Смешная история

  Были мы с женой недавно в гостях у моей старшей кузины. Велась светская беседа о болезнях, молодежи и неадекватных родственниках, и тут кузина говорит: «Ой, сейчас я вам смешную историю расскажу! Лежу я, значит, недавно в реанимации…»
  Фразочка, конечно, шикарная. С ней можно смело ехать на «Юморину», а то и проситься в резиденты «Камеди Клаб». Но тут надо учитывать, так сказать, социальную группу.
  Вот есть, например, социальная группа, в которой рассказ можно начать с фразы «Иду я как-то по палубе своей яхты…» И никто не воскликнет: «Как, у тебя есть своя яхта?!» - потому что яхта там имеется у всех. Кроме тех, у кого две яхты. В лучшем случае скажут: «А чего ты по палубе пешком ходишь? У тебя там гольфкара нет что ли?». (Для других социальных групп поясню: гольфкар – эта такая маленькая машинка, на которой вы обычно перемещаетесь по полям для гольфа).
  Ну, или в другой социальной группе человек заявляет: «Упал я вчерась пьяным в канаву!» И опять-таки никто из коллег не пожурит его обидными словами: «Ты, Петрович, вообще стал подсвинком!», а наоборот, подхватят и разовьют тему: «А как же, помню, ты мне еще на ухо там, в канаве, наступил».
  А есть и такая социальная группа, в которой просто невозможно рассказать, как весело ты недавно лежал в реанимации. Сразу начнут трещать наперебой «А вот когда я лежал в реанимации!», «А вот когда мне давали наркоз!!», «А вот когда я ложился на вторую операцию!!!». М-да…

  И понятие «реанимация», кстати, тоже требует уточнения. Слово «анимация» имеет латинский корень и переводится как «оживление», ну или «одушевление». К сожалению, последнее время в сознании людей оно скорее имеет вульгарное значение «оживляж». Широко применяется невнятный термин «анимационное кино». На самом деле это наши любимые «мультики» - видите ли, картинка в них, по мнению людей с богатым воображением, «оживает». Сюда же относится «аниме» - те же мультфильмы, но произведенные в Японии. Ну и полный взрыв креатива – аниматоры в отелях и парках. Чего уж они там оживляют и одушевляют – понять совершенно невозможно.
  Как видно из выше сказанного любому филологу и семантику, в термине «анимация» всё основано на понятии «душа». Собственно говоря, концепция существования у человека души не нова и не является прерогативой христианства. Еще в Древнем Египте шесть тысяч лет назад было известно, что у человека имеется так называемая Ка – бренное тело, и Ба – бессмертная душа. При разделении этого комплекса Ба отправлялась в загробное царство бога Анубиса (ну, того, который с головой черного шакала), а Ка – к богу водоемов Себеку (проще говоря, к крокодилам). Ну, были там в Древнем Египте ещё всякие заморочки типа создания мумий – вероятно, в ожидании времен, когда к анимации добавится реанимация.
  Приставка «ре» тоже латинская, и означает возобновление чего-то (ну, например, построили люди какую-то конструкцию, и тут же начали реконструкцию). А реанимация – это мероприятия по оживлению человека, находящегося в состоянии клинической смерти.
  В те годы, когда автор учился «на врача», в стационарах имелись отделения реанимации, и находились они, как правило, неподалеку от операционных. Попадали в эти отделения пациенты, Ба которых из тела уже дезертировала, но Ка было еще вполне пригодным. Надо было только какое-то время подышать за человека, помочь сердцу качать кровь, зашить нужное или удалить лишнее, и т.д. В отделениях реанимации постоянно пыхтели аппараты искусственного дыхания, мигали мониторы и пищали всякие приборчики. И капали, капали капельницы.
  Но постепенно стало понятно, что небольшие отделения реанимации не способны вместить всех, у кого есть угроза клинической смерти. Ведь часто угроза есть, но беда проходит стороной, а пациент занимает дефицитную реанимационную койку. Или явной угрозы вроде нет, но неизвестно, чего там будет после операции. И появились почти во всех клинических отделениях так называемые палаты интенсивной терапии. В них есть свой сестринский пост, туда часто заглядывают врачи, там есть капельницы и мониторы – а вот аппаратов искусственного дыхания там, как правило, нет. Случись чего совсем плохое – и поедет пациент на каталке в настоящее отделение реанимации, воссоединять Ка и Ба.
  Из-за этих палат интенсивной терапии и приключилась очередная семантическая путаница. Пациенты и их родственники называют эти палаты «реанимационными» - и это не беда. А вот то, что и многие медики обзывают их «реанимацией» - уже хуже. В дело вступает подсознание (вот уж не знаю, как его называли в Древнем Египте). Ведь «реанимационный» пациент, у которого Ба временно удалилась или только что насильно возвращена на место, не нуждается во многих житейских делах – например, в приеме твердой пищи. И медики это прекрасно знают. Ну, а раз палата интенсивной терапии – «реанимация», то тут и начинаются «смешные истории», вроде той, которую рассказала моя родственница.

  Кузина моя находилась, конечно, не в реанимации, а в палате интенсивной терапии. Кроме неё, там пребывал некий дедушка, Ка которого была явно не в ладах с Ба, а также одна Важная Дама, помещенная в эту палату (как и моя кузина) прийти в себя после наркоза. Важность Дамы была, очевидно, велика, так как к ней буквально каждые полчаса заглядывал некий упитанный молодой человек в белом халате и интересовался её здоровьем. Сначала Важная Дама добросовестно отвечала, что «вот тут кольнуло, а вот там занемело», но вскоре убедилась, что её ответы молодого человека нисколько не интересуют, и стала язвительно сообщать, что за последние пять минут ничего нового не произошло. Кроме того, ей (и моей кузине) хотелось спать, а заботливый молодой человек топал как слон. Еще они обе хотели есть, но запасов продуктов у парня с собой явно не было, а дежурная медсестра на вопросы о еде отвечала как-то туманно. Хорошо, хоть пить давала.
  Утром в палату зашла санитарка (я полагаю, что это была буфетчица) и поинтересовалась, не хочет ли кто-нибудь есть. Важная Дама и моя кузина хором закричали, что именно есть они и хотят. Дедушка молчал, его Ба была где-то не здесь. Буфетчица печально вздохнула и ушла. Вернулась она примерно через час (по ощущениям голодающих). Одной рукой она прижимала к груди три бокала с жидкой кашей, в другой руке были три куска хлеба и ложка. Ложка была большая, но одна. (Кстати, «бокалы» - это термин моей кузины. Я-то думаю, что это были подставки для салфеток, тащить которые в одной руке куда удобнее, чем три тарелки).
  Первым делом буфетчица подошла к дедушке. (Примечательно, что это полностью соответствует принципам медицинской сортировки при массовых поражениях населения. Сначала надо осматривать не тех пострадавших, которые кричат, а тех, которые молчат. Если у человека есть силы ругаться – он может еще некоторое время потерпеть, а вот тот, кто молчит, может помощи и не дождаться). Дедушка к появлению каши отнесся индифферентно, как и положено постояльцу «реанимации». Санитарка еще раз печально вздохнула, и села кушать кашу из первого «бокала», заедая её хлебом. Покончив с внеплановым завтраком, буфетчица двинулась к моей кузине. Тут возникло некое затруднение. Одна рука кузины была занята капельницей, а другая всякими приборчиками неясного назначения. Сама принимать пищу она явно не могла, но и не отказывалась, а наоборот, определенно желала поесть, не взирая на сомнительное состояние ложки. Опечаленная свалившимися на нее хлопотами буфетчица принялась попеременно совать в рот подопечной то ложку с кашей, то кусок хлеба. Темп кормления постепенно возрастал. Это немножко напоминало игру в «ладушки». Победила моя кузина – она съела всё, что ей причиталось, и не подавилась.
  И вот буфетчица двинулась к Важной Даме. Та лежала молча, но в глазах её явно читалось неодобрение. Буфетчица осмотрела свою одежду – вроде бы всё было в порядке. И тут она нашла причину недовольства пациентки. Нашла – и тут же устранила проблему: тщательно облизала единственную ложку!

  Вот что, не буду я дальше эту историю пересказывать. Лучше я вам потом расскажу, как мне давали наркоз!

Октябрь 2017.