Zoom. Глава 27

Дневник.

19.03.2016. В поселке нас ждало глубокое и дичайшее разочарование в самих себя и горькое осознание того, что лучше и чище мы уже не станем, и не потому, что не готовы помочь, и не задалось в этот раз, а потому, что уже сами устали, и не хотим себе помогать. Мы, как статисты и манекены, которые предпочитают отмалчиваться  и оставаться в стороне. Оставляя людей с их насущными проблемами  и склоками, мы постепенно стали глухими и черствыми, и  зареклись больше туда ездить, чтобы не смотреть на скандалы. Так было проще, закрыть дверь и уехать, закрыть глаза и отвернуться, так отказываются от безнадежно больных родственников, с которыми стыдно появляться на людях из-за вполне объяснимого, элементарного и естественного но морально не оправданного чувства природной брезгливости. Так прекращают докучное и досаждающее общение с неприятными людьми. И так было проще- не думать об этом, и не замечать в упор проблемы, получить в увиденном и почерпнутом урок, и не повторять чужих ошибок. Но это и было опасной позицией невмешательства в чужие дела. Если не установится прочный мир с их хотелками, с твоими мирилками и советами, это создаст им веское основание тебя обвинить. Если что-то пойдет не так, что ты ведь тоже, как поручитель за парня в фильме «12», приложил сюда руку,  и это пожелание не мараться, и не замечать проблемы и было самым мерзким и малодушным. В этой ситуации «стратегия избегания» проблемы работала во всю ширь.

Уже по приезду домой, в тосте Жене, как моей любимой женщине, хранительнице домашнего очага и хозяйке дома, даме моего сердца, матери моих детей, когда мы уже находились дома, я сказал: «Спасибо, что ты со мной есть. Как показывает практика, когда мужчины разрушают семью, ничего из этого хорошего даже для них лично не получается. Встретился с другом, как с исповедником, он посетовал, что можно бы и дальше выбирать, не останавливаться, и ни в чем себе не отказывать, и могла быть жена и помоложе, и грудь большего размера, но когда человек начинает колебаться, сомневаться, он делает кучу неправильных решений, которые ни к чему стоящему не приводят. Это искушение сытого, не то, что это развращенность в том состоянии, когда ты думаешь, что у тебя есть это несгораемые очки и бонусные баллы, и ты можешь достичь большего, потому что хочешь установить себе новый потолок и новую планку, потому что в прежней узко и тесно, и ты чувствуешь, что уже перерос. Но, зачастую, это совсем обманчивые ожидания, и человек может потерять все». Мой тост был тостом, с одной стороны, того человека, который смотрит по сторонам, или вообще, на сторону, но не хочет при этом определенно ничего менять. Просто его жизненные примеры и все пережитое дало определенное понимание и мудрость, и какие-то знания, опыт они позволили разобраться, но в тосте невозможно сказать чушь и дежурные фразы, получилось, что в тосте я поделился каким-то мнением, но и в то же время отогнал его от себя, потому что я не смог лукавить. С этой стороны, его можно было бы трактовать- «Мне интересны другие, подошел к этому срок, я крутой, и я могу, но я от них великодушно отказываюсь, так цени же это!». Ёжик лукавил, называя в каждом застолье жену не любимой, желанной женщиной, красавицей, умницей-разумницей, розумахой, Дуней-тонкопряхой, а подчеркивая, что она для него является не любовницей, а  просто другом. «Дурак хвалит жену, а умный-коня». Когда ей было 38, он «в привате», похлопывая дверь новой машины, джипа, который я назвал «корытом», сказал: «да, жене 38, скоро ее пора менять на двух новых, которым по 19 лет». Вот «бес в ребро» и как тогда он мог говорить тост, не разделяя со своим настроением и словами, которые были у него на уме, тогда как он поглядывал налево. Это был «Бес сомнения». Просто мы, тридцатилетние и поздние родители, многое знали, видали, видели, пережили к этому возрасту. Люди иногда совершают к этой дате кучу непоправимых ошибок, которых нам удалось избежать- случайные связи и первые поспешные браки товарищей. Жизненные примеры, которые на виду, и на слуху, позволили нам правильно сориентироваться, и беречь самое главное, что у нас есть, семью. Потому в этом плане невозможно говорить обо мне, как о мужчине, и о Жене, как о женщине, мы говорим о нашей семье, как о чем-то нечто цельном, где я больше отец Сына, чем муж, и мы все родители Сына, потому что самый главный в нашей семье это, все-таки, он. Потому что все ему соподчинено и все делается ради его блага, и это является и, по сути, правильным, потому что ребенок главный в семье, потому что у нас с ним связаны ожидания, мы строим свою жизнь вокруг него, и нас интересует его благо и его будущее. У него больше шансов кем-то стать и развиться, чем у нас- мы скованы обстоятельствами, социальными ролями, оно превалирует и довлеет, обстановка, реалии, окружение, замыслить и воспроизвести нечто революционное нам сложно и проблематично.

По настроению Когана, когда Жена ушла с ребенком, и мы остались на кухне одни, перед тем, как он заговорил, я понял, что ему хочется облегчиться. А меня, непременно, подмывает ему возразить на эту тему, и сейчас это «очень кстати», именно сейчас это будет «в тему»,  когда настало форменное время уже для его «звездного часа». Он сказал, что «ельцинское время» было очень рисковое. Многое было неизвестно про военные кампании, большая неопределенность, нестабильность, что страшило этими слухами и домыслами, дезами, провокациями, «белым шумом» и информационным вакуумом. Но я сказал, что мне это неинтересно, и слушать больше не хочу, потому что ожидал его попятной, раскаяния, оправдания. Мне бы не хотелось, чтобы он унизительно оправдывался, да и кто я такой-чтобы «принимать исповеди»? Для меня это было форменное «бинго»-кто передо мной за эти выходные не изливал душу. Теперь настал черед и старого доброго Когана. Тогда как он всерьез взялся и заговорил, как будто это вызрело в нем, и прорвалось, как жест отчаяния, от накопленной непонятости близкими и подругой, которую он хочет видеть спутницей. Но «слово изреченное есть ложь», мы продолжили с ним разговор, я увел его, переключившись на другое. А Коган наблюдательно напомнил, что мы отошли от темы, мы увлеклись. То есть ту тему, его личных ассоциаций и мотивов, не ясных и малопонятных мне вопросов с работой, которую я не захотел обсуждать с ним, он настойчиво продавливал, он хотел выразить, ему нужно было облегчиться. Я должен был стать именно тем человеком, которому он посчитал нужным довериться, именно мне, а не своему брату, Буду!, с которым его связывали узы родства, как Дядя, который с темой знакомства с Тетей доверился прежде только мне. Я выполнил свою роль до конца, я  был тем искренним слушателем, как Никита Высоцкий в фильме «слушатель», в ком он не ошибся, и не пожалел, что  доверился. И он так хитро сформулировал, что после аспирантуры про него попросту забыли, и даже не вспомнили, формально его пронесло, а он не теребил, и не проявлял никакой активности. Он сказал, что девушка, с которой он встречался дважды, и,  в крайний раз, перед проведенными нами вместе мартовскими праздниками, из-за чего приехал позже, чем остальные в поселок, затрагивала и этот вопрос в разговоре, по который ему показался болезненным, неприятным и неуютным. Я сказал ему, что «все в порядке». Я заверил его, что даже Буду! вряд ли может по праву и полноценно хвастаться занятостью. А его «востребованность» она хваленая, «битый номер», достаточно условная, и из чего я вывожу, что, в общем-то, и нечем хвалиться, и можно бесконечно продолжать этот список. В истории с Буду! все его позерство выглядело косячно и нелепо, и мне не хотелось бы еще и дальше развивать эту тему, говорить о нем, как о ком-то, которому за глаза мы перемываем косточки, когда беседуем. Мы и сами достойны не меньшего внимания, можем лучше о себе говорить. Моя сыворотка правды на Когане закончилась. Однажды, стоя на вокзале, задумался про Когана, вот ведь человек-улитка, все боялся, как «премудрый пескарь», но ведь он просрал самые свои лучшие годы и «золотые годы», прожил в страхе, вместо того, чтобы ощутить, попробовать «на вкус настоящей борьбы», как пел Владимир Высоцкий, стать мужиком. Победил не инстинкт самосохранения, а ядовитое желание спастись, сохранить свою жалкую шкуру. Так выбило его, что он не восстановился. Этот путь ложен- прятаться на чердаках и лесах, как герой повести Астафьева «Живи и помни», не сработал, этот путь был изначально неправильный. Я видел почти весь мир, и южное полушарие, был в Америке (он в Бразилии с родителями, которые там были по долгу службы). Я видел многие страны, везде побывал в разных качествах- был в разных ролях и ипостасях, и начальником, и подчиненным, и руководителем и организатором, и послушным исполнителем, у меня есть жена и сын, у меня интересная насыщенная жизнь, которую интересно описывать, пересказывать и рассказывать, вместо этого всего, он не имеет ничего, он упустил свой шанс, он не распорядился выпавшей возможностью, сыграл «вне игры», тогда как вся наша жизнь-игра. Я и сам ушёл в бизнес, думал, что здесь больше возможностей, когда не задалось сделать карьеру. Есть естественное сопротивление среды, внутренняя иерархия и каждая среда бюрократически сдержана и непластична - будь то чиновничий аппарат, отрасль или сфера, везде твое движение и продвижение затруднено и чревато проволочками. Дорасти до начальника отдела, выбиться в люди, что-то показать, чего- то достичь и чего-то добиться своими умениями, усилиями и талантами.

Тарантино не прав. Почему «триумф неудачника» -выигрыш «Оскара» фильмом со Спейси «Красота по-американски»? Мой любимый фильм «Однажды в Америке»- «Лапша» де Ниро там тоже неудачник, лузер. Про неудачника сняты все фильмы Вуди Аллена. Обаятельный неудачник, к которому невольно проникаешься симпатией и доверием. Здесь тоже важно подчеркнуть про Буду!, что избранные им дороги не всегда были правильны и удачны, и принятый выбор и решение не всегда его вели к правильному результату. Но неудачники в «Чтеце» или «Малене» неприятны, и вызывают только брезгливое чувство отвращения.  Все мы неудачники- я, Коган и Буду, но достойны ли мы «Оскара» за свои роли, в том числе за роли второго плана? Мы герои нашего времени, или антигерои. Для того, чтобы стать антигероем нужно быть протагонистом, фриком, заведомо отрицательным. Если ты серость- то ни героем, ни антигероем ты уже не будешь, хоть первым, хоть последним с конца».

В ночь на 9.03.2016 мне снились оловянные солдатики, на коробке которых было написано, как в календаре «Ленинград».  Оловянные солдатики из разных эпох были подобраны, как в журнальной статье «Men’s health», который притащил с собой в поселок Коган для нас, как гостинцы.

«Интересно, с кем себя ассоциирует Буду!?»- предсказуемо сказала Жена, кивнув на «Men’s health». Действительно, Буду! постоянно покупает этот журнал, чтобы быть информированным, в курсе последних достижений науки и техники, трендов и моды. Но тематика и проблематика журнала затрагивает все атрибуты мужественности- такие, как спорт, активный отдых и общение с женским полом. Тем не менее, Буду! не занимается собой, ни будучи адептом спорта, ни тем более, ЗОЖ, равно как и не прилагая никаких усилий к тому, чтобы быть мужественным.

13.03.2016. Просто, без этой поездки я бы не понял, в полной мере состоявшуюся предыдущую, описание которой недавно завершил. Как все изменилось, как все закрутилось в нашей жизни, все акценты остались смещены. И пусть то, что мы себя так неподобающе вели, это одно. Весь вариант нынешнего обсуждения и формата описания был в том, насколько мы повзрослели за эти три года, как мы выросли за это время. У нас всех теперь появились дети, но не тянуло всех тащить на то, чтобы для семейного альбома сделать общую фотографию. Мы были не в том фокусе и ракурсе, чтобы делать общее фото. Наверное, до такой кондиции нужно самим созреть. К этому просто нужно быть готовыми, а мы еще не доросли до этого. Хотя бы всем дружно усесться перед фотографом, чтобы сделать общий снимок, хотя бы на показуху, и то не получится. Мы все разобщены, в притирке и спорах друг с другом, проходит целая жизнь, и мы не набираемся терпения, чтобы сделать ее чище, а отношения более ровными, и выстроить их без избыточного напряжения.

Сегодня я сказал Жене, что Буду! мне больше чем друг, тогда как у меня есть троюродные братья, с которыми я практически не общаюсь. С Буду! у меня намного больше общего, чем с моими братьями. Мы реально одна семья, потому что с ним у меня связано общее прошлое, одинаковое образование и профессия, полно точек соприкосновения, какие-то приятные моменты и во всем остальном какие-то ностальгические отношения, чего также не отнять, и поэтому я реально чувствую за него, как друга, ответственность, когда он начал пить, чтобы его защищать  и спасать, и когда мы оба начали пить, я  должен был взять ответственность за него, чтобы он бросил пить, отучить его от вредной привычки, дисциплинировать его. Но я не повлиял на него, мы оба пили, хоть я его контролировал, и был сдержан и умерен в вопросах употребления алкоголя, и выручал его из многих передряг, в которые он попадался, тем не менее, я не исправил ситуацию. Ситуация еще более запустилась и усугубилась, когда мы разъехались.

Я сказал Жене в машине, когда мы ехали в Переделкино на дачу Чуковского, что мы могли бы им устраивать культурное общество, мы могли бы видеться с ними чаще, это бы изменило их. «Да, они, думают, что ты считаешь их за быдло» и поэтому ты можешь влиять на них сильнее, чем я с позиций чужого и неангажированного человека, дистанциированного и равноудаленного от них. Мы можем приобщать их к культурному обществу, привлекать их в проводимые нами культурные мероприятия, насыщать их и накачивать интеллектуальной составляющей и здоровым активным отдыхом. В культурные места они и без нас могут сходить, мы им ничем в этом не поспособствуем, но я реально подумал, что что-то верное в этом направлении мысли есть, когда можно исправить такое текущее положение вещей. Когда я должен другу помочь, потому что он мне больше всех доверяет, и им стоит заняться действительно в полную силу. Я смогу снять эту напряженность в семье, если я мирю всех на работе, неужели мне не удастся примирить всех здесь? Если Коган считает, что проблема решается с помощью специалистов, семейных психологов и психотерапевтов, то я считаю, что здесь помогают не дипломированные специалисты, и не признанные мастера по налаживанию коммуникаций, а реально близкие люди, которым доверяют, не вынося ситуацию за пределы семьи. Здесь нужен человек, без которого все рассыпается, этот человек и есть я, как раз тот пятый элемент, которого им не хватало. Когда я был в этой семье, был мир, я был и в семье жены также тем гвоздем и той духовной скрепой, вытащив которую, они не удержали и не справились сами. Я уехал учиться, и отец ушел из семьи. Когда меня нет рядом, все портится, все идет на спад и убыль, хиреет и разлагается.

А ты как поступил со своим другом, чтобы он не бухал, что, вылил бы бухло на землю? Как бы остановил его? Стал бить по рукам, отвлекал, чтобы только не пил? Устранил бы все способствующие условия, обстоятельства и причины? Нет, просто остался в стороне. С пьяным спорить бесполезно. Пьющий глубоко больной человек, с ослабленным иммунитетом и волей. Если так взяться, не вмешиваешься, не проявляешь участия, когда кто пьян, потому что думаешь, что не имеет смысла, не вовремя, пусть проспится, придет в себя, ничего не случится, ничего не поймет. Потом, ты сам выпиваешь для развлечения, что в диковинку, что с близким, а у него это буднично, как прием пищи в обед, что-то нечто само собой разумеющееся. Для тебя выпивка еще носит ареол праздника, для него выпивка уже стала рутиной и изнанкой жизни, приевшейся обыденностью. Для него водяра это естественный и необходимый элемент, что участвует, ежедневно присутствует в обмене веществ. А потом и некогда, у тебя свои дела, тебе «не с руки» вмешиваться в ситуацию. Сто пудово, тебя что-то отвлечет, появятся другие приоритеты, чем цацкаться и на чем зациклиться, и нянчиться с опекой над больным человеком. Ты не можешь взять ни над кем опеки и поручительства, ты уже большой, «за собой следи» и «говнецо прибирай», своих недостатков куча, «своего бревна в глазу не видишь». Свои проблемы решай, что ты мыкаешься и лезешь повлиять на других? Как правильно поступить, универсальных инструментов нет, даже если ты знаешь человека, как облупленного. Чтобы духовно расти, ему надо истории рассказывать, культурно просвещать, по театрам, концертам и филармониям водить? Нет простого решения, все решения сложные, насколько ты готов пойти, насколько ты готов самому ввязаться, когда от своих забот голова «идет кругом». Как что-то, что ты должен написать, сделав поправки на время, которое скоротечно уходит. Это кризис твоих ожиданий, в том числе, от самого себя, в том, что ты ждешь от себя какого-то не спорадического, а планомерного роста и развития, социальной ответственности, проявления своей общественной активности и отстаивания гражданской позиции. А «далеко за примерами» ходить не надо, куча способов заявить о себе, проявить себя, но ты остаешься в стороне, потому что ты на этом теряешь время, отнимаешь его у своих близких и родных, плюс результат непредсказуем и маловероятен, и поэтому ты выбираешь между приятностями и неудобствами, вместо того, чтобы заниматься грязной неблагодарной работой, и тем, что само по себе тебе еще самому доставит неудобств, сложностей на твою голову из-за конфликтности).

Посетив дачу Чуковского и Пастернака, не было ощущения «ахового», как от посещения, как места силы, или какого-то энергетического притяжения, пропитанности духом, либо своеобразной ауры и атмосферы. Я просто понял, что у каждого место уникальное, и «свое писать» можно просто в подходящей остановке, когда к этому есть предрасположенность и сопутствующее настроение.  Абсолютно, где угодно, где есть время, условия и возможности.

15.03.2016. Просто все не удалось в эту крайнюю встречу, в плане общения. Сближения с Feeling не состоялось, как были на дистанции, так и остались. От Буду! я еще более удалился за последнее время. И даже крестненство не поспособствовало нашему сближению. И с Коганом мы тоже на разных полюсах и его крестненство над Сыном лишь упрочило наши связи, но не приблизило. Мы, скорее, просто закрепились на заданных позициях, но отнюдь не стали от этого ближе или расположеннее друг к другу. Мы вмонтировали себя в прочный бетон и просто зафиксировались, засев с этой «окопной войной», без прогресса и дальнейшего развития, и это было прискорбно, учитывая, что мы должны были оправдывать наши взаимные ожидания, общаться чаще, тогда как, по определению, у нас должно было появиться больше тем и точек соприкосновения.

21.03.2016. Когда наблюдаешь, что произведение растёт поступательно, и все другие произведения зависимы, одно растет последовательно за другим, ты движешься сам, тоже растешь, развиваешься. Я понял, что в такой «зарубе» с моим произведением, где может быть определённая путаница, относительно дат, исходя из чего я не торопился завершать «Крила» и «Zoom», что есть определенные моменты, куда следует дополнить моими новыми вставками. Произведение «Zoom» отвлекало меня от главного произведения «Крила», но, не написав «Zoom», я и не мог приступить к завершению работы над «Крила», потому что это взаимообусловленные фабулами произведения, где не одно переходит и проистекает плавно в другое, а в «Zoom» я реализуюсь, как друг, а в «Крила» в ипостаси члена семьи- отца, мужа, сына и брата, начав с внука.) Пытаешься делать продвижение своих произведений через чаты, которые не дают обратной связи, хотя она важна. Вот у тебя 120 тысяч с лишним читателей, и есть человек, который тебя не читал, и ты поступишься этой аудиторией ради одного непрошибаемого, внимание которого тебе трудно удержать. Ты «разобьёшься в лепёшку», чтобы привлечь его внимание. Так же, как и баба, которая тебе не дает, но после того, как ты напишешь круче, чем Ремарк, потому что «Ремарк для нее все…». Это ее воздух,  она его тонко чувствует, ты должен соответствовать ему, и быть на его уровне письма. Фред не дает, потому что ты ее не покоряешь, ни как мужчина, ни как писатель, который чувствует и хочет «укрощать» ее душу. А товарищ не становится твоим читателем в силу своего невежества. И поставив себе за цель, ты хочешь заполучить этих двоих читателей  -одну образованную и высокопарную, но незнакомую тебе женщину, и другого- своего друга, разрушенного комплексами, превратившегося в тролля, хейтера и невежу. Всего один мужчина и одна женщина тебя «стопорят», как потенциальная целевая группа, а вся твоя сложившаяся и имеющаяся аудитория не должна довлеть, тебе нужно двигаться дальше, расти и озадачиться продолжением прироста своей армии читателей.

Тяжело и трудно работать со словами. Нужен смысл, совпадения, сквозная линия, связь случайностей в мозаику, развитие сюжета, напряженная внутренняя  динамика. Поэтому всей органичности при передаче ощущений, как на рисунке или в стихе нет, где ты просто оставляешь на бумаге мысли, просто как проводник, передаточное звено, в прозе ты выражаешь и узнаешь себя, постоянными правками, усложнениями, дополнениями, ты передаешь все, ты творец всего. Хвала Творцу Вседержителю, который дал тебе этот дар. Ты одаренный. Ты талантлив. «Бог тебя выбрал». «Талант должен делать, что может, а гений-что должен».

23.03.2016. Просто нужно самообладание и выдержка в писанине. Когда пишешь «каждый Божий день» на потеху публике, для рейтинга, похвалы, затравки, внимания, подтверждения правильности твоих сентенций, это развращает, сквозит изо всех щелей, на какую толику узурпируя внимание, теша свое самолюбие, ведь «тщеславие мой любимый из грехов», желая побыть «халифом на час». Уже нет многого времени поразмыслить, осмыслить, оценить, все переписать, переделать, торопишься, выкладываешь, поверхностно пытаешься все схватить и понять, цепляешься, скачешь по верхам, как по кочкам, ничего серьёзного наспех не делается, ничего значимого не создается. Никогда не сделаешь ничего стоящего, значимого, всеобъемлющего и целостного за мишурой и погоней за мимолетным, за эфиром, за рейтингом, который забивается в мире и море носителей информации, даже тонет что-то определенное, выделяющееся и яркое, сделанное хорошим и качественным, стоящее всеобщего внимания. Просто идет разброс большой, нужно дополнительное время для раздумий. Эта мысль опять пришла нежданно-негаданно в метро, и я хотел ее выкорчевать, и вчера вечером, за писаниной, она мне не давалась, такие мысли не то, что я называл дни, вновь приходят на ум в воссоздаваемой обстановке, так и тут, в метро, я подумал, что плохого в том, когда просто «выстреливаешь» от долгого воздержания? Потом иногда получается резко, оглушительно и «смачно», и ты списываешь, что прокрастинация не так уж и плоха и в ней нет вреда – как хорошее дело, которому нужно вылежаться. Нужно писать в разных состояниях души  и проявлять усердие, когда даже нет вдохновения и запала.

Вот ты пишешь основательно, постоянно, методично, дисциплинированно, но удачно, ярко и круто написать получается только изредка. Поэтому, если чувства переполняется, ты сам пишешь на эмоциях, когда на душевном подъёме от волнения, чувства переполняются, а когда наоборот, игнорируешь приливы возбуждения, все черствеет и деревенеет внутри. Вот так готовишься «бросаться словами», а за весь судебный процесс всего скажешь от силы сотню слов, как тот охотник, который живет целый год, чтобы однажды в сезон охоты бросить копье, в самый подходящий момент- куда в заданную точку уходят все- усилия, затраты, выдержка, сноровка, тренинг, ожидание, прокрастинация.

С одной стороны, написать книгу можно и на одном дыхании, на эмоциях, в изменённом состоянии сознания, волнении, сильного душевного потрясения. Когда ты делаешь сильный эмоциональный пост, даже несколько своих сильных статей, это ничего не решает, не делает автором, даже если есть отклик, и тебя оценили. Автор состоится не только в успехе- но и в посте и в воздержании, в работе и упорстве, чтобы писать, нужна выдержка, хладнокровие и рассудительность, и самообладание, не отходя от генеральной линии, надо не дать мысли разгуляться, но, в то же время, и не относиться к ней легкомысленно.

Автор работает всегда. Когда он мыслит, когда он пишет, когда он осмысливает, когда раздумывает, когда нет ничего под рукой зафиксировать, и он проговаривает вслух, часто повторяет, чтобы ухватить мысль, и не забыть до того момента, когда представится случай все перенести на бумагу. Автор все время работает в той или иной форме. Готовит материал, наблюдает, спорит и не соглашается сам с собой. Автор это постоянная бесперебойная мыслительная и творческая работа мозга. Это требовательность и взыскательность к себе и дисциплина, отсутствие послаблений и поблажек.

25.03.2016. Вечная мерзлота. Как в песне «Арии» «Осколок льда»: «теперь за все платить придётся мне». Просто смотреть, как при прочих равных возможностях и условиях один человек портится, а другой нет. Сюда можно привести и другие описания. Мои моменты, мгновения нашего общения и времяпровождения от праздников, торжеств, пиршеств и встреч с друзьями, выпускников, совместного отдыха. Сочинение показывает каждый персонаж в его кинетической энергии, в его потенциале. Я пишу, чтобы дойти до той степени натуралистичности в описании, до того порога искренности и откровенности, дальше которого начинаются только неприятности. Сознаться в том, в чем никогда не сознаешься, даже под давлением. Когда идет то избыточное напряжение, что стесняешься от того, что должно быть «по определению» стыдно, и не привык с этом еще работать, и тебе все в диковинку, не знаешь, как реагировать.

Странно, как я накинулся на «Zoom» в полной мере, не завершив «Крила», и не доделав проведенной работы, стоит все обобщать и заниматься, когда есть откуда брать кучу готовых кусков, все это связано с ним, и что еще удастся вспомнить. Сюда можно включить  и инкорпорировать «Ее приезд ко мне на выпуск», «Если бы Амели носила абрикосовый», какие-то смешные моменты из нашего общего прошлого. Чем грубее, вульгарнее и искренне я буду писать, тем я буду чище и предельно честен перед собой. Проблемы -побочное действие, суть издержки и крайности, которые мешают нашей обезоруживающей простоте и простодушию за скорлупой лицеприятности, возбуждая нездоровый ажиотаж. Это меня стимульнуло на творчество. Нужна была конкретика знать, с чем работать, что привнести нотами в произведение, и что еще указать в этот многокомпозиционный сложноподчиненный букет. Важным и уместным даже был этот сон про Нос, который стал «в руку», «в тему», «в общую копилку», хоть и спустя полгода после самого сна. Приведенная переписка, которая может изменить наше прошлое или пролить свет на определенные обстоятельства, какие-то встречи, общение с Буду!, его трансформация, ведь я видел его рост, все то, что в нем раскрывалось, и хорошее, и плохое. Все, без исключения, мои наблюдения со стороны, как будто я был его оруженосцем и летописцем, и должен указывать все- и плохое, и хорошее, и ничего не обелять, никого не клеймить, никого не осуждать, оставаясь беспристрастным, чтобы выносить свой приговор, но это и одновременно и приговор самому себе, потому что вовремя не почувствовал, и не вмешался,  не оправдал возложенных на меня надежд его родителей. Нейтральных воспоминаний в моей копилке и «лавке» не было, потому что, когда пишешь о дорогих тебе людях, тебя это тоже касается в той или иной степени, равнодушным и дистанциированным оказаться невозможно. Я понял то, что должен описать, все, что происходило со мной и с ним, чтобы вычислить со всего уравнения, наведенного мелом по доске, место в формуле, где закралась ошибка, из-за которой уравнение не решается. Пройти заново весь путь, чтобы понять, где «что-то пошло не так».

Я в разы пишу больше, чем раньше. Неужели это меня спасает? Огромное количество времени,  проведенного без сна, отдыха и покоя. Сколько потрачено сил на писанину, и только сейчас появилась ясность, все выкристаллизировалось, ясно стало, ради чего я так долго шел к этому, и все писал в стол и делал выводы. Сама обстановка заставила меня вести дневники, писать, все к месту и как надо, по существу, без прикрас, купюр и изъятий, и еще куча недообработанных текстов, и всего, куда следует вносить правки, редактировать и обрабатывать. Куча всего начатого, початого и неоконченного, куча материала, который следует обрабатывать, структурировать и приводить в удобоваримую и читабельную форму. Поэтому с «Zoom» и «Крила», нет такого количества белых пятен и неосвещённых деталей, бывают грани яркости, за которыми отсутствие тщательного описания и детальных подробностей, наоборот, вызывает нарекания и еще большие дополнительные вопросы, искусственно подогревает интерес. Типа «мы с ней зашли голые в спальню, а потом выключили свет». И тут все- читатель стал исполнен ярости, нетерпелив, возбужден, невыдержан и подготовлен, настроен на нужный лад, и у него бешено работает фантазия и воображение, как у героя брата-близнеца Алекса в фильме «Двойной удар»- у него «по пьяне» в башке работает куча сценариев происходящего, а разве что только один может быть допустимым и возможным, и он не может не отвлекаться на это, с высокой долей вероятности.

Я рассказываю ситуации, чтобы мое творчество образумило, подейстовало, заставило посовеститься, повлияло на других. И в первую очередь, на собственного отца. Расчет также и на то, чтобы и все знали и примерили эти чувства на себе, поняли, что чувствует человек, находясь на моем месте, чтобы «чувствовать ситуацию кожей» и ощущать на себе нечто подобное. Это как фильмы «Вход в пустоту» и «Хардкор», где на тебе установлены передающие сигнал видеокамеры, все идет перед глазами, ты видишь все происходящее глазами главного героя, вплоть до моргания век, как в песне «Би 2» «Волки уходят»: «Чувствую кожей». Условно разделить произведение «Буду» на 4 части: «служба, дружба», «крестины», «междувременье»- «август» -«русский март». «Междувременье» можно как-то условно уместить в период между «крестинами» и «мартом»- разделение условное, ничего не произошло, состоялся только мой переезд, ничего кардинально не поменялось в наших отношениях от моего переезда. Ничего не меняется, как от перемены слагаемых и изменений в условиях жизни моей семьи ничего не меняется. Переезд ничего не изменил в наших отношениях -он ничего не решил и не сделал нас еще ближе, только запутал все окончательно, все плетется в клубках противоречий и «куда вынесет кривая» неизвестно. Мы редко перезваниваемся, редко видимся – около шести раз в год.

Наша жизнь сочна и красочна, и подробно описана все в моих дневниках. Сейчас я берусь за недописанную и неописанную часть, для которой невыносимо долго не находилось времени и не доходили руки,  все, что осталось за кадром, все, что было внесено за скобки, все, что ждало долго, бесконечно долго в  «зале ожидания» моего времени, и теперь наступила «кульминация» и «разговение». Поэтому важным было не просто преумножить, но и просто сохранить. Все выветривается из памяти, выхолащивается, забывается, забивается, как поры кожи. Кто-то делает фотки, увековечивая тем, что фиксирует на камеру, а другой, наоборот, все записывает- транслируя сам и пропуская через себя. Важно, чтобы передать не артефактами и предметами, а именно  просто словами, чтобы их было достаточно, чтобы умело досконально и кропотливо воссоздать остановку до мельчайших подробностей и деталей, как документалист, возобновить это, воскресить в памяти все, имея ум и фантазию все это изобразить. Кому-то эти дороги воспоминания, что-то близкое, родное и общее, что живет в каждом из нас невытащенной занозой, заплывшей гноем.

Почему  я выбрал эту такую сложную для описания и размышлений тему взаимоотношений с другом? Потому что оно удобна в том ракурсе, что не было такого обилия информации, персонажей и документального массива, как в «Крила». Сочинение структурно предельно просто и практически уже готово. Описание уже было, и остаётся только до-оформление, в которое ты включаешь несколько не расписанных эпизодов- они готовые, остались только окончательная правка и редактура перед окончательной склейкой и шлифовкой, но при всей кажущейся простоте произведение сложное, мудреное и тяжелое. Сложна поднятая проблематика, обнажающая неприглядные качества моей души, все мои фривольные мыслишки, которые показывают, что вовсе нет табуированных и запретных тем, и о порядочности и стыдливости, по мере «срывания покровов», тоже нет. Это не просто «снять покровы», а равносильно тому, чтобы взять и «снять скальп» с себя самого, «стриптизить» на публику. По уровню конфликта, накала, взаимные накатов, натяжения, по мере выдачи нежелательной информации это очень сочное и смачное произведение. Тоже сильное по степени риска возможных последствий испортить отношения, что «могут отвернуться все, даже самые близкие».

Я работаю, реанимирую записи, хочу в них развить сильнее поднятые и начатые темы, чтобы они выросли в самостоятельные полноценные произведения. Хоть и делишь произведение на условные части, что позволяют мне хоть как-то структурировать мою писанину из общей аморфной желеобразной безликой массы. Даже видение шрифтами, выделением жирным, подчеркиванием, курсивом и цветами ничего не дает для понимания. Сплошной «поток сознания» идет от группы докучных мыслей, в которых назрела насущная необходимость «наводить конституционный порядок». Это был твой творческий беспорядок, «суповая основа», жидкий первичный бульон, в котором из аминокислот рождается мощное, обширное, серьёзное, насыщенное, унавоженное характерами произведение, беспринципное в своей прямолинейности и обезоруживающей простоте, где мужчины превращаются в самцов в своих первобытных желаниях и необузданных страстях, и положительная оценка персонажа переходит в отрицательные условия. И даже поскольку внешние условия положительному персонажу не помеха, и такая дрянь и мерзость постоянно приходит в голову, что сравнима и сопоставима с синильным ядом разложения, в итоге, к «условному хорошему» не проникнешься ни уважением, ни симпатией, он ведется простодушно на добро и зло в манихейской шкале, и от этого все портится в ленты Мёбиуса плохого-хорошего. «Отрицательный персонаж» неприятен в несостоятельности, инфантильности, инертности, пассивности и безвольности. Положительный тем, что упивается своей щедростью и правильностью, напускной искрящей самонадеянной «положительностью», которая всем «поперек горла». «Отрицательный» не работает над собой, а «положительный» считает, что «право имеет», и поэтому ему дозволено все преступать, как Бонд с «лицензией на убийство», с «лицензией на трах», так и у него на всех домашних в чужом доме, который он считает «по праву своим», исключительные права на то, что не чувствует, и не видит перед собой ограничений, пределов и лимитов, считает, что это равноценная компенсация его морального вреда, поскольку другой получил все по праву, от рождения, но по совести незаслуженно, так как не оправдал родительских надежд, понимает, что намеренно злодейка-судьба была допущена досадная непростительная и непоправимая ошибка, их перепутала ролями, чтобы занимали каждый не свое место. На его месте должен был оказаться ты, и судьба дала такие роли, где каждый оказался не в своей среде, не в своей тарелке. «Отрицательный»-избалованный ребёнок и положительный- парень с задатками, но что-то спуталось. Каждый из нас норовит своими действиями, активностью и энергичностью все исправить, как-то решить это уравнение, исправить эту досадную недоработку и недоразумение, и все поставить на свои места, для чего-то был задуман этот план и весь этот «цирк», и дана эта задача, чтобы ее разрешить. Потом ты понимаешь, насколько кавычки на положительном и отрицательном персонажах условны. 13.04.2016. Так и постоянно менялось мое отношение. «Поворотная точка» в том, что твой положительный персонаж вовсе не положительный.

18.04.2016. Идет бескомпромиссная, тяжёлая и изнурительная, «на износ» борьба автора с собственным произведением. Несмотря на то, что это самое центральное произведение, является логическим завершением моих начатых прежде трудов и упражнений в «Сувенире», самое структурированное, четкое, понятное, доступное, не размытое и размашистое, не углублённое в детали. Мне нравится своей лаконичностью, строгой подкупающей сдержанностью, тем, что в нем нет ничего лишнего и «воды», графоманства от словоохотливости. Всего один недостаток -слишком много лишнего личного, в переизбытке персонального. Максимальная избыточность в суперинтимном. Поэтому и не хочешь никого задевать, не хочешь быть «поднятым на смех». У людей, которые всегда говорят правду, не было друзей. Борьба с произведением заключается не только в изливании всего личного, которое силишься вспомнить из глубин и жерл памяти, но и в том, что тебе кажется дурно или плохо написанным, и ты хочешь его сделать ярче и лучше. Ты хочешь продолжать над ним работу, чтобы сделать его более совершенным. Эта тяга к постоянному улучшению от перфекционизма. Можно проследить творческую эволюцию автора и становление, как автора, в том 2011 году, когда я писал Буду! по памяти, в 2012 уже по горячим следам, после рождения Le roi, спустя две недели после крестин после сдачи экзаменов, и три недели ушло на настоящие дневники. Раздел «Zoom», «по ходу пьесы», уже не «по волнам моей памяти», инерционная стадия- писана по «горячим следам», как фреска на мокрую известь, тогда как с момента начала «Сувенира 2» в марте 2011 до настоящего времени ушло целых пять  лет развития стиля и мастерства написания. Три года ушло на написание, если брать крестины отправной точкой сюжета, с которой мной и замысливался «Триптих», как «Анатомия героя» Лимонова, в которой слиты любовные, политические и военные линии.

26.04.2016.  Так будет предосудительно. На житейском уровне я вряд ли могу быть принят и понят. Я, разящий и наносящий удар. Я тот, кто поступил с черной неблагодарностью, рассказывая о тех, кем милостиво и радушно был принят в семью. Но я принимаю эти риски. Цель, преследуемая мной, не очернить кого-то за глаза, не насолить, не заслужить себе дивидендов на контрасте, выпятив свои лучшие качества, отплатив за добро злом, «такой монетой». Речь идет о губительности алкоголя, как такового, его разрушительном воздействии на семью- и когда тебе кажется, что ты не частишь и держишь ситуацию под контролем- ты не владеешь ситуацией. Все самообман про «культуру пития», как про ручного одомашенного зверя, дать себе расслабиться, потому что есть повод. Или при необходимости по службе и по делам выпить, потому что это «сыворотка правды», чтобы узнать секрет. Выпить, чтобы «стать своим», с кем –то подружиться и просто расслабиться. Не пьют только те, кто нездоров, «может ты еще и с женщинами не это?». Водка не сделала нас ближе, не спасла, разрушила то, что было в масштабах отдельной личности и целой семьи. Она и нарушила нашу святую дружбу, показав, что с алкоголиками «никаких переговоров с террористами». Никто не водится с водкой, так заведено у нас. Это лукавство, что можно найти выход и индивидуальный подход- медленный яд-он быстро приедается и входит в обиход. Ограничивать и контролировать себя даже людям волевым и с характером сложно. Всегда захочешь пожалеть себя, и сделать исключение. Это обманчивое ощущение. После него, как после досадной оплошности, сложно оправдываться перед собой. Написал для предостережения другим семьям-«не пускайте зло в ваш дом», это и есть единственно верный рецепт спасения. Ты не сможешь противостоять водке, алкоголю. Это неравный бой. Само «алкогольное лобби» сильнее одного тебя- бухло активно рекламируют, мало кто действительно ведет здоровый образ жизни, много людей спасается от проблем, сидя на стакане, сама жизнь с ее путями преодоления и сложностями побуждает к употреблению. Радостное событие в жизни или удручающая обстановка и разлад в равной мере подталкивают тебя закинуть за шиворот (за воротник)- вот в чем страшная опасность. Удержать себя тяжело. Сами алкогольные компании приплачивают жизни, за то, что она стимулирует и подначивает на это бытовое социальное зло, пьянство.

30.04.2016. Если бы каждый понял, что всякая писанина на поверку не чушь, туфта, хренота и мутота, а летописное «живое свидетельство». Автор пишет, чтобы «дать откровение», чтобы творчеством «открывать «новые грани» и смыслы», чтобы дать понимание, вступить в мысленный дистанционный диалог, в полемику, которая даст сопричастность и чувство разделенности мыслей. В плане свидетельства это фиксация, это швы, которые тебя держат, как дороги, которыми ты ходил. Вещи, которые тебе памятны и дороги, в которых осталась частичка тебя. Свидетельства и есть то, в чем твое настоящее застывает, обретая форму. Остается только менять угол зрения, и играться со смыслами, а факты и твое их отображение останется таким же неизменным, что его останется только переосмысливать или забывать. Ты можешь от настроя и  проекции только задавать тональность словами, усиливая вкус сказанного, «добавлять перца» в описание, сравнениями и сопоставлениями, рассказать откровенно о неэротической сцене, рассказать предельно пошло о бытовой ситуации. Автору дано многое, потому что он, по сути, и есть архитектор и реконструктор в словах воссоздаваемого им заново мира, в котором одновременно и может выступить творцом нового мифа.

Наверное, именно после знакомства с Фредом мое творчество стало более осмысленным в плане подталкивания к подытоживанию моего труда после работы на сбор материала и освобождение головы от мыслей набором текста «потоком сознания», как «мысли натощак», на свежую голову, с самого утра. Раньше я так не осмысливал свое творчество, я не придавал значения тому, что начну его конкретизировать и структурировать. Встреча с читающим и вдумчивым человеком дала дополнительный импульс, я понял, что могу привлечь потенциального читателя, если научусь его уважать тем, что я могу писать четко и хорошо и могу угадывать и предвосхищать его ожидания. Я даже думал разыграть интерактивное общение с ней в эпистолярном жанре- где я буду подогревать интерес к моему творчеству, одновременно формируя реальность и в формате письма, попутно развивая сюжет. Контакт читателя с писателем, в котором последний намеренно разворачивает эту игру, вовлекая его и делая одновременно читателя и персонажем и действующим лицом.

Жена говорит про «синдром анонимного собеседника» в поезде, которому доверяешь, с которым говоришь о главном, сокровенном, интимном, просто также не знакомишься со всеми, не выдаешь своих координат, не берешь номера телефона, и так и не потому, что тебе не интересно, что даже не спрашиваешь имени, а потому что незачем интересоваться у случайных людей, коими являются попутчики, их контактами, они тогда засветят себя, и все свои секретики и тайны доверят, разложат по пунктикам. Не спрашиваешь даже имени –первого и главного, чем человек обозначает и определяет себя- мы анонимные собеседники и исповедники, только иногда случайно, рассказывая историю о себе, человек непроизвольно или намеренно проговаривает свое имя, в чем-то выдавая себя.

Жена сказала, у тебя каждый раз новая история, не потому, что так фиксируюсь на этом, как завсегдатай поездов. Да и к тому же я много читаю и развиваюсь. Я понял феномен поездок, что поездки мне интересны не только тем, что я узнаю что-то новое, имея жизненный опыт. а общение, в то же время, дает мне уникальную возможность понаблюдать за людьми, рассмотреть их поближе, и в то же время определить, как ведут себя в пути и дороге люди. Дорога дает удивительную оптику понаблюдать за людьми в динамике и статике. Люди в дороге особенные, они не такие, какие есть. В привычной и обычной жизни они себя так и не проявляют. Более сосредоточенные, сфокусированные, внимательные, собранные, и не только для того, чтобы демонстрировать важность и степенность и пытаться с малознакомыми писать себя «с чистого листа». Ну, скажем, не так, как телка с зелеными волосами, прокомментировавшая себя: «опять что-то забуду», когда пошла в туалет, а просто реально собранные, мобилизованные, дисциплинированные, подготовленные до мыльно-рыльных и поездной одежды, организованные в том, что рассчитывают время проездки и размещают в чемодане все необходимое, включая шлепанцы и свободную одежду, составив планы, куда едут, что планируют посмотреть, эти все схемы у них в голове. Они просчитывают ситуацию, выбирают, как расположиться на месте. Дорога показывает, как люди собраны, предрасположены к общению, доверчивы или нет, и как принимают решения, чему посвящают время люди, раскрывают не только свой потенциал во время поездок, они одновременно и познают мир и изучают других, и также  по ним видно, кто они- эмпаты или конфликтные, или ведут себя предупредительно и вежливо, либо наоборот, заражая враждебностью других, конфликтно и ожесточенно, как будто вгрызаются в грунт или борются за жизненное пространство, не допускают никого, не позволяя покуситься на свою территорию. Люди ведут себя иначе, чем в обычной жизни, в своей привычной среде обитания. Поэтому и не столько мне Фред был интересен, а сколько был интересен себе я сам, общавшийся с Фредом. Также и в истории с девушкой- химиком из Вышнего Волочка, я много рассказывал о себе, я этим  нравился себе, подводя черту, даже промежуточную, из своих неудач и достижений. Не сами бабы были мне интересны в обычной жизни, а в плане их, как попутчиц. Я бы никогда не них таких сереньких мышек, ничем не примечательных, не обратил внимания. Ни яркой запоминающейся внешности, ни фигуры. Такие бабенки мне не интересны. Я сам себе нравился  в общении, с ними как я мог себя подумать, что у меня было я просто мог представляться разным, я мог подводить к тому, что мог бы обозначать иначе сферу и область моих занятий, каждый раз выбирая себе новую роль. Я нравился сам себе. Надо отдать должное, просто в какой-то завуалированной форме я опосредованно интересовался ими. Они были интересны тем, что они в чем -то были отражением меня самого, как-то мне казалось, что я лучше на самом деле, но это ведь уже было нарциссическим самолюбованием, когда пускаешь свой рекламный ролик, говоришь о себе, показываешь все самое лучшее, «товар лицом», а задумываешься о последствиях, для чего это? И к чему все это? Ты же не собираешься с ними жить, и давать им шанс и надежду на будущее? Тогда для чего все это? Зачем так выступать в роли павлина, когда на этих женщин у тебя  ровным счетом нет никаких планов? Мы любим других, как отражения себя самих, и своих любимых, жизнь с которыми нас и их во многом преобразила. Дети, как продолжение себя, наших предков, которые дали нам жизнь и лучшие качества. Нас интересует все, что с нами связано, а феномен этих случайных спутников в том, что встреча, любая, открывает дополнительные возможности, как прогулка на чердак или в подвал, что-то запретное и неизведанное, куда влечет и простирается твое любопытство. Интересно открывать новое, также интересно и узнавать нового человека. Интересно само познание- сам процесс процесса, как по мере всего ты получаешь дозировано информацию, которую они не преминут доносить о себе, посвящая тебя в свои планы и замыслы, и ты делишься ощущениями в общении. Опять начинаешь, как с чистого листа мелованной бумаги. Ты начинаешь все снова, много практиковался в общении, и теперь тебе кажется, что в этом ты преуспел, и ты доводишь это до мастерства, утюжишь и тренируешь свои навыки, и смотришь, к чему это тебя приведет. Тебе интересно это общение, потому как это проходит с новой отправной точки, с новыми переменными, с новыми составляющими, ты смотришь и наблюдаешь себя именно в общении с другими, узнаешь себя в новом амплуа и качестве. Ты открываешь сам себя в новой роли, каким ты прежде не был, в чем-то интересным, в чем-то заводилой, балагуром, златоустом, краснобаем, душой компании, тамадой. И это общение купейное или плацкартное показывает, на что ты можешь употребить твой startup с совершенно незнакомыми людьми. Площадка для экспериментов, что-то будет или не будет, выгорит или сорвется. Шанс, лотерея пробовать что-то снова, как каждый Божий день, который одновременно и есть маленькая жизнь, которая дает тебе шанс на удачу, проявить себя, что-то сделать. От того, как ты себя поведешь, зависит все. И в этом startup-ном общении  человек интересен не столько в плане познания, сколько в плане эксперимента, что и как проявится, будет следствие, продолжите ли вы общение, найдете ли вы точки соприкосновения, найдутся ли общие знакомые, темы, проекты, и завяжется ли что-то еще из вашего общения вытекающее и предсказуемое.

Я снова про того охотника, который раз в год бросает копье, но которого круглый год кормит племя. И так и мы, годы тренировок бойца отданы ради десятка результативных ударов, пришедшихся по корпусу. Тысячи исписанных станиц отработаны ради всего сотни сказанных, понятых, понятных, складных и доступных читателю слов. Прожитая жизнь ради «15 минут славы».

Тонны переработанной руды Склодовской-Кюри ради унции нужного вещества. Часы теоретических занятий по огневой подготовке ради отстрела полупустого автоматного рожка. Вся жизнь прожитая ради нескольких брошенных палок, нескольких минут совокупного времени драк и боев, мизерных по времени контактов с оружием и женщинами, где женщин, оружие и тебя жизнь снова зачехляет и убирает до следующего раза на «кратковременное хранение». Вся твоя жизнь это долгие и мучительные. изматывающие приготовления и краткосрочные мгновения, в которые ты не успеваешь осознать значимость момента, прочувствовать все. Выстрелил и слез с телки, так и не понял, что же произошло. Какие гаммы ощущений? Наша жизнь это забег на долгую дистанцию и спуск в забой в котором возвращение назад под большим вопросом. Треть жизни на сон. Жизнь, прожитая так, что за неимением важного и существенного приходится описывать только путешествия и не страницы подвига, а все подряд, за неимением ничего лучшего, компенсируя собой недостаток созидательной деятельности. Половина жизни в дороге. Несколько месяцев подготовки к делу, чтобы выпалить не больше сотни слов на суде. Минута времени на выступление в апелляции. Долгие дороги к Храму, ради того, чтобы прикоснуться к мощам на мгновение, и идти дальше. Прожитая жизнь женщиной ради микросекунд оргазма как квинтэссенция всех отношений с мужским началом и видом, как вклада, в сопоставимости размеров между желанным, кажущимся, планируемым, перспективным и реально достижимым. И если охотнику перепало раз в год делать результативный бросок копья, он застрахован от ненужной работы. Но не избавлен от  деятельного созидательного творческого труда писатель, как своих тренингов, постепенной настройки и огранки в творчестве. Творчество и жизнь по отдельности невозможны, они неразделимы на фракции и другие элементы, все неразрывно и органично связаны в своем диалектическом единстве – взаимопроникая, дополняя и обогащая друг друга. И ты не знаешь дождешься ли ты в чем-то следующего раза, или вынужден довольствоваться и утешаться тем, что в твоей жизни было, воскрешая свои воспоминания, отгоняя синих мух от трупа твоего прошлого.

Проблема в самой постановке вопросов о важности и исключительности сохранения титула-авторских прав-принадлежат ли идеи и творения автора ему самому или всему человечеству. Если сочинение оригинально и талантливо, если автор не предъявляет никаких амбиций-то какая разница, кто подписался под произведением. Мы ценим произведения не из –за автора, мы учитываем саму художественную ценность и достоинства произведения, оригинальный стиль, как манеру исполнения. Если на поверку сочинение не годно даже того, чтобы назваться произведением –какой толк, кто на его создание тратил время –безродный выскочка-самородок или человек благородного аристократического происхождения? Толстой, по настоянию или нет Черткова или всех толстовцев сразу, это уже другой вопрос, также отказался от выгод, получаемых автором от авторских прав в пользу народа российского-это был щедрый благородный поступок –подчеркивающий то, что ограждаться за запорами правовых инструментов, зарабатывать на том, что должно нести свет и просвещение людям –менять жизнь, действительность, строить более справедливое и разумное общество, никак нельзя.

Завещание Льва Гумилева: «При редакционной правке книга может быть напечатана; авторство мое может быть опущено; я люблю нашу науку больше, чем собственное тщеславие…В том случае, если книга напечатана не будет, разрешаю студентам и аспирантам пользоваться материалом без упоминания моего авторства, наука не должна страдать. Готические соборы строились безымянными мастерами; я согласен быть безымянным мастером науки».

08.05.2016. Дуализм в нашей жизнь идет от папы, и от мамы. От провокационного вопроса, казалось бы, такого несложного, в разговоре: «Кого ты любишь больше, папу или маму?»- тогда тебе впервые дают эту альтернативу и поправляют за любой из возможных ответов- но для себя ты уживаешься с обоими. Именно умение ответить правильно, а не глаза, формирует из тебя не просто «угодника», а дипломата и политика. Ты впервые строишь альянсы, ты впервые просчитываешь возможное влияние, прогнозируешь последствия, и как шахматист, продумываешь ходы. Потом всю жизнь ты играешь то за правых, то за левых, в заданиях играешь то за условно красных, то за синих. Не придаешь значения тому, с какой легкостью ты занимаешь даже в детских играх одну и другую сторону- положительных или отрицательных персонажей. То в казаков, то в разбойников. Сама игра казаки- разбойники настолько символична, что ее нужно трактовать буквально не казаки vs разбойники, а сам знак тире между казаками и разбойниками говорит, что казаки и есть одновременно разбойники. Как клише в американских фильмах, что босс мафии и есть шеф полиции. Оборотни в погонах. Хотя бы потому, что казаки тоже занимались работорговлей, также торговали православным людом, соплеменниками, соотечественниками. Тот же атаман Сирко в произведении «Черная долина» наглядно демонстрирует формулу «рабiв до раю не пускають», приказав уничтожить тех освобожденных из плена из Крымского ханства, которые возжелали вернуться, чтобы сохранить жизнь. В работе ты попеременно оказываешься в двоякой роли начальника и подчиненного, и беспощадное колесо фортуны ставит тебя на одну линию с теми, с кем был раньше дружен, перетасовывая вас, как колоду карт. Ни в ком нет безусловно хорошего и нет запредельно негативного. Все зависит только от ситуации, когда мы принимаем ту или иную сторону. Все зависит только от того, как мы хотим себя проявить, и на чем в данный момент остановили свой выбор. Дуализм в нашей жизни никогда не заканчивается. Мы живем с редким и поразительным двоемыслием, оправдывая то одну, то другую партию и сторону, колеблясь и склоняясь (слоняясь) в аргументации то к одной, то к другой, как с двоеверием в душе, оставшемся в наследство от наших предков язычников мы живем православными христианами, удивительно сочетая  в себе веру в народные приметы, не отказавшись полностью от дохристианского корневого мира, лишь упорядочив его этой «надстройкой». Дуализм отчасти идет и от самой профессии, когда играешь за обе стороны, и просчитываешь ходы, не от того, что посматриваешь на сторону и думаешь, когда представится удобный повод переметнуться, а от того, что хочешь «думать, как противник», чтобы его переиграть и одержать вверх.

Кто есть один человек другому человеку? Наставник, кара, воплощение моего идеала, образец для подражания, неусыпный Аргус, прислужник или палач? Все иногда бывает все сразу, так перемешано. Меняются стратагемы, в которых мы меняемся ролями. Обидчик и жертва, мученик и палач, виновная и пострадавшая сторона, и в этом вариативном разнообразии ситуаций, что несколько раз приходиться меняться местами, где жизнь так тасует эту колоду карт, где все неумолимо. Не знаешь, какой она фокус или финт выкинет на следующий раз, невозможно предугадать следующую комбинацию, что из нее будет следовать, что мы увидим на выходе? Как следует поступить, чтобы себя обезопасить, чтобы обеспечить себе дальнейшее продвижение? То ли мы сами стали нерешительными слюнтяями и нюнями, то ли мы хотим быть более сдержанными, то ли мы хотим себя обезопасить, рачительно экономить свою энергию, чтобы не пускать ее в ход попусту и зазря, а для того, чтобы, как следует, разобраться в ситуации со своими кораблями-разведчиками и агентурной сетью, чтобы иметь на лицо полную картину, чтобы составлять планы своей предстоящей активности, чтобы делать правильный выбор, и занять правильную сторону, определиться со своей социальной ролью.

Вообще-то один человек может многое сделать с другим человеком. Навязать свою волю, заставить его думать, как сам. Может, тупо подчинить себе другого, без зазрения совести, без изъятий, руководить этим другим человеком, пусть  даже действует во вред, и в ущерб себе, пусть даже до конца не осознавая этого. Вопрос манипуляций, доминирования и власти одного человека над другим, и вопрос в том, на что человек готов пойти, ради своего желания страсти и желания угождать, быть ведомым и слабым, подчиняться, и воскресать, как «Феникс из пепла». Сначала из желания угодить, потом быть поощренным, потом нравиться, потом быть оцененным по достоинствам, и не обделенным вниманием. Потом эти желания становятся ненасытными и прожорливыми, их тяжело измерить и уравновешивать, удерживать баланс, потом становится тяжело себя контролировать, заискивать и искать какую-то нефильтрованную, невыраженную ярко выгоду для себя. Мы все хотим безраздельной власти, распоряжаться, повелевать, чтобы другие воспринимали нас, как значимых, как хозяев жизни. Мы также хотим, чтобы наши желания, самые светлые и заветные, исполнялись. Пока они имеют цену только для нас, но чтобы было так и всем, для всех получить объявленную ценность. Потому что мы убеждены в своей правоте, в правильности своего выбора, мы видим, что другие нами дорожат, и слепо исполняют наши приказания, и мы дразним их, нас тянет поиздеваться над ними, как с кутенком, как с котенком, от скуки,  и просто из вредности. Мы шалим и заигрываемся. Мы делаем другим больно, но не отдаем себе до конца отчета. Мы отыгрываемся на них, от обид других, от слепых привязанностей, и отвергнутых Любовей, мы считаем, что распоряжаясь бездумно этими людьми, и крутя ими налево-направо, ломая без зазрения совести, легкомысленно, как игрушки, мы восполняем баланс, мы восстанавливаем гармонию и равновесие в этом мире, хрупкую и эфемерную стабильность законоположения, где всегда «один донор, а другой реципиент». Один ведущий, а другой ведомый. Один с зарядом «плюс», а другой с зарядом «минус», и нам это кажется непостижимыми законами природы, которые не нами придуманы. Поэтому мы играем осоловело, грубо, неаккуратно, не-ювелирно. Не стыдясь своего положения, и не испытывая ни малейшей провинны и угрызений совести за то, что мы творим, что не ведаем, и допускаем причинение вреда другим от нашей не невинной игры, потому что просто «мы хотим». Злые, плохие, нехорошие, гадкие, которым иногда противно от того, что такие уже есть, сами уродились такими, что не вложили в нас правильные родители, и к чему приучила дурная компания, и воспитала улица. Что для одних «любовь забава, для других страдание».

Ощущения после того описания длительной прокрастинации в работе над «Zoom» («Загадочным русским мужиком») были такие, что «гора родила мышь». Я так серьезно волновался и переживал, что создаю нечто стоящее, вневременное, всегда актуальное, но время, затраченное на этот труд могло действительно сподобить на создание чего-то грандиозного и великого по своему художественному замыслу, и по своему воплощению. «Когда работаешь с вечностью, не торопишься. Спешить некуда». А теперь я зол, что я написал непотребный, и в чем-то даже жуткий пасквиль, какой-то хреновый опус на потеху публике, а не вынес «приговор всему поколению», который планировал, показав всю никчемность, бессодержательность, оглушительную пустоту и бесхребетность людей, моих сверстников. Но если я их и себя буду жалеть, я буду грешить против истины. Когда режиссер писал о «людях без памяти», в этом было что-то и про меня самого. Не помню адреса дома, в котором живу-но могу показать рукой. Вчера спросили про номер дома, а я засомневался. Так долго, почти до полугода, я не мог запомнить номер машины, перепроверяю номер сотового телефона, прежде, чем его сказать. Раньше мы по памяти удерживали номера и других людей, и без записной книжки, а сейчас проблемно удержать в голове пин-коды от своих нескольких пластиковых банковских карт и сотовых номеров телефонов. Технические средства упростили нам задачу, высвободив наше внимание и облегчив нам жизнь. Но тем самым мы потеряли способность помнить важное, нужное и значимое. Взять хотя бы пример с домом, в котором ты живешь, даже если ты часто переезжаешь с места на место. А современные люди вообще ретрансляторы, они работают только на передачу данных, сами как гигантские мессенджеры, ничего сами не создают, творческой активности не ведут –не творят, пишут или изобретают, поэтому с ними скучно, постыло, пусто уныло.

Пых сказал, что когда сложная книга не поддается чтению, это волнует и будоражит, и сложно бывает, работаешь с ней с трудом,  выматывает тебя, заставляет мыслить и побуждает думать в противовес тем легким, которые быстро даются, легко усваиваются, и также быстро, спорадически, лихорадочно и уходят, которые не цепляют внимания, полета мысли, игры фантазии и воображения. Паришься по поводу сложных отношений с людьми, с которыми было до невозможного трудно. Все легкое преходящее. Я автоматически» переношу тоже самое в проекции на отношения с людьми. То, что прошло болезненными путями преодоления, через стоическое напряжение, все это и осталось с тобой, только стойко врезалось в память. То, что «просвистело, как фанера», и ушло, не оставив следа, не стоило Вашего драгоценного внимания.

15.05.2016. Я из тех людей, которых еще посовестятся пускать в дом. Одной лишь автозаменой имен ничего не изменишь, и не добьешься, все слишком глубоко впечатано в реальность, что простая механическая замена, штукатурка и перестановка, вымарывание топонимики и географических наименований, ничего не даст. Просто все меняется, тогда такое «адаптирование» начинается, лишено было смысла всякого, вся прелесть именно состоит  в привязке к именам и объектам. Когда ты выбрасываешь подробности и детали в писанине, где много личного и интимного, то это уже не представляет никакой ценности. Ценность в привязке, вне ее, напрасно и лишено смысла публиковать и все делать доступным. Собирательность образов никого не волнует, когда в этом мучительном перерождении понятие «расцепить (разлепить) пальцы» со своим собственным миром, «закуситься», чтобы отпустить его в «свободное плавание», только так можно «дать жизнь», освободить его от себя, отказавшись, отрёкшись, отсекая от себя детали, привязки к себе, выхолащивая, отдаляя его от себя, обезличивая, ставя на условные переменные, трудно. Нужно рубить сгоряча, канаты рубить сплеча, все сильнее отталкивая от себя, пока держишь в столе, тешишься выпестывая, радуясь работе, тому, что получается, и что у тебя выходит, видя прогресс и одновременное движение. Никогда еще не было так трудно. Раньше попросту не придавал значения, ничего не выкладывал, радовали сделанные работы, но то, что уже получается оформить, и еще довести до ума, радует. Ты держишься дисциплины, устанавливая себе цейтнот и дедлайны. Но теперь ситуация обстоит иначе, дело стало в более профессиональном и ответственном подходе, стал сильнее цепляться и относиться к работе, все «лишнее» представляет ценность исключительно для автора,  иначе это попросту набор событий с вящей определённостью дат, людей, характеров, которые тобой четко даже не выражены и не определены. Ты начинаешь чертить связи, объяснять и ковыряться в этой программе. Несомненно, присутствует радость творчества, но практическая польза и ценность от этого снижается- продуктивность твоих выводов от постоянного «переливания из пустого в порожнее» только проигрывает. Эти мысли срез твоего душевного состояния, которое ты излил на текущую дату, дальше все изменится, будет новая переоценка, по мере поступления новой информации, ты будешь двигаться дальше. Но будут ли люди рады тому такому вниманию, как они воспримут твою оценку себя- они ведь все равно будут угадывать себя через усредненные собирательные образы? Будет ли им как-то «резать глаз», или раздражать твой взгляд на вещи. Со стороны, казалось бы, в чем-то и объективный, наверное, скорее люди невосприимчивы к критике. Поймут ли твое намерение правильно, или расценят твоё внимание к ним, не как к героям и друзьям, а как к персонажам, в которых ты непременно рисуешь себя «над ними»? Поймут ли они намерение того, кто пишет о них «снизу вверх», что они так ему дороги, когда одновременно цепляется, обнажая в них нелицеприятное, стараясь сохранять беспристрастность и объективность по отношению к их порокам, изобличая их слабоволие и недостатки? За желанием творчества стоит определенное и очевидное желание себя сохранить, засейвиться,  составить несгораемую сумму, вклад, как «капсулу времени», как депозит и банковскую ячейку. Раньше было проще, я не придавал серьёзного значения своему творчеству, в той мере, как сейчас, осмысливая его и подвергая переоценке. 31.05.2016. Ведь если ты признался, что предал, хотя бы в мыслях, друга, раз так о нем думал, то все подумают, что ты человек несерьёзный и недостойный. Могу соврать, могу так написать специально потому, что хочу на этом заработать. Но могу и не признаться в этом, быть максимально честным, искренним и открытым, как в «Кровавом алмазе» Ди Каприо признается: «Признаюсь, такая мысль была». Мужчина оттого и мужчина- что в дружбе он безупречен-кому бы другом он не приходился- и все пережитое, испытанное и даже не благовидное он никогда не придаст огласке, «не вынося сор из избы». Никогда не проговорится, и про него знают, что он «могила». «Просто тайна только тогда является тайной, когда ее знают лишь двое, и один из них сыграл в ящик»- как говаривал один пират.

Нет стерильности, полной прозрачности и оголенности, транспарентности и чистоты, осталась «новая искренность», если тебе мешает и ты можешь без этого преспокойно обойтись в описаниях, то тебе и не стоит этим заниматься, если без этого ты дальше проживёшь, не выражая себя и не рассказывая подробностей своей личной жизни. Чувство долга, ответственности, моральной и эмоциональной зрелости автора. Автор должен быть выше, лучше и чище, чем его персонажи. Они сами должны дотягивать до его уровня, и как-то расти и как-то тоже развиваться, как-то опосредованно. У всех есть эволюция, но она не должна становиться деградацией. Писатель дистанциирован и равноудалён, как судья, который не предваряет для зрителей, им уже в уме принятое решение, даже если он уже его просчитал и знает наверняка, в чью пользу он примет решение. Тогда ты ничем не отличаешься от него, потому что не показываешь, к кому благоволишь и кому отдашь предпочтение, симпатизируешь, отдашь перевагу. К чему все эти знаки внимания, которыми все у тебя изобильно изобилует. Ты все насыщаешь этим соком деталей и ощущений, когда равноудален и ты ничем не отличаешься от своих персонажей - если подашь себя грязным и неотмытым в своем скотстве. То редкое чувство для автора, когда автор и сам есть персонаж. И сам и есть та поворотная точка, то сейчас наступила именно она, когда все меняется в перевёртыше, когда все меняется с ног на голову, черное и белое меняется местами и ролями в своей неочевидности, одна за другой упущенные возможности, две безуспешные попытки. Ты что-то себе нафантазировал и напридумывал. И все эти ситуации потребовали от тебя точного описания, и своего отображения, и они все же подчеркнули, что ты один-одинешенек, «один в поле воин», обстановка располагающая и благоприятная, вызывающая твое не ожесточение сердца, а твою предельную предюжинную и избыточную концентрацию, и внимание к деталям, один ты  главный, вся эта обстановка -только фон, только декорации, чтобы ты проявил себя, чтобы ты не отмолчался, чтобы ты засветился, чтобы ты не обломался, чтобы ты предложил им выход, и смог их всех спасти, всех и без исключения,  как будто решение не нагрянет сразу, стоит только обозначить проблему, как болезнь, которая лечится только, тогда когда верно ее назовёшь медицинскими терминами на латыни.

Я начинал читать Фридриха Незнанского «Записки следователя», rогда я себя еще видел следователем, тогда еще это подсечно- огневое земледелие во мне в полной мере не работало, чтобы уходя в одну систему, доработать нужно было до конца с другой, подправить и все взять из той системы, из которой уходил, выжав исторический максимум. Больше так только становясь полностью свободным, как освободившись от бремени и обузы, будучи легким и невесомым, ты становишься объективным и правдивым, когда система тебя не отягощает, не накладывает отпечаток в модерации, и не влияет опосредованно на твое творчество. Только так с очевидностью и простотой неприкаянного можно писать о тех вещах, о которых бы и постеснялся выразить, никто не накажет тебя за твои мысли. Проблема в другом, ты можешь думать себе все, что угодно, а выражать свое мнение- нет. Свобода мысли не предполагает свободу слова, ограниченную запретами, условностями, барьерами, тенетами, издержками передачи, трансляции и издержками непонимания и барьерами. Где –то вычитал «никогда не пиши и не говори ничего лишнего». Справедливо. Только что понимать под лишним-личное?

Тогда я должен просчитывать теперь все, даже риски грядущей понятности как избежания ошельмования. Уже не может быть неважным, на какого читателя попадешься, с каким ограниченным кругозором, или он будет подготовленным,  и ничем он тебе не обязан, ни в каких отношениях с тобой у него нет никаких перед тобой обязательств быть сдержанным, корректным, уважительным и уважать твой труд, как пачкуна и бумагомараки. Ты сам воспитан и дипломатичен, не раздражаешь ничьего внимания, не задеваешь ничьих достоинств,  никто тебя не стрессует, будучи воздыхателем или злопыхателем, ничто не будет тебя злить и осаждать, опустив с небес на землю. Читатели ничем не обязаны ни к тебе лично, твоим принципам и ориентирам, твоему творчеству, к этому твоему творению, в частности. Читатель будет платить только своим вниманием, а может, и даже скорой, неподкупной оценкой, но при этом не просчитать, и не предугадать его реакцию, пока тебя отутюжит своей прямолинейностью, со всей беспощадностью. Практически невозможно угадать оценку среди тех близких и знакомых, кого затронет или зацепит, сложно ориентироваться на неизвестного читателя, про которого ты ничего не знаешь,  что у него в мозгах, что нужно разглядеть, что у него «чужая душа –потемки», что у него на уме, с чем он в ладу,  как он будет относиться к твоему произведению- не зная тебя. Это магия дистанционного воздействия на человека. На незнакомого, который, по мере погружения в твою писанину, будет знать тебя со всей определенностью.

Что меняется, от чего я готов отказаться? Важно, в чем заключается «сила намерения». Если есть в чем-то устойчивый интерес, если что-то перевесит из двух величин: тщеславное желание быть узнанным, или попытка себя сохранить. Деструкция состоит в том, что пускаешься в свой «душевный стриптиз», как человек, у которого нет чести, но никто и вниманием не удосуживается тебя выслушать и принять. Это пионерный проект после долгого молчания. Просто, если ты выдержал такую долгую паузу длиной в пять лет, а то и больше, ты однозначно должен быть на голову выше себя прежнего. Нужно распечатывать эту шахту, нужно от чего-то оттолкнуться,  как от отправной точки. У тебя есть заслуги, но ты не состоялся, как автор, и нужно сдвинуться с места, идти дальше и добиться этого.
Такая атрибутика, где тебе хочется быть прямолинейным, безапелляционным, лишенным каких-то огрех и оговорок. Когда не хочется быть открытым, начинается торг и ретушь. Торг и ретушь обезличивает и обесценивает сделанную работу, делает ее универсальной и самодостаточной, автономной, отрывая ее от корней, и делая конструкцию доступной, но делает ли ее сбалансированной и равновесной с усредненным тобой? Борьба и «конфликт» самое сложное в произведении. Писать об этом трудно- возникает желание расслабиться, вполне естественное и объяснимое, отвлечься на что-то, переключиться, ослабить внимание,  передохнуть, это зловредное смущение и смятение, которое отнимает тебя у занятия, которое иногда блестит и маякнет, но эти сигналы ложные, это огни святого Эльма, которые путают путников, которое дают ложную наводку и установку. Так, вчера, совершенно случайно, нашел инфу по Захару Левицкому, тогда как не искал.

Я отметил в своем наблюдении, что часто инфа приходит побочно, ненамеренно, случайно, по другим каналам. Тем не менее, это переоформление папиного билета на час времени меня вырвало из занятия печатать про «Zoom». Я бы завершил вчера, если бы отцовские трудности и все отвлекающие факторы не навалились скопом на меня. Папа с билетом,   с желанием общаться, мама со своими правами на общение с внуком, выплеснутыми нервами и обидами, постоянно подчеркивая: «Мне нельзя волноваться». Царевна- Несмеяна, которая сразу кладет трубку от неосторожного грубого слова. Может, из-за присутствия дома гостьи, не хочет показывать посторонней, что мы ссоримся, для поддержания положительного имиджа и картинки, благообразного приличия. И это все наваливается, когда работа над произведением входит в завершающую стадию. Вот-вот, чуть-чуть, и все уже показался берег, готовые контуры, и сразу ищет отрыв, внешне беспардонное вторжение в мое личное пространство, мешая моим попыткам придать сочинению логическую завершённость. И как те вещи, которые всегда находятся в прогрессе-  кино, картина, книга, которая пишется каждый день. За новшествами следует, опять же, новая переоценка. Сейчас именно этот взгляд на многие вещи и ток событий. Будет новая инфа, и непременно будет новый взгляд, мы изменимся, как и наши взгляды. Все будет иначе, если только слова что-то изменят, дадут новый импульс, заставят взглянуть со стороны, прозреть. Иногда все зависит от веса слов, и личности самого говорящего. Прислушаться к авторитету того, чьим мнением ты дорожишь. Ты не порываешь с привязанностью, ты делаешь протяжный вой, ты одновременно хочешь быть услышанным и неуслышанным одновременно. Сделать так, чтобы все оно было, но чтобы тебе за это ничего не было, без последствий, проблем и преследования. Хочешь славы, признания, известности без конфликта  и обратного негативного эффекта в адрес тебя лично, ни со стороны людей, ни со стороны официальных властей. Остаться анонимом и неузнанным,  в угоду своей безопасности. Хочешь, чтобы формально было оставлено без рассмотрения, не отказано без ущерба для себя, но с теми же последствиями, или мировое, как бы «мир и все». Акт доброй воли, партнерское джентльменское соглашение, политическое решение, но не правовой отказ от преследования, с учетом личности, что ты выберешь одну из этих зол, с какой из них тебе спокойней? Автор сам проходит сквозь кризисы. Ему не легче, чем персонажам, он за них еще в ответе, как старший и самый сознательный, как наблюдатель. Он волнуется и переживает за них, дорожит именем и репутацией, ценит отношения и бережет лучшее, что в них есть.

Эта книга со всей наглядностью и убедительностью повествует и демонстрирует, что от себя самого, и от судьбы не уйдешь. Что случается с твоей семьей, и самими маленькими детьми, когда ты всерьез вознамерился трахнуть другую бабу, даже не чью-то и чужую, просто другую бабу, какой-то бумеранг космического воздаяния, как в фильмах, скукоженный до развития в ходе сюжета для наглядности ситуации, который наталкивает тебя на размышления о целесообразности. Чем чреваты отношения с друзьями? Почему ни за что не стоит «воскрешать призраки прошлого»  и будоражить их, вытаскивая их из катакомбы?  Что бывает, когда ты считаешь, что можно победить повальное пьянство. Можно ли победить в пьянстве, или кого-то перепить из-за того, что ты более крепкий и стойкий? Почему не стоит заходить слишком далеко, и делать себе поблажки? Что нам дает ненависть к себе? Пожалуй, самое лучшее топливо для творчества, это «думать это одно, а делать, это другое». И почему постулат: «лучше делать, и каяться, чем не делать» делает из тебя рефлексирующего урода, зацикленного на своих комплексах, неуверенного в себе, робкого, острожного и предупредительного? За этими телками, привлекающими твое внимание, непременно придут новые,  старое уже отжило, свое надо давать дорогу молодым,  дорогу новому.

17.05.2016. Просто я и Буду!- мы продукты распада, еще в точку приходится, что его родственники по линии деда из Белоруссии, куда пришлось основное направление удара катастрофы после Чернобыля. И просто понимаешь, что мы все продукты распада своих семей, эпохи и поколения, как бы пафосно и символично это не звучало. Потому что  я бы не стал собой, если бы все было благополучно, и на мою долю не выпало испытаний- если бы я стал мастером- именно отказ предопределили мне «побочное занятие», где я своему «делу всей жизни» не смог стать преданным до конца, моя нереализованность дала мне вопросы «зачем?» и «почему?», из-за которых я стал долго и нудно разбираться и ковыряться в себе. Именно поэтому у меня возникло множество дополнительных вопросов. Когда судьба к тебе благоволит, когда ты ее баловень, такие вопросы не возникают по определению. Когда все сыто, благополучно и безмятежно, удары судьбы проходят мимо, это не подстегивает и не побуждает тебя искать корень несправедливости по отношению к себе. Мы все продукты своей эпохи, плохие и хорошие,  мы как то «золотое сечение», человек, который есть мера всех вещей. А плохой он или хороший, себя только проявляет в каждой конкретной ситуации. Время бежит неумолимо, и мы сами меняемся.

18.05.2016. Думаешь, что за все ты платишь только здоровьем и временем, расплачиваясь болезнями. Это так очевидно. На самом деле «все вытекающее» еще более чумное, стремное и глубокое, чем ты думаешь. Ты платишь последствиями. Каждая случайность рождает новую цепочку последствий. Ты платишь нереализованным тобой, как проектным архитектурным решением, эскизным проектом, который не воплощает архитектурного замысла. Маржа между тобой нереализованным и коцанным и гармоничной и развитой сильной личностью.

Буду! пил, потому что ревновал ко мне всех своих баб без исключения- Песец, Нос и Feeling. А я вел себя так, как будто бы был «Буду! здорового человека». Потому бухло и было его допингом, мельдонием, с которым он меня «условно побеждал», выходил из наших мысленных соревнований в проекциях его мозга.

Трансформация и эволюция наших персонажей была в том, что любитель недвусмысленных вопросов и прямых ответов на них превращается в человека с принципами и однолюба, когда «беспринципная сволочь» в мыслях становится «мальчиком-паинькой». Это когда в бильярде ты бьешь по касательной, бьешь совсем посредственно, но, на свое удивление, забиваешь сразу несколько шаров. Ты загоняешь шары в совершено разные и удаленные друг от друга лунки, что кажется маловероятным. Так и с другом, хочу наладить мосты, заработать деньги на операцию дяде, и желаю, чтобы Нос родила здорового малыша.

Самым удивительным было мое медленное превращение в Буду!, совсем как в рассказе «Превращение» Кафки, где от тебя постепенно гыдливо, брезгливо и стыдливо отрекаются самые близкие. Прогресс неприязни в том, что сначала им докучаешь, потом тебя стесняются, открыто игнорируют, и забивают на тебя. Все эти процессы развития негативного восприятия и оценки и прогресс неприязни четко виден на отношении семьи к алкоголику -такие же – сначала жалеют, потом терпят, когда становится невыносим, его чураются. Сначала делают ему какие-то послабления, когда человек слабоволен, и не делает для себя выводов, его как-то терпят и сносят как-то, ведь он же ценен и дорог. А когда понимают, что безнадежно с него требовать, когда он перестает над собой работать и катится по наклонной, бросают занятия им, и «забивают». Такое со всеми- попробуют, раз не получается, бросают начатое, не доводя до конца и логического завершения. А не возятся с ним, но еще как -то за него все держатся, вовсе не потому, что он крепок и лидер, просто он единственная точка соприкосновения, с которой они все связаны: женщина, ребенок, его семья. Все вместе не потому, что он такой классный и центр Вселенной, не потому, что он пуп, омфал и центр мироздания, а потому что из-за него худо- бедно, но все они собрались в одном месте под одной крышей, но стали ли они от этого семьёй, и объединились ли все, разрозненные, разобщенные и разные? Это уравнение надо решать каждый день, эту теорему каждый день нужно доказывать, она каждый день все доказывается и проверяется на прочность, на крепость, испытаниями и искушениями. Мое медленное превращение в Буду!, как Буду! в алкоголика, насекомого, стало в том, что чисто внешне также стал носить носки под шорты, носки, но не из-за тепла, и не потому, что берегу ноги, которые холодеют или из-за проблем с теплорегуляцией, а чтобы грибок или что на ногах не разносить, пока ребенок тоже босыми ножками бегает по полу. Я перестал заниматься спортом, в чем-то себя запустил, но еще тогда, за полгода до рождения сына, когда я стал ходить в автошколу, от того, что не успевал совмещать спорт, отжимаясь еще до завтрака, потому что когда раньше кашу долго варил, можно было еще сделать несколько походов отжимания. Сейчас даже на это времени нет, ведь оно стало личное, более экономичное, использовать стал его более эффективно и насыщенно, потому что работаю, выжимаю по максимуму, чтобы все совместить служебное и личное. Вдобавок стал носить очки, но не на постоянной основе, а когда работаю за компом).

Жена вчера озвучила, что мы поедем в монастырь в Грузии в Мцхе, где в произведении «Мцыри»: «сливаются две реки, Арагва и Кура –обнявшись, будто две сестры, струи Арагвы и Куры». Я продолжил стихами, вспомнил, когда услышал впервые эти строки в исполнении Буду!. Тогда я понял, что «круг замкнулся» «змея поедает свой собственный хвост», чтобы завершить произведение про Буду!, я должен оказаться у истока «духовного ростка» моего друга, того произведения, которого он декламировал. Я должен был вернуться в одну из отправных точек моего долгого рассказа- к самому началу. Вернуться к истокам.  Круг должен был замкнуться. Змея алхимиков должна была сожрать свой собственный хвост. Свернувшись кольцом. Всегда понимаешь, что путь к прозрению происходит сквозь раскиданные жизнью вещи и ключи, по ровной и гладкой линии, а по краешку, где есть недосказанность, где иероглифы еще надо расшифровать- прямые не совпадения, случайные ошибки и злонамеренные неточности. Где-то эзопов язык, где-то незаполненные фрагменты, где-то мысль начата и не завершена, не окончена, но трудно ее развить и облачить в нужную форму. Все это формирует нашу иллюзорную картину мира, по которой мы старательно, трепетно и осторожно выстраиваем диалог с тем миром, с которым соприкасаемся вплотную, лоб к лбу.