Война лейтенанта Казьмина 13. Перемены

Больше месяца Клавдия Ивановна не получает известий от мужа и каждый раз слышит от почтальона одно  тоже: «Вам опять ничего нет». Дни её душевного подъёма стали сменяться днями душевной тревоги. Ей казалось, что мужа уже взяли на фронт и дети (всё может быть) никогда не увидят отца. От таких мыслей ей становилось не по себе, и она ночью, перевёртываясь с боку на бок, подолгу не могла уснуть.
 - Чего Ивановна не спишь-то. Душой всё маешься? – прошептала над её головой старуха, - ох-хо-хо! Объявился твой сокол ясный и схоронился. Ни письма тебе, ни весточки. Видать, какая-нибудь его уже там приманила.  Казак, что телок, погладь его, кусочек покажи и он за тобой побегёт. Отвык от тебя. Дети ему и вовсе без надобности. Чужие вы ему уже.

- Да, цыц, ты, старая ворона! – прошипел старик, - раскаркалась! Ну и бабий язык, что тебе помело, всё подряд метёт. Что попусту молодицу-то в смущение вводишь? Муж её там к серьёзному делу приставлен.  Может ему и дыхнуть-то некогда не токмо писать. Вона она война-то какая идёт. А ты «ни письма, ни весточки». Не даром гутарют, что у бабы язык длинный, а ум короткий. Вон прядёшь свою шерсть и пряди, а в чужие дела нос не суй. Ох, опять на дворе метель разыгралась. К утру и вовсе заметёт нас, и не откопаемся. Он приподнялся с постели и приставив руку к уху прислушался и спросил: «Вы ничего не слышите? Мне сдаётся, что кто-то ходит во дворе. И кому это в такую непогодь спонадобилось ночью шастать.
- А может быть на нас немцев с самолёта кинули?! – с ужасом в глазах сказала старуха и перекрестилась.

- А то чего ж, ведь ты у нас самая главная правительница в нашей стране. Вот немцы пронюхали, где ты схоронилась и кинули сюда десант.
- Да будя брехать-то! Плети Емеля – твоя неделя.
Заплакали дети.
- Не бойтесь детки! Немцы сюда не придут. Это кто-нибудь заблудился, - успокаивала детей Клавдия Ивановна, - давайте послушаем.
В наступившей тишине все ясно услышали шаги по крыше землянки, а потом удар о дверь чем-то тяжёлым и возня.
- Клавдия Ивановна скорее туши коптилку! А то сейчас немцы войдут сюда и всех нас перестреляют! – испуганно прошептала уборщица Матвеевна. Соня со страху полезла под лежанку.
- Да это не немцы, - сказала Клавдия Ивановна, - я думаю, что кто-то с крыши свалился в лаз. Лаз наверное снегом занесло, а в темноте не видно.
Она, холодея от страха, дрожащими руками взяла коптилку, открыла дверь, прикрыв ладонью тусклый огонёк светильника, и шагнула в лаз. Что большое серое барахталось в снегу.
- Кто здесь? – не своим голосом спросила она.
- Вот, чёрт возьми! Я думал, что в яму свалился, а тут живые люди есть, - сказал, поднявшись, человек. Я ищу учительницу Рогожину Клавдию Ивановну.
- Боже мой, Слава, это ты?! Скорее проходи в землянку. С испугу я даже голоса твоего не узнала.

Муж обнял жену и крепко целовал холодными от мороза губами. Они вошли в землянку. Все удивлённо смотрели на них.
- Здравствуйте жители подземелья! Глубоко же вы зарылись!
Дети, испугавшись, толкая один другого, поползли под лежанку. Уйди от мамы, цюзой дядя! А то я тебя сейчас застрелю! Вот видис, наган у меня есть? Видис! Ну, вот уйди! – кричал Юрочка, высунув из-под лежанки ручонку с деревянным наганом.
- Детки, не бойтесь. Это наш папа. Я вам говорила, что папа приедет и заберёт нас в город.
- Надо же, радость-то какая привалила, - высунув голову из-под одеяла, нараспев сказала старуха, - а мы только гутарили про тебя. Лёгкий на помин. Деточки не бойтесь! Это ваш папа приехал. Вылазьте, не бойтесь!
- Будя тебе тут! Раскудахталась! Без тебя обойдутся, лежи! Не мешай людям гутарить! – сердито сказал старик.
- Нелличка, Юрочка! Идите сюда! Я вам гостинцев привёз.

- Нет, ты цюзой дядя и вовсе не наш папа. А нас папа на фронте немцев бьёт. Вот. Ну, чево стоишь? Иди к себе домой! Вот видис наган? Вот как бабахну, будес знать, как тлогать нашу маму, тряхнув кудрявой головкой, сказал Юрочка.
Отец разрядил свой наган и присел на корточках перед лежанкой.
Ну, уж и наган у тебя.  Ты посмотри, какой у меня наган. Вылась, не бойся! Ты же мужчина. Иди дам подержать настоящий наган. Видишь какой?
- Сплавдасный наган, да? Совсем сплавдашний?
- Самый, что ни есть справдвшний. Хочешь подержать? А посмотри, какая кобура! У тебя есть кобура?
- А ты сплавду дас подержать наган? Не обманишь?
- Конечно, дам. Вот и пояс с кобурой на тебя одену. Будешь настоящий боец. Вот и шапку со звёздочкой дам. Смотри какая.
- Ну, ладно. Посли Неля! – дети нерешительно подошли к отцу.
- Ну, циво, давай наган!
- Конечно, конечно! Вот сейчас дам вам подарки и наган.
Отец посадил детей на колени, поцеловал, угостил их конфетами и дал сынишке наган. Но слабые детские ручонки не удержали тяжёлое для них оружие. Наган выскользнул. Отец подхватил его.
- Ничего, сынок, не огорчайся. Вот скоро вырастишь, пойдёшь в армию, а там много, много оружия. Какое захочешь, такое тебе и дадут. Захочешь быть танкистом, дадут тебе танк.
- Как тли танкиста, тли весёлых друга?

- Да, конечно. А сейчас давай я одену тебе ремень с кобурой, потом возьмёте с Нелличкой вот эти конфеты и всех угостите.
Юрочка в отцовской шапке и поясе с кобурой с важностью угощал жильцов землянки леденцами. Все благодарили детей за угощение, желали здоровья им и их родителям.
Утром Клавдия Ивановна пошла в школу, сообщила о приезде мужа. Заявление об уходе с работы и справка с места работы были подготовлены заранее, дописали лишь число, месяц и год. Она сдала продовольственные карточка, тепло простилась с учителями, директором и пошла в контору. Муж был в кабинете начальника политотдела. Они о чём-то весело  и громко разговаривали. Клавдия Ивановна постучала в дверь и вошла. Лицо её светилось счастьем. Владислав, увидев жену, улыбнулся, блеснув огоньками карих глаз. В их взглядах было столько тепла, искренности, неподдельной радости, что Денисенко невольно подумал: «Вот она настоящая любовь, не требующая доказательств словами, объятиями, приторными лобзаниями. Любовь, прошедшая через долгие годы разлуки, через длинные пути-дороги, через тяжкие испытания временем, любовь повзрослевшая, возмужавшая, но не утратившая своей юношеской прелести. Впервые я увидел их любовь семь лет назад. Такой я её вижу и сейчас. Что же может быть сильнее такой любви?!»

- Ну, что Клава, прав я был, когда сказал тебе, что найдём Владислава? – улыбаясь, спросил Денисенко.
Да, с вашей лёгкой руки. Спасибо.
- Вот мы тут решили так: Владислав идёт на конюшню, берёт моего кучера с парой хороших лошадей, садитесь с детьми в сани, скачите на полустанок, останавливаете поезд и едите до Саратова. Другим путём уехать отсюда вам нет возможности.
- Василий Никифорович! Да это ж, как в сказке. А поезд не остановится и не возьмёт.
- Ну, с таким настроением действительно далеко не уедешь. Возьмёт! А как же вы иначе довезёте раздетых детей до Саратова? Больше смелости и оптимизма, и всё будет в полном порядке. Задерживать не буду. Время не терпит. Давайте прощаться.
Стремительно мчатся сани. Храпят возбуждённые кони, летят комья снега из-под их копыт. А в дали уже вьётся дымок паровоза.
- Быстрей! Пожалуйста, быстрее! Просит Владислав кучера, - нам надо успеть.  Во что бы то ни стало успеть! Иначе упустим шанс и, надеяться будет не на что.

Близко. Совсем близко полустанок с поездом. Всего несколько сотен метров отделяют от идущего на полном ходу паровоза и мчащихся галопом коней. Бежит испуганная стрелочница и машет кучеру флажком. Но он не придерживает коней. Машинист понял, что произошло что-то неладное, дал несколько тревожных гудков и сбавил ход. Перед самим переездом кучер остановил коней. Владислав соскочил с саней, вбежал на железнодорожный путь и стал махать машинисту руками. Паровоз опустил пары, остановился.
В чём дело старший лейтенант? – крикнул машинист.
Товарищ машинист! Прошу меня извинить, что поступил противозаконно, но у меня другого выхода нет. Вот видите в санях моя семья. Считал погибшей под Сталинградом, а она чудом осталась жива. И вот нашёл её здесь, разутой и раздетой в заснеженной степи. Будь добр, возьми подвези до какой-нибудь станции, а то лошадей мне дали только до этого полустанка.
- Ну и задал ты мне задачу. Ведь не положено это делать.
- Я понимаю. Но разве положено детям замерзать в степи.
- А куда ты едешь?
- В Саратов
- Ну, ладно, садитесь. Но и нарвусь я с вами на неприятность!
- Спасибо, товарищ машинист. Мы мигом.
Владислав помог жене и детям подняться на паровоз. Раздался пронзительный гудок и машина стремительно понеслась по рельсам.

- Да действительно дети раздетые. Как же вы по городу понесёте в этих лёгких одеяльцах? Вот, что натворил Гитлер, что б ему, гаду, ни дна ни покрышки. Вон какую войну развязал. Сколько народу погибло. И за что страдают вот такие невинные дети. А какие они у вас худенькие, все светятся. Товарищ старший лейтенант, вам повезло. Я вас привезу в Саратов.
- Безмерно рад и очень вам благодарен,
- Не за что. Я гоню паровоз в Саратов. А вы где воевали?
- Под Москвой и под Сталинградом. В сентябре был ранен.
- Да это было только начало боёв за Сталинград, а самые кровопролитные были в ноябре прошлого года и конец января этого года. И 31 января 1943 года войдёт в историю нашего народа. В этот день радио сообщило радостную весть о разгроме немецких войск в Сталинграде. Я не помню, когда ещё так ликовала моя душа, как в этот день. Генерал-фельдмаршал Паулюс с жалкими останками своих войск сдался в плен. Да, что я вам об этом рассказываю. Вы и без меня всё знаете. Тяжёлая, очень тяжёлая битва была. От города ничего не осталось, одни руины, среди которых штабелями лежат трупы вражеских солдат. Ну, что же, хотели завоевать нашу землю, вот теперь навечно останутся в ней. А вот останков недобитых гадов, сдавшихся в плен, мы вывозим из Сталинграда. И куда только девались их вид и спесь завоевателей. Грязные, вонючие, вшивые. Вши торчат в усах, бровях, ползают по волосам головы, по одежде. И какого только тряпья они на себя не напялили, смотреть противно, - он плюнул и крепко выругался, - а про второй фронт, что слышно?

- Пока ничего нового. Обещают союзники открыть второй фронт.
- Я не политик, тонкости в этом деле не знаю, но как понимаю: союзники хитрят и во всём корысть преследуют. Ничего не поделаешь, ведь они капиталисты. Сейчас они второй фронт не откроют. Мол, пусть себе немцы с русским бьются, кровью истекают, а когда кто то из них будет побеждать, вот к тому мы тут как тут с помощью сунемся, пошумим, погремим малость и большой кусок пирога, не нами испечённого, отхватим. И волки сыты и овцы целы. Хитры, ничего не скажешь, хитры твари. Но мы сами, без союзников справимся. Разгром немцев в Сталинграде подтверждает это. Теперь дела на фронте пойдут веселее. Я думаю перелом наступит. Вон уже немцев куда отбросили. Эта победа воодушевила нашу армию и весь наш народ.
Паровоз прибыл в Саратов затемно. Казьмины поблагодарили машиниста с помощником, кочегара и пошли. Клавдия Ивановна споткнулась о рельсы. Сынишка выскользнул из её рук, упал голыми ножонками на обжигающее морозом железнодорожное полотно и пронзительно закричал. От жалости к брату заплакала и сестрёнка. Мать своим дыханием согрела сынишке замёршие ножки. Дети успокоились и родители понесли их к трамвайной остановке, тут же сели в трамвай.

Хозяева встретили Казьминых приветливо и пригласили к ужину. Гости с благодарностью приняли это приглашение. Хозяин, маленький сухонький суетливый старичок лет 70-ти, сидел за столом и гладил костлявой рукой головы Юры и Нелли. Они испуганно смотрели на него и жались к матери. Хозяйка, женщина лет 45-ти, высокая, стройная с добродушной улыбкой на довольно красивом лице, наливала половником из чугуна в тарелки щи, а их дочь, 22-х летняя студентка пединститута подавала их на стол и украдкой бросала взгляд на квартирантов.
- Ну, такое дело полагается обмыть, - сказал хозяин, - мать! Чует моя душа, что у тебя есть где-то маленькая. Давай её, родимую сюда! Тут ей как раз и место.
- Уж чего-чего, а это твоя душа тонко чует, - улыбаясь, сказала хозяйка, - тут ты прав. Такой случай надо обмыть.
- Я поднимаю тост за скорейшее окончание войны, за то, что бы у нас с вами была дружба и согласие, - сказал хозяин, - а там, где есть согласие, понимание, там и жить и работать легко.
- Хороший тост, Илья Ефимович! С удовольствием пьём за нашу скорую победу, за дружбу и взаимопонимание, - сказал Владислав.

- Мы ведь не сразу решились пустить в дом квартирантов с малыми детьми. Сами понимаете, комнатка шесть квадратных метра, дети больше будут находиться на кухне. Крик шум. Но ты нам понравился, сказал, что жена учительница и мы решились. Вот у нас теперь в доме два учителя, хоть школу открывай. Сам то я всю жизнь фельдшером работал. Был и на империалистической войне и на гражданской у красных. Мечтал сына иметь, на врача его выучить, а жена меня одной дочкой жаловала, видно испугалась, что я его не выращу. А я здоров, как бык. До сотни лет ещё доживу.
- Илюша! Живи, пожалуйста и больше, только люди с дороги, им надо отдохнуть.  Видишь, у детей глаза слипаются.
- Да, да! Это верно. Идите отдыхайте.

Пришла весна 1943 года, а вместе с ней пришла и новые тревоги. Каждый день в одно и тоже время немецкая авиация совершала налёты на Саратов. Больше всего бомбёжкам подвергались нефтеперегонный завод «Крекинг», завод шарикоподшипников и железнодорожный мост через Волгу. Старший лейтенант Казьмин с ротой курсантов проводил спасательные работы на нефтеперегонном заводе. После каждого налёта немецкой авиации Клавдия Ивановна ехала на завод узнавать о муже.
Прошёл до предела напряжённый месяц дежурств для роты Казьмина. При бомбёжках  и тушении пожаров погибло восемь курсантов. Многие получили ожоги. Наконец дали замену. Рота возвратилась в училище. Владислав пришёл домой уставший, почерневший с ожогами на руках. Хозяин достал свои медикаменты.
- Ну-ка, клади свои руки на стол, - сказал он Владиславу, - эту болезнь я тебе быстро вылечу. У меня есть хорошая мазь.
- Мать! – крикнул он жене, - налей стакан водки для промывки ожогов! Не обмоешь, не получишь, тихо сказал он Владиславу. Хотя ты  и не пьёшь, но глоточек для успокоения нервов надо. Мазь действительно оказалась целебной. Поражённая кожа рук скоро зажила. Хозяин гордился похвалой Владислава.


Далее, глава - 14 Колония
http://www.proza.ru/2017/11/03/859