
– Девочки, показываю подготовительное положение рук. Руки внизу, в форме овала, линии мягкие, локти не должны быть согнуты сильно и ни в коем случае не вытянуты, образовывают мягкий овал, кисти рук не напряжены, пальчики вместе, но не «склеены», между ними есть воздух. Большой пальчик и средний стремятся соединиться, но не касаются друг друга. Ладошки повёрнуты вверх.
Она вытянулась в струнку и показала, как правильно. Девочки старались повторить, я тоже.
Но как же это было неимоверно трудно! Если я обращала внимание на пальцы, то локти мои выпирали острыми углами. Если пыталась округлить локти, пальцы становились деревянными и срастались, как будто их смазали клеем. «Держись, – думала я, – Галине Улановой тоже нелегко было». И снова старалась копировать то, что показывала преподавательница.
– А теперь – позиция ног. Смотрим на меня!
Все повернули головы к учительнице.
– Первая позиция. Пятки вместе, носочки врозь, они представляют собой прямую линию. Пробуем!
Все начали пыхтеть, пытаясь изобразить первую позицию. А преподавательница ходила и делала замечания:
– Подбери зад!
– Спина прямая! Прижми лопатки.
– Подтяни живот!Среди нас была одна пухлая, как булка, девочка Наташа, которой никак не удавалось подтянуть живот.

– Дома потренируйтесь ставить ноги в первую позицию! А теперь показываю вторую позицию ног. Руки по-прежнему в подготовительной позиции! Итак, делаем всё, как в первой позиции, но пятки отодвигаем друг от друга примерно на размер ступни.Все девочки старались, но получалось плохо. Та, которой удавалось правильно вывернуть носки, оттопыривала зад, и учительница тут же говорила:
– Зад подтяни!
Те, у кого получалось стоять ровно, вдруг выпячивали животы, и тогда преподавательница сердилась:
– Пятки, копчик, лопатки – всё выравниваем по одной линии!
Так мы мучились часа два. Наконец нас отпустили.

Я шла домой в грустных раздумьях. Почему я такая бездарность? Ведь учительница сказала, что сегодня разучим самые простые позиции. Но я и этого не смогла сделать. С руками более или менее понятно: они должны быть плавными, без торчащих локтей.... А вот ноги... Я никогда не знала, что у меня такие непослушные ноги. Это какой-то ужас ходячий, а не ноги! Наверное, если весь человек упрямый, то и ноги его тоже упрямые. Первая позиция. Казалось бы, чего сложного? Пятки вместе, носки врозь, но их нужно сделать не просто врозь, а отвести далеко-далеко в стороны, чтобы ступни образовали ровную линию. Как же это трудно!

– Ну, как прошло первое занятие? – с порога спросила меня мама.– Нормально. Только я устала очень. Тяжело всё-таки.
– Я надеюсь, хотя бы месяц ты походишь туда? Или сразу бросишь? – спросила мама, намекая на кружок вязания, который я посещала очень недолго.
– Я хореографию не брошу, – сказала я и подумала, что Галине Улановой было в сто раз тяжелее. Ведь её вдобавок преподавательница била по ногам.

Наступил декабрь, завьюжил, засыпал наш посёлок, и дома стали похожи на сказочные избушки. Снег лёг пушистыми перинами на крыши, кроны деревьев, заборы. Он старательно скрыл всю осеннюю грязь, и от этого жизнь стала казаться чище и красивее.Наша преподавательница хореографии продолжала удивлять нас своими нарядами. С выпадением снега и наступлением настоящих морозов она сменила шикарное голубое пальто на рыжую дублёнку с длинным пушистым мехом на воротнике и отворотах рукавов.– Снегурочка! – шептались девчонки после занятий, провожая взглядами тонкую стройную фигурку преподавательницы.
Ни у одной девушки в нашем посёлке не было такой дублёнки.Однажды хореограф объявила нам в конце занятия:
– Девочки, скажите мамам, что завтра будет собрание.
– А что Вы будете говорить про нас? Вы нас не будете ругать? – обступили мы её.

Особенно переживала пухлая Наташа – из-за её лишнего веса преподавательница пару раз назвала её звездой балета. Все девочки жалели Наташу: ведь было понятно, что это не по-настоящему учительница считает Наташу хорошей балериной, а просто издевается над ней, потому что злится, когда Наташа не может сделать простых движений. Но Наташа маме не стала жаловаться, уж очень ей хотелось научиться танцевать.– Ну, пожалуйста, не надо нас ругать! Мы будем стараться! – пообещала Наташа.– Нет, я не собираюсь вас ругать, – ответила учительница. – Мы будем решать вопрос о костюмах для выступлений. К Восьмому марта в РДК пройдёт концерт, и мы тоже будем принимать в нём участие. Нам нужны костюмы.
– Ура! – закричали мы.
– Мы поставим три танца, чтобы вас всех задействовать, – пообещала она.
Придя домой, я никак не могла дождаться маму с работы. Как только хлопнула калитка, я поскакала к двери и с порога обрушила на маму новость:
– Завтра вечером полседьмого в РДК будет собрание! Ты пойдёшь? Нам сказали, чтобы все мамы обязательно пришли! Там про костюмы будут говорить!
– Ну, хорошо, я прямо с работы туда зайду, – пообещала мама.На собрании преподавательница хореографии рассказала, что она договорилась во Владивостоке о костюмах, осталось только записать размеры и собрать деньги – по двадцать пять рублей. Это большие деньги! На 25 рублей можно целых 500 раз проехать в автобусе. Мне родители никогда ещё столько денег не давали.
– Смотри, не потеряй, – через два дня предупредила меня мама. – А то останешься без костюма!
Я пришла на занятие, вынула из пенала сложенную гармошкой двадцатипятирублёвую купюру и отдала её учительнице:
– Вот!
– Хорошо, – сказала она и положила деньги в стопку, где у неё уже скопилось довольно много купюр.
Девочки одна за другой вручали преподавательнице деньги, стопка становилась всё больше.

Мне стало интересно, сколько всего денег в этой стопке, я решила применить умножение и для этого стала считать девочек. Досчитала до тридцати и сбилась, потому что учительница скомандовала:– Все к станку!…Зима стояла снежная. Сугробы под фонарями по утрам сияли голубоватым светом. Когда идёшь в школу, самое время помечтать. Я мечтаю, как буду танцевать на сцене нашего Дома культуры, а в зале будут сидеть мои родители и ещё много других пап и мам. И все они будут гордиться нами.Сегодня среда, и у меня в портфеле лежит пакет с чешками и трико для занятий. За два месяца я не только узнала, что такое плие, рэлевэ, батман тандю, но и познакомилась с девочками из группы, правда, не со всеми, а с самыми общительными. Теперь после школы мы ждём друг друга у раздевалки на первом этаже, чтобы вместе идти на хореографию. Из нашей школы ходит много девочек. Мы бежим к клубу гурьбой, а мальчишки обкидывают нас снежками. К обеду бывает оттепель, и, как назло, снег хорошо лепится. Шумной ватагой мы влетаем в вестибюль РДК, отряхиваем снег с пальто, подходим к двери.

Что такое? Почему до сих пор не открыта дверь в зал? Через десять минут начало занятий, а там, наверное, кресла стоят рядами?Мы посовещались и решили узнать у кассира, где наша преподавательница.
– А её не было сегодня, – ответила кассир, пожилая женщина, укутанная в серую шаль.
– Что же могло случиться? Может, она заболела? – спросила пухлая девочка Наташа.
– Я не знаю, девочки. Подождите минут пятнадцать, а если не придёт – отправляйтесь по домам.
Мы вели себя шумно, громко обсуждали исчезновение нашей преподавательницы, а Наташа даже предложила пойти к ней домой, чтобы проведать:
– А что? Может, ей помощь нужна? Заболел человек, а помочь некому!
Мы уже совсем было собрались идти на выручку, как вспомнили, что не знаем, где она живёт.Наташа и ещё одна девочка подошли к окошечку кассы и постучали, и когда деревянная дверца открылась, спросили:
– Подскажите нам, пожалуйста, где живёт хореограф?
– Понятия не имею. А вам зачем? – грубовато поинтересовалась кассирша.
– Нам надо, – уклончиво ответила Наташа.
– Вот что, девочки! Идите-ка вы по домам. Скоро стемнеет, вас родители будут искать.

Мы вышли на улицу, но никак не могли распрощаться, а ещё долго стояли стайкой у памятника Ленину. На его голове, плечах и вытянутой вперёд руке лежали горки пушистого снега.В пятницу я снова положила в портфель форму и чешки. Может быть, болезнь у нашей учительницы не слишком тяжёлая и сегодня будет занятие? Я думала о том, как расскажу ей, что у меня получается первая позиция! Она обязательно меня похвалит! А как же иначе?Но и на этот раз учительницы не было. Наши родители начали волноваться. Они звонили в РДК и спрашивали, когда будут занятия. Но никто ничего не знал об учительнице.Через неделю, в следующую среду, когда мы снова явились в полном составе, кассирша с пуховым платком на плечах вышла из кассы и сказала:– Девочки, идите по домам. У вас больше не будет занятий.
– Как так – не будет? – закричали мы. – А как же наше выступление? Мы же подготовиться не успеем!
– Идите домой, – хмуро повторила кассирша. – У вас больше совсем не будет занятий. Учительница ваша уехала.Тогда наши мамы стали перезваниваться друг с другом, и выяснилось, что наша учительница хореографии уехала и забрала с собой все свои вещи. Она снимала комнатку у старушки, начальство из РДК туда приехало, а её и след простыл.

Прошло уже недели три после этого происшествия, а я всё никак не могла успокоиться. Однажды вечером мы сидели с мамой на диване и я удивлялась:– Мама, неужели она про нас забыла? Она же обещала! Мы же должны ставить танцы для концерта! Она же не могла вот так, – и я разревелась, уткнувшись в мамино плечо. В кухне в духовке пеклись булочки, и от мамы пахло сдобой и сахарной пудрой.
– Ну, не расстраивайся так, – мама смахнула мои слёзы ладонью, – это не самая страшная трагедия в жизни. Хотя денег, конечно, жалко. Сколько всего мы бы могли на них купить…
– Мам, как думаешь, может, она ещё приедет? – спросила я.
– Думаю, нет. Не для этого она уезжала.
– Знаешь, я раньше не знала, что взрослые могут обманывать! Вот вы с папой никого не обманываете. А почему она обманщица? Она всех людей обманула, да? Получается, что ей нисколечко не стыдно? Она же собрала всех мам и рассказывала, как мы будем выступать, и что она купит нам костюмы… А сама уехала… А ещё такая красивая. И балерина.
– Аферистка она, а не балерина, – грустно усмехнулась мама.

Так я узнала о том, кто такая аферистка и о том, что взрослые тоже бывают обманщиками. Взрослые обманщики опаснее детей, подумала я. Например, съел ребёнок конфеты без разрешения. И что? Какая от этого беда? Он бы их всё равно съел когда-нибудь. Просто ему захотелось все за один раз слопать. А взрослый конфеты не станет красть. Он деньги может украсть, целую стопку денег, и потом обмануть. А ещё хуже, если взрослый человек наобещает чего-нибудь детям и не выполнит. Да от таких взрослых надо бежать куда глаза глядят!

И долго ещё по ночам мне снился холодный зал РДК, девочки, выравнивающие носки в первую позицию, и голос учительницы: «Ровнее! Живот подбери! Зад подбери! Звезда балета!».

Вечерами, когда я укладывалась спать и блик света из кухни освещал стену над диваном, где висела моя аппликация, я думала: «Балет в этой истории ни при чём. И из-за одной ненастоящей балерины я не перестану его любить».

Прошёл декабрь, мы отпраздновали Новый год и мой день рождения. Прошли даже зимние каникулы, во время которых было столько приятных событий, что неприятность стала забываться.

В кухне потрескивает остывающая печка. Оттуда пахнет свежими булочками. Полоса света, как обычно, освещает аппликацию с балериной. Засыпая, я думаю, какая хорошая всё-таки штука – время. Оно, как снег, скрывает всю грязь, и от этого жизнь кажется людям чище и красивее.